Линия жизни

Ростислав Паров

Линия жизни

1. Одинокая крепость

Стоял погожий осенний день. Все еще теплое солнце нежно согревало остывший за ночь воздух Южного Корса; багровые кроны и запах палой листвы придавали природе то непередаваемое очарование, что свойственно лишь этому времени года.

Марийское войско, пятью днями ранее одержавшее убедительную победу над союзом корсанских князей, неспешно приближалось к городу-замку Син-Ти. Замок Син-Ти или, как его еще называли, Одинокая крепость, возвышался в самом центре залитого лугами поля, предоставляя неприятелю полную свободу в выборе стороны и направления атаки.

В былые времена, когда князь Гит вел войны с соседями, Одинокую крепость окружали глубокие рвы, а с западной стороны ее обнимала илистая, поросшая камышом река. С тех пор река обмелела, а рвы были засыпаны, дабы не мешать проезду обозов – красноречивый признак того, что в Корсе наступил долгожданный мир.

Мир привел к спокойствию, спокойствие – к благополучию, а уже оно побудило корсанцев бросить вызов Марии – южному государству, которому они долгое время платили дань – золотом и детьми. Последнее было столь унизительно, что бывшие еще недавно врагами князья, накопив достаточно сил, все же сумели прийти к согласию относительно совместного марийцам противостояния.

Союз князей имел втрое большее войско, родную землю под ногами и убедительные причины победить во что бы ни стало. Однако все пошло не так, как думалось. Когда много слабых собираются, чтобы низвергнуть сильного, зачастую находится тот, кто выбирает сторону последнего в обмен на его благосклонность и покровительство в будущем.

Будучи преданным, корсанское воинство не смогло ничего противопоставить более умелым и храбрым марийцам. Вместо того чтобы поймать в засаду врага, в ловушке оказались сами корсанцы; растерявшись, князья начали отдавать ошибочные приказы, большое войско стало неуправляемым и вскоре обратилось в бегство.

Марийцы, немало рассерженные княжеским бунтом, методично истребляли бегущих, пока собственные их силы не иссякли. Воинам Гита, стоявшим в первых рядах, досталось больше других – в Син-Ти смогла вернуться лишь пара десятков смертельно напуганных и уже непригодных к бою мужчин.

Теперь победитель спешно двигался вглубь Корса – для получения положенной ему репарации, восполнения запасов, а попутно – ради грабежа и сопутствующих тому утех.

После столь ошеломительной победы марийцы ожидали увидеть Син-Ти с дружелюбно открытыми замковыми вратами, радушной знатью, рьяно извиняющейся за прежнего князя и предлагающей многое ради сохранения малого – их жизней и личных наделов.

К неожиданности победителей Одинокая крепость, ощетинившись копьями и наглухо заперев свои врата, встретила их полным молчанием. Яль, младший сын погибшего князя Гита, хмуро стоял на центральной стене, обозревая приближающиеся к его замку полчища неприятеля.

По всем понятиям воинского искусства защитники Син-Ти в предстоящем сражении не имели и малейшего шанса. Многократный численный перевес марийцев, большой и слабо укрепленный замок, разница в боевых навыках и силе духа – абсолютно все складывалось не в их пользу. И все же они решили драться.

Удивленный безрассудной смелостью врага, Зига – назначенный на этот поход гаири1, – приблизившись к стенам Син-Ти, остановил свое устрашающее войско. Вид Зиги был также пугающим: бритая голова с тонкой полоской «гривы» по центру, изуродованная шрамом правая щека, усеянная мелкими шипами кожаная броня, неспособная скрыть могучести торса своего хозяина.

Завидев на стене знатную особу, Зига выехал вперед, повернул коня боком и громко, но в то же время зловеще-неторопливо, произнес:

– Малыш, в этом нет смысла. Ты обречен.

Яль глубоко вздохнул, про себя моля богов, чтобы голос его предательски не дрогнул. Собрав свою волю в кулак, он оперся на крепостной зубец и как мог спокойно молвил:

– Рединок.

Рединком называли сражение между лучшими воинами двух враждующих сторон, решающее исход всей битвы без масштабных баталий. К рединкам в те времена прибегали редко: когда силы были равны, а предмет войны не сильно важен, вернее, менее важен, чем доброе имя предводителя, которое могло быть утеряно при нарушении условий поединка.

Для марийцев подобное предложение было столь удивительно, что Зига даже решил, что ему послышалось:

– Чего?! Громче давай!

Яль вновь вздохнул, напряг горловые связки и выдавил на йоту громче:

– Рединок! Твой лучший воин против моего!

Получив подтверждение, Зига от души расхохотался. Авангард марийского войска вторил ему, так что казалось, земля начала сотрясаться.

– Малыш, а мне это зачем? – успокоившись, Зига подъехал ближе к стене Син-Ти, перевел взгляд с молодого князя на свое воинство и обвел его рукой. – Зачем?!

Яль натужно улыбнулся и выпрямился в полный рост:

– Если будет штурм, мы будем стоять насмерть, все до последнего! Зажжем дома, склады с зерном, воду отравим. Женщин порежем, детей удавим, – от мысли об этом Ялю стало дурно, к горлу подкатил ком. – Ты потеряешь людей, а ничего… а взамен ничего не возьмешь! Возьмешь рединок – я все отдам тебе сам, даю слово! Слово князя! Если уступишь – мой замок и земли тогда не тронешь, будто мы и не нарушали уговора!

Выполнив самую сложную часть своей роли, Яль вновь облокотился на зубец замка, словно нависнув над поставленным перед выбором неприятелем. Он все еще сильно сомневался, что из их с сестрой плана, единственного плана, дающего хоть какой-то шанс, что-нибудь выйдет.

Сердце Зиги не смогло дать ему быстрого решения – ничего не ответив молодому князю, он повернул гнедую лошадь и медленно направился к своим воинам. Не за советом марийцев, для которых он был безоговорочным авторитетом, а лишь для того, чтобы перед окончательным ответом, который по духу ситуации должен быть решительным и сильным, выгадать чуточку времени.

Слова князя звучали разумно. И хотя оставались сомнения, что мягкотелые, по разумению Зиги, корсанцы смогут в такую минуту быть столь решительными, он понимал, что и среди них может найтись горстка мужественных и крепких духом людей. С другой же стороны…

С другой стороны, хитрый гаири также понимал, что взять рединок корсанцы могут лишь с помощью чуда. Их лучшие бойцы полегли накануне, а сама идея оставить в замке искусного воина, не взяв его на главную битву, выглядела безумием. И это даже не считая того, что в искусстве боя марийцам не было равных – хоть в строю, хоть один на один.

Подъехав к своим помощникам, Зига поднял правую руку. Сердце молодого князя замерло в ожидании близкого решения.

– Да будет рединок! – громко объявил Зига, опуская судьбоносную ладонь вниз. – После победы я заберу твоих жен себе! Будут одежду стирать и коней наших чистить! – он вновь громко расхохотался. – Кира, займись полем!

Кира был самым опытным и именитым командиром Зиги. Этот матерый воин прошел через десятки сражений, не получив ни единого серьезного ранения. Единственным его недостатком был возраст: в свои сорок два он уже не имел той сноровки, сил и выносливости, коими обладал прежде. Их убыль пока восполнялась растущим уважением со стороны марийских солдат, но все же его военная карьера клонилась к закату.

Всего несколько взмахов его тяжелой руки – и марийские отряды образовали место для арены – квадрат стороной в тридцать шагов. Роль дальней стороны играла парадная стена Син-Ти, а остальные, ничуть не страшась атаки сверху, заняли Зига, его командиры и марийские ветераны.

– Дори? – тихо спросил Кира, приближаясь к своему предводителю. – Дори! – на этот раз громко крикнул он, получив знак одобрения от Зиги.

В квадрат вошел огромный по человеческим меркам воин – на целую голову выше прочих, с длинными мускулистыми руками, в обхвате сравнимыми с бедром обычного человека. На вооружении Дори был тяжелый изогнутый меч, которым даже этот гигант мог орудовать лишь в двуручном хвате. В ожидании своего соперника он снял оружие и опустил конец его устрашающего зазубренного лезвия наземь.

В предвкушении веселой расправы марийцы протяжно засвистели.

– О боги! – потеряв на миг самообладание, Яль прикрыл глаза ладонью.

В этот момент засовы на замковых воротах скрипнули, их створки подались вперед. Спешным, но вместе с тем мягким шагом на арену вышел воин в длинном плаще, из-под полы которого выглядывал тонкий кончик ножен. Лицо воина укрывал широкий капюшон.

– Забавно! – процедил Зига, разглядывая необычное одеяние.

Плащи и капюшоны ценили путешественники и никогда не использовали хорошие воины. Подобные тряпки не прибавляли защиты, зато ухудшали обзор и затрудняли движение.

Корсанский воин понимал это не хуже прочих: дойдя до центра арены, он развязал тесьму и сбросил обременительные лохмотья.

Взору марийцев предстала девушка: молодая, почти мужского роста, с насыщенно-медными волосами, на время битвы наскоро собранными в короткую косичку. Она мельком оглядела своего противника, правой рукой вынула легкий меч, скорее предназначенный для колющих, чем рубящих ударов, а левой взяла висевший на поясе кулачный щит.

Зига ухмыльнулся, однако вслух ничего не сказал. Если для корсанцев участие женщин в бою считалось чем-то сверхъестественным, для марийцев, народность которых промышляла войной, это было обычным делом. Насмешка же полководца была адресована кулачному щиту, который против гигантского меча выглядел бесполезной игрушкой.

– На щите лезвие, – словно уловив ход мысли своего лидера, вставил Шива – один из лучших воинов Марии, который вполне мог сейчас стоять на арене вместо гиганта Дори.

Однако огромные размеры Дори и его меча обычно производили на врага такой ошеломляющий эффект, что тот терял всякую уверенность и в итоге мало что мог противопоставить силе последнего.

Тем более было странно для марийцев, что рыжеволосая девушка не казалась смущенной и напуганной. Чуть выставив щит вперед и подняв меч на уровень пояса, она первой шагнула в направлении своего противника.

– Начали! – с любопытством сложив руки на широкой груди, скомандовал Зига.

Услышав знакомый приказ, Дори тут же взялся за дело: ухватив тяжеленный меч двумя руками, он стал бешено им рубить – из стороны в сторону, снизу, сверху, наискосок, снова по сторонам.

На горизонтальный удар девушка делала два быстрых шага назад, на вертикальные и диагональные – шаг вперед и в сторону. Кулачный щит и обнаженный меч почти все время оставались наготове.

– Она хороша, – снова вставил Шива, чуть обернувшись в сторону гаири.

– Даже слишком хороша, – с едва ощутимой горчинкой в голосе отвечал ему Зига.

Исход боя скоро перестал быть предсказуем. И если рядовым солдатам могло казаться, что победа Дори – лишь вопрос времени, наметанный взгляд опытных воинов моментально распознал в девушке мастера. Хладнокровие и точность, с которыми она уходила от летящего на нее меча, подсказывали им, что она как минимум не уступает своему грозному визави.

– Еще молода, может ошибиться, – сухо процедил Кира, тоже распознавший в девчонке мастеровитого бойца.

Позабыв, что с военной точки зрения поражение Дори было для него крайне невыгодно, Зига невольно стал переживать за девушку. Уж слишком ловко и проворно она вела бой, а испокон веков именно ловкость и скорость более всего ценились марийскими воинами. Большой Дори хоть и был неоспоримо силен, но все же был силен по-другому, не по-марийски.

– Уклоняется красиво, но вот что она может в ата… – не успел договорить Шива, как бой закончился.

Дори провел еще одну серию смертоносных взмахов. К последнему, десятому взмаху усталость накопилась в его могучих руках, и он с излишком вложил в удар тело – в результате меч рассек воздух, а плечо ушло слишком далеко, открыв спину для контратаки. Если бы не секундная усталость, Дори мог бы вложить еще больше сил и отмахнуться в обратную сторону. Но сил этих не осталось, и чтобы укрыть спину, он крутнулся в направлении удара.

Марийский гигант был опытным бойцом. Понимая, чем ему грозит такая ошибка, во время разворота он выхватил левой рукой спрятанный на поясе нож, чтобы резким взмахом встретить нападающего противника или, если тот помедлит, хотя б отпугнуть его. Подобный прием иногда использовали как уловку, и Дори, заучивая его как на случай ошибки, так и обмана, выполнил взмах не задумываясь.

Заметив ошибку противника, девушка двумя шустрыми прыжками сократила дистанцию, парировала хлесткий удар кинжала, поймав кисть Дори на маленький щит, и тут же всадила клинок под нагрудный щиток марийца.

Гигант не успел опустить свой меч, как последовал еще один удар – на этот раз лезвием щита – в правую глазницу. Лезвие достигло мозга, и Дори беспомощно рухнул наземь.

Зига улыбался, Шива оценивал свои шансы в бою с девушкой, марийские воины, наблюдавшие за рединком, застыли в безмолвии. И только с дальних рядов, которые не могли видеть происходящего, доносилось: «Ну, как там?», «Что происходит?»

Яль и немногочисленные защитники Син-Ти тоже молчали. Выигранный рединок еще не означал, что марийцы сдержат слово и не будут с досады штурмовать крепость.

Казалось, только девушка не была озадачена. Убрав оружие, она наклонилась к павшему врагу и, словно по марийскому обычаю, собрала трофеи – мешочек с монетами, двуручный меч и кинжал. Не без усилий водрузив тяжелое оружие на плечо, она повернулась к марийскому гаири.

В ужасе Яль снова прикрыл глаза ладонью. По его разумению, подобная дерзость была совершенно неуместна, могла лишь разозлить проигравшего врага, скорее всего, еще колеблющегося – выполнить условия рединка или сравнять его замок с землей.

В этот момент Зига наконец осознал, что на самом деле произошло; невольная улыбка вмиг исчезла с его лица. Не покидая седла, он выехал на арену, медленно приближаясь к ее неожиданному триумфатору.

В его душе очарование этим мастером боролось с нежеланием признавать поражение в борьбе за замок, поражение совершенно неожиданное, глупое и немыслимое. Как обычно в таких случаях, он просто тянул время, ожидая, когда его сердце определится с решением.

Когда он подъехал к девушке и внимательно посмотрел в ее бесстрашное лицо, сердце тут же сказало свое слово. Чистая светлая кожа, широко посаженные карие глаза, просвечивающие за медной краской черные волосы – если внимательно присмотреться, она была самой настоящей, чистокровной марийкой.

– Красивая победа, девочка! – приняв решение, весело произнес Зига.

Девушка медленно моргнула и едва заметно улыбнулась.

– Уходим! – бросил он командирам. – А ты? Может, с нами?! – все еще улыбаясь, гаири вновь повернулся к молчаливо стоящей победительнице, теперь олицетворявшей для него всю марийскую доблесть.

Вопрос был задан бессознательно, скорее как шутка, произнося которую, человек выдает свои истинные желания, но нисколько не надеется на удачный для себя ответ.

– Идет! Только коня возьму.

2. Ученик

– Яна, сейчас мы сыграем в одну игру, – говорил князь Гит своей едва вставшей на ноги полуторогодовалой дочери. – Я буду бросать тебе этот мешочек, а ты должна его бить ручкой. Вот так! – он продемонстрировал ей желанное движение. – Поняла?

Девочка кивнула.

– Теперь ты, – князь бросил мешочек аккурат в ладонь девочки, даже не успевшей пошевелить рукой. – Молодец! – он широко улыбнулся и обнял свою дочь.

Девочка довольно улыбнулась ему в ответ.

– Давай еще… Превосходно!

У князя было трое детей – старший Минг, Яль и младшая Яна. В своих грезах Гит видел их всех непревзойденными воинами, наследующими его земли и власть не только и не столько по праву наследства, сколько благодаря своей доблести и достоинствам.

Поскольку мечты князя всегда приобретали форму конкретных поступков, с каждым из ребят он с ранних лет начинал практиковать такие игры-тренировки. Сначала пуховый мешочек, который надо отбить рукой, затем мешочек, от которого надо увернуться, потом мешочек надо было отбить игрушечным мечом и далее в том же духе.

Он уделял уйму времени «военной подготовке» каждого из троих детей, однако только с младшенькой получалось так, как он задумывал.

С Мингом он был слишком строг, и в какой-то момент мальчик всеми способами стал избегать занятий с отцом. С Ялем князь смягчился, но камнем преткновения стала безудержная материнская любовь: мальчика баловали, ласкали, развлекали играми, не требующими такого усердия, как воинские тренировки. В итоге Яль быстро потерял интерес к занятиям, его прогресс был медленным, а слабохарактерность мальчика выводила отца из себя: малейшая неудача в «игре» оборачивалась слезами, а то и истерикой.

С Яной же для князя все сложилось удачно. И он уже был научен ошибками прошлого – был с дочерью нежен, не дозволяя играть с ней кому-либо, кроме себя. Не мешала на сей раз и материнская ласка: родилась Яна в военном походе от случайно встреченной марийки, умершей через день после родов. И девочка, со своей стороны, словно была рождена для битвы: движения ее быстро координировались, отменная реакция была дана ей с рождения. Иными словами, обучение у нее спорилось, князь искренне ее хвалил, что придавало Яне рвения.

Князь тоже чувствовал, что на этот раз все идет хорошо, и посему уделял занятиям с дочерью еще больше времени и стараний.

Парадоксально, но именно желание сделать из дочери великого воина отвлекло князя от собственных воинских дел, способствовав наступлению в Корсе долгожданного мира и согласия.

…

– Доча, – обратился князь к Яне, которой в тот день исполнилось семь лет, – за последнее время ты добилась таких успехов, что самое время подарить тебе это! – он протянул ей тонкий, специально облегченный для слабеньких рук меч. – Это самый настоящий взрослый меч, как у меня, как у дяди Нукера и других знатных воинов! Он твой самый главный друг и помощник, твое спасение в бедах и горе для твоих врагов!

– Папочка, а как же ты? – усомнился тонкий, почти писклявый голосок девочки. – Я думала, ты мой самый главный друг…

Отец крепко обнял девочку, стесняясь показать ей свою сентиментальность.

– И я тоже, Яна, – украдкой князь утер рукавом выступившую на глаза влагу. – Только я не могу всегда быть с тобой, а он – может.

– М-м, ясно, – удовлетворилась девочка. – Сегодня будем отбивать мешочки этим мечом?!

– А хочешь? – слукавил отец, будто планировал нечто другое.

– Да! Очень!

С того дня началось знакомство маленькой девочки с большим холодным оружием. Держать в руках меч, даже облегченный, даже двумя руками для Яны было еще сложно. Очень быстро – уже после трех-четырех ударов – она уставала. К радости отца, однако, это лишь раззадоривало ее. Не успевая насытиться «игрой» с мечом, она с нетерпением ждала каждой следующей возможности вновь сжать в руках тяжелый эфес.

Девочка беззаветно полюбила свой меч, везде носила его с собой и, даже засыпая, крепко сжимала ножны своей маленькой ладошкой.

– Папа, ну зачем я такая слабенькая?! – жаловалась Яна. – Хочу стать сильной, чтобы драться весь день!

– Сильной? Быстрее?!

Дочь согласно кивала.

– Чтобы быстрее, надо много и скучно заниматься.

– Заниматься не скучно! Говори как! Говори!

И снова все шло по княжьему плану. Девочка делала многократные физические упражнения, ее мышцы укреплялись, она чувствовала эффект и занималась еще и еще.

Родные посмеивались над князем, что своими тренировками он ненароком сделает из Яны мальчика. Гит знал, что его жены и его сыновья (коих, к слову, он также не допускал до дочери) считали его занятия с Яной причудой, но оставался в своем стремлении непреклонным.

…

– Хороший удар! Так, неплохо! – комментировал князь по ходу своего спарринга с дочерью. – Выпад!.. Молодец!.. Блокируй!.. Атакуй! Постой-постой!

Отец не стал использовать грубую ошибку девочки, просто остановив поединок. Опустив свой деревянный меч, он подошел к дочери, постепенно из ребенка превращающейся в девушку.

– Мне вот что интересно, – хотя дочь повзрослела, князь все еще не мог расстаться с детской манерой общения с ней, – почему перед ударом твоя рученька, да-да, вот эта, каждый раз отклоняет твой меч назад? Не знаешь?! – князь дружелюбно улыбнулся, состроив озадаченное лицо.

– Это Синк ее так научил! – поддержала Яна отцовскую игру. – Он сказал, это самый лучший и правильный удар!

– М-м, Синк…

Синк был мечником из дружины князя, хорошим мечником, которому тот доверил занятия с дочерью на время своего отъезда в Ванд.

– Знаешь, Яна, этот подлец гнусно обманул твою правую руку!

– А-ха-ха!

– Слушай, что тебе скажет отец! Правильный удар тот, который идеально подходит для ситуации, – начал серьезно вещать князь. – Ты блокируешь, смотри, где я открыт? Верно, справа! Если будешь замахиваться, успеешь использовать мою слабость? Не успеешь. А если быстро ткнешь, просто заденешь мою руку мечом, да, вот так, – вмиг получишь преимущество. Улавливаешь?

– Еще бы!

Дочь тоже тяготило, что под наставничеством Синка, считавшего, что без правильно поставленного удара в бою делать нечего, ее тренировки стали немного скучными.

– Настоящий мастер наносит решающий удар из той позиции, в которой он находится. Нет возможности – перемещайся, маневрируй, блокируй, – поучал князь, сам не обладая подобными навыками. – Появилась – бей! Противник не будет стоять на месте, пока ты будешь замахиваться!

– Па-ап, то есть заучивать удары – это неважно? – обрадовалась дочь.

– Ну… – замешкался князь, желавший добиться несколько другого эффекта. – Без поставленного удара ты просто промахнешься. Вот как: у тебя должен быть десяток, а лучше сотня заученных ударов, каждый из которых ты мгновенно можешь призвать себе в помощь!

– Сотня! У меня будет сотня!

После этого разговора князь распорядился соорудить для дочери новый тренировочный двор – с чучелами, на которых можно отрабатывать точные удары, и подвесными снарядами для тренировки уклонений и парирования.

Что до Синка, с того самого дня тот был отстранен от занятий с Яной и потерял привилегии в дружине…

…

– Что скажешь, дед? – не отрывая глаз от учебного боя своей дочери, обратился князь к старому марийскому мастеру.

Князь велел искать старика – легендарного мастера меча, покинувшего Марию, – после того, как в учебных поединках с Яной начал испытывать трудности. Талант и безустанные тренировки дочери начинали превосходить его силу и опыт.

Чтобы поддержать реноме учителя, каждый раз ему приходилось выкладываться по полной. Чувствуя, что через несколько месяцев и этого будет недостаточно, князь послал за мастером: корсанские земли полнились слухами, что на границе с Ализией живет легендарный марийский воин, почему-то решивший покинуть свою родину.

Небыстро, но легенду нашли, правда, как это часто бывает, слухи оказались сильно преувеличенными: мариец уже был преклонных лет, своего легендарного прошлого не отрицал, но и подтверждать его отказывался. Более того, беглый воин был настоящим упрямцем: на все посулы, уговоры и угрозы людей князя поехать в Син-Ти мастер отвечал равнодушным отказом.

Однако князь слыл не меньшим упрямцем, особенно когда дело касалось воспитания его дочери. Гит поехал в Ализию и уговаривал старика сам. Тот не купился ни на деньги, ни на земли. Только когда князь открылся старику, что речь идет о наполовину марийской девушке, очень и очень умелой, тот согласился. Согласился лишь посмотреть, дать совет и сразу отправиться обратно. Задорого…

– Дед, не молчи, не для того я тебя вез сюда! – князю не терпелось скорей получить заключение мастера.

Мариец игнорировал князя, свое подугасшее с годами внимание сфокусировав на шестнадцатилетней девушке, с кажущейся легкостью лупившей отцовского мечника. Изобретательность, точность движений, азарт – ничто не могло ускользнуть от наметанного глаза ветерана.

– Копейщики есть? – вдруг прохрипел мастер.

– Чего? – не сразу понял князь.

– Дай ей копейщика, – мастер оставался верен себе, говоря минимум от возможного.

Князь распорядился, подали копейщика. С первого взгляда смена противника не изменила ситуации – девушка побеждала, правда уже без прежней легкости и изящества. Лишь изредка деревянный меч Яны достигал ее визави, тогда как в обороне стала заметна избыточность движений.

– Ясно, – скоро заключил мариец и поднялся с места.

– Дед, что скажешь о ней? Ну! Выполняй обещание! Про копейщика я понял. Что еще? – Гит беспокоился, что второй бой мог разочаровать старика.

– Я остаюсь, – не оборачиваясь, объявил мариец.

Князь был по-настоящему счастлив его ответом и все же не отпустил от себя бывшего воина, пока не выпытал из него оценку: