Разбивая лёд молчания. Особенности работы психолога с жертвами инцеста и сексуального насилия

Ребенок, подвергнувшийся инцесту, ощущает, что ничего не значит, как личность, для того, кто ему дороже всех. Инцест уничтожает душу, остается только поруганное тело. Он переживает чудовищную боль предательства.

"Папа любит меня, он старше, умнее, разве он может причинить мне вред?"

"Братик добрый и смелый, ведь он не может сделать мне плохо?"

"Интуиция тихо и обреченно предупреждала, что меня ждали ужасы и страшные испытания. В жизни, искореженной инцестом, в губительных отношениях, в которых я увязла, как пчелка в меду. Не в силах освободиться, расправить крылышки и улететь, я медленно и мучительно тонула в мутном обволакивающем болоте. В притягательной, тошнотворной, неотвратимой и смертельной сладости".*

"Как доверять миру, если предают самые родные и близкие? Те, кто по умолчанию, по природе должен был защищать и любить, пестовать и баловать? Как верить протянутой руке, улыбке, доброму слову или поступку, если знаешь, что это может быть обман. Ловушка, хитроумно расставленные сети. Привязать к себе, расположить, стать ценным и дорогим. А затем немилосердно использовать, насиловать, удовлетворять свои мерзкие грязные фантазии.

Почему у всех добрые любящие отцы, а мой – каждую ночь насиловал меня? Наверное, любовь – это миф, иллюзия, ложь. Лучше я буду всегда одна, чем снова допущу насилие. Я не верю мужчинам, никому не верю. Все хотят меня использовать. Всем плевать на мои чувства".

"Я хотела умереть. Как можно жить дальше, зная, что самый любимый и дорогой мне человек, единственный, кто хотя бы делал вид, что любит, меня предал? Значит, это была игра, обман, на самом деле мама не любила меня? А просто использовала, пока я была ей нужна, чтобы выбросить, когда необходимость отпала? Может, тело мое и продолжало жить, но душа точно умерла".*

Рядом с близкими, теми, кому доверяют, жертвы особенно беззащитны, ведь они даже не думают, что им грозит опасность.

Ненависть

Пострадавшие от инцеста испытывают много ненависти. К насильнику, но гораздо больше – к себе. Они ненавидят свое тело, над которым надругались, свою искалеченную психику. Свою слабость, уязвимость, невозможность себя защитить, немоту, оцепенение, покорность. Они считают себя ужасным человеком, недостойным ни уважения, ни любви. Презирают, клеймят и обесценивают в себе все хорошее.

Они ненавидят все, что связано с насилием: рисунок обоев, запах мужского одеколона или пота, кислое или гнилое дыхание, слюнявый рот. И самым сильным триггером чаще всего бывает половой член. Его форма, вид, ощущение: красный, блестящий, скользкий, истекающий вонючей отвратительной слизью. Воняющий тухлой рыбой.

Ненавидят свои воспоминания о насилии. Память о нем всегда живет в теле, сколько ни отворачивайся, ни убегай. Образы, запахи, звуки, ощущения кожи и слизистых.

"Я – труслива. Надо заорать, ударить его, убежать. Но ноги ватно подгибаются, в горле пересыхает, я забываю, как дышать. Меня парализует ужасом и отвращением. Я ненавижу себя за то, что молча подчиняюсь. Что позволяю ему делать это с собой снова и снова. Я – падаль. Я – гниль. Я – ошметок грязи. Я ненавижу себя так яростно и полно, что, кажется, мой мозг сейчас взорвется".

"Я так старательно убивала в себе все, что считала опасным, что почти довело меня до суицида. Наивность, страстность, доверчивость. Привязчивость, ранимость. Любовь манила меня и одновременно до ужаса пугала. Когда-то я доверилась, и к чему это привело? Я похоронила себя заживо. Поставила крест на будущем: семье, муже, детях – всем, о чем когда-то мечтала. Отказалась от любви и близости, сосредоточившись на работе и учебе. Жгучая ненависть к себе и желание себя уничтожить. Или хотя бы максимально испортить жизнь. Я люто себя наказывала. Другого я и не заслуживала".*

И, конечно, они ненавидят насильника. Глубоко, яростно, бесконечно. Но чаще всего эта ненависть смешана с другими сложными чувствами. И добраться до нее не просто, она прикрыта виной и стыдом. Целительная ярость, развернутая с себя на насильника – один из важных шагов к освобождению от травмы.

Страдание

Жизнь людей, переживших сексуальное насилие, переполнена страданиями. Их душевные раны глубоки, их души отравлены ядом обмана и обвинения. Над их телами надругались, и они не могут этого забыть. Годы идут, но печаль, боль, горечь не проходят.

Сюжет эксплуатации, унижения, зависимости повторяется. Насилие воспроизводится. Не удивительно, что в итоге они фокусируются на страдании и борьбе с ним. Мир для них сужается, они не видят хорошие возможности, не чувствуют тепла людей к себе, не умеют обустроить свой комфорт. Даже если они давно в терапии, им бывает очень сложно увидеть, что их жизнь давно наладилась и дает немало поводов для радости. Порой они и сами это замечают, но привычка видеть страдание и преодолевать его оказывается сильнее.

"Я пошла к психологу, потому что не могла понять: если у меня в жизни все хорошо, то почему же мне так плохо?

Снаружи все выглядит отлично. Красивая молодая женщина. Если придираться, немного полновата, но не все же астеники. Успешная, профессионал, с отличной репутацией. Хорошая работа, высокая зарплата, своя квартира. Чудесный муж, прекрасные дети. Друзья, отпуска на море. Могу позволить себе все, что хочется. Что еще желать?

А дальше идет список из многих "но". Я много чего могу, но почти ничего не хочу. У меня много всего есть, но ничего не радует. Внутри все очень плохо. Моя душа – в аду. Я ненавижу себя, считаю свое тело отвратительным. Мне без повода страшно, по пустякам тревожно. Я мучаюсь от бессонницы, страдаю от экземы. Бессмысленность жизни угнетает меня. Днем я – на антидепрессантах, ночью – на транквилизаторах. Иначе я просто не справляюсь с жизнью".*

Жертва

"Жертва инцеста", "жертва сексуального насилия" – эти слова можно прочесть двояко. В обычном смысле это такое же словосочетание, как "жертва пожара", "жертва авиакатастрофы" – просто человек, с которым что-то случилось.

В психологии же распространено второе понимание слова "жертва" – манипулятор из треугольника Карпмана "Тиран-Жертва-Спасатель". Человек, паразитирующий на других, бесконечно страдающий, жалующийся на жизнь, исподволь заставляющий окружающих делать все за себя или по своей указке.

"Я пережила невообразимые муки инцеста, теперь все должны меня жалеть, любить, заботиться, "брать на ручки". Мне так плохо, я не в силах забыть эти душераздирающие моменты. Так что я в полном праве позволять себе срываться на близких, истерично рыдать, молчать о том, чего бы мне хотелось, пусть догадываются сами. Я буду наказывать их за нечуткость длительными молчаливыми обидами".

Клиенты психотерапевтов не любят, когда им говорят, что они ведут себя как жертвы, так как им стыдно и неприятно.

По мере прохождения психотерапии они все лучше берут ответственность за свою жизнь на себя, выходя из созависимого треугольника.

Люди, пережившие инцест, могут застревать в жертвенной позиции вследствие настоящих длительных страданий. Но могут и не оставаться в роли жертвы, мужественно стараясь преодолеть разрушительные последствия насилия.

"В детстве я пострадала от сексуального насилия, но я хочу жить полноценной жизнью, несмотря на многочисленные последствия. Поэтому я буду ходить на психотерапию дважды в неделю. Обращусь к остеопату, сексологу, EMDR-терапевту, пойду танцевать, заниматься йогой, лечиться и учиться жить заново. Многие вещи даются мне с большим трудом, но я буду стараться. Одновременно я буду беречь себя, давать себе отдыхать, не стану делать то, что пока не в состоянии. Я буду идти в своем темпе и буду довольна собой, чего бы ни добилась".

Невозможность заботиться о себе

Из ненависти и отвращения к себе естественно вытекает пренебрежение к себе. Люди, пережившие инцест, часто испытывают колоссальные сложности с заботой о себе. Они могут жить в захламленном доме, иногда это доводится до крайности, и они становятся настоящими хордерами. Под грудами мусора они погребают свои непрожитые чувства и тягостные воспоминания.

"Узенькая дорожка от двери к кровати, все поверхности завалены вещами. Старой, часто давно нестиранной одеждой, обертками и коробками, объедками, немытой посудой. Стол и столешницы на кухне забиты коробочками, баночками, упаковочной бумагой, консервами и кусками еды.

Воздух затхлый, спертый, пыльный. Отсюда хочется поскорее сбежать. Невозможно представить, как можно здесь жить".

Люди, пострадавшие от инцеста и сексуального насилия, часто пренебрегают своим внешним видом. Они могут ходить годами в одной и той же одежде, линялой, в катышках, вытянувшейся, с дырками и пятнами. Завязывать немытые волосы в неряшливый хвост.

"Я покупала себе гели и маски, сыворотки и скрабы, и выкидывала, когда истекал срок годности. Я не могла ими пользоваться, у меня не было на это сил. Я не ощущала себя достойной ухода. Это не для изуродованных, как я, это для нормальных, обычных людей".

Им сложно следовать назначениям врачей, если они вообще к ним обращаются. Обычно они предпочитают терпеть, игнорировать проблемы, вдруг, пройдет само. Мазать сухую кожу увлажняющим кремом – не для них. Скорее они будут терпеть зуд или расчесывать тело до крови.

Они будут забывать пить витамины, игнорировать предупреждения врачей, давно махнув на себя рукой.

Трудности с отдыхом

Им невероятно трудно отдыхать. Они не очень понимают, как это – расслабиться и наслаждаться бытием. В одиночестве на них нападают кровоточащие воспоминания прошлого, темные тени детства, всегда скользящие по краю сознания. Вечная бдительность и тревога тоже истощают, не давая восстановить силы. Они склонны убегать от мучающих давящих чувств в работу, домашние хлопоты, разные проекты, что угодно – лишь бы не оставаться наедине с собой.

Тревога поднимается от одной мысли немного отпустить контроль. А вдруг случится беда? А если опасность затаилась за углом? Вдруг я пропущу удар?

Постоянное напряжение нередко вызывает бессонницу. Даже дома, в относительной безопасности, им трудно отключиться и ослабить защиты. Если они и спят, то поверхностно, не высыпаясь, минуя глубокие фазы сна. Психика чутко прислушивается к любому звуку, изменению освещения в комнате, мгновенно будя мозг.

"Если мне предстоит важная встреча, я могу не спать всю ночь, так сильно нервничаю. Но, даже когда все хорошо и спокойно, я почти каждую ночь посыпаюсь около четырех-пяти утра и не могу снова заснуть. Я начинаю тревожиться о мелочах: убрала ли я вечером курицу в холодильник? Я пытаюсь себя успокоить, что даже если забыла, ничего страшного, но тревога не отступает. Она мечется внутри меня гудящей под напряжением проволокой, ей все равно, о чем переживать. Если курица убрана, я могу вспомнить о конфликте с коллегой, неприятном разговоре с мамой, невыполненном обещании. Неизменно одно: до утра я не сомкну глаз. И весь день буду вялой, разбитой, плохо соображающей разваренной рыбой".

"Хроническая бессонница. Перепробовала все народные средства: валерьянка, пустырник, уклоняющийся пион, гомеопатия, все они бессильны. Транквилизаторы меня вырубают, но потом я полдня как овощ, ненавижу это состояние. И это все равно не решение. Их нельзя долго принимать, они вызывают привыкание, потом уже не действуют".

Подавленность

Когда с инцестом сталкивается девушка-подросток, зависящая от родственников, которые ее растлевают, она испытывает бурю чувств, прожить которые не в состоянии. Боль, шок, горе, ярость, ненависть, отвращение. Но ей некуда деться из семьи, она вынуждена оставаться в ситуации насилия. И тогда психика подавляет все эти чувства, оставляя взамен равнодушие и апатию.

"После сексуального насилия дядей я сильно заболела. Лежала всю ночь без одеяла на холоде и простудилась. Слегла с тяжелым воспалением легких. Месяц я лежала в полубессознательном состоянии, то, проваливаясь в бред и кошмары, то, напичканная таблетками, тупо уставившись в потолок, мало что соображая. И к лучшему, потому что мучавшие меня воспоминания и кошмары были непереносимы.

Через месяц меня выписали – худющей, слабой, изможденной и бледной. На ватных ногах я доковыляла до школы, умудрившись даже ни разу не упасть в обморок.

Потянулись беспросветные дни, похожие друг на друга как яблочные зернышки. Такие же одинаковые, черные, горькие, с острыми колющими кончиками. Я погрузилась в тихую серую тоску. Ничто меня не трогало, не волновало, я словно спала с открытыми глазами. Механически передвигала ноги, шевелила руками, но только по крайней необходимости.

Мне было все равно, как я выгляжу, а выглядела я как смерть, и гораздо старше своих шестнадцати лет. Безразлично, что надевать, что жевать и глотать, спросят у доски или нет. Я ничего не ждала, ни о чем не мечтала, не думала. Как замороженная передвигалась я по миру, а вокруг царила бесконечная осень. Лили дожди, солнце не показывалось вообще, серое небо и одноцветные листья, мокрые с гниющим запахом. Лужи и грязь, холод, пронизывающий до костей, туман.

Такой же туман был и в моем сознании. И погода за окном вполне меня устраивала, она хотя бы отражала мое внутреннее состояние. У меня было одно желание, чтобы меня просто не трогали".*

Депрессия

Нередко истощенная психика и переутомление приводят к депрессии.

Апатия, печаль, тоска, горе. Вина, стыд, ненависть к себе, а под ними подавленная ярость. Бессилие, беспомощность, слабость, уязвимость, нужда. Тревога, беспросветность, отчаяние. Безнадежность. Одиночество. Все это сливается в серую гнетущую глыбу, которая пригвождает человека к кровати, лишает сил и смысла жить дальше.

"Мне было так плохо. День за днем. И становилось только хуже. Не было сил готовить, и я перебивалась тем, что можно есть сразу: печенье, бананы, сырки, творожки, фрукты. Или ничего. Все было невкусно, ничего не хотелось. Я лежала, уставившись в японские аниме. Подростки в них были понятны и предсказуемы, сюжет – банален и прост. Они не требовали от меня мыслительных усилий. Я слушала мелодичные голоса сэйю, люблю красивые звуки. "Аригато". "Гомэн насай". Они бесконечно благодарили и извинялись. Мне тоже хотелось извиняться. За то, что живу, за то, что занимаю место, потребляю кислород, не приношу никакого смысла. Ничего хорошего от того, что я родилась. Но убить себя не хватало ни духу, ни сил.

Я ненавидело свое полнеющее тело, угрюмое отражение. Все меня утомляло. Волосы нуждались в мытье и расчесывании. Зубы – в чистке. Иногда я их чистила, а иногда – нет. Голова тоже чаще всего оставалась грязной. Я редко ходила в душ, только когда запах собственного давно немытого тела начинал меня бесить. Я не хотела заботиться о своем теле. Теле, которое меня предало. Оно болело, возбуждалось, хотело мужчин и секса. Жаждало любви, тепла и ласки. Подлое. Я слишком дорого заплатила за его желания. И продолжала платить. Тело плакало за меня. Тело злилось. Оно выражало те чувства, прожить которые я была не в состоянии.

У меня на стопах не проходила страшная мокнущая экзема. Я месяцами лежала с субфебрильной температурой. Прошла всех врачей, сдала море анализов. Все было в норме. На редкость здоровая. Совершенно больная. Изуродованная душой. Моя душа плакала глубоко внутри меня. Я оставалась безучастной. Единственное чувство, которое я еще способна была испытывать – ненависть. К себе, своему телу, своей слабости. Я презирала и отвергала чувствующую часть себя. Насмехалась над ней, издевалась:

– Ах, она хочет любви! Вы подумайте! Ласки захотела? Как насчет цены? Ты отдавалась лысому толстому мерзкому старику! С вонючим запахом изо рта. Потеющему, с роликами жира на боках. С кривыми толстыми ногами. Это твоя любовь? Серьезно? Твой идеал? Ты предала свою душу, свои принципы.

Я ненавидела себя и мечтала о смерти.

Тяжелее всего мне было видеться с сестрой. История со стариком вскрыла во мне зловонное гниющее дно, и смрад выливался наружу. Сестра олицетворяла все то, что я ненавидела в себе и мечтала уничтожить. Она была импульсивной, сексуальной, жаждущей любви, секса, отношений. Наивная, неопытная, такая уязвимая! У меня волосы вставали дыбом от ужаса, когда я понимала, как она близка от тех грабель, на которые наступила я. Она шла по краю той самой пропасти, куда упала я, так больно разбившись об острые камни на дне.

– Будь осторожна, – молча молила я ее, – никогда не давай себя в обиду. Никогда не предавай свою душу. Верь себе, своей интуиции.

Я понимала, что у сестры своя жизнь, и не мне ей указывать. Да и разве она стала бы кого-то слушать? Разве я кого-то слушала? Каждый набивает собственные шишки.

И мне было сложно признать, что я на нее ужасно зла. Если бы не она, мы бы не поехали на море. Я согласилась, потому что мне было невыносимо оставаться одной со своим горем. А она была такой живой. Искрящаяся жизнь в ней манила меня, обещала, что и я могу испытать душевное тепло, волнение, может быть, даже восторг? С ней это казалось таким легким, словно случалось само собой.

И я повелась. Но чем это закончилось для меня? Я только сковырнула корку на притихшей было ране от инцеста, и она заболела еще сильнее. Старик и отношения с ним не дали мне утешения, только разбередили старую боль.

Кровотечение продолжалось. После насильника у меня каждый месяц в середине цикла шла кровь. Немного, но меня это тревожило. Мое женское нутро буквально истекало кровью. Умирало заживо. Я надеялась, что мне удастся тихо умереть.

Как-то я обмолвилась об этом подруге. Она пришла в ярость, что я терпела столько месяцев, и заставила меня пойти к врачу. Записала к своей гинекологу и пошла со мной, чтобы я не сбежала. Мне назначили лечение, сказали, что, скорее всего, понадобится операция. Я отказалась. Предпочитала умереть, но не ложиться под нож. Остаться под наркозом в полной зависимости и уязвимости под руками незнакомых людей? Ни за что! Я никому не доверяла. Мне ничего не было нужно.

– У вас не будет детей, – пугали меня врачи.

– У меня и так их не будет, – молча отвечала я, – и мне все равно".*

Самоповреждения

Человек, перенесший сексуальное насилие, испытывает глубоко внутри невообразимую ярость. В него вторглись, его гнусно использовали, пробив все мыслимые защиты, причинили острую боль, уничтожили чувство собственного достоинства, измарали гнилью. Но как испытывать гнев, если за это жестоко наказывают? Это слишком опасно, если насильник – относительно посторонний человек. Если же происходит инцест, то серьезный конфликт между любовью, страхом, тревогой и ужасом преданного и изнасилованного также не дает развернуться злости. Это приводит к тому, что агрессия разворачивается на самого себя.

"Это я – плохой. Это я – грязный. Это я – испорченный, развращенный, неправильный, не такой. Мне не место среди хороших людей. Я должен быть наказан. Или за то, что я делал, или за то, что посмел быть рядом с чистыми людьми. Мне чудовищно стыдно".

Боль от инцеста смешанная: страдает тело от физической боли от ран, ушибов, разрывов плоти внутри. Душа страдает от предательства, от низведения личности до роли объекта для чужих утех, от унижения и отчаяния.

Боль от нанесения себе телесных повреждений – чистая, ее человек причиняет себе сам, в эти мгновения он контролирует, что будет происходить с его телом. Эта боль очищает, она служит одновременно наказанием и утешением. Она словно говорит ему: "да, ты плохо поступил, ты делал нехорошие вещи, но теперь ты наказан, и можешь получить передышку". Поэтому люди, пережившие инцест, часто причиняют себе боль и вред разнообразными способами: режут вены или кожу, жгут себя огнем зажигалки или свечки, специально падают с высоты, бьются о стены.

Менее выразительные и более длительные способы саморазрушения это –злоупотребление алкоголем, курением, наркотиками, вредной пищей, булимия, анорексия, различные зависимости.

Суицидальные мысли

Унижение. Позор. Бесчестье. Жгучий испепеляющий стыд. Лютая ненависть к себе. Тонны, километры вины. Самобичевание. Страх. Тревога. Бессонница. Депрессия. Отсутствие надежд на светлое будущее. Пожирающие душу воспоминания. Бесконечная боль. Одиночество. Отчаяние.

Огромное количество душевных сил уходит на то, чтобы как-то справляться с этими переживаниями. А ведь еще нужно делать вид, что все в порядке. Ходить на работу, выполнять свои обязанности, общаться с мужем (если он вообще есть), растить детей (тем, кому повезло их родить), хлопотать по дому.

Не удивительно, что, влача безотрадное существование, не живя, а выживая, люди задаются вопросом, ради чего продолжать это? Одни стараются ради детей, другие считают самоубийство грехом, третьим не хватает душевных сил.

Но суицидальные мысли приходят в голову многим. Сны, фантазии, размышления. Когда душевная боль зашкаливает, смерть становится избавлением, способом навсегда убежать от чудовищных воспоминаний. Прекратить годы беспрерывных страданий. Это соблазнительно – одним махом избавиться от токсичного, разъедающего душу стыда, раздавливающей вины, махровой ненависти к себе.

"Говорят, время лечит, но после насилия проходили месяцы, но мне не становилось лучше. Сил на обязательные дела почти не оставалось. Я так устала. От всего. Жить хотелось все меньше. Мир казался унылым и серым. Я ненавидела себя, работу, людей – все. Тоска и бессмысленность угнетали меня. Все бесило. Ничего не хотелось. У меня на руках появилась экзема. Бессонница мучила каждую ночь.

Самоубийство. Искушало меня обещанием прекратить, наконец, чудовищную душевную боль. Ох. Отчаянный момент колебания. Один прыжок с балкона с высокого этажа, и все прекратится. Мучения, сомнения, терзающая меня боль. Или продолжать непосильную борьбу. Мне было стыдно признать, что я не справляюсь с жизнью".*

Истинное самоубийство

Не все могут это выдержать.

Иногда страдание настолько велико, а надежды и поддержки так мало, что люди выбирают прервать эту жизнь, лишь бы прекратить бесконечное самоистязание. Никто не может оценить, насколько больно и непереносимо другому внутри ада его души.

И как ни печально, даже психотерапия помогает не всем и не всегда. Это зависит от многих факторов:

– Была ли хотя бы какая-нибудь поддерживающая фигура в детстве, получил ли ребенок хотя бы крохи опыта доверия и хорошего отношения к себе. Может быть, он иногда встречался с бабушкой, тетушкой, или ему попались добрая нянечка, учительница, мама подружки.

– Есть ли у человека опыт получения помощи, понимание, что ее можно получить, где и как. Знает ли он, что существует бесплатная психологическая помощь, центры оказания помощи жертвам насилия, телефон доверия, частные психологи.

– Степень того, насколько оказалась нарушена психика вследствие сексуального насилия.

– Количество случаев сексуального насилия, их форм, насколько долго это длилось.

– Насколько мал был ребенок, когда насилие впервые случилось.

– Кто был насильником – родные или незнакомые люди.

Чем раньше это случилось, чем дольше и масштабнее происходило, тем тяжелее будет человеку преодолеть отравляющие его чувства. Некоторые насколько тонут в безумии, стыде и боли, что не в состоянии это терпеть. Другие, не имея опыта поддержки или доброго отношения, вообще не ощущают в себе права жить, не то что получать помощь.

Такие люди могут прекратить свою жизнь, совершив истинное самоубийство.

"В одиночестве мне было очень плохо. Меня уничтожал стыд и ненависть к себе. Я мечтала о смерти. Мучалась от кошмаров, не могла спать. Мне казалось, что хуже меня нет человека, такой грязной, мерзкой девицы.

Я ненавидела себя за то, что поверила своему отчиму. Ради размытых обещаний о любви позволила ему себя использовать, трогать свое тело, тереться об меня. Я не могла себя за это простить. Эти мысли разъедали мой мозг. Я все хуже училась, у меня еле хватало сил на простые бытовые хлопоты. Будущее казалось мне беспросветным.

Я не могла представить, сколько еще боли и горя смогу выдержать. Семья нанесла мне столько ядовитых незаживающих ран. Как может один человек вынести столько страданий? И ради чего? Отчаяние захлестывало меня. Я больше не могу".*

Привычка терпеть

Один из основных навыков людей, пострадавших от инцеста, это привычка терпеть. Горестный детский опыт научил их сдерживать желание убежать, закричать, расплакаться в самых невыносимых ситуациях насилия. И по сравнению с этим остальные неудобства практически не замечаются.

Они могут долго продолжать работать, сидя за ноутбуком, хотя давно хотят в туалет. Терпеть голод или просто забывать поесть целыми днями. Или не чувствовать насыщения и постоянно переедать, в тщетной попытке заглушить ворочающуюся внутри боль.

"Я испытывала практически паралич при попытке позаботиться о себе. Я шла по улице зимой без перчаток, они лежали в кармане пальто. Но я не могла их достать и согреть обледеневшие пальцы. Я даже думала об этом, но не могла засунуть руки в карманы.

Я сидела дома за компьютером и мерзла. Или лежала ночью в кровати, съежившись от холода. Но встать и надеть кофту или подняться за дополнительным пледом не могла. Мои руки и ноги отказывались шевелиться".