Разбивая лёд молчания. Особенности работы психолога с жертвами инцеста и сексуального насилия

Это настолько непереносимые для психики переживания, что чаще всего чувства отключаются. Люди рассказывают, что после насилия они переставали чувствовать свое тело. В момент насилия взлетали над телом и как бы сверху наблюдали за тем, что происходит. После насилия больше не узнавали себя в зеркале. Или не могли адекватно ощущать и видеть свое тело. Как будто контакт с телом прерывается, настолько невозможно переварить акт насилия. Это телесные переживания вторжения и разрушения и заражения изнутри всего себя на всех уровнях. Границы взламываются на уровне и тела, и эмоций, и психики. Шок помогает как-то пережить первые страшные минуты.

"Я больше не та девочка, которой всегда была. Ее убили, уничтожили. Я не знаю, кто я и какая я. Я не вижу себя в отражении в зеркале, не узнаю свое лицо. Я потеряла себя и не знаю, как вновь обрести. Я всплываю, взлетаю, уношусь прочь из оскверненного тела. Я улетаю через окно, чтобы не слышать его пыхтения, не видеть резких ритмичных толчков на неподвижной распростертой детской фигурке".

"Гигантская черная волна ужаса поднялась в моем сознании и погребла меня под собой. Я забыла, как дышать, кислород не поступал в мои легкие. Я не могла издать ни звука, хотя душа моя истекала надрывным криком нечеловеческой боли".

"Я была не в силах освободиться от его жесткой хватки, его тяжелое тело придавило меня. Я впала в ступор и не могла издать ни звука. Но сердце исходило безмолвным страданием. Следы от его вторжения жгли мою кожу разъедающим огнем".

"Образ моего тела сильно искажен. Я не нравлюсь себе в зеркале и на фотографиях. Считаю себя толстой или отвратительной. Окружающие, впрочем, уверяют в обратном. Врачи называют худенькой, истощенной. Некоторые мужчины дают понять, что я для них привлекательна. Женщины говорят, что я красивая".

Оцепенение

Одновременно с шоком часто переживается оцепенение. Идут очень разнонаправленные, противоположные сигналы:

– Папа меня любит. Папа не может причинить мне вред. Но папа делает мне плохо и больно, как это возможно?!

– Мама должна меня защищать, но она делает со мной плохие, грязные вещи. Наверно, я плохой.

Непонятно, что делать. Хочется убежать, прекратить это, остановить родителя. Но это невозможно, так как риск потерять отношения с любимым дорогим человеком слишком страшен.

– Если я откажу папе, он больше не будет меня любить.

– Если я расскажу маме, что делал со мной дедушка, мама мне не поверит. Мама меня накажет, дедушка рассердится, и мне будет только хуже.

Невозможно защищать себя, невозможно остановить насилие, и ребёнок замирает в оцепенении.

"Это другой мир, куда могу попасть только я. Он маленький, там ничего нет: ни людей, ни зверей. Только серая пропасть. В том мире я стою недалеко от края пропасти шириной около четырех метров. Вижу ее скалистый край прямо передо мной и противоположный. Из расщелины идет серый туман. Я не вижу дна, только края, часть стены напротив и клубящееся марево. Но я знаю, что пропасть очень глубокая. На дне острые камни, о которые, если упасть, разобьешься насмерть. Между ними бежит ледяная вода. Все вокруг серое, непроглядное. В этом мире нет звуков, звенящая тишина. Нет цветов, только серая сырая пелена.

И я стою перед краем пропасти, смотрю на мглу, стелющуюся передо мной. И меня затягивает туда, манит, гипнотизирует. Мне хочется шагнуть в нее, но я стою на месте, окаменев. Не в силах ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Во мне нарастает бездонный ужас.

Там нет ни синего неба, ни яркого теплого солнца, ни свежего ветра. Но там также нет ни мыслей, ни воспоминаний, ни боли, которые они могут принести. Только гипнотизирующий ужас.

Когда боль становилась непереносимой, единственным спасением была эта пропасть. Не дающая думать или переживать, заполняющая все своим первозданным ужасом. Инцест, насилие – для меня равносильно смерти. Уничтожению меня, моего мира".*

Немота

Немота также очень часто встречается у раненых инцестом. Стыдно говорить об этом, жутко вспоминать. Забываются слова, язык прилипает к небу, голова становится пустой, звенящей. Тяжелая, горячая, ватная плита пригвождает к земле, не давая двигаться.

"Я не могу закричать. Мне не защититься. Я парализован смертельным ужасом. Мне делают больно и плохо, моё тело разрушают. У меня течёт кровь, я чувствую, как разрываются ткани внутри меня. Я хочу крикнуть, но не могу. Либо от страха, что меня убьют, и будет хуже. Либо от шока: я не могу поверить, что со мной это происходит. Что папа делает это со мной. И я также не могу никому об этом рассказать. Мне слишком стыдно, страшно, противно. Это невозможно описать словами. У меня нет слов, чтобы об этом рассказать. Я не могу признаться в таком мерзком поступке. Мама точно не будет меня любить. Мама отвернётся от меня, оттолкнет. Мама бросит меня. Мне стыдно. Я не хочу переживать это снова. Я не хочу об этом вспоминать. Я постараюсь забыть и не думать об этом".

Вина

Одним из самых частых чувств людей, столкнувшихся с инцестом и сексуальным насилием, является вина. Ее провоцируют и активно навязывают насильники, но и самому ребенку проще винить себя, чем взрослого:

"Я плохой. Мама и папа не могут быть плохими. Раз они это допустили, раз папа делает это со мной, значит, это я дурной. Я заслужил, раз со мной так можно. Моё тело ничего не значит. Мои чувства, мои желания не имеет никакого значения. Я должен молчать и слушаться, чтобы меня не убили, чтобы от меня не избавились. Я навсегда опорочен. Я грязный, мерзкий, отвратительный. Меня нужно наказать. Никто не будет меня любить, если узнает, что со мной сделали. Все отвернуться от меня. Все покинут меня. Это я виноват. Наверное, не надо было так смотреть или говорить. Я что-то сделал не так. Я согласился. Я не остановил его. Я не сказал никому. Я это заслужил, теперь меня наказывают. Я виноват. Не знаю, в чем. Но мне никогда не искупить своей вины".

Вина у людей, перенесших сексуальное насилие, возникает не только в отношениях с насильником, но и во всех сферах жизни. Инцест подрывает уверенность в себе, поэтому и в учебе, и на работе, и в семье женщина чувствует себя недостаточно хорошей, не дотягивающей до некой планки нормальных, достойных уважения людей. Она винит себя, что мало заботится о детях, недодает мужу секса, склонна к одиночеству, печали и замкнутости.

"Ох, я вечно чувствовала себя виноватой за все. И мне всегда казалось, что я надоедаю людям. Что они еле меня терпят. Мне нужно было очень-очень стараться, чтобы заслужить хорошее отношение. Я называла это "комплекс вины перед человечеством". Не могла связно объяснить, за что я так провинилась, перед кем, как могла бы искупить свою вину. Я и не задавалась такими вопросами. Просто знала, что я всегда виновата во всем".*

Стыд

Инцест переполнен стыдом. Обнажаться перед взрослым. Другой видит самые сокровенные уголки детского тела, которое ребенок всегда считал неприкосновенными. И не только смотрит, но трогает, причиняет боль, делает странные, неприятные, непонятные вещи.

Дети знают, что так делают только взрослые друг с другом. У детей это вызывает естественное отвращение, им неприятно смотреть, как кто-то целуется взасос. Тем более, противно ощущать чужой мокрый скользкий язык у себя во рту или на теле. И так стыдно, что невозможно об этом рассказать.

Интуитивно дети ощущают, что с ними сделали что-то противоестественное, неправильное, что теперь их сломали или испортили. Они не знают, как это исправить и винят во всем себя.

Они переживают сильнейший стыд и телом, и душой. На теле остаются невидимые глазу раны. Душа корчится в муках, искореженная, обесчещенная.

"Я не помню, какой я была до инцеста. Кажется, тогда я еще умела смеяться. Насилие убило во мне радость. Теперь я – жалкая, обезображенная, обескровленная. Влачу безотрадное существование. Прощай, беззаботность, легкость, вера в добро. Эти сказки – для хороших детей. А я – плохая, ведь со мной так поступил самый родной и близкий человек. Почему? Все просто. Я это заслужила. Я больше не личность, не человек, я – грязная скомканная пустая обертка. Выброшенная за ненадобностью".

Отвращение

Отвращение тесно сплетено с чувством стыда. С телом ребенка совершили отвратительные действия. С ним делали противные природе вещи. Теперь оно запятнано, и это отвратительно.

Отвращение – естественная реакция на инцест. И дело не только в том, что инцест – это табу, он противен самой нашей природе, так как ведет к отклонениям и вырождению. Когда детям говорят о физической близости их родителей, их непроизвольной реакцией будет нежелание об этом слышать или видеть.

– Фу! Не надо про это! – восклицают они.

Нам не хочется думать о том, что наши родители занимаются сексом. Природа защищает от инцеста, например, тем, что запах пота подростка особенно неприятен именно его родителям, чтобы отбить желание вступить в интимную связь со своим ребенком – близким молодым красивым любимым человеком.

Отвращение часто выражается тошнотой. Иногда это физическая рвота, порой клиенты жалуются на тошноту, подступающую к горлу при воспоминаниях. Это символическая попытка психики исторгнуть из себя инородный объект – как член, так и опыт насилия. Кроме того, насилие чрезвычайно ядовито, токсично для психики, поэтому и симптомы могут быть схожими с отравлением.

"Мне безумно стыдно. Я отвратителен. Мне не отмыться. Мне не искупить этого греха. Со мной делали что-то очень плохое, грязное, что делают только взрослые. Дети такого делать не должны. Они не должны об этом знать. Но я узнал. Теперь я испорчен, я развращен. Мне стыдно называть половые органы их названиями. Мой язык отказывается называть то, что делал со мной отец. Неужели взрослые делают это друг с другом? Это чудовищно. Как бы я хотел все это забыть! Это больно, противно, отвратительно. Я омерзителен. Никто теперь меня такого не полюбит".

Ощущение использованности

При инцесте личность ребенка вообще не уважается и не учитывается. Насильник использует его тело для самоудовлетворения. Это то, что чрезвычайно глубоко ранит душу ребенка. Вред и ущерб огромны, но это совершенно не берется в расчет. Переживания ребенка настолько не важны для педофила, что и ребенку потом очень сложно восстановить самоуважение.

Перенесшие инцест рассказывают, что больше всего им хотелось бы услышать от родителей признание, что это было. Насилие случилось, инцест произошел. Что они не сошли с ума, не выдумали, они действительно пострадали. Их страдания и боль были настоящими, и они их не заслужили. В случившейся с ними беде не было их вины.

Когда им в этом отказывают, они ощущают себя недостойными.

"Я – тот, кого можно насиловать, унижать, использовать. Издеваться, попирать, мучить. Я не заслуживаю ни правды, ни справедливости, ни честности. Это нормально – так со мной обращаться. Я не стою извинений или сожалений".

"Все мои привязанности плохо заканчивались. Тетка – эксплуатировала, обманом и хитростью заставляла меня выполнять множество поручений по дому. Как я, до смерти жаждущая привязаться, полюбить, получить хотя бы кроху тепла, поверила ей. И как жестоко вскоре разочаровалась.

А любимый когда-то дядя… Не обижал меня, защищал, дарил подарки. Долгие годы я старательно загоняла память о нем в дальние уголки, но сегодня она вылезла и нахально развалилась на моем пустом диване. Дядя сексуально меня домогался, я его возбуждала. Он использовал меня, сначала заставив привязаться к себе. От этого мне было особенно мерзко и противно".

Унижение

Люди, пострадавшие от инцеста, очень часто испытывают унижение. Их гордость и чувство собственного достоинства страдают сильнее всего, когда их тело используют как объект, полностью игнорируя их личность. Быть голым перед другим взрослым, быть насилуемым в странных неудобных позах – унизительно. Еще острее чувствуется унижение, когда их оскорбляют, а они не могут защититься, ответить, разозлиться. Они тонут в стыде, беспомощные, беззащитные, зависимые, плачущие.

Унизительно просить о крохах внимания, нуждаться в нем. Терпеть эксплуатацию и не уходить, как того требует раненое достоинство, а оставаться, ждать, подчиняться. Жизнь и самоощущение тех, кого насиловали, пронизана унижением.

"Мне казалось, что все смотрят на меня и смеются надо мной. Я видела в зеркале нелепую худенькую фигурку, затравленный сумрачный взгляд. Невидимое, но так явственно осязаемое, клеймо опороченной, изнасилованной девочки жгло мне лоб. Я знала: моя жизнь никогда не будет нормальной, хорошей, я этого не заслуживаю. Никто не захочет со мной связываться, если узнает о моей постыдной тайне – сексе с отчимом. Я считывала презрение и высокомерие на лицах всех, кто удостаивал меня беглым взглядом. Они все испытывают ко мне отвращение".

Тревога. Контроль

Зашкаливающая тревога и тотальный контроль – отличительные черты людей, переживших инцест. Всегда быть настороже, никогда не ослаблять бдительность, ждать подвоха от любого человека, особенного близких и дорогих. Как следствие, депрессия, бессонница, психосоматика, пост-травматический синдром.

Инцест – это предательство доверия самого родного и любимого человека. Он заходит в самые уязвимые и потаенные уголки души и тела ребенка и все там уничтожает. Это ощущается как взрыв изнутри, как распад всего мира. Надругаться над душой, отравить ее навсегда медленным смертельным ядом. Поэтому гораздо проще винить себя и лелеять иллюзию, что контроль у жертвы.

"Если я виноват, значит, я как-то это заслужил, а значит, я могу что-то сделать, чтобы все исправить, и чтобы больше это не повторилось. Контроль тогда у меня. Но если я был ни в чем не виноват, если насилие просто случилось со мной, то как же безумно страшно жить в таком мире. Тогда никогда нельзя расслабиться, никому не стоит доверять. Ведь каждый человек в любой момент может обернуться монстром и изнасиловать. Или притупить бдительность и совратить. Так же, как любящий и заботливый обычно папа однажды ночью пришел в мою кровать. Так же, как учитель, которому верила и которого ставила себе в пример, однажды раздел и стал домогаться".

Та, кто перенесла инцест, внутри всегда настороже. Расслабиться ей очень трудно. Она сканирует пространство, окружающих людей, нет ли угрозы. Она ждет подвоха, предательства, нападения. Это сильно истощает, постоянная бдительность требует очень много сил. Она знает, что опасность поджидает ее в любой момент и от любого человека.

Когда-то близкий родной отец вдруг обернулся злом, разрушившим ее мир до основания, оставив лишь окровавленное пепелище. Чего же ждать от всех остальных?

Сегодня он друг, добрый, ласковый, заботливый. Но завтра, послезавтра, через неделю или месяц, но он обязательно повернется к ней черной стороной. Станет насиловать и унижать. Поэтому так трудно доверять. Поэтому нужно всегда быть начеку. Поэтому она всегда нервничает, находясь среди людей.

Боль

Инцест вызывает, помимо физической, сильнейшую душевную боль. Ребенок чувствует себя особенно уязвимым, израненным до самой глубины души. И открыться кому-либо кровоточащей раной – слишком высокий риск.

Эта боль не проходит с годами. Даже если она настолько непереносима, что вытесняется из сознания, она живет в глубине души. Ее вызывают к жизни похожие слова, жесты, звуки, рисунок на обоях. Все, что напоминает о пережитом насилии, тут же всплывает в памяти, стоит ребенку увидеть такую же походку, усы, как у насильника, услышать похожий тембр голоса или его привычные словечки.

Болеет тело, пытаясь защититься различной психосоматикой. Вагинизм, аноргазмия, фригидность.

Болеет душа, поруганная, обесчещенная, изнасилованная, преданная. Панические атаки, депрессия, тревожные расстройства.

"Я согласна умереть, лишь бы эта непереносимая боль прекратилась".

"Боль не рождается вместе со мной. Она приходит потом. Ее причиняет самый близкий дорогой человек, когда этого совсем не ждешь. Не забыть первый шок, самый острый. Жгучий ужас, несравнимый ни с чем. Заполняющий собой весь внутренний мир. Ледяная струйка по позвоночнику, почерневшее небо, грозно нависающее надо мной. И одна мысль: "Как же так?! Такого просто не может быть!""*

"С годами непрожитая боль разрастается внутри, заполняя душу молчаливым отчаянием. Безмолвным криком перехватывает горло, невыплаканные слезы жгут глаза. Это чувство настолько сильное, что, кажется, может переполнить и затопить. От него нет спасения, нет выхода. Оставаясь наедине с собой, я начинаю сходить с ума. Призраки прошлого, чудовищные образы обступают меня, протягивая к моей шее крючковатые ледяные пальцы.

Я хочу стереть с кожи прикосновения насильника. Но следы его пальцев и члена ожогами отпечатались в памяти тела навечно. Незаживающими язвами они уничтожают меня. Несмываемые ни мылом, ни водой. Вечное клеймо, печать отверженной, прокаженной, недостойной быть с хорошими, обычными, нормальными людьми. Ведь я – больная, извращенка, шлюха. Испорченная, развращенная, порочная.

Мой мозг не в силах справиться с этим, слишком много боли и ужаса. Я отворачиваюсь от воспоминаний, прячусь от боли в делах, общении, работе, чем угодно, лишь бы не оставаться наедине с собой. Я закрываю свою боль ледяной стеной, скрывая от мира свой постыдный секрет".

Одиночество

Пострадавшие от инцеста испытывают колоссальное одиночество. Случившееся насилие отрезает их от мира обычных людей, отгораживая, словно прозрачной стеной. Мало кто может понять, какой травмирующий опыт им пришлось пережить. Они ощущают себя изгоями, отщепенцами, прокаженными. Клеймо стыда, порчи ломает их психику.

Их лишают ощущения, что они достойны любви и уважения. Их самооценка критически падает. У них крадут доверие, невинность, чувство собственного достоинства.

Им страшно, что окружающие узнают об их позорном секрете. Поймут, что они – не такие, они плохие, грязные, порочные, развращенные. А, поняв, отвернутся с ужасом и отвращением.

Они избегают близких отношений, боятся открыться, стесняются и жмутся в уголке. Одиночество защищает, но и леденит своим безмолвием.

"Мое одиночество. Привычное, всегда со мной. Я ощущала его как прохладный сквозняк. Я стою одна, и нет никого прикрыть мою спину. Никто не придет на помощь. Со всем нужно учиться справляться самой. В общем, я и справлялась. Конечно, иногда я сильно болела, но даже с высокой температурой брела по стеночке в туалет. Или ползла на четвереньках, если было совсем уж плохо.

Все говорят, что нужно учиться просить о помощи. Но так стыдно. Сразу перед глазами вставал отчим со своей кривой рожей, искаженной презрением и отвращением. Я уж лучше как-нибудь сама. Уж очень не хочется увидеть такую же гримасу на лицах любимых людей. Да и разве мне нужна помощь? Я же могу и сама.

Вот только очень скучаю. Только одиночество неотвратимой петлей все туже стягивает мне горло. Я открыла форточку. Не помогло. Пошла на кухню и наелась печенья, прямо из пакета, запивая шоколадным молоком из холодильника. Заболел желудок, я замерзла. Сидела на темнеющей кухне, озябшая, съежившись на стуле, и смотрела в окно. Тоска стыла во мне как бездонный колодец".*

Одиночество – это не только ледяная пустыня, это еще тягостная сосущая пустота. Люди пытаются заполнить ее самыми разными способами: перееданием, алкоголем, наркотиками, беспорядочными половыми связями, сериалами, книгами, музыкой, домашними животными, путешествиями, работой. В попытках избежать мертвенного холода безмолвия они делают карьеру, неплохо зарабатывают, много тратят.

"Вещи были моей слабостью и проклятием. Я рано поняла, что люди не надежны, на них не стоит полагаться. Тетка использовала, дядя вожделел. Все они проявляли ко мне каплю внимания, а затем бросали. Только вещи были мне верны и неизменно радовали. Плюшевый зайка никогда не отворачивался, всегда протягивал мне свои лапки для утешения и объятий. Изысканные шкатулки, бусики, колечки, сережки поражали разнообразием и красотой.

Майки, юбки, кофточки, гетры, блузки… Слишком остро помнила я детские годы. Скудную и уродливую одежду, заношенную до ветхости и затхлого запаха, несмотря на стирку. У меня было несколько полок в гардеробе, множество вешалок, и в низу платяного шкафа все уставлено коробками с одеждой. Ее было столько, что я физически не могла ее носить, и она лежала в коробках новая, нетронутая.

Я была отличным дизайнером, меня рекомендовали разным фирмам и за заказы платили неплохие деньги. Я прекрасно училась, шла на красный диплом и без устали работала. Бралась за все предложенные заказы. Поскольку я отличалась ответственностью и сдавала все в срок или даже раньше, скоро репутация начала работать на меня. Зато и денег у меня было столько, что я могла позволить себе все, что мне хотелось.

Я пыталась закрыть дыру в душе мягкими игрушками, керамическими домиками, статуэтками матерей, обнимавших своих детей. Я обожала красивые свечи, прозрачные с мягким гелем, где на дне лежали ракушки и разноцветный песочек. И ароматические, особенно со сладкими запахами: ванили, кокоса, манго, карамели. Красивые шкафчики со стеклянными дверцами были уставлены безделушками из разных поездок за границу.

Нижние отсеки шкафов были забиты бумажными сокровищами. Открытки с теплыми словами от моих подруг и однокурсниц. Письма из юности. Мои детские рисунки и попытки что-то писать. Вырезки из красивых журналов, ценные статьи, красивые модные женщины в умопомрачительных нарядах. Истории о любви.

Меня только огорчало, что уж очень много получалось вещей для одной молодой девушки. А книги, мое утешение и спасение от несправедливого мира? Целых два книжных шкафа, забитых доверху".*

Беда в том, что дыру в душе невозможно заполнить извне. Сколько ни клади в нее денег, хобби, вещей, сколько ни потребляй яств, чужих историй из фильмов и книг, впечатлений – она зияет. Сквозная рана навылет, все вылетает в нее, словно в трубу, и исчезает в черном космосе. Рану, оставленную пренебрежением, насилием, жестокостью, использованием – можно закрыть только изнутри. Если пойти на психотерапию и проживать все вытесненные чувства. Учиться относиться к себе с любовью и уважением.

Тогда постепенно у дыры образуется тоненькое дно, она превращается в яму. На дне со временем порастает травка, цветочки, течет ручеек. И тогда мир тоже поворачивается к человеку другой стороной. Люди вокруг начинает давать больше тепла и любви, нежности и ласки. И яма постепенно заполняется – его любовью к себе, заботой о своем благополучии, и привязанностью близких.

Печаль

Сексуальное насилие, и особенно инцест, наносит чудовищной силы удар по чувству ценности и достоинства ребенка. Его лишают заботы, тепла, защиты, чувства, что он – хороший. Взамен он получает ощущение своей "прокаженности", плохости, испорченности. У него крадут надежду на благополучную жизнь, обретение дружбы и любви. Его доверие обмануто родителями – людьми, от которых он зависит и эмоционально, и материально, без которых ему не выжить.

"Меня предали. От меня отвернулись. Некому утешить меня. Некому защитить. Почему у меня нет любящей ласковой мамы? Почему мой отец холоден и жесток? Если люди, которые должны любить меня больше всех на свете, так бесчеловечно, так чудовищно со мной обращаются, чего же ждать от всех остальных, кому я чужой?"

Боль этого предательства не проходит с годами. Такие дети грустят в детстве, они замкнуты, одиноки, угрюмы. Вырастая, они продолжают печалиться: о счастливом беззаботном невинном детстве, которого их лишили. О доверии отцу, безмерной любви к матери, которые предали. О защите, которой они так и не узнали. О безопасности, которой так и не ощутили. О том, что вся энергия ушла у них не на развитие, рост, раскрытие их талантов и способностей, а на попытку выжить, сохранить хотя бы частично свою психику, здравый рассудок.

"Я завидую успешным людям, построившим карьеру, которые смело заявляют о себе, продвигают свои услуги. Я не могу так, мне стыдно и страшно. Мне грустно и обидно, что им помогали и их поддерживали, а меня – нет. Им дарили подарки, устраивали грандиозные дни рождения, а мной – пренебрегали. Я горюю обо всем том, что было у других, и чего лишили меня".

Предательство доверия

Инцест страшен тем, что это предательство доверия. Ребенок открыт перед своим близким взрослым, ничего от него не скрывает, убежден, что тот не может причинить ему вред. Он следует за ним и принимает все его слова на веру. Он позволяет ему все: и раздеть себя, и трогать во всех местах, и проникать в свое тело. Он не плачет и не сопротивляется, потому что доверяет. И только, когда и тело, и душа одновременно кричат внутри него, что происходит что-то чудовищно неправильное, непоправимое, его вера начинает колебаться.

"Тот, кто обязан защищать – насилует. Не злой дядька в подворотне, а любимый папа".

"Тот, кто должен любить – бездушно использует. Не мрачный мужик, а старший брат, которым восхищалась".

"Тот, кому доверяю больше всех – эксплуатирует. Не мошенник, а учитель, на которого хотелось равняться".