Культ свободы: этика и общество будущего

Что же такого в рынке есть, что нужно холить и лелеять? Первое конечно – эквивалентность обмена, второе – новые деньги, ну а третье – честную конкуренцию, за неимением лучшего термина. Оставив первое на позже, а второе – насовсем, обратимся к третьему.

Возможна ли честная конкуренция? Конкуренция – это конфликт интересов, когда каждый преследует противоположную цель. Откуда в такой ситуации возьмется уважение к правилам, этике? Уважение к правилам означает общую цель, а это уже сотрудничество! Но без конкуренции не будет и рынка! Рынок предоставляет выбор, выбор ведет к состязанию альтернатив, а значит появляется проигравший, третий участник обмена, точнее неучастник – тот, кому не удалось поучаствовать в обмене, потому что его предложение не нашло ответа. Как учесть его интересы, да и прочие интересы третьих лиц, называемые бухгалтерским словом "экстернальность"? Очевидно, только отказом от выбора!

Свобода старательно отрицает сама себя, но мы уже давно привыкли к этому. Конкуренция без конкуренции – такой же парадокс, как и равенство без равенства, а выбор без выбора. Этичный рынок требует одновременно обеих противоположностей. Но все эти словесные ухищрения вряд ли прибавят ему привлекательности. Как же быть? Вероятно, конкуренция без конкуренции возможна – через все тот же загадочный и непрактичный эквивалентный обмен. Ведь он как раз и означает, что третий участник действительно участвует. Кроме того, каждый участник этичного рынка уникален, т.е. сравним и несравним одновременно. Оригинальность собственного продукта – уже знакомое нам требование свободы, это свобода конкретизации ОБ. Подобие похожей конкуренции уже существует – правда пока в искусстве, что вполне обьяснимо – истинное искусство далеко от ресурсов и близко к вечности. В искусстве побеждает каждый, но по своему. Проигравших нет – победа одного не означает, что остальные проиграли. Осталось только научиться находить ОЦ и тогда оценка "победителя" деньгами станет просто мелкой формальностью. Ведь ОЦ требует вечности, а значит вопрос об окончательной победе или поражении всегда открыт. И "победа", и "поражение" просто исчезают из лексикона.

Однако, насколько описанная утопия применима на практике? Куда девать, например, азарт борьбы и прочие сильные ощущений, заложенные нам в гены эволюцией и отсутствие которых не только обеднит нашу жизнь, но и превратит ОБ в нечто унылое и скучное, стремиться к чему совсем не хочется? Не говоря о том, что страдать действительно яркой оригинальностью дано избранным, а иначе в ней и смысла никакого нет?

Я думаю, люди будущего найдут какой-нибудь выход. Например, введут небольшую искусственную конкуренцию. Если личные жизненные цели согласуются договором, то их достижение вполне может быть организовано соревновательно, как в картах. Участники карточной игры, если конечно это дружеская игра, а не способ обобрать до нитки, имеют общую цель – развлечься. Организовать рынок можно таким же образом. Точнее – похожим, чтобы не подвергать этику опасности, а человека искушению. Тогда искусственная конкуренция превратится просто в своего рода игру.

Мотив такого соревнования так же отличается от нынешней экономики, как дружеская пулька от азартной лихорадки казино. Неэтичная конкуренция нацелена на устранение конкурента. Но если устранить соперника – с кем состязаться? Игра требует партнеров. Компании на рынке вполне могут проиграть и даже разориться – почему бы и нет? Но поскольку тут же будет создана новая, факт разорения не меняет смысла соревнования. Проигрыш не затрагивает людей, поскольку само участие в соревновании приносит общую пользу. Участники не стремятся захватить рынок и вытеснить проигравших в вечное небытие. Они наконец сосредоточатся на творчестве, продукт которого становится достоянием и проигравших. Т.е. в треугольнике договора (два конкурента и потребитель-судья) проигравший не страдает, а участвует в выигрыше, радуясь новому результату, который движет общество вперед.

Спекулянт, коммерсант, предприниматель, бизнесмен и подобный деловар исчезнет как класс. В этих расширителях узких мест экономики не будет нужды. Движущей силой общества станут люди создающие новое, в т.ч. новое в организации предприятий и процессов обмена. Карьера и продвижение по службе перестанут быть целями в себе. Целью станет реализация собственного творческого потенциала в создании ОБ. Почему сейчас не принято оглашать размер, а кое-где и источники, своих доходов? Потому что это стыдно. Совесть противится и неравенству, и эгоизму которым пропитан рынок. В этичном рынке доход станет предметом гордости.

Искусственная конкуренция очевидно нарушает принцип эквивалентности обмена. Если есть победители и проигравшие, усилия последних, вероятно, пропали зря – их работа, потраченное время и вложенные ресурсы не принесли той пользы какую должны бы. И тем не менее, честное соревнование предпочтительнее – как и всякое движение. Эквивалентность – не менее загадочна чем ОБ. Кто знает, в чем оно? Возможно проигравшие в соревновании на самом деле своим проигрышем принесли пользу всем – и возможно даже большую, чем если бы формально эквивалентно обменяли свой продукт в отсутствии соревнования! К сожалению, такие тонкости наука пока учесть не в состоянии, поэтому примем, что возможны любые варианты – как этичная конкуренция, так и идеальный обмен. Будущее решит.

4 Возможности и изобилие

Однако, это еще не все. Скажем, как быть в случае распределения ограниченного ресурса? Есть продукт и два покупателя. Как учесть интересы того, кому не досталось? А подобная дефицитность будет всегда, поскольку нужда есть сформированная потребность. Например без горячей воды в кране едва ли можно нормально жить, хотя еще пару веков назад о ней не мечтали. Соответственно, люди становятся несчастными, когда видят насколько они обделены по сравнению с другими, а не потому что им "действительно" чего-то не хватает. Тут мы сталкиваемся с ситуацией конкуренции не между производителями, а между потребителями. Как ни печально, в дело вступают деньги (которые таки пришлось ограничить), которые худо-бедно сигналят обществу важность потребителей – точно как ныне с той разницей, что поскольку неравенство больше не будет искажать рыночные веса сторон, потребности каждого будут куда более справедливо оценены. А проигравшие получат заменитель – такой же хороший, но дешевле.

Откуда он возьмется? Свобода невозможна без достаточных возможностей, однако использование некой возможности почти всегда отнимает эту возможность у других. Например, взяв самую красивую девушку в жены, некто лишил этой возможности всех остальных. Таким образом любое действие затрагивает чужую свободу, делает кому-то хуже и в конечном итоге является ничем иным как насилием. Поскольку без действий и пользования возможностями никак не обойтись, граница между свободой и насилием проходит там, где использование одной возможности оставляет достаточно других возможностей. В нашем примере, красота субьективная – а значит прочие девушки ничуть не менее красивы, и все остальные имеют прекрасные шансы жениться. Похоже природа мудрее экономики – она всегда оставляет достаточно возможностей. В экономике сейчас не удается найти общую границу между "достаточно" и "скудно" – в то время как у большинства "скудно", у избранных более чем "достаточно". На этичном рынке эта граница ощущается моральной интуицией и закрепляется договором. Свобода всегда оставляет шанс вместо упущенной возможности найти новую – гораздо лучше. И здесь тот же смысл, что и в случае искусства – нас спасает оригинальность производителей, гарантирующая невозможность существования абсолютно уникальных возможностей. Каждая возможность и уникальна, и универсальна – в точности как и ее производитель.

Однако, если с заменителем обнаружились проблемы, дружеское соревнование плавно превращается в смертельную схватку. Да и возможна ли честная конкуренция в условиях жесткого дефицита ресурсов? Очевидно, есть некий минимальный уровень благосостояния, ниже которого ситуация становится "катастрофической", вновь встает вопрос выживания, а свобода превращается в нескорую мечту. Можно предположить по крайней мере два необходимых условия для этичного рынка:

1) стабильный уровень благосостояния, удовлетворяющий все базовые потребности, т.е. с большим запасом снимающий вопрос выживания;

2) уровень механизации/автоматизации/роботизации достаточный, чтобы сделать тяжелую или неприятную работу легкой и приятной. Или по крайней мере достаточно привлекательной.

Второе условие ставит меня в тупик, поскольку я совершенно не представляю себе каков должен быть этот уровень. А может ли так случиться, что даже в отсутствии всякой механизации люди будут добросовестно работать на тяжелой работе? Мне кажется – вполне. Человеку вообще больше свойственно работать, чем бездельничать. Пытка бездельем – куда хуже пытки трудом, особенно если деятельный мотив – сотворить что-то полезное, а не заработать на кусок хлеба. Более того, физическая работа не только закабаляет, но и освобождает – например, от проблем с лежачим образом жизни. Иными словами, можно предположить, что в условиях достаточного благосостояния, требование механизации станет не слишком существенным.

Поэтому есть смысл сосредоточиться на первом условии. Возможна ли описанная в нем ситуация? Абсолютно. Если дефицитность – нормальное состояние ресурсов вообще, это никак не относится к конкретным из них. Конкретные вполне могут быть в избытке, причем такое положение на самом деле абсолютно естественно. Или точнее, было естественно, пока за дело не взялся нынешний рынок, способный сделать дефицит буквально из всего. Посмотрите на эволюцию животного мира. Всякое живое существо потребляет множество ресурсов, но критически дефицитен из них только один – именно тот, который и ограничивает бесконечный рост популяции. Тут, для общности, я включаю в понятие "ресурс" и безопасность – отсутствие хищников. Эволюционируя, животные приобретают способности находить ресурсы и эффективно их использовать. Преодолевая дефицит одного ресурса, популяция упирается в следующий. Единственный способ окончательно побороть дефицит – либо бесконечно производить ресурсы, либо искусственно ограничить рост популяции. Учитывая, что и то, и другое уже давно практикуется цивилизованными людьми, нет никаких непреодолимых причин, чтобы все ресурсы необходимые для выживания не были в изобилии. Это значит, кстати, что наблюдаемый дефицит всякой всячины – заслуга цивилизации.

Иными словами, мы имеем искусственный дефицит. В этом, собственно, суть экономического насилия – это ловкие манипуляции ресурсами, приводящие к ситуации, когда изобилие ресурсов искусственно превращается в их дефицит. Ибо только так можно выжать из неимущих все, что имущим не хватает для полного счастья. Универсальные экономические законы – лишь выдуманная "обьективная" основа экономического насилия, неограниченная жадность – настоящая обьективная. Например, если кто-то найдет способ незаметно присвоить половину воздуха, будет ему стыдно показываться на глаза людям? Будет его мучить совесть за всех, кто дышит через раз? Конечно нет. Он будет только рад. Ведь он создал благо – он дарит людям возможность дышать. Вы уже готовы платить ему? В этом и сокрыт "обьективный" механизм. Создать дефицит легче всего манипулируя сознанием людей – основная масса и потребностей, и ресурсов созданы искусственно. К счастью, с базовыми потребностями дело обстоит несколько иначе, что дарит нам робкую надежду.

5 Проблемы этичной конкуренции

Перед этичной конкуренцией, а вернее перед составителями правил игры в нее, стоят серьезные препятствия. Я уж не говорю о том, где взять сам мотив. Но предположим, моральное просвещение удалось и культура индивидуализма, вызванная превратно понятым понятием "свобода", стала историческим недоразумением. Гораздо серьезнее кажутся более обьективные препятствия.

– "Обьективность" экономики и обьективность этики

Остановимся еще раз на этой многострадальной обьективности. Действительно, можно сказать, что насилие всегда обьективно, как и весь детерминизм. Как быть? Просто не надо так говорить. Обьективность детерминизма остается за рамками выбора – вспомним, как мы определяли "зло". Простой пример. Если в соревновании яхт, одна попала в океанское течение и выиграла – честно ли это? Можно сказать, да – ведь течение обьективно. А можно, нет – потому что при чем тут течение? Все зависит от точки зрения. Почему же честно пользоваться рыночными и прочими силами? Обьективность экономических законов не означает, что на них следует молиться. Обьективность счастью не помеха. Холод и дождь еще более обьективны, но люди ставят стены и кроют крышу. Вопрос в том, что считать приемлемым. Экономика – действия людей, и тут достаточно желания договориться, даже стены не надо возводить.

В экономике много сложных вопросов, когда неясно где кончается "честно" и начинается "нечестно". Как справедливо оценить потери третьей стороны, какова приемлемая доля рынка, как делить вновь найденный ресурс? Во всех этих случаях сложно найти границу где использование независимых от участников рыночных сил становится чрезмерным. Вот естественный рост компании перешел невидимую черту и она стала слишком крупной для рынка. Честная конкуренция перестала быть честной – чем больше доля рынка, тем больше его искажение. Как же быть? Вернуть яхты на старт нельзя. Тем не менее выход есть – отказаться от дальнейшего расширения, уменьшить расходы на рекламу, сосредоточиться на альтернативном продукте и т.д. В общем, сменить пластинку. Смешно думать, что бизнес "как обычно" подходит к обеим ситуациям – очевидно, мы уже имеем победителя в соревновании. И одновременно – проблему, требующую решения.

А как быть, если человек обладает невероятным талантом, должен ли он требовать такие же невероятные гонорары за выступления? Хочется верить, что даже люди с невероятным талантом обладают совестью, которая поможет им справиться с этой проблемой. Ну, если не сейчас, то хотя бы в будущем. Если равенство участников рынка абсурдно, то крутизна его экспоненты вполне подходит под задачу для этики. Чтобы видеть этическую границу, надо видеть в сопернике, поклоннике или продавце человека. Как яхтсмены остаются друзьями, так и конкуренты должны оставаться людьми. Независимо от того, знакомы они или нет.

– Этичное предприятие

Человек, поставленный управлять компанией, отвечает не только за себя. Коллектив компании тоже требует результата. Когда успех многих зависит от одного, велик соблазн пренебречь далекой обьективностью, ведь и сотрудники и владельцы компании – тоже люди, а ответственность перед ними – этическая задача. Но ответственность за успех компании не должна перекрывать ответственность за успех всего общества. Нынешние акулы бизнеса отличаются прекрасной способностью пренебрегать всякой ответственностью, опираясь на полную аморальность. Я надеюсь, не составит труда опереться и на мораль.

Для этого необходима собственная этичность тех, кто ждет результатов. Ведь и сотрудники, и хозяева – тоже люди. Правда, тут есть проблемы. В крупных компаниях работает полно людей, каждый занят своим делом и моральные проблемы уровня компании видны только единицам. Зато всем видно, что коллектив компании борется с коллективами других компаний. Так что тут мы сталкиваемся с другой проблемой – атавизмом групповой морали. Личный эгоизм маскируется коллективным. Как легко проникнуться корпоративным интересом и коммерческим патриотизмом – дух компании, гордость компании, слава и еще что-то компании! Как легко поддержать компанию в ее неэтичных порывах! Но разве возможна гордость за нечестную компанию? Компания – не первобытное стадо. И клиенты, и акционеры имеют равные моральные права. Одним надо получать качественные услуги, другим – сдерживать свою жадность. В конце концов, каждый акционер – и клиент тоже. В чем смысл?

Атавизм усугубляется делегированием моральной ответственности. Когда в коллективе есть конкретные лица, принимающие решения, моральная автономия подчиненных оказывается потеряна – психология "пешки". Пешки формируют общий аморальный фон – пусть о морали заботится кто-то наверху, а мы хотим только зарплату и еще премию. Те, кто наверху, часто чувствуют фальшивую ответственность перед пешками. Ведь пешки – тоже люди. Я думаю, если коллектив преследует свои цели, пешки теряют право требовать. В свободном обществе каждый автономен. Как во главе коллектива всегда стоит конкретное лицо, отвечающее перед своей совестью, так и его подчиненные не передают ему свою моральную ответственность – каждый остается со своей совестью.

Избавленная нами от всевозможных атавизмов этичная компания вероятно выглядит следующим образом. Ее цель – общее благо, а не прибыль, доля рынка и собственное вечное существование. Она помогает обществу, поэтому найденные способы повышения эффективности – организация, технологии и т.д. – не являются секретом, а распространяются среди всех. Ее внутренняя организация, как и ее отношения с участниками рынка, строится на формальных, этичных нормах. Все обмены внутри компании – в т.ч. оценка труда – эквивалентны или близки к этому, а продукцию она продает по таким же прекрасным ценам.

– Ценовой механизм

Считается, что именно рыночная конкуренция решает проблемы ценообразования. Чудесные механизмы рынка сами собой находят оптимальные цены, позволяющие максимально эффективно распределять ресурсы. Откуда же возьмутся цены на этичном рынке? Как может работать рынок без реальной конкуренции, а значит и без магической борьбы спроса с предложением?

Для начала, уточним как работает капиталистический рынок. Откуда берется цена товара, если продавец хочет продать его максимально дорого, а покупатель – купить максимально дешево? Отбросим сказки о договоре. Договор – это этика, отказ от конкуренции и шаг к кооперации. Возьмем "чистый" капитализм, где как известно, конкуренция идет не на жизнь, а на смерть, и где каждый будет давиться до последней копейки.

Очевидно, что цене этой взяться просто неоткуда – примерно, как и ценности денег. Из двух сторон кто-то должен победить. Если предлагаемый товар предлагается еще кем-то – продавцу не повезло. Он вынужден продавать либо по цене другого продавца, либо дешевле. В пределе, если продавцов много, цена упадет до уровня издержек и даже ниже. С другой стороны, если покупателей много, не повезло покупателю – продавец продаст по максимально возможной цене, которую кто-то способен предложить. В пределе – бесконечно высокой. На реальном же рынке цена будет случайной и определяться не комбинацией количеств продавцов и покупателей, а их "рыночными силами", точнее – способностями скрывать информацию и выкручивать руки противоположной стороне. Эти случайности в итоге сложатся в традицию, которая заменит и эффективность, и обьективность. Ибо сумма издержек – точно такая же случайная величина. Ибо все ценности в конечном итоге определяются трудом, труд – временем, а время – насилием власти и сопротивлением подданных.

Такова в реальности магия капиталистического рынка. То время свободы, которое исторически проникает в деньги, насильственный рынок выявить не в состоянии – ибо он только продолжает традицию вечного насилия. Капиталистические цены, а следовательно и сами нынешние деньги, не содержат обьективной ценности. В свете этого, способность сторон договариваться, даже несовершенная, опирающаяся на их субьективные представления о затратах труда и обоюдных нуждах – уже шаг вперед. Понимание этого простого факта делает рассуждения о "механизмах" рынка бессмысленными. Чем этичнее люди, полнее информация и совершеннее институты рынка – тем лучше, правильнее и справедливее цены. А деньги ближе к времени.

Но как договор позволяет согласовать субьективные представления договаривающихся сторон? Отражает ли "время свободы" общественные потребности, без чего экономическое хозяйство будет вечно бесхозяйственным и неэкономным? Для ответа нам надо окончательно проснуться, достать калькулятор и углубиться в понятие "ценность".

6 Ценность

– Свобода как основа ценности

Всех нас мучают нужды и потребности. Они поглощают нас, мешая двигаться к цели и потому каждому нормальному человеку хочется избавиться от них раз и навсегда. Это стремление порождает ценности. Ценность – все то, что избавляет от потребностей. Правда, пока каждый чувствует меру избавления собственным нутром, ценность остается чисто субьективной. "Субьективная ценность" состоит из таких составляющих:

СЦ ~ доступ * потребность * срочность + эффект

СЦ относится к желаемым, публичным благам, а не к тому, что у человека уже есть (доступ=0) или к тем вещам, чья ценность имеет личную или символическую окраску. Она противоречива – притягивает и одновременно отвращает. Человек стремится к ней, но хочет ее уменьшить, получить все даром. Например, если получить что-то можно несколькими путями, человек выберет наилегкий. Если машину нельзя сделать самому, ее можно купить, заработав на чем-то другом, более эффективным образом:

доступ = min (д1, д2, …)

Поэтому на самом деле, человек стремится не к ценности, а к благу. В этом причина роста производительности и разделения труда. Благо сокрыто за ценностью и нам предстоит его там откопать.

В чем суть блага? В том, что удовлетворяя потребность, продукт освобождает от нее. Благо – это свобода. Благо воздуха – свобода дышать, забыв об удушье. Даже когда человек придумывает себе новое благо – это лишь потому что его свободе что-то начало вдруг мешать, и это необязательно скука. Например, благо самолета – не роскошь, а удовлетворение потребности летать.

Благо бесценно. Именно в силу этого свойства блага, его желаемый размер неограничен. У животных тоже есть потребности, но они потребляют ровно столько, сколько им необходимо. Человек способен потреблять бесконечно не потому, что его потребности бесконечны, а потому что он жаждет бесконечной свободы. Бесконечные потребности – в том числе все новые и новые, типа "летать" – появляются уже как следствие этого факта. Если попытаться представить человека рациональным животным или машиной, способной размышлять и планировать свои запросы лишь эгоистично, то все его благо сведется к некой "универсальной энергии", необходимой для сытой, бессмысленной жизни – его детерминированной цели. Поскольку эта необходимость, как и жизнь, конечна, будут конечны и запросы. Попытка продлить запросы в бесконечность путем добавления запросов потомства не работает, потому что сама потребность в продолжении рода не вписывается в "энергию" эгоиста. Человек не производит бесконечное количество детей. Более того, некоторые вообще предпочитают обходиться без них. И даже, если взять нечто "детски-среднее", то и тогда предел накоплению "энергии" будет очевиден – никакое рациональное животное не способно планировать в вечность. Дети детей и их дети тоже смертны.

Однако благо не есть экономическая ценность. Чем больше желаемый эффект вещи, чем больше в нем "блага", тем она ценнее, но и тем меньше она потом будет нужна. Благо уничтожает ценность. Обычное животное потребляет, чтобы утолить, например, голод. Оно не рассматривает пищу как нечто уничтожающее само себя. Человек, как рациональным животное, приобретая вещь, видит в ней именно средство избавиться от потребности. Приобретение блага – акт уничтожения ценности. Именно не потребление, а приобретение. Гарантированный мгновенный доступ – это отсутствие ценности. И в этом смысл собственности. Собственность – это гарантия доступа, помните?

Свобода, в отличие от "энергии" – общественная сущность. Нельзя быть свободным в одиночку, потому и благо не может быть индивидуальным. Приобретая благо человек, уже не как животное, а как член свободного общества, ценность не уничтожает – она сохраняется пока есть те, кому она нужна. Пока блага редки, человек не свободен. Поэтому только труд, как способ доступа к ценности, единственный соответствует свободе. Труд уничтожает редкость. Альтернатива – гарантированный доступ для всех, но такое возможно только к неуничтожаемым ресурсам. Например, антиквариат может быть выставлен в музее. Иначе, его покупка – это усложнение доступа к нему, и значит это его производство, поскольку каждая новая перепродажа добавляет ему ценности. В этом случае особенно хорошо видно, что нет отдельной "потребительной" и "производительной" ценностей ибо потребление антиквариата – его производство. Причем в этом нет ничего уникального. Любая покупка с целью перепродажи работает так же – ценность производится в процессе потребления. Всякая деятельность, отличная от реального производства ценности, несовместима со свободой. Конечно, этично купить, чтобы продать в другом месте или даже в другое время, но это потому, что так сглаживается какое-то колебание спроса, а хранение требует затрат. Я же имею в виду чисто спекулятивную перепродажу, накрутку цены, искусственное создание символической ценности.