Соло в ночи

И вдруг всё стало тихо, не слышно ни звука с улицы, стало жутко, ведь мы окружены постоянными шумами. Этот человек подошёл ко мне, кстати, он успел переодеться в одежду свободного покроя и красивую, и сказал: «Пора, они отключили землю от космоса», и добавил: «Долго продолжать этот эксперимент нельзя, но хорошо проучить землян нужно. Космос не свалка, его беречь надо».

Началась паника – все думали, что это диверсия, никто не мог представить, что это космос мстит земле.

Я спросила: «А что будет, если дать время людям для подготовки к новым условиям жизни на земле – отбросить цивилизацию только на 50 лет назад?»

Человек сказал: «Начнёте учиться жить без такой огромной, замусоренной информации, снова научитесь работать руками, меньше будете проводить время около компьютеров и телевизоров – из-за жесткого регулирования информационных потоков межконтинентальными сообществами научитесь очищать космическое пространство.

А эдак лет через сто вы снова подойдёте к этой же точке. Прогресс не остановить, но жизни на земле уже ничто не будет угрожать. Выбор за вами».

Я проснулась.

Чёрная кошка

Около отдела «Сувениры» Царицынского пассажа стояла пожилая женщина в полупальто с капюшоном и внимательно изучала статуэтки кошек. Они были разные: белые, серые, коричневые. Кошки были без шерсти, а кожа была шершавая и покрыта специальным напылением. Глаза у кошек тоже были разные, у одних хитрые, у других злые, жадные. Женщина долго стояла у витрины и молчала.

Продавец Людмила – молодая девушка – давно обратила внимание на эту женщину, глаза которой строго смотрели из-под капюшона, и не знала, что сказать ей и как предложить свой товар. С другими покупателями она выдержит несколько минут, а потом заводит разговор: какой нужен подарок, для кого, и предлагает разные по её мнению сувениры, а перед этой она почему-то оробела.

Вдруг женщина говорит:

– А есть у вас чёрная кошка с блестящими глазами, чтобы и в темноте светились?

Людмила даже вздрогнула, она вообще не ожидала от неё никакого вопроса, думала, постоит и отойдёт.

Женщина подняла глаза на Людмилу и повторила вопрос: «Чёрная с блестящими глазами».

Людмила вспомнила, что месяц назад, когда привезли сувенирных кошек, среди них была одна чёрная, и глаза у неё были не такие, как у других. Её тоже выставляли на витрину, но Людмиле пришлось снять её с продажи и отнести обратно в кладовую, так как каждое утро, приступая к работе, она чувствовала угнетённое состояние, как будто в её небольшом торговом помещении находился ещё кто-то.

Даже в кладовой пришлось кошку накрыть, так как и там было неприятно и немного страшно смотреть на неё. Люда закрыла отдел и пошла за кошкой, сказав покупательнице, что сейчас принесёт чёрную кошку. В кладовой она схватила кошку вместе с тканью, прикрывавшей её, и побежала обратно. Женщина посмотрела на кошку, положила деньги, повернулась и пошла. Людмила посмотрела, что денег больше стоимости, схватила сдачу и побежала за женщиной. Догнала она её быстро, сразу за выходом:

– Вы сдачу забыли.

Женщина протянула руку, взяла деньги, а потом провела рукой около Людмилиного лица и сказала:

– Удача тебе будет во всём до полуночи сегодня.

И тихо пошла по улице, по направлению к мосту.

Люда стояла как окаменелая, пот выступил на лице, ноги не слушались.

Постояв немного, она пошла в магазин, но почему-то ткнулась в дверь, закрытую на замок. Молодые люди, стоявшие около пассажа, рассмеялись незлобно и поспешили открыть нужную дверь.

Людмила удивлялась сама: «Почему я дверь перепутала, ведь я знаю все ходы и выходы пассажа, что со мной случилось за этот короткий промежуток времени?»

Торговля началась бойкая, туристы брали всё, в этот день выручка была больше, чем за неделю. После окончания работы Люда пошла на свидание к парню, который ей долго не звонил, а тут пригласил её посидеть в кафе. При переходе через улицу под мостом Люда почувствовала, что ей преградил путь рукой незнакомый мужчина, она вопросительно посмотрела на него, но тут же её взгляд приковал лист железа, летящий с моста с проезжающей машины. Она второй раз за этот день окаменела.

С парнем они встретились в кафе, и буквально с первых минут общения поняла, что он поругался со своей девушкой и в отместку пригласил её, зная, что она была к нему неравнодушна. Людмила не позволила себя выдать, что ей понятна её сегодняшняя роль громоотвода. Вечер закончился спокойно – немного выпили, танцевали.

Люда подумала: «Кафе закрывают, значит, уже скоро полночь, а ничего особенного не произошло». Они вышли на крыльцо, на улице было много припаркованных машин, и вдруг дверь одной машины потихоньку открылась, и из неё вышла маленькая девочка – фея, вся в бантиках и длинном платьице. Девочка, не закрывая дверь, быстро побежала, не замечая отъезжающие машины, которые не могли её заметить из-за тусклого света.

Людмила на одно мгновение замерла и поняла, что случится беда. Две машины одновременно сдавали назад, совсем не замечая девочку. Люда правильно рассчитала свой прыжок и прыгнула через все ступеньки, мгновенно очутилась около девочки, они вместе упали, но Люда помнила, что если они покатятся на другую сторону, то машины их не задавят. Они лежали на тротуаре, и девочка тихонько говорила: «Мама, я тебя нашла».

Люда тихонько гладила её и думала, что надо подняться, но она не могла, пошевелила ногами – вроде не сломаны, болит плечо, но рука шевелится, значит, и тут всё в порядке, но что-то тёплое всё-таки течёт по спине. Так они лежали, сколько времени – Людмила не помнит. Девочка говорила без конца про маму, а Люда думала, что надо крикнуть о помощи. Вдруг над ними наклонился мужчина и сказал:

– Дамы, хватит лежать, поднимайтесь.

Он поднял девочку, освободив от цепких рук Людмилы. Поставив девочку и проведя по ней руками, убедившись, что кроме царапин и ушибов больше ничего нет, встал на колени перед Людмилой, подложил под её голову руку и сказал:

– Всё в порядке, голова цела.

Затем посмотрел на её ноги и руки и спросил:

– Вы можете подняться с моей помощью?

Когда они сели в машину, девочка без конца хвалилась, что это она нашла маму, вперёд папы. Людмила посмотрела на часы перед кафе, часы показывали полночь.

Через несколько дней Людмила вышла на работу и не утерпела – всё рассказала своей подруге, которая была верующим человеком, и та посоветовала Людмиле никому об этом не рассказывать и пожелала ей семейного счастья.

Кладбище

На кладбище я ходил убирать могилу матери и поминать на Пасху, хотя об этом говорили священники, что это неправильно, но у меня так выходило. Однажды я пришёл на могилу, а там женщина выкапывает траву стелющуюся и кладет её на картонку, делает это очень спокойно. Я подошёл и говорю:

– Что вы делаете на моей могиле?

Она посмотрела на меня спокойно и говорит:

– Могила не ваша, а Ольги Степановны, и она мне разрешила взять немного травки для могилы моего отца.

Я остолбенел сначала, потом говорю:

– Я её сын.

Женщина спокойно взяла траву и пошла на могилу своего отца, которая находилась через дорогу. Пришла моя жена, я ей рассказал об этом, она говорит:

– Вот я сейчас пойду и скажу ей, что нельзя так делать, – и пошла.

Через некоторое время жена возвращается, какая-то тихая, и говорит:

– Что нам, травы жалко, что ли.

Убрали мы могилу, помянули по рюмочке, на кладбище народу много в этот день всегда. Я спрашиваю жену:

– Что ты этой женщине сказала?

А она мне говорит:

– Пусть ходит на нашу могилу, давай не будем ей мешать, она их познакомила и им будет хорошо.

– Так ты скажи мне толком, я ничего не понял, или ты опьянела от двух рюмок, или крыша съехала, как у этой тетки.

Жена помолчала, а потом говорит:

– Эта женщина познакомила твою маму Ольгу Степановну со своим отцом Михаилом Трофимовичем. Он красивый и на десять лет старше её и вот передал гостинец ей, – и жена вытащила из кармана красное яблоко, такое красное, какие бывают на картинках, и положила на могилу. Я выпил ещё рюмочку, голова отказывалась понимать это, а жена продолжает, что женщина познакомила их и они теперь не одиноки и в темноте не страшно вдвоём.

Я встал и пошёл на могилу отца этой женщины, я заметил, где она убиралась, но когда подошёл, то сразу не определил точно и только по красному яблоку догадался где. На меня смотрел очень красивый мужчина в необыкновенном кафтане, расшитом по краям. Могила была убрана, я постоял немного и пошёл назад.

Больше мы с женой об этом не говорили, словно сговорились. Через месяц я приехал на могилу, чтобы подремонтировать памятник, посмотрел на портрет матери, и мне показалось, что она на портрете стала другой – какой-то приветливой, что ли. Меня опять потянуло на могилу Михаила Трофимовича, и, что интересно, на его могиле росли два красных тюльпана, такие же были и на могиле моей матери. Дома жена сказала, что она тюльпаны не сажала, значит, эта женщина принесла гостинец от своего отца моей матери. Мысль о загробном мире никогда не посещала меня, но после этих событий я подумал, что, может быть, есть другое измерение, где живут души умерших в образе живых, и моей матери повезло больше там, чем на земле, где она одна воспитывала меня. И на душе у меня стало спокойно.

Прощание подруг

Для тех, кому за 75

Я решила съездить в Урюпинск, повидаться и попрощаться со своими подругами – школьными и по жизни – Любой и Ниной. Думала, что не доеду, ведь мне 75 лет, в магазин иногда не могу дойти, а очень хотелось, может, в последний раз встретиться с подругами-сверстницами. Но всё-таки собралась, хотела на автобусе ехать, но дети сказали: «Только поездом, будешь лежать, а в Алексиково вагон перецепят на Урюпинск». Поехала. Всё нормально было в поезде, в Урюпинске девочки меня встретили. Люба, Нина и я (Маша) учились в одной школе, жили мы недалеко друг от друга в частных домах – тогда многоэтажных домов в Урюпинске не было.

Вот сидим мы, что там говорить – старые, уставшие от забот, жизни, уже не такие красивые, но, слава богу, мозги сильные, памятливые, юморные.

Люба. Маня, молодец, что приехала, как хотелось тебя увидеть.

Нина. И я хотела встретиться, но не думала, так как знала, что ты лежала в больнице.

Я. Девочки, я собрала все силы, напилась таблеток и поехала. Давайте посидим и поговорим откровенно, на равных. Мы друг друга знаем давно, и можно разговаривать, не опасаясь. Ведь я практически ни с кем, кроме вас, не могла поговорить от души. Что-то мне попадаются люди или глухие, или глупые, завистливые, хвастливые – беседы не получается. После любого общения остается осадок – зачем разговаривала?

Нина. Маша, я, если честно сказать, тоже разучилась долго общаться с людьми. Когда работала в школе, только с любовью разговаривала с детьми на все темы, если они не понимали чего, то хоть зло не спорили.

Я. Девочки, а почему так стало? Помните, как наши родители собирались почти каждый вечер, играли в лото, карты или просто разговаривали, не отрывая рук от спиц, да и мы принимали участие в их разговорах, а сейчас практически не собираются и не ходят друг к другу. В горсад все ходили – и старые, и молодые, там играл духовой оркестр, с открытой сцены выступали артисты, по аллеям прогуливались военные с жёнами и с подругами, молодёжи было много, казалось, что весь Урюпинск по выходным собирался в городском саду. А нашу танцплощадку помните, я так тоскую по тем временам, а может – по молодости. Вы никого не видели из наших знакомых девчат?

Нина. Я видела одну, но не из нашего класса, она меня не узнала. Помните, она играла на аккордеоне на вечерах, и сразу после 10 класса вышла за военного.

Я. Любочка, а что ты не вышла за военного, их ведь было в Урюпинске в то время много – выбирай кого хочешь.

Люба. Маня, я любила своего казака до отупения, готова была, когда он хотел бросить меня, положить голову на рельсы. Потом когда родились ребята, то всё пошло совсем по-другому. Он стал пить и бить меня. Напьётся, выгонит меня на улицу, я и сижу на лавочке и всем говорю: «Дышу свежим воздухом» – и так до часу ночи. Когда он выйдет во двор, я потихоньку проскальзывала в дом и пряталась. Он был жестоким. Летом-то тепло, а зимой замерзала, к соседям стеснялась проситься, так зайду в сарай, сижу около коз и греюсь. Через десять лет нашей семейной жизни я готова была его голову положить на рельсы.

Я. А почему не разошлась?

Люба. Вот посмотри, Маша, как я могла разойтись? Двое детей, дом коммунальный, то есть не частный – ни разделить, ни продать нельзя. Куда идти? Это в кино показывают про богатых – влюбляются и разводятся без конца.

Я. Люб, а он долго болел?

Люба. Нет, он сгорел от водки, зимой пьяный сильно обморозился.

Я. А ты не думала о втором замужестве?

Люба. Был один, но на совместную, постоянную жизнь я не решилась.

Я. Вот и я всё время хотела выйти, но почему-то сомневалась и так осталась одна. Может, вы думаете, что я завидую вам – замужним, нет, я одна воспитала детей и не жалею, что не приняла другого отца (отчима), не было тех проблем, о которых рассказывают. Нинка, что молчишь?

Нина. Я скажу вам честно, что не так, как Любка, любила своего Валентина, но заботилась, и отношения с ним были ровные. Один раз мы были у его знакомых на вечеринке и поссорились. Я ушла домой, а он остался. Пришла домой и думаю: я его обихаживала, воспитывала, поила, кормила, а теперь вот ушла, а на него там одна уже глаз положила. Он лишнего выпил, а она стала липнуть к нему, вот мы и поссорились. Почему я должна отдать своего мужа – спокойного мужчину, которого знаю давно, кому-то, а самой что делать – искать другого, не зная, где и как он жил и какой характер вообще? Я вскочила, во мне заговорила собственница, и ночью побежала почти до самой Набережной улицы. Они ещё сидели за столом, и эта была около него и даже легла ему на плечи. Я подскочила, убрала её руки и сказала: «Валя, пошли домой!» Сказала таким тоном, что он встал и пошёл, не сопротивляясь.

Вот этот неприятный случай у меня был с мужем, а так мы живём нормально. Сын окончил политехнический институт в Волгограде и живёт отдельно. Валя сейчас на пенсии, но даже после пенсии работал мастером у слепых. Смирный он очень, я не знаю – это хорошо или плохо?

Я. Девочки, вас не поймёшь, горячий муж – плохо, тихий – тоже.

Нина. Маша, я не говорю, что плохо, а просто он тихий. Сколько раз я благодарила Бога за такого мужа, жизнь с ним текла спокойно, разумно, без потрясений. Я всегда чувствовала его заботу и сама заботилась о нём.

Я. Нинка, это твой «золотник», который оберегал тебя от всего, он не дал тебе повода положить голову на рельсы при жизни и не даст после. Береги его, а любовь бывает разных форм, у тебя спокойная, уважительная, без всяких глупостей, как у некоторых. (Смеемся.) А вот честно скажите мне, мужья вам мешали, по большому счету, сделать карьеру, например, или как-то улучшить свою жизнь?

Люба. Маня, помнишь, я ведь училась и окончила музыкальное училище, ходила долго на кружок самодеятельности в драматический театр, и всё без толку, а вы с Нинкой не знали этих забот.

Я. Любаня, это верно, мы с Нинкой не обладали такими талантами, как у тебя, и у нас не было слуха. Да и коса у тебя была толстая и длинная. Я всё время думала, что быть тебе за будущим генералом и что ты уедешь от нас за границу. Помните, у нас в Урюпинске офицеры только и знали, что с молодыми жёнами уезжали за границу. Магазин комиссионный был забит импортными дешёвыми тряпками. Сейчас стыдно рассказывать кому, как мы покупали там немецкое нижнее белье всё в кружевах и перешивали его на кофточки, кружева шли на украшения и к платьям. Девочки, а я вам не рассказала, а ведь могла выйти за военного, но не получилось. К нам ходил один офицер, просил у отца моей руки, отец говорил, что хороший человек, но я заартачилась, а потом выскочила за приезжего из Михайловки. Прожила с ним недолго, родила двоих детей и разошлась. И не жалею, спасибо родителям за детей, помогли поднять их. Глупая была, а могла бы выйти тоже за будущего генерала, военных было больше, чем людей.

(Смеемся.)

Люба. Я не реализовала никакой мечты, просто ушла из детского садика, где работала, так как без конца подбитая и нервная была, какая уж тут музыка. От матери шить научилась и пошла в швейную мастерскую при гарнизоне. Перешивала, ремонтировала одежду военным, мне там нравилось – все с уважением ко мне относились, а дома я ещё вязала платки, коз постоянно держали. И вот, когда я дома что-нибудь скажу про мастерскую, он ревновал и сразу кидался драться. Вот я и стала давно молчуньей, как ты, Маня, говоришь. Да чего уж говорить, что не изменишь. А вот самый спокойный период – это когда я живу одна, внуки на лето приезжают, а дочка совсем рядом живёт, почти через день проведывает. Такое спокойствие сейчас, делаю, что хочу, сплю тоже, а при нём бы я не дожила до этих лет, 76 – это не шутка.

Я. Значит, подведём итог: любовь – это для женщины опасность, а может быть, и смерть. Видишь, Люба, ты на рельсы готова лечь, а если бы легла? Зачем ты хотела всем мужчинам радость доставить, не забывай – твоя фамилия не Каренина. (Смеемся.)

Люба. Судьба отвела меня, если бы сказали сейчас – выбирай между такой большой любовью и просто, то любовь я бы не выбрала.

Я. Любка, как ты верно сказала, что любовь и разводы для богатых лучше подходят.

Нина. Маша, а помнишь Сталинский скверик, как мы покупали мороженое и шли в скверик, цветники там были необыкновенной красоты, специальный цветовод был.

Я. А у меня сохранились фотокарточки в Сталинском сквере – смотрите.

Люба. У меня тоже есть фотографии, я завтра принесу. Нина – и ты принеси, посмотрим.

Нина. Помните, мы ходили в Черничкин сад и ели там всякие ягоды и фрукты.

Я. А сейчас этот сад сохранился или нет?

Нина. Не знаю, давно там не была.

Я. А деревья около школы, которые мы сажали и ухаживали, сохранились или нет?

Нина. Там дом построили пятиэтажный, часть деревьев вырубили, Марусечка, а как ты в большом городе живёшь, скучаешь, поди?

Я. Тоскую, если бы у меня был выбор, где доживать старость, то я выбрала бы Урюпинск, правда, я выбираю тот Урюпинск – моего детства и молодости, а сейчас не знаю. Завтра пойдём по нашим местам, походим, на сколько сил хватит. Я люблю Урюпинск с небольшими частными домиками с палисадниками, с цветами и лавочками. С красивым и уютным городским садом с летней танцплощадкой, старым Хопром, когда ещё не было моста и был наш огородный торфяник в «опарохе», бахчи и ежевику за лугом, жёлтые кувшинки в ериках. Кажется, что всё сейчас найду и всё на месте. Давайте отдохнём, а завтра турпоход по новому Урюпинску со старыми воспоминаниями.

Наутро мы заказали такси.

Ночевала я у Любы, а Нина ушла к себе домой, но обещала, что обязательно придёт утром и мы объедем все нам дорогие места детства. Долго не спали мы, и Люба призналась мне, что вновь к ней пришла любовь к мужу. «Хожу на кладбище, перебираю его вещи, фотографии. Это какое-то наваждение, – говорила она. – Сны вижу только про него и как наяву. Маня, если говорят, правда, что там, – и она указала на небо, – есть другая жизнь, то я уже готова туда идти».

Меня это признание сразило как громом. Сказать ничего не могу.

Люба. Маня, ты не спишь?

Я, немного помолчав, ответила:

– Нет, сволочь влюблённая, одна только ты любишь и любишь, а мы с Нинкой обделены этим чувством. Что ты тычешь всю жизнь, что обладаешь этим сокровищем, а мы всегда при тебе чувствовали себя ущербными. Мы тебе об этом не говорили никогда, а ты не могла заметить, что обижаешь нас, без конца рассказывая о своём муже и о своей любви.

Люба. Маня, ты что, я ведь правду говорю, что тебя так разозлило?

Я. А то, что твоему «казалупу» на земле хорошо жилось, весь был облизанный, ты не ела, а ему всё отдавала. Сколько раз мы с Нинкой говорили, что не забывай себя ради него, а ты молчала и делала своё. И сейчас ты, молчунья, опять за своё – люблю?! Давай, ходи, он из гроба твои соки сосёт, жаль, что руку не вытащит из могилы, а то бы как дал тебе по башке, может, тогда мозги твои встанут на место, если они ещё там остались.

Люба. Маня, ты не спишь?

Я. Да разве с тобой уснёшь, влюблённой в мертвеца? Давно у тебя зажили бока, даже косы твои и то его раздражали, всё время накручивал на кулак. Любка, ты умнее его была, но какая-то забитая. Ведь он ни одной книжки не прочитал, а любил рассуждать. Когда мы с Ниной приходили к тебе на день рождения, то старались быстрее уйти, ты не замечала, наверное. Думаешь почему? А потому, что он старался показать себя умным и хотел полемизировать с нами и всё время говорил: «Я имею право иметь своё мнение». Это его была защита от всей глупости, которую потом нёс. Люба, ты очень хорошая была девчонка, женщина, а сейчас бабушка, и я тебя очень уважаю. Мужик тебя мучил всю жизнь и после смерти домучивает. Любочка, это не любовь – это дьявольщина.

Утром пришла машина, и мы втроём поехали по Урюпинску. Мы побывали в церкви, спустились к озеру, проехали на старый Хопёр, торфяника давно нет, он засыпан песком. Потом поехали по пляжам Хопра, где был мой дом, около бани, уже стоят многоэтажные дома.

Наша школа красивая, отремонтированная мне понравилась, но деревья наши частично пропали. Как много изменилось в Урюпинске, превратился в настоящий город, а как хочется хоть на один день вернуться в тот старый, тихий, без асфальта и без такого количества транспорта. А вот около памятника козе мы сфотографировались – это наша кормилица. Мои девочки говорили, что давно так не путешествовали по Урюпинску, кажется, что это другой город. К полудню мы объехали, что хотели, и стали вспоминать ещё, посмотрели все фотографии – и школьные, и семейные.

Я. Нина, а у тебя кудри куда делись? Помнишь, как в школе вам, кудрявым, мочили волосы, чтобы узнать, у кого кудри свои, а кто накручивает?

Нина. Да, были кудри, а потом постепенно волос стал волнистым и седым, а мелкие кудряшки давно исчезли. Наверное, в классе восьмом наша классная пригласила нескольких девочек к завучу. Мы пошли и даже не сразу поняли, что позвали только кудрявых. У завуча нам намочили волосы. Мои волосы после воды ещё больше закрутились, а у одной девочки кудри были не настоящие, шум был, родителей вызывали. Было такое.

Я. Баскетбол – самая любимая игра, я играла без конца, соревновались с другими школами. Я маленького роста, поэтому меня ставили около кольца другой команды, девчонки кидали мне мяч, и я оправдывала своё присутствие в команде.

Люба. Я тоже выступала по прыжкам в длину и высоту.

Я. Люб, а ты высокая и стройная, тебе надо было в баскетбол, а ты всё прыгала на всех соревнованиях.

Нина. Машенька, а почему мы только с тобой участвовали во всех мероприятиях, а Любка нет. Помнишь бабушку – старую учительницу, дом её был около училища, за почтой. Мы, как тимуровцы, копали ей огород, убирались в доме, правда, у неё была только одна комната и кухня, а остальной дом был забит старой мебелью и не отапливался. Мы долго к ней ходили, а потом сказали, что не надо больше.

Я. Нина, а другую семью ты помнишь, нам дала адрес учительница, и мы вместе с ребятами пошли. Семья жила около озера, мать умерла, осталось трое детей маленьких и отец. Мы им помогали почти до окончания школы. Отец работал, а дети одни оставались дома. Помнишь, как мы им варили разные блюда, мыли в доме, стирали, а ребята носили воду из озера и смотрели за скотиной. Это продолжалось очень долго, потом классная сказала, что больше не надо туда ходить, видно, женился он. Люба, а ваш класс не был тимуровцем, что ли?

Люба. Был, только мы дежурили в детском доме. И я была очень занята в музыкальной школе и драмкружке.

Я. Да, ты была интеллигентная и ещё вдобавок красивая, а мы с Нинкой работящие.

Люба. Мария, а почему тогда ты, работящая, согласилась стать председателем совета дружины, ведь могла и отказаться?

Я. Могла, но очень хотелось быть выбранной в начальство. И когда старшая пионервожатая спросила у меня: «Маша, если мы тебя выберем председателем, то ты как на это смотришь?», я даже не думая сказала: «Согласна». Но потом я очень сожалела, покоя никакого не было даже в каникулы. То слёты устраивать, то соревнования, то смотры всякие, созывала всех, бегая по домам. Но одна девочка в нашем классе по всем качествам подходила (она была моей помощницей), и я уговорила переизбрать меня, не люблю заниматься этим. Лучше мы с Нинкой будем ходить на Хопёр, озеро, на торфяник ухаживать за овощами или к дяде на бахчу. Да и по дому работы было много, а платки мы начали вязать ещё со школы.

Нина. Маша, а ведь мы много работали в молодости и потом, развлечений было мало.

Я. Нина, помнишь очень смешное. Мы ходили на пищекомбинат, который находился в центре, прямо сказать чуть ли не на площади. Весь процесс приготовления повидла, конфет и макарон нам показали и угостили. Ребята взяли длинную, ещё не порезанную лапшу и нацепили на уши, а мы с тобой вплели эту лапшу в косы, и они стали такими же, как у Любашки. Потом мы долго отдирали тесто от волос. Люба, а ты ездила куда-нибудь из Урюпинска на отдых или нет? Я, например, никуда не выезжала. Вот из-за детей ездила в Волгоград, а потом совсем там осела.