Гусь

– «Аскерийские новости»? – Рэйф указал взглядом на газету.

– Откликнутся должным образом.

– А что думаешь про восставшего героя? – усмехнулся Рэйф.

– Стандартная журналистская утка, в данном случае про умершего гуся.

– Давай-ка пошерсти еще раз наших друзей в Земляном районе. Ничто не должно помешать герою обретать всё большее бессмертие. А то, не ровен час, захлебнёмся в гусиных самозванцах. Кого-то надо найти и быстро публично уничтожить. У нас и без этого сейчас дел по горло.

Борни растворился в пространстве. Рэйф вернулся за стол. Зелёный чай остывал. Побродив ложкой в чашке, измельчая остатки мёда, он поднёс её ко рту, готовясь насладиться первыми глотками любимого напитка. Дверь кабинета распахнулась, с грохотом стукнувшись о стену. Глава СЗА не сразу узнал человека, влетевшего в кабинет.

– Рэйф! Ты должен защитить мирных жителей. Это кошмар!

– Сурри?

Рукав пиджака министра информации был оторван. Правая брючина свисала ошмётками дорогой ткани. Всклокоченные, слипшиеся волосы беспорядочно торчали, окаймляя разгневанное лицо Сурри. Он безуспешно пытался пригладить непослушные пряди.

– Что произошло, Сурри? – Рэйф подскочил к министру.

– Ужас! Никакого порядка в Аскерии! Куда ты смотришь, Рэйф? – Сурри топал ногой, оставляя на полу отпечатки грязных, подёрнутых мутными брызгами, некогда безупречно блестящих ботинок. Начавший заплывать синевой глаз грозно впился в главу СЗА.

– Ты можешь, в конце концов, объяснить, что случилось?

– Я инспектировал Золотой район, – Сурри истерил. – Вдруг из-за угла выбежало не пойми что! Три отвратительных существа и с ними большая чёрная собака!

– Люди?

– Оборванцы! Грязные нищие! Напали на меня. Я отбивался, они стащили с меня пальто! А собака схватила за брючину, повалила меня на грязный тротуар и …

– Ты их запомнил? – прервал его Рэйф.

– Я же говорю, ненормальные! Я за этот костюм столько гаверов отвалил! Ты посмотри на меня! На кого я теперь похож? Это что, Рэйф? У нас появилась преступность? Среди белого дня нападают! – Сурри схватил Рэйфа за рукав.

– Ну, а ты?

– Что я? Сопротивлялся! Ударил пса в морду! – Сурри продемонстрировал окровавленные костяшки. – Пришлось отбиваться и от остальных. Еле вырвался! – продолжал кричать Сурри.

– А что прохожие? Кто-то видел тебя?

– Какие-то женщины визжали. Несколько аскерийцев прыгали вокруг, отогнали палками от меня собаку. Но я показал этим разбойникам! – Сурри затряс кулаком.

– Ты запомнил их лица? – повторил вопрос Рэйф.

– Да как тут запомнишь? Они все грязные, заросшие и в капюшонах. Еще и воняло от них, как от помойки! – Сурри поморщился. – Хотя, погоди… Одного я запомнил. Когда мы катались по тротуару, капюшон с него слетел, – глаза министра информации блеснули. – У него через всю правую щёку шрам.

– Это точно? Может, тебе померещилось? – Рэйф недоверчиво поглядел на Сурри.

– Ты поймаешь их? – министр схватил Рэйфа за грудки.

– Успокойся, успокойся! – Рэйф недовольно отцепил руки Сурри от своего воротника. – Я уверен, что это странные. Проверим весь лагерь, найдём!

– И эту суку!

– Какую суку? – насторожился Рэйф.

– Собаку, которой я съездил по морде! – Сурри повторил движение рукой, едва не задев главу СЗА.

– Про это не знаю. Собак сейчас, как нищих, тоже много развелось, всех не переловишь, – протянул Рэйф, резко увернувшись от удара и оценивая состояние министра как критическое. – Ты сядь, сядь! Сейчас я вызову санитаров. Тебе нужна врачебная помощь и покой. Отдохнёшь пару дней в гавероклинике.

Сурри нервно забегал по кабинету.

– Я же говорил тебе, что необходимо усиление, а ты не верил! Теперь убедился? – Рэйф, используя ситуацию, начал дожимать Сурри.

– Ты должен дать мне охрану! – не слушая, министр снова кинулся на Рэйфа.

– Будет тебе охрана. Но и других жителей Аскерии надо защитить, – он перевёл дыхание. – Предлагаю объявить усиление и перейти ко второй части плана Сурри-Рэйфа, – настойчиво добавил глава СЗА.

– Делай, что хочешь, только дай мне охрану! – Сурри неожиданно обмяк, осев на диван.

В кабинет вошли трое людей в форме и помогли Сурри встать.

– Рэйф, я прошу!

– Тебя уже охраняют!

Оглядев вошедших офицеров СЗА, Сурри успокоился.

– В гавероклинику! – отдал приказ Рэйф.

Оставшись один, он схватил гаверофон.

– Агента №13 отправить в лагерь странных. Срочно! И организовать там же его задержание, – отчеканил он Борни.

– Чертингс, – глава СЗА набрал номер заведующего канцелярией.

– Да? – устало выдавил Чертингс.

– Ситуация обостряется. Напали на Сурри!

– Что?

– Избили. Я отправил его в гавероклинику.

– Переходим к усилению, как говорили на совещании!

– Понял, – Рэйф завершил связь.

– Вот теперь можно и чай попить, – потирая ладони, глава СЗА опустился в кресло.

43

Клаер Жафа приземлился во дворе дома Салли и Хониха. Ловко выскочив из него, журналист огляделся.

– Кто этоть такой прямо к нам? – встретил его Хоних, выходя на крыльцо.

Салли настороженно выглянула из-за плеча Хониха. Её цепкие глазки оценивающе пробежались по незваному гостю. В последние месяцы их дом слыл популярным. Охотники до информации то и дело под любым предлогом наведывались сюда. Соседские мальчишки, журналисты и блогеры, искатели гусей и страждущие заработать на гусиномании, агенты СЗА и даже высокие чины Аскерии пытались хоть что-то узнать о знаменитом гусе.

– Аскерийские новости! – весело приветствовал их Жаф.

– Новости… – Салли закивала головой. – Проходите, – она оттолкнула Хониха, открывая дорогу гостю. – Новостям мы завсегда рады, особенно если они по делу приходят.

– По делу! – Жаф расплылся в улыбке. – Ещё по какому делу, по важному!

– Тогда в дом. Проходите за стол. Я чайку сооружу.

Салли усадила Жафа, водрузив перед ним чайник с остывшей заваркой и плохо вымытую чашку.

– Вы же Салли? Популярный человек в Аскерии! – начал издалека Жаф.

– Популярный, – облокотившись о стол, она подпёрла рукой щёку. – Только популярность в карман не положишь.

– Я как раз про это и приехал поговорить, – Жаф скосил глаза на пачку гаверов, выпукло оттягивающих карман его куртки.

Хоних присел на табуретку в углу комнаты. Журналистов он не любил больше всего. Они обнюхивали его жилище и двор с неприкрытой наглостью, выискивая и перевирая факты на свой лад. Правда, их сочинительства он читал редко. До того как в их доме появился Гус, Хониха не интересовала жизнь всей Аскерии и отдельно взятых её жителей. Он научился жить с самим собой и не обращать внимания на бесконечные претензии и обвинения жены. Но в последнее время его привычную повседневность перекроили чужие, неинтересные ему люди. Собственный дом превратился в проходной двор. И он, Хоних, постепенно переставал принадлежать самому себе. К отсутствию уюта и спокойствия теперь присоединились и переживания за Гуса, за короткое время ставшего для него близким существом.

– Вы видели говорящего гуся, а потом он у вас умер, не так ли? Жаф аккуратно взял Салли за локоть.

– Умер, не умер, – какая сейчас разница? – женщина дернула локтём, высвобождая его из пальцев журналиста.

– Не упрямьтесь, Салли, – Жаф нагнулся к ней и снова схватил за локоть. – Уже всем известно, что вы скрыли факт его превращения в человека. Где он? Как он выглядит?

– Много вас таких здесь. Всё приезжают да расспрашивают, – Салли выпятила нижнюю губу. – А не знаю!

– Не знаете? – уточнил Жаф.

– Нет, – Салли подняла глаза в потолок. – Голодранцы одни да официальные лица ездят. Всем говорю, что не знаю.

– Ай, молодца! Никому не сказала?

– Никому.

– А если подумать?

– А чего тут думать? Не знаю, говорю же.

Жаф отодвинул грязную, так и не наполненную чаем чашку в сторону, сложил руки перед собой и примостил на них голову.

– Вы никогда гаверы сантиметрами не мерили? – тихо спросил он.

– Что? – не поняла Салли.

– Дом у вас хлипенький, живёте бедненько. А с вашим талантом вспоминать, да умением считать гаверы…

Салли выпрямилась, волнительно сглотнула. Хоних напрягся. Жаф достал из кармана пачку гаверов, туго перетянутую резинкой. Отделив часть пачки, он выложил их на стол перед покрасневшей Салли.

– Здесь один сантиметр! – еле слышно прошептал Жаф, измеряя пальцами высоту пачки.

– Я вспомнила! – вскрикнула Салли.

– Что вспомнили? – Жаф накрыл пачку руками.

– Видела я его человеком.

– Чем докажете?

Салли удивлённо выпучила глаза.

– У нас, в «Аскерийских новостях», дураков ещё в прошлом веке повывели. Где доказательства?

– Да живёт он у нас!

– О как! – Жаф открыл пачку, убирая руки.

– Молчи, дура! – Хоних поднялся со своего места.

– Вот это теплее уже, – Жаф растянул рот в довольной улыбке. – Вы же так просто нервничать не стали бы? Правда? – обратился он к Хониху. – Так где он? Или, может, есть его фотография? – наседал Жаф, пододвигая гаверы к Салли.

– Фото есть! – Салли облизнула пересохшие губы.

В тот же миг она дёрнулась, вскочила и побежала в маленькую комнату дома. Хоних ринулся за ней. Схватив с окна фотографию, она закричала:

– Идите, скорей же, смотрите. Это он с нашим пекарем Крумом. Работает он у него. Зовут Гусом.

Хоних пытался вырвать фотографию из рук Салли, но она ловко развернулась к Жафу и бросила ему фото. Молодой человек в обнимку с Хонихом и Крумом весело смотрел на журналиста.

– Гаверы! – заорала она, схватив его за рукав куртки.

– Так они на столе остались, – журналист указал на пачку гаверов.

– Гаверы! – Салли побагровела. – Ещё сантиметр! – в её руках блеснул кухонный нож.

– В сторону все расступились. Фотографию на место надоть положить! – медленно произнёс Хоних, стоя в дверях.

Жаф и Салли обернулись. Охотничье ружьё в руках Хониха чёрным дулом повелительно уставилось на них.

– Хорошо, – Жаф медленно поднял руки вверх, возвращая фото на подоконник. – Уже ухожу. Не буду мешать вашим семейным вооружённым будням.

– Гаверы! – продолжала наседать Салли.

– Так на столе!

– А второй сантиметр?

– Э-э-э нет. Фото-то остаётся, – Жаф кивнул на подоконник. – Всё по-честному. За информацию – сантиметр.

Салли дёрнулась в сторону Хониха.

– Ты с ума сошёл! – заорала она на мужа. – Мы столько гаверов упускаем. Он тебе кто, этот Гус? Брат, сват?

Глаза Хониха отливали стальной твёрдостью. Ружьё преграждало путь Салли. Жаф медленно, опуская руки, начал искать выход. Нащупав ручку какой-то двери, он протиснулся в комнату и захлопнул за собой дверь, задвинув щеколду. Ругающаяся парочка, вспомнив о журналисте, в четыре руки начала колотить в дверь, выкрикивая ругательства. Жаф открыл окно.

– Желаю здравствовать! – пробормотал он и выскочил на улицу.

44

Рубашка журналиста взмокла под тёплой курткой, сердце колотилось, во рту пересохло. Заглянув за угол, он увидел, как Салли, размахивая ножом, бежит к его клаеру. Промокнув платком лоб, журналист стал протискиваться между домом и сараем. Перескочив невысокий забор, он помчался по дороге.

Могли пристрелить! Или зарезать! Бешеная семейка.

На встречу Жафу по дороге шкандыбал старый дед с тростью. Старик тряс головой, и шапка-ушанка колыхалась ей в такт. Глядя себе под ноги, дед с трудом преодолевал расстояние.

– Дедушка! – заикаясь, Жаф обратился к прохожему. – Вы не подскажете, где здесь пекарня Крума?

Дед остановился, поднял выцветшие глаза и подслеповато уставился на журналиста.

– Пе-кар-ня Кру-ма, – повторил Жаф по слогам.

– Ась? – дед приблизил ухо к губам Жафа.

– Крума пекарня! – громко крикнул он.

Дед отшатнулся и снова затряс головой.

– Вкусный хлеб, – задребезжал старческий голос.

– Да! – обрадовался Жаф. – Где она?

– Мягкие булочки, – старик явно никуда не торопился.

– Где? – занервничал Жаф, бросая взгляд в сторону дома Хониха.

– Рядом с овощной базой, – медленно произнёс дед.

– А база где? – Жафа потряхивало, правый глаз начал дёргаться.

– База? – дед задумался. – Недалеко от пекарни, – вспомнил он, хлопая себя по лбу. – Не местный?

– Не местный, конечно! – агрессия душила Жафа. – А что не ясно? Был бы местный, не спрашивал.

– Вот я и смотрю, что не местный. Да еще и нервный… – дед сжал в руке трость. – Зачем тебе Крум?

– Хлеба! Очень хочется хлеба! – схватив деда за рукав, взмолился Жаф, окончательно выходя из себя. – Дед, не томи! Скажи, где пекарня?

Старик измерил уничтожающим взглядом журналиста.

– Не нужны Круму в пекарне нервные! – он угрожающе поднял трость.

Журналист попятился, махнул рукой и быстро понёсся прочь.

Дикий район. То ружья, то ножи, то безумные старцы с тростью. Если не угробят, так покалечить могут. Мало он попросил у главреда гаверов на это дело, ой как мало! Из-за какой-то фотографии так рисковать здоровьем и жизнью не входило в его планы.

Дома в Земляном районе кучковались островками, притесняя друг друга разномастными ограждениями. Дороги вокруг пустовали. Петляя между жилищами, Жаф заглядывал во дворы. Остановившись возле кованых ворот, он сквозь решётку увидел двух мальчишек лет десяти. Они копошились возле сарая, что-то мастерили, скручивая деревяшки с проволокой.

– Эй! – Жаф свистнул. – Молодые люди, вы не знаете, где пекарня Крума?

– Ну, знаем, – хором ответили мальчишки, с интересом оглядывая Жафа.

– И где?

Один из мальчиков с хитрым взглядом открыл ворота и вышел к Жафу.

– Могу проводить, – шмыгнув носом, важно предложил он.

– Так проводи! – обрадовался Жаф.

– Гаверы есть? Я просто так ноги топтать не буду! – глянул исподлобья на него мальчишка.

– Сколько? – Жаф в изнеможении прислонился к воротам.

Мальчик взял прутик и написал на снегу сумму.

– Хорошо, – журналист поднял глаза к небу. – Долго идти?

– Гаверы вперёд! – потребовал экскурсовод, стирая ногой цифры на снегу.

Жаф нащупал в кармане пачку, отщипнул одну купюру.

– Сдачи не надо, – протянул он мальчишке гаверы.

– Ого! – глаза экскурсовода зажглись. – За такую сумму предусмотрена доставка транспортом.

Мальчишка исчез в сарае и появился с огромным велосипедом на два сиденья.

– Садись сзади и крути педали, – приказал он командирским тоном.

– Может, лучше пешком? – взмолился Жаф.

– Оплачено по тарифу транспорта! – серьёзно заявил мальчишка. – Вы болтать будете, или вам ехать?

– Ехать, ехать, – смирился Жаф, усаживаясь на заднее сиденье и устанавливая ноги на педали.

Велосипед тронулся, шурша шинами, завернул за угол дома. Проехав считанные метры, он упёрся в невысокое здание с табличкой «Пекарня Крума». Мальчик слез с велосипеда, открыл дверь пекарни и громко закричал:

– К вам посетитель! Мне за клиента полагается вознаграждение!

Из пекарни вышел розовощёкий здоровяк. Протянув мальчишке бублик с маком, он заулыбался Жафу.

– Милости просим.

– Скажите, а пекут хлеб тоже здесь?

– Здесь. И пекут, и продают. Вы проходи́те.

Жаф, оказавшись в пекарне, изобразил интерес к хлебу, разглядывая прилавки. Запах свежей выпечки и пряностей дразнил нос.

– Я слышал, у вас пекарем работает некий Гус.

– Помощником пекаря, – уточнил здоровяк.

– Ах да, помощником! Мне бы его повидать!

Здоровяк открыл заднюю дверь с надписью «Хлебный цех» и позвал Гуса. Жаф сгруппировался, приготовил гаверофон. Резко распахнулась входная дверь. Боковым зрением журналист увидел Хониха с ружьём.

– Вот ты гдеть! Я так и думал!

Хоних нацелил на него ружьё. Жаф рванулся вперёд, перемахнул через прилавок и бросился в хлебный цех. Хоних ринулся за ним. Большое помещение цеха обдало журналиста теплом. Одинаковые, как на подбор, семь помощников пекаря в больших белых колпаках, разом удивлённо обернулись в его сторону. Жаф наугад двинулся к ним, выкрикивая на ходу имя Гуса. В дверях возник Хоних. Жаф заметался, завернул за печь и налетел на Крума с лотком кунжутных булочек. Содержимое лотка устремилось на пол. Журналист отлетел в сторону, задев большой стеллаж с аккуратно сложенными кирпичиками хлеба. Булки посыпались на Жафа, бомбардируя его голову. Ружьё Хониха с каждой секундой приближалось. Прикрывая голову, журналист устремился в сторону двери с табличкой «Запасной выход». Толкнув дверь, он оказался на улице и понёсся по проторенной велосипедом дорожке. Добежав до уже знакомого ему дома c коваными воротами, журналист остановился, переводя дух.

– Желаете отправиться в другое место? – услышал он знакомый мальчишеский голос.

Жаф хотел ответить, но слова застряли в горле. В бок упёрлось что-то острое.

– Добегался? – Салли решительно нажимала на холодное оружие.

Жаф обернулся. В другой руке женщина держала хорошо известную ему фотографию.

– Покупать будешь? – зло прошипела она. – За вредность цена выросла!

– Сколько? – прохрипел Жаф.

– Э… Салли! – вмешался мальчишка. – Так не честно! Это мой клиент!

В десяти метрах от себя Жаф увидел деда с трясущейся головой. Он опирался на трость и внимательно наблюдал за происходящим.

– Два сантиметра еще! – выплюнула она в ухо журналисту. – И побыстрее, а то вон сколько свидетелей.

Жаф под взгляды обалдевших мальчишек вытащил из кармана увесистую часть пачки гаверов, протянул ей, и выхватил фотографию из рук Салли.

– Быстрее! Где твой велосипед? – крикнул Жаф мальчишке. – Плачу по двойному тарифу!

– Оплата вперёд! – верещал мальчишка, выкатывая велосипед из сарая.

Отщипнув пару купюр от изрядно поредевшей пачки, журналист взгромоздился на велосипед. Из-за поворота появился Хоних.

– Гони! В ту сторону давай! – указал Жаф.

Велосипед рванулся с места.

– Крути педали быстрее! – командовал мальчишка.

Ветер свистел в ушах. Дома печальными картинками проносились мимо. Оставляя позади разъярённого Хониха с ружьём, подозрительного деда с тростью и довольную Салли, Жаф вскоре оказался на границе Земляного района.

Отпустив мальчишку, он перевёл дыхание.

– Шеф! – Жаф радостно прокричал в гаверофон. – Есть фото!

– Жафчик, я в тебе не сомневался! – голос главреда искрился тёплыми нотками.

Только сейчас он вспомнил о своём шикарном клаере, оставшемся во дворе Хониха и Салли.

– О, нет… – простонал он.

45

Снег повалил в это утро, словно вырвавшись из долгого плена набухших до предела туч. Небо с облегчением сбрасывало миллиарды снежинок, соединявшихся в снегопад. Температурный столбик падал вниз, закрепляя новый порядок. Капли воды замерзали, низвергаясь вниз снежными потоками, настаивая на своём праве властвовать на земле обозначенный природой срок. Неизбежность перемен ощущалась в каждом мгновении жизни природы. Перемен, которые были так ожидаемы, но каждый раз так внезапны.

Гус и Линда встречали своё очередное утро.

– Смотри! Всё засыпало снегом! – воскликнул Гус, приблизившись к окну.

Линда, сонно улыбаясь, подошла к своему возлюбленному, обняла его сзади, и, положив подбородок на плечо, посмотрела в окно.

– Зима – это перемены! Я не очень их люблю. Я бы хотела, – она закрыла глаза, развернула Гуса к себе, – я бы хотела вечное лето!

Возлюбленные соединились в поцелуе, долго не отпуская друг друга.

– Пойдём завтракать? – Гус еле оторвался от изумрудных глаз Линды.

– А что, одних поцелуев на завтрак тебе мало? – игриво спросила она.

– Я бы разбавил их горячей чашкой кофе и мягким хрустящим печеньем!

– Печеньем!? – кокетливо воскликнула Линда. – Я согласна!

– Меню завтрака одобрено! Позвольте приступить к его претворению в жизнь?

– О, да! А я в ванну! И добавь в кофе, – Линда сделала рукой повелительный жест, – корицы! Немного корицы, как я люблю.

– Есть добавить корицы! – прокричал Гус из столовой.

Кофейный аромат охватил дом Линды. Сдобренный специями, он сладковато дурманил сознание. Воздушное печенье вовсю золотилось и поднималось в духовке в ожидании начала завтрака. Линда вышла накинув шёлковый халат цвета спелой вишни и поведя носом и чуть прикрыв глаза, опустилась за стол.

– Всё как ты хотела, любимая!

– Да, – протянула Линда. – Пропорции корицы и температура выдержаны профессионально.

– Из меня получается профессиональный пекарь?

– Из тебя получается мой любимый мужчина! – Линда засмеялась, поддевая указательным пальцем нос Гуса.

Хруст печенья перемешался с восклицаниями о вкусе кофе. Завтрак искрился радостью, переливался ароматными запахами, наполняя счастьем два любящих сердца.

– Ммм…, Линда сделала финишные глотки кофе и облизнула губы.

Гус открыл входную дверь и достал из почтового ящика свежий выпуск «Аскерийских новостей».

– Гус, зачем ты таскаешь эти газеты? Есть же гаверофоны, современные средства.

– Ты же знаешь, дорогая, я не люблю эти модные штуковины. Они мешают мне познавать мир.

Линда укоризненно выхватила газету из его рук. Её взгляд невольно упал на огромную фотографию молодого человека с ярким заголовком «Гусь жив! И мы знаем, как он выглядит!»

– Что случилась, Линда? – воскликнул Гус, видя, как меняется выражение её лица.

Линда выронила газету. Секунду назад владевшее ею счастье сменилось страхом и нарастающей бледностью. В мгновение тело съежилось, скрючилось, плечи передёрнула легкая дрожь. Линда опустила голову, обхватила её руками, протяжные рыдания сотрясли женщину.

– Нет, нет, я не хочу! – она сначала робко всхлипывала, а потом сдалась нарастающему плачу, вырывающемуся из груди.

– Линда, что случилось? – Гус вскочил со своего места, подбежал к ней.

– Это происходит не со мной, это просто сон! – Линда подняла на Гуса красные от слёз глаза. – Скажи, что сон! Скажи, что на этом фото не ты! Пожалуйста, скажи!

Она схватила Гуса, затрясла его за плечи, неистово крича, отдаваясь состоянию истерики до конца.

Он поднял с пола газету. Гус смотрел на Гуса, обозначая новый поворот в его жизни, выставляя на показ всей Аскерии тайну, результат научного эксперимента.

– Это правда? – Линда кричала, захлебываясь в слезах. – Это ты?

– Да, – отозвался Гус глухим голосом. – Это моё фото, теперь ты знаешь обо мне всю правду!

– Я не хочу этого знать! Слышишь, не хочу знать правды! Нет ничего ужаснее правды! Я её ненавижу!

Лицо Линды перекосила злоба, ухватившись за край скатерти, она резко дёрнула её на себя. Битое стекло разлетелось по столовой, нарушая привычный порядок этого дома. Женщина рванулась к полкам с книгами. Поочерёдно сбрасывая одну за другой, она продолжала неистово кричать, срываясь на рыдания. Гус бросился к ней, пытаясь успокоить.

– Линда! Успокойся, в этом нет ничего страшного!

– Ничего страшного? – она остановилась, бешено сверкая глазами. – Они же уничтожат тебя! Ты что, не понимаешь этого?

– Почему уничтожат? Чем я им мешаю? Что я сделал такого?

– Что ты сделал? – Линда зло засмеялась. – Ты их не знаешь! Это же система! Понимаешь, система!

– Нет никакой системы! Есть я и ты, есть наша любовь. И никто не сможет этому помешать! Линда, я люблю тебя!

– Любовь? Ты не знаешь всего, ты вообще ничего не понимаешь! Тебе угрожает опасность!

– Люди не сделают мне плохого, – Гус обнял Линду, прижал к себе. – Объясни мне, в чём опасность?

– Это конец, Гус! – Линда начинала овладевать собой. – Я должна сейчас уехать. Ты будешь здесь. Я запрещаю тебе выходить на улицу, покидать этот дом. Здесь тебя не будут искать, здесь ты в безопасности.

– Да объясни, что происходит!

Линда успокоилась, смахивая последние слезинки. Она подошла к зеркалу, начала приводить себя в порядок.

– Тебя ищут по всей Аскерии! Ты стал героем, ты стал знаменем, символом, но эти журналисты вытащили всё наружу.

– Но я не стремился к этому!

– Тебя сделали им! Но сделали из мёртвого, а ты оказался жив. Ты оказался живым лидером.

– Но я не хочу им быть! Это не мой выбор!

– Выбор одного меркнет перед выбором всей Аскерии. Система сильнее человека, – Линда запнулась.

– Человека? – теперь уже на глазах Гуса выступили слёзы.

– Ты же птица… – удивление озарило её лицо.

– Я? – Гус шагнул к Линде. – Я – человек!

– Не-е-ет… – Линда смотрела на него глазами, полными изумления. – Я-то думала, почему ты не похож на остальных. Вот в чём твоя особенность…

Неожиданная правда раздирала сознание на части. Мозг, годами решающий стандартные задачи, отказывался давать ответы на возникающие вопросы.

– Для птиц нет никаких систем. А для людей есть.

– Ты не знаешь человека! – Гус сделал еще один шаг к Линде.

– А ты? Птица! – презрительно фыркнула она. – Откуда ты можешь знать человека?