Гусь

– На вот, поешь.

Он с интересом смотрел на беглеца. Серые глаза испытывающе вопрошали. Налив ему большую кружку крепкого горячего чая, Хвостатый спросил:

– Не люблю глупых вопросов, Гус, но по-умному спрашивать не научился. Что будет делать оживший символ Аскерии дальше?

Двое мужчин сидели друг напротив друга, оказавшись лицом к лицу без возможности молчать, откладывать на потом, говорить неправду.

– Я долго смотрел на людей, пытался их понять. Как ни удивительно, в человеке мало человеческого, мало того, чем он, якобы, отличается от всех остальных живых существ. Я должен сказать им, – Гус прямо посмотрел на Хвостатого. – Кто-то должен сказать им.

– Что сказать-то хочешь? – хрипловатый голос Хвостатого органично вплетался в шум огня в печке, в сумрак палатки, в островок теплоты посреди зимней Аскерии.

– Хочу разбудить их, выдернуть из бредитного сна, безумия Достижений, засасывающего мира вещей, продажности. Хочу вернуть людям человека.

Хвостатый поперхнулся чаем и закашлялся.

– Веришь, что это возможно? Слово давно на службе у идеологов мира Достижений. Верят только им.

– Значит, надо прекратить подачу сигнала! – Гус ударил ладонью по столу. – Ты же видишь, всё управляется одним, регулярно повторяющимся сигналом. Достигай, контролируй баланс, переплюнь соседа, возьми бредит. Человеческий мозг находится под постоянным контролем поступающих сигналов. Они пишут жизнь, называя сотворённое нормой. Надо устроить тишину! – Гус сильно подался вперёд, перешёл на шёпот, который зазвучал в ушах Хвостатого надрывным призывом. – Тишина прервёт цепочку, привычный ритм. Человек попадёт в вакуум, отгородится от внешних сигналов. Наконец-то сможет остаться один на один с самим собой. Возможно, большинство запаникует, но, я уверен, найдутся и такие, в ком оживут давно забытые навыки, они начнут рассуждать сами.

Хвостатый сомнительно покачал головой. Гус выпрямился, сложил руки на груди.

– Даже если нам удастся спасти хотя бы одного человека, всё было не зря. Он – единственный спасённый, а значит живой, сможет вернуть жизнь и остальным людям. Она ведь должна с кого-то начинаться, пусть хотя бы с него.

– После тишины, которую ты предлагаешь устроить, кто-то должен начать говорить. Людям нужны слова, неважно какие. Они всегда будут нуждаться в том, чтобы ими управляли. Не умеют они сами…

– Может, мы с тобой им скажем? – Гус с надеждой взглянул на Хвостатого.

– Нет, я не могу, – Хвостатый диковато отстранился. – Слова, – он затрясся, кадык нервно заходил. – Я так верил в слова, я так обманулся ими.

– Расскажи мне о себе, – попросил Гус.

– Зачем тебе? – Хвостатый дёрнулся. – Я забыл это, я просто живу. Ты хочешь поднять это со дна моей души, обнажить боль, выгрести слизь прошлого опыта. Я сам-то долго не знал, что с этим делать, пока не перепрограммировал себя.

– Перепрограммировал? – Гус удивился новому слову, так не совпадающему с образом Хвостатого.

– Я программист, – он отвернулся. – Точнее, был им. Всё, что ты видишь вокруг себя – это программа Достижений, – Хвостатый закашлялся.

– Я и сам против правды, – хрипел он. – Мой организм не даёт мне её сказать.

Гус встал, налил воды и протянул чашку Хвостатому. Тот залпом выпил и сбросил оставшиеся капли на пол.

– Я написал эту программу Достижений, – еле слышно сказал Хвостатый. – Вот этими руками и этой головой, Гус. Перед тобой автор всего, что творится в Аскерии в последние годы. Перед тобой великое зло человеческого интеллекта.

– Что? – Гуса повело назад. – Как это – написал программу? Ты что такое говоришь?

– А то и говорю, – Хвостатый перевёл дыхание. – А теперь вот только тоска по гаверонам и осталась, – кивнул он на ящик с проводами.

48

Немного помолчав, Хвостатый вздохнул и начал свой рассказ.

– Я рос сильным и смелым ребёнком. В Климадосте мне удавались все предметы, но особенно я любил гавероны и программы. Меня привлекала не Аскерия, а магия виртуального мира и возможность им управлять. К шестнадцати годам я творил чудеса, слыл гением виртуального мира, быстро обратив на себя внимание.

Однажды меня пригласили участвовать в конкурсе на приз лидера Аскерии – Мистера Гавера. Он сам возглавлял жюри. Помню этого седовласого старика с крупными чертами лица и густыми белеющими усами в идеальном белоснежном костюме с золотыми запонками. Как он умел смотреть…

Я стоял на сцене и рассказывал о своей программе по обучению маленьких аскерийцев. Казалось, он обыскивал меня взглядом, копошился в моих мозгах. Очень неприятное чувство. Он въедался в меня глазами так, что я начал заикаться.

Гавер попросил меня остановиться. На конкурсе это случилось впервые. Зал замер.

– Вы считаете необходимым подвергнуть программированию обучение самых маленьких жителей Аскерии?

– Да, – я похолодел от ужаса, грудь сдавило страхом перед ответом самому могущественному из людей.

– Это гениальная идея!

Зал недоумённо молчал, не видя гениальности даже в самой успешной программе конкурса.

– Это же гениально! – настойчиво повторил Гавер, оглядывая зал.

Первые хлопки робко раздались из разных концов зала, постепенно переходя в громкие аплодисменты.

В финале конкурса я получил главный приз. Награждая меня Гавер тихо, но твёрдо впечатывая слова в мой мозг, прошептал:

– Ты – гений!

Затем он всплеснул руками, посмотрел на зал и громко повторил:

– Он – гений!

Зал искупал меня в овациях начинавшейся славы, ставшей впоследствии моим концом.

На следующее утро меня пригласили на обед к Мистеру Гаверу. Молодым человеком, полным надежд и иллюзий я пересёк порог резиденции властителя Аскерии. В этот момент я ещё не знал, к какой катастрофе это приведёт.

Резиденция Гавера располагалась в огромном многоэтажном здании из стекла, прозванным аскерийцами «Иллюзией». Несмотря на прозрачный вид здания, стёкла отсвечивали, когда прохожие смотрели на них с улицы. Громадное зеркало с гигантским обманом прозрачности. Каждый хотел увидеть, что творится за этими стёклами, но видел только себя. Вот пожилая пара, проходящая мимо, поднимала глаза на здание, отражаясь в нём. А вот молодые люди, идущие гурьбой, бросали небрежный взгляд мимоходом, оставляя следы своего изображения на стекле. «Я такая, какие вы» – говорила «Иллюзия» всем.

Представь себе мою гордость, когда двери «Иллюзии» распахнулись передо мной. Огромное фойе встретило легким холодом кондиционеров.

– Мистер Гавер ожидает вас! – шикарная блондинка в официальной чёрной юбке и белой блузке просияла улыбкой.

– Я готов! – мой голос сорвался от волнения.

Сердце забилось сильнее, пытаясь выпрыгнуть и побежать впереди меня. Власть казалась таинственной, загадочной. Блондинка молча двинулась вперёд, пересекая фойе. Я смотрел по сторонам и отчётливо видел улицу, людей, санеры. Изнутри «Иллюзии» стекло оказалось прозрачным. Обитатели этого здания, невидимые для других, сами могли наблюдать за всем. Восторг медленно охватывал меня. Радость наполнила грудь и разлилась по всему телу. Ноги стали ватными, словно не веря в то, что идут к Мистеру Гаверу. Да, да! К Мистеру Гаверу! Шаги гулко звенели в ушах.

Мы оказались во внутреннем дворике «Иллюзии». Зелёный луг, коротко постриженная трава. Посередине этой тотальной зелени, вдалеке – небольшая беседка с ожидающим меня Гавером. Он, как всегда в белом костюме, ярко выделялся на этом фоне, будто нарочно играя цветами, оттеняя свою идеальную белизну.

– Дальше сами! – блондинка чуть улыбнулась. – Мистер Гавер ждёт вас.

Я двинулся к беседке, приминая газон. Выпрямившись, сложив руки на груди, Гавер смотрел прямо на меня. Я не видел его глаз, но чувствовал, что он, как в виртуальной игре, управляет моим движением. Казалось, что это расстояние придумано именно для того, чтобы создать ситуацию управления. Когда до беседки оставалось несколько десятков метров, Гавер вышел навстречу.

– Мой юный друг! Я признателен вам за то, что приняли моё предложение о встрече. Постараюсь не разочаровать, будет интересно.

Я склонил голову, приветствуя Гавера. Мы вошли в беседку, увитую цветами. Посередине располагался круглый стол, накрытый приборами на две персоны.

– Время второго завтрака! Я предлагаю выпить по чашке кофе. Не возражаете?

Синхронность лидера Аскерии проявлялась во всём – в движениях, разговоре, реакциях. Идеальный механизм, отлаженный с математической точностью.

Я сильно волновался. Гавер чувствовал мой трепет.

– Человек предсказуем! – он улыбнулся. – Я знаю, что вы волнуетесь. Всё это, – он обозначил рукой невидимое кольцо в воздухе, – призвано вызывать этот трепет. Это – стимул, а у вас – реакция. Перед вами маленькая программа, я – программист, вы – пользователь. Я прописал стимул, вы ожидаемо отреагировали! – Гавер с блеском в глазах посмотрел на меня. – Мы похожи: я и вы пишем программы.

Я сглотнул, нервно хватаясь за чашку с кофе.

– Минут через десять вы освоитесь, адаптируетесь, и ваше волнение пройдёт, – продолжил Гавер. – Это часть программы.

– Все всегда ведут себя одинаково в этом месте? – набравшись смелости, спросил я. – Неужели нет исключений? Погрешности?

– Я всё-таки в вас не ошибся, – Гавер внимательно посмотрел на меня. – Погрешность есть всегда, но не в этом суть. Дело в величине погрешности, в размере отклонения.

– Здесь она невелика?

– Минимальна! Причина в том, что стимул прописан очень грамотно, периодически он усиливается. Человек и рад бы реагировать по-другому, но каждый раз это желание гасится усиливающимся стимулом.

– Зеркальность, большое фойе, смена температур, красивая женщина, долгий путь до беседки, наконец, вы?

Гавер загибал пальцы, внимательно слушая меня.

– Чем это не файлы-усилители в моей программе? А? – завершил он. – Я хочу, мой юный друг, поручить вам большую работу, великую работу!

Гавер наклонился ко мне и как тогда, на вручении, впечатал в мой мозг эти фразы.

– Работу? – моё дыхание перехватило.

– Да, работу по написанию программы для управления всей Аскерией.

– А это возможно – программировать жизнь большого числа людей?

– Пойдёмте! – Гавер взял меня за руку. – Я покажу вам истоки этой мысли, вы поймёте, что это не только возможно, это необходимо. Мы сможем создать новое общество, общество счастливых людей.

Я с сожалением посмотрел на пирожные, Гавер уловил мой взгляд.

– О, мой друг! Я увлёкся, лишая вас вкусного и сладкого, но поверьте, вас ждёт пиршество иного рода, пиршество человеческого интеллекта.

Мы покинули беседку. Мистер Гавер менялся на глазах. Отлаженность и спокойствие перешли в одержимость и пылающую эмоциональность. Гавер нёсся впереди по многочисленным переходам и лестницам. Наконец, мы очутились в узком тёмном коридоре.

Нескончаемым потоком тянулись двери, подсвеченные электронными табличками. Красные цифры загадочно менялись, пульсировали и мельтешили, повинуясь какой-то особой программе. Резко остановившись, он распахнул одну из дверей и буквально втолкнул меня в большое помещение. Яркий свет слепил, я зажмурился.

По периметру комнаты стояли огромные стеклянные клетки, накрытые белыми простынями. Подбежав к одной из них, Гавер сдёрнул простыню. Крысы: белые, чёрные, с оранжевыми вкраплениями. Животные сонно подняли головы, задвигали носами, замахали огромными хвостами. Крысы оживали под влиянием дневного света. Клетка кишела грызунами, двигалась, начинала шевелиться спинами, звучать отвратительным шипением, издавая мерзкий забивающий ноздри запах.

– Крысы! – глаза Гавера сверкали. – Мы вывели особый вид аскерийской крысы. Она реагирует на свет. Спит, когда темно, просыпается при свете. Видите, они забеспокоились! – Гавер комментировал предсказуемое поведение животных.

Крысы активно обнюхивали друг друга. Клетка начала наполняться режущим ухо нарастающим визгом. В воздухе повисла атмосфера приближающейся драки.

– Сейчас начнётся! – Гавер обежал клетку вокруг несколько раз, будто высматривая кого-то.

– Что происходит? – отвращение внутри меня нарастало. – Зачем вы привели меня сюда?

– Что происходит? – Гавер повторил мой вопрос. – Работает природная программа этих животных. Крысы очень иерархичные существа. Они всегда выбирают своего доминанта, по-нашему – лидера. Вчера вечером мы собрали сюда определившихся доминантов изо всех клеток и посадили в одну.

– И что же сейчас начнётся? – я ошалело смотрел на Гавера.

– Война, мой друг, война! – Гавер захохотал, запрокинув голову назад. – Узнаёте? Теперь понимаете, что происходит? Мы для чистоты эксперимента сделали этих крыс максимально агрессивными.

Крысы напряглись, визг слился в единый поток боевого клича всех против всех. Животные завертелись на месте, наступая друг другу на хвосты.

– Ищут последователей, потом – союзников! – комментировал Гавер. – А их нет! – он затряс головой. – Каждый за себя, каждая крыса сама по себе. Они будут выявлять сильнейшего.

– Их очень много для одной клетки.

– Вы гениально уловили суть конфликта, мой талантливый друг! Мы экспериментально установили допустимый предел, а сейчас сознательно его нарушили. Это война за территорию! – Гавер сиял.

Стекло на клетке начало сотрясаться от столкновения крысиных тел.

– Сейчас пойдут в ход зубы! – заорал Гавер.

– Это же конец для всех!

– Вы опять правы! Но я хочу, чтобы вы увидели финал!

Омерзение переходило в тошноту, к горлу подступал комок протеста. Первая кровь брызнула на стенки клетки, заставив меня зажмуриться. Густые подтёки крысиной крови на стекле быстро закрывали видимость. Визг срывался на середине, возобновляясь ещё более истошным победным. Клетка ходила ходуном, стекло дребезжало, расшатывая крепления. Гуща крысиных тел клокотала. В остервенелом стремлении дотянуться зубами до плоти врага, животные катались по углам, толкая в драке с каждой минутой всё увеличивающийся пласт мёртвых тел. Смерть ежесекундно наполняла клетку. Я закрыл лицо руками не в силах более смотреть на это ужасающее, противоестественное зрелище. Живот свело судорогами, в глазах потемнело. Рвота накатила неожиданно, но кто-то рядом стоящий похлопал по плечу, подавая специальный пакет. Меня рвало глубоко и долго. Мне казалось, что прошла целая вечность. Когда я снова смог бросить взгляд на клетку, то увидел лишь красные стенки, покрытые сверху вниз крысиной кровью. Тишина, полная тишина резанула моё ухо.

– Кто же победил? – выдавил я из себя, глядя на абсолютно спокойно стоящего рядом с клеткой Гавера.

– Смерть! Победитель настолько истерзан войной, что умирает, даже не вкусив плоды победы. Вам нравится эта программа?

Я замотал головой, замычал застрявшими в горле словами.

– Я предлагаю вам создать иную программу для Аскерии! Программу без крови и смерти, программу справедливости и счастья! – Гавер накинул белую простыню на клетку. – Программа должна исключить живого доминанта, лидера, сместить точки борьбы. Согласны?

Я закивал головой, сам не понимая того, что даю согласие как протест против только что увиденной мерзости. Любая альтернатива этому в тот момент мне казалась выходом, жизнью на фоне смерти. Я не думал о других возможных вариантах. Человек всегда выбирает жизнь против смерти. Гавер играл мной, устраивая ужасный спектакль, шаг за шагом программируя мой мозг на необходимые ему ответы.

Обессиленного меня подвели к другой клетке. Гавер сдёрнул белую простыню. За стеклом стояли пять вращающихся металлических беговых колёс, прикрученных к полу клетки. Он щёлкнул пальцами. Около клетки появился высокий крепкий мужчина в белом халате с абсолютно лысой, отдающей блеском головой. В его руках я заметил большой холщовый мешок. Он открыл боковой люк в стеклянной клетке, запустил в мешок свою сильную волосатую ручищу, выудил крысу, бросил её в клетку. Мужчина спокойно, делая это механически, наполнил клетку пятью крысами.

В момент, когда крысы только начали знакомиться друг с другом, завизжал противный сигнал, похожий на резку стекла. Я закрыл уши руками, но глаза продолжали видеть. Крысы взвизгнули, как по команде бросившись внутрь колёс. Заняв свои места, они начали интенсивно перебирать лапами, приводя механизм в движение.

– Открою вам секрет! – Гавер подошел ко мне, опустил руку на плечо. – Крысы дрессированные, они всегда бросаются к колесу, когда звучит этот сигнал. Мы долго добивались этого!

– А что дальше? – я поднял глаза на Гавера. – Зачем всё это?

– Смотрите! – Гавер указал большим пальцем в сторону стеклянной клетки. – Не пропустите ни одной секунды, иначе не поймёте великого секрета бега.

Противный сигнал прозвучал вторично. Лысый в мгновение оказался у клетки, открыл люк и бросил между колёсами сырое мясо. Животные, спрыгнув с колёс, схватили наживку, жадно пережёвывая её.

Гавер сиял всем своим существом, наслаждаясь ролью режиссера крысиных игр.

Я сжался в предчувствии очередных кошмарных поворотов в ужасной истории. В груди заныло, мысли в голове сжались, задавленные страхом.

Лысый добавил в клетку новых крыс. Сигнал. Они дёрнулись, выбирая колёса, толкаясь с другими крысами в попытке занять любое положение в них. Неважно, внизу, вверху колеса, главное – занять место, а затем начать перебирать лапами. Сигнал. Снова мясо.

О, ужас! Новые крысы в клетке. Толкотня. Борьба за своё место в колесе. Сигнал. Мясо. Зубы рвут мёртвую плоть. Сигнал. Ещё больше крыс в клетке.

Мест в колёсах на всех уже не хватает. Те, кто не занял места, мечутся вокруг, пытаясь протиснуться. Попытки неудачны. Колёса несут крыс вперёд. По кругу. Крысы сами, вращая колесо, создают себе бесконечный бег.

Неудачников изымает из клетки сильная волосатая рука.

Сигнал. Всем, кто бегал – новая порция мяса. Бегаешь – кушаешь! Всех, кого забрали, всех, кто не попал в колёса, сажают в такую же стеклянную клетку, стоящую рядом. Они видят, как те, другие, победившие, – едят.

Всё съедено. Новых голодных снова добавляют в клетку к сытым. Сигнал. Голодные стартуют быстрее сытых. Борьба. Лысый бросает в клетку ещё новых крыс. Колёса заняты. Новые, сытые, голодные – не важно. Они все делятся на две категории: попал внутрь колеса или остался вне игры. Бешеное вращение, надежда на новый сигнал. Изнеможение. Отчаяние. Радость быть внутри – радость бегать. Горе оказаться лишним – горе не есть. В аут неудачников. Сильная рука лысого безжалостно вытаскивает их из клетки.

Сигнал. Вот белая крыса, схватив мясо, скорее бросается в колесо. Темп нарастает. Сигнал. Зубы. Новые крысы. Наконец – кровь! Мертвая тушка крысы остаётся посреди вращающихся колёс, живых неудачников.

В клетку добавляют новое колесо. Новые крысы. Старые сигналы. Почти всем хватает мест. Одна крыса, мелкая, юркая носится между колёсами. Прыгает, протискивается, встаёт боком, толкается, начинает перебирать лапами. Всё! Почти всё! Сколько мест, столько и крыс. Ситуация близкая к идеалу.

Только мёртвая тушка портит картину. Убирать или съедят?

Шум колёс, синхронные действия крыс, отсутствие лишних. Снова сигнал. Опять мясо, в этот раз сдобренное свежей мертвечиной. Съедят или оставят? Не видно! Крысы толкаются вокруг еды, жадно похрюкивая. Сигнал. Все занимают места, обеспечивая бешеное, безотчётное вращение идеального механизма. Вокруг колёс чисто! Ничто не смущает глаз. Финал. Финиш, который превращается в старт, бег по кругу, бег внутри колеса. Бег за еду, бег по сигналу, бег, составляющий основную часть жизни.

В глазах начинает рябить, уши привыкают к противному сигналу, мозг отказывается думать. Привыкание к омерзению и отсутствие времени на обдумывание. Темп скрадывает сюжет, идею, усталость, обезмысливает голову.

Гавер улыбается, смеётся, торжествует. Я вижу его фигуру в белом костюме на фоне крысиной истерии. В глазах темнеет. Он подхватывает меня под руку. Мы покидаем лабораторию.

49

Ступеньки. Лестница. Блеск пола. Зеленая трава под ногами. Мы снова в беседке. Он щёлкает пальцами в воздухе.

– Мой юный друг! – Гавер становился прежним, спокойным, синхронным. – Я виноват! Я утомил вас. Но теперь мы получили материал для обсуждения. Как вам всё это?

– Чувствую себя крысой! – честно сознался я.

– Так оно и должно быть! – Гавер серьезно трясёт головой. – Приятно?

– Нет.

– Потому, что вы были наблюдателем, вы могли думать. У них, – Гавер сморщил нос, изображая крысу, – такой возможности не было. Поглощённые действием, они тратили всю энергию на цель – занять место в колесе. Занять своё место, достойное место. В этом – жизнь, вернее, её правильное устройство!

– Жизнь?

– Да, как ни странно, жизнь! Жизнь – это когда человек занят! Жизнь – это когда некогда думать! Всё остальное – философская муть. Слышите, муть! От слова «смутить»! Человек не может не думать! Шум в его голове, он обречён на него. Так вот, этот шум доводит до бед, несчастий. Мозг надо занять! А как занять? Надо сфокусировать его вокруг постоянных действий, обострённых стремлением опередить ближнего. Дефицит времени, колёс, стремление действовать – это и есть жизнь!

– Управляемая жизнь?

– Именно! – воскликнул Гавер. – Управляемая, а вернее сказать, прописанная программой жизнь и есть счастье. Не надо думать, принимать самостоятельные решения, искать свой путь, мучиться. Программа спасает от мучений, бесплодного поиска. Сначала Домик Маленьких Достигаторов, потом – Климадост, Великий Аскерийский Климадост, затем – накопление баланса, рейтинг, стремление жить в Серебряном, а может даже и в Золотом районе. Достижения! Достижения! Достижения! Смотрите, какая великолепная программа!

В тот момент мои глаза заблестели. Я не говоря ни слова, дал знак Гаверу, что он добился своего.

– А вы в процессе эксперимента сталкивались с крысами, которые не захотели бегать? – мысль вылетела, превратившись в слова помимо моей воли.

– Мы исследовали и этот процесс. Это же программа! Всего три роли. Первые – бегают, не думая. Их ждут красивые колёса, вкусное мясо. Вторые пытаются не бегать, но отнимать набеганное мясо. Мы обеспечиваем им изоляцию, временную, возможно, длительную, но изоляцию. Вы же видели соседнюю клетку. Их помещают отдельно, чтобы не мешали бегать остальным, но показывают, как те бегают. Третьи! – Гавер сделал паузу, устремляя взгляд на меня. – С третьими проблема! Благо, их мало! Они продолжают думать, обрекая себя на несчастье. Мы создали Дом Странных Крыс – особую клетку.

– Отделили их?

– Да. Но суть в другом! Разрабатывая эту идею, важно понять одно. Бегающие задают норму для всех. Те, кто не хотят бегать, а просто отнимают набеганное, борются не с этой нормой. Они борются за мясо. Внимание же необходимо уделить тем, кто не отнимает, но и не бегает. Этих срочно надо объявить ненормальными, пока они не предъявили бегающим новую норму. Нацепить на них ярлык, сделав его позорным, маркировать их ядовитым цветом. В этом случае их прекратят слушать! Норма управляет, а не лидер. Стимул заменяет лидера.

– Так вы хотите исключить живого лидера? – удивился я.

– В этом суть! – тихо, но внятно отчеканил Гавер, прямо глядя в мои глаза и атакуя проникающим взглядом мой мозг. – Живые лидеры, доминанты соперничают, втягивая всех в свои игры. Вы, – он указал на меня пальцем, – пропишите программу, где лидер останется вечным, даже когда умрёт. Образ лидера и программа будут управлять Аскерией.

– Вы? – в моём горле пересохло, информация давила на меня, казалось, ещё немного – и голова взорвётся, разлетится на куски.

– Да! Мистер Гавер станет последним живым лидером Аскерии, первым и единственным вечным лидером после смерти.

– Вас никто не будет видеть?

– Да! Я для общего блага стану образом, комплексом представлений, ассоциаций, эмоций, ценностей. Я оживу в головах аскерийцев, стану бесспорным, положив конец борьбе доминантов.

Гавер встал, прошёлся по беседке, вышел из неё, подняв лицо навстречу солнечным лучам.

– И никто не задастся вопросом о живом Гавере? Никто не сделает попытку увидеть его, поговорить с ним? – я ткнул его вопросом в спину.

– В этом и будет состоять ваша роль! – он обернулся, снова буквально хватая меня глазами, управляя их бешеным светом. – Вы, мой юный друг, пропишите программу Достижений, подразумевающую переселение лидера из реальности в головы аскерийцев. Вы! – он сел прямо напротив меня и перешёл на шёпот. – Вы создадите программу жизни в Аскерии.

– Управления Аскерией?

– Нет, программу жизни! – он невыносимо бу́хал каждым словом, как молотом. – Программа будет управлять всем! Программа ради людей, ради их счастья. Как отлаженный механизм, точнее часов, лучше самой жизни.

Наступила полная тишина, показавшаяся мне нескончаемой.

– К делу! – Гавер вернулся в разговор. – Программа Достижений! Слушайте и запоминайте!