Заблуждение. Роман про школу. Том 2

Но это были еще мелочи. И если на той неделе все кому не лень только обращали внимание на странное поведение Кости, то теперь настала пора активной раздачи советов. Это значит, что каждый, считая себя далеко продвинутым в этой истории, стремился вложить в дело что-то свое и как-то повлиять на Костю – то есть повлиять на меня, чтобы уже я оказал решающее влияние. Кстати, разброс мнений здесь проявился очень ярко, – действительно, двух абсолютно одинаковых «наставлений» я так и не встретил, – впрочем, большинство из них, к сожалению, носили скорее юмористический характер, чем официальный, и по-настоящему серьезных идей я так ни от кого и не услышал.

Однако я подхожу к главному событию того дня, которое случилось уже после всех уроков – в том числе и истории. Проходя по коридору гардероба, я внезапно наткнулся на Дарью Алексеевну. Вид ее сразу можно было определить как «типично творческий», глаза кого-то искали, и я быстро понял, кого:

– О! Ты-то мне и нужен, Николай! – обратилась она ко мне. – Пойдем в мой кабинет. Мне необходимо с тобой поговорить.

Признаюсь честно, тогда я был совсем не расположен к этой беседе, ибо просто хотел поскорее прийти домой и сделать все уроки. Да и желания беседовать на старые добрые темы во мне не присутствовало, хотя я совсем не был уверен в том, какую тему изберет наш завуч по творческой работе на этот раз. Замечу, что я попытался придумать какую-нибудь железную причину, чтобы не идти сегодня к Дарье Алексеевне, но она так быстро ее отшила (причина моя, наверно, получилась слишком несерьезной), что у меня просто не осталось выбора, и я понял, что беседы с ней мне не избежать.

Удивительно, но даже после того, как я смирился с этой ситуацией, во мне по-прежнему буйствовало какое-то внутреннее недовольство. До сих пор не понимаю, с чего вдруг оно проявилось, и почему я так не горел желанием идти именно сегодня к Дарье Алексеевне, – но, наверно, это просто был синдром одного дня, который приходит и уходит. Итак, я сейчас попытался, по пути к кабинету Щепкиной, вспомнить о том, как мы радовались в декабре на организованной ею вечеринке, и как потом разделяли этот успех, и о том, какие празднества случались до этого, и насколько это впечатляло!.. И нельзя ни в коем случае забывать о том, какие блестящие планы нас связывают. Да и не только меня, а всю Компанию!.. Нет, я определенно приводил себя в чувство.

«К черту мысли! Отчего бы не поговорить?!» – решил я.

Вскоре мы зашли. И Дарья Алексеевна сразу села за стол – показалось, начать она решила с главного.

– Итак, Коля. Я рада, что за восемь дней, наконец, тебя увидела. Мне нужно кое-что сказать, не пугайся – тема интересная.

– Я заинтригован, – заметил я и улыбнулся. Интересно, что улыбка эта, как я сам почувствовал, получилась удивительно душевная, а это любопытный, но ничем не объяснимый момент. – Так о чем же вы хотите сказать?

– Ну, во-первых, я хочу напомнить тебе о деле о Бандзарте.

– Ах да, дело…

– Я надеюсь, – спокойно говорила Щепкина, – что ты помнишь, на чем мы остановились в прошлом году. Идея о Книге Памяти понравилась подавляющему числу учителей, – но было принято разумное решение создать ее именно в эти месяцы.

– Да. Конечно, помню.

– Превосходно, – оценила Дарья Алексеевна. – Что ж, ну вот и настала пора собирать информацию об учителях. И логично будет начать с тех, кто уже не работает с нами. Впрочем, это дело я целиком и полностью беру на себя, тем паче, что со многими бывшими коллегами я до сих пор общаюсь. В общем, проблемы тут не возникнет: собрать сведения легко, главное – грамотно все объяснить.

– Безусловно, – согласился я.

– С ныне работающими коллегами все еще проще. Однако… Их слишком много, и вот главный минус. Короче, не люблю я так говорить, но мне одной, пожалуй, не справиться. И было бы просто здорово, если бы ты и твои друзья помогли мне, – заметила Щепкина.

– Так в этом весь вопрос? – удивился я. Она кивнула головой. – Конечно, поможем. Все, что вы скажете, Дарья Алексеевна! – искренне отметил я.

– Ох, ну, это приятно, – обрадовалась Щепкина.

– Но что конкретно нужно? – все же решил уточнить я.

– Ой, да все просто. Нужно будет всего только задать некоторым учителям ряд базовых вопросов. Ну, вроде: «Откуда они?», «Где учились?», «Чем увлекаются?», «Что думают о школе?», «Как живут?» – и типа того. Наверно, пятерки вопросов и хватит – нам автобиографии не нужны. Понятно?

– В общем, да, – ответил я. – Только… есть учителя, с которыми у Компании не очень хорошие отношения… – намекнул я, – и вряд ли они согласятся что-то нам рассказать.

– О, тут не беспокойся! Они обо всем будут предупреждены! Ну, если что, – то трудные случаи я беру на себя.

– Хорошо.

– Заодно, кстати, мы всем докажем, что старшеклассникам не чужда история нашей школы и что они тоже хотят ее знать. А имена наших великих коллег никто никогда не забывал! – восторженно заявила Щепкина.

Я рассмеялся, но потом чуть скептически спросил:

– Поверят ли?

– Думаю, что поверят. Все же это очень серьезная работа, не хухры-мухры.

– Ну, тогда браво! Вы блестяще мыслите! – заявил я.

– Да что там… – не без краски на щеках сказала Щепкина.

– Я рад. И все же… напомните, Дарья Алексеевна, как мы поступим с Бандзартом? – вдруг спросил я.

– О! Бандзарта мы оставим на закуску…

– То есть с ним мы разберемся в последний момент?

– Да!

– А не будет ли поздно? – спросил я.

– О нет! – ответила Щепкина. – Мы все подготовим и предстанем перед ним во всеоружии, – заявила она. – Ах, я уже предвкушаю тот момент, когда наступит наш разговор!.. – Тут Дарья Алексеевна сделала несколько характерных жестов. – Да, именно наш! – я хочу, чтобы весь твой класс присутствовал при разговоре!

– Ну, всех нам вряд ли удастся собрать. Ведь основная инициатива исходит от Компании…

– Ну так да! Я это и имела в виду, – поправилась Щепкина.

– Тогда нет проблем. Готовы будут все! – заявил я с абсолютной уверенностью. – Но все-таки, Дарья Алексеевна, … не боитесь ли вы, что дело слишком затянется? Не лучше ли будет узнать информацию о Бандзарте сразу?

– Ах, я вижу, что ты тоже хочешь этого! – похвально произнесла Дарья Алексеевна, затем встала из-за стола, подошла и похлопала меня по плечу. – Это здорово! Но… нет. Дело не затянется, не беспокойся, а вот спешить… спешить нам не стоит. Как показывает практика, именно спешка в таких делах обычно и подводит. А я не хочу, чтобы это дело пошло под откос. Пойми, нам важно все организовать, все подготовить, собраться морально, составить четкий и продуманный план!.. Это ведь не такое быстрое занятие – нам явно понадобится время. Не знаю, какое и сколько, – но все будет рассчитано до мельчайших деталей: как себя вести, что спрашивать, как реагировать, с каким тоном подходить к главному… Разумеется, надо подумать и о форс-мажоре: мы должны иметь в запасе как минимум три варианта, – и ни один не должен приводить к ошибке! Это слово вообще нужно забыть, у нас нет права на ошибку, – и Бандзарт не даст нам ее допустить. Мы должны действовать на сто процентов правильно, чтобы ошибку совершил он. И, конечно, побольше уверенности! В нас не должно быть и тени сомнения…

– Да, – согласился я, – тут не поспоришь…

– И еще важный момент – количество. Бандзарт всегда держался на публике в одиночку. Мы же можем взять его количеством! И вот поэтому я хочу, чтобы так называемых «интервьюеров» было много. Как можно больше. Ибо если все пойдет хорошо, то Бандзарт будет думать над каждым своим словом, – вот тогда-то мы и сможем его поддавить. Заставим поторопиться, сделаем правильный намек, зададим наводящий вопрос, угрожающе посмотрим… Я уверена, что он, как и любой другой человек, может растеряться. Что ж, если это случится, то тогда и тайны раскроются сами по себе, – низким голосом произнесла Щепкина.

– Логично. Но, как я понимаю, острые вопросы будут составлены не для всех?

– Нет. Только для него.

– Только для него… – повторил я.

– Согласись, к остальным у нас таких вопросов нет.

– Возможно. Впрочем… а как же Чивер? Барнштейн? – вспомнил я и спросил: – Может, мы бы узнали что-то новое о них?

– О, я бы узнала, – ответила Щепкина. – Да еще с удовольствием! Но это опасно, очень опасно. Бандзарт – это все-таки школьный учитель… пусть и странный, но учитель. И он никуда не сможет деться. У него не будет выбора, кроме как все нам рассказать. И ни Барнштейн, ни Чивер ему не помогут, – твердо произнесла Дарья Алексеевна. – Однако… задавать им самим острые вопросы не стоит. Если мы заденем что-то очень личное в их жизни – тогда все мероприятие может быть послано к чертям собачьим. Его закроют в одночасье!..

– Ну а если Бандзарт им все расскажет? Думаете, не закроют?

– Да, откровенно говоря, мне это будет уже совсем неинтересно, – призналась Щепкина. – К тому моменту информация о Феликсе будет в наших руках, а заниматься дальше Книгой Памяти мне и так будет лень. Помни, Коля: наша главная задача – узнать, какова тайна Бандзарта. Мы будем концентрироваться в первую очередь на ней, а не на озвученной идее! Собственно, только ради этого я и придумала эту Книгу, – а другого пути я пока не вижу.

– Ну, в таком случае, его можно и не искать?..

– Да, Коля. Наверно, искать иные варианты не стоит. Впрочем, и в этом, думается, есть подводные камни…

– Вот я как раз подумал: как мы поступим, если Бандзарт не станет отвечать на наши острые вопросы?

– Это продумаем. В любом случае в списке будут вопросы, на которые он точно ответит. Значит, наверно, надо будет установить какую-нибудь связь… Некий переходный мостик от банальных вопросов к вопросам повышенной сложности.

– А если вообще не захочет отвечать…

– …вот тогда сработает то, о чем я уже говорила. Я пущу в массы очень хороший слух! – заверила Дарья Алексеевна.

– Да, в этом сомнений нет, – сказал я, улыбнувшись.

– Еще бы! Но главное – знать грань! – подчеркнула Щепкина. – Вопросы должны быть острыми, но разумными. И, конечно, без пошлости. Не стоит спрашивать у Бандзарта, например, … про личную жизнь, – тут мы с Дарьей Алексеевной в унисон рассмеялись. – Да… вопросы не должны задевать его честь, достоинство и репутацию, – после этих слов опять начался смех.

– Да, это очень важно, – подтвердил я, не переставая посмеиваться. А уж как хохотала Дарья Алексеевна!..

Но это был отчасти тонкий юмор. И, наверно, слегка граничащий с издевкой.

– Желательно, чтобы он не соврал… – заметил я.

– А он и не сможет. Вопросы он заранее не узнает. Или выведает у коллег те, что являются самыми банальными, но это – пожалуйста. Так даже и лучше будет. А вот когда пойдут настоящие вопросы… – тогда он точно ничего не скроет. Давление наших взглядов не позволит ему соорудить за короткое время достойную ложь: он запутается, – и этим мы непременно воспользуемся! Да, он еще жалеть будет!

– Хм, похоже, ему это дорого обойдется. Может, впервые за всю жизнь, – предположил я.

– Точно! – оценила Щепкина и потом контрольно спросила: – Ну как, Коля, в общем, мой план тебе ясен?

– Да, вполне, – ответил я. – Точных дат только нет…

– Знаю-знаю, точные даты будут позже. Это еще надо будет согласовать… – заметила Дарья Алексеевна. – Впрочем, я вам потом сама все скажу.

– Что ж, ясно.

– Что-то еще вызывает вопросы? – спросила она.

– Э, … да нет. Все остальное предельно понятно.

– Значит, я все-таки умею объяснять, – обрадовалась Щепкина.

– Безусловно, – сказал я и уже вплотную приблизился к двери. – Ну, я тогда, наверно, пойду…

– Нет, погоди! Постой, – остановила мой порыв Щепкина и вновь привела меня к стулу. – Вот, присядь еще на минутку.

Поневоле я присел и подумал: «Ну, на минутку еще сойдет».

Щепкина же несколько секунд просто походила по территории своего кабинета.

– Видишь ли, я тут обратила внимание на один момент…

Я прислушался.

– Может, конечно, я не права, но мне кажется, что не все так здорово в вашей Компании… – сказала Дарья Алексеевна с явным нежеланием и с неохотой, но сказала.

«Она все знает?!»

– Точнее, я хотела спросить насчет Кости Таганова. С ним… все нормально? – произнесла, наконец, Щепкина.

Я характерно зашевелился на стуле. И Дарья Алексеевна это заметила:

– Собственно, мне важно понять…

Тут она посмотрела на меня и, не дождавшись ответа, сразу все поняла. Мое молчание было таким многозначительным, что и без слов ответ был очевиден.

– Может, ты меня тогда вразумишь? А то я чувствую, что он как-то изменился, но ничего объяснить не могу, – самоиронично заключила Щепкина.

И на этот вопрос я легко ответить не мог. Тем более, что, по сути, и отвечать мне было нечего. А о том, что с Костей что-то случилось, она и так догадалась. Единственным выходом для меня было ответить вопросом на вопрос:

– А дозвольте уточнить: что именно имеется в виду?

Вопрос этот звучал абсолютно глупо, но Щепкина отнеслась к нему нормально:

– Ах да, – активно и горячо жестикулируя, начала говорить Дарья Алексеевна, – я, должно быть, захотела знать все и сразу, даже не пояснив тебе, что конкретно хочу.

«Возможно», – подумал я.

– Но я вижу, что и ты заметил, что наш Костя как-то изменился. Я вообще должна признаться, что наблюдала за ним всю первую неделю, … – но лишь только потому, что мне стало казаться… будто это совсем не тот человек, которого я знаю с первого класса, – не без сожаления, но с удивлением произнесла Щепкина.

«Даже так!..»

– Первое, что я заметила в Косте, – это отрешенность. Я не поверила бы тому, что произнесла это слово, но несколько раз на неделе он пробегал мимо меня, сталкиваясь со мной взглядом, однако ни разу не поздоровался. Не знаю, может, в этот момент он думал о чем-то очень важном, – предположила Дарья Алексеевна, – хотя смотрел все куда-то вдаль, или наверх, или вообще неопределенно… Мне показалось, что он действительно на чем-то сосредоточен, но это могло быть разве что-то очень важное.

Естественно, мне сразу пришло в голову дело о Бандзарте, и даже стало любопытно, что именно он может мысленно в нем обдумывать. Но не найдя пока объяснений, я еще раз подумала об этом… просто-таки удивительном взгляде, – и подивилась тому, что от всего другого он себя буквально… отгородил! Прямо так и отгородил этим взглядом, я не шучу!

Ну, конечно, если бы так случилось один раз, то я б и заморачиваться не стала. Сомнения бы к черту отбросила, подумав, что мне показалось. И впрямь: может, он шел по коридору, а в голове его бесились всякие формулы, или реакции, или еще какая-нибудь муть?!.. Тогда ясно: впереди контрольная – мысли только о ней. Но я клянусь чем угодно, что четыре—пять раз видела такого Костю! И именно Костю, не какого-нибудь другого парня.

– Да наверно, его…

– Черт, ну я же его никогда таким не видела! Вот впервые, точно. Бывало, конечно, что я замечала его деловой взгляд… Но деловой взгляд – нормальный взгляд, и он, конечно, только выражал готовность Кости в любую секунду обратиться к важному вопросу. Кстати, мне он очень нравился. И вдруг… прошлая неделя, и эта отрешенность!.. Нет, Коля, вот скажи мне: что, у Кости есть какое-то суперважное дело? Или трагедия какая случилась, а?

– Да вроде нет… – раздумывая, ответил я.

– Тогда почему он не здоровается? Почему так смотрит?

Я вздохнул:

– Не знаю, Дарья Алексеевна. По правде говоря, меня уже вся школа замучила этим вопросом.

– Что?! Как вся школа?

– Да, вся школа. Подходят и спрашивают, что происходит с Костей. Из самых разных классов! – признался я. – И все думают, что я все знаю. Хотя я ни черта не знаю.

– А, ну все понятно. Люди жаждут все знать… Но, стало быть, раз у всех такой интерес, значит, с Костей действительно что-то произошло? – решила уточнить Щепкина.

– Наверно.

– И всех дико интересует, что именно?

– Да.

– Что ж, любопытно… Действительно.

– Правда, тут важно сказать, что такое состояние может рассматриваться странным именно в контексте Кости, – отметил я. – Ибо для Димы Ветрова, например, это нормально.

– Ну да, да, – согласилась Дарья Алексеевна. – Кстати, а что Компания думает насчет Кости?

– О, там такой разброс мнений!..

– Но все-таки одно общее мнение есть?

– Нет, – однозначно ответил я. – Все что-то разное говорят…

– Но вы это обсуждали? – поинтересовалась Дарья Алексеевна.

– Да вот никак не получается. Даже в воскресенье не встретились… А то бы поговорили.

– Пожалуй. Но вы наверняка планировали собраться ограниченным числом человек – из тех, разумеется, кому не безразличен Костя. И тогда бы обсудили этот вопрос, – предположила Щепкина.

– Да, конечно.

– Но почему бы вам тогда не собраться и не поговорить здесь, в школе?

– У меня была такая мысль! – заметил я. – Только где?

– Ну, школа довольно большая. Уж вы-то найдете место…

– Надо подумать. В принципе, мы могли бы собраться в переговорном пункте…

– Я слышала о таком, – припомнила Щепкина. – Но, если я права в представлениях, то он слишком мал. Мы же не поместимся!

– Погодите, а вы что имеете в виду? Собраться всем вместе? – догадался я.

– Ну конечно, Коля. Если тема Кости волнует всех, и в том числе меня, – то почему бы всем, кому он небезразличен, не встретиться и не поговорить? Устроить настоящую дискуссию, выслушать мнения… – может, так до чего-то и дойдем.

– Это было бы… блестяще, – только и сумел выговорить я, потому что совсем не ожидал такого великолепного предложения от Дарьи Алексеевны.

– Так все! Нами решено: на этой неделе в школе совершенно официально и свободно устраиваем собрание, посвященное решению одного этого, крайне важного, компанейского вопроса! – как диктор, оттарабанила Щепкина. – Ну как, нравится? – с улыбкой спросила она.

– Это феноменально, Дарья Алексеевна. И как же у вас все быстро!..

– А что? К чему тянуть? Только не «у меня», а «у нас». Это наше общее дело! Кстати, в какой день?

– В какой день устроить собрание? – уточнил я.

– Да.

– Даже не знаю… – думал я, все еще не веря в то, что прямо сейчас вот так неожиданно была рождена столь прекрасная идея.

– Может, в среду? – предложила Дарья Алексеевна.

– Я в среду не смогу – у меня курсы. Я бы мог в четверг. Заодно и оповестить всех успеем.

– Идет! Сделаем в четверг после шестого урока, нормально? – предложила Щепкина.

– Да, идеально! – чуть не крикнул я от радости. – И откуда у вас столько идей, Дарья Алексеевна?

– Ну, я как-никак завуч по творческой работе, – заметила она. – Итак, в четверг мы встретимся здесь в 14:45, а потом пойдем в зал. Мест на всех хватит!

– Прекрасно! Мне звать по максимуму?

– Да, Коля. Зови всех!

Я вышел из кабинета с мыслями, диаметрально противоположными тем, что были при входе.

«Поразительно, как она все прекрасно понимает! Как видит проблему! Да, нам нужно встретиться, нам необходимо это собрание! Я не хочу больше видеть такого Костю! И никто не хочет! Настало время для серьезного разговора!»

Время действительно настало. Правда, практически наверняка можно утверждать, что предстоящий разговор станет лишь промежуточным и уж точно не последним в данной истории. Ведь фактически он будет только предварять собой другой и самый главный разговор – разговор с Костей. Но перед ним нам необходимо понять, что мы действительно имеем. Только ли странный взгляд, опоздания и отказ здороваться или что-то еще? Вот этот вопрос и следует вынести на собрание.

А о будущей беседе с нашим лидером я бы не стал думать так, будто она ожидается очень простой. И должен признаться, что теперь, глядя на Костю, у меня появляются серьезные сомнения относительно вообще всех наших перспектив. Понятно, что с тем, прежним, Костей разговор состоялся бы в две секунды и хоть сейчас – можно и вопросов лишних не ставить. Однако как быть в нынешней ситуации? Очевидно, что на вопрос о «странном» Косте надо выходить через него; однако согласится ли он говорить об этом? И согласится ли он вообще о чем-либо говорить? Вот это дилемма… И разве возможно разрешить ее в два счета, без промедлений, прямо сейчас? – когда Щепкина видит его этот отрешенный взгляд, такой доселе чуждый ему! А она не ошибается. Я это знаю, потому что сам успел заметить в Косте что-то не характерное для него. И уже бессмысленно затенять этот факт.

Дарья Алексеевна предположила, что Костя погружен во что-то очень важное. Что ж, очевидно, что это не дело о Бандзарте, потому как оно касается всей Компании, а не его одного. Но тогда какое еще дело может так сильно тяготить Костю? И тяготить ли? Возможно ли, что это только ему так кажется, ибо на самом деле все проще и понятнее? – здесь трудно сказать, очень трудно… Проникнуть в мысли другого человека, пусть и такого знакомого, как Костя, невозможно, и даже по внешним признакам, к сожалению, пока ничего нельзя понять.

Но я возвращаюсь к разговору и отмечаю, что он нужен прежде всего нам. Конечно, впоследствии может выясниться и то, насколько он важен для Кости, но это – все еще дело времени, а его, как не раз замечала Дарья Алексеевна, никогда не надо торопить. И вообще, в мире, наверно, существуют всякие такие теории, согласно которым следует, что на все жизненные вопросы когда-нибудь найдется ответ. Только вот когда? И настолько ли более познаваем наш мир в целом, чем познаваем внутренний мир одного конкретного человека? Этот вопрос я бы оставил философам – в надежде на то, что они подумают над ним.

В течение последующих двух дней мне удалось пообщаться с очень многими школьными друзьями, так как тема – разговор с Щепкиной о собрании – была настолько важна, что я не жалел на это ни времени, ни энергии. Главным для меня было донести до возможно наибольшего числа человек мысль о необходимости встретиться, однако мне приходилось сокращать информацию, то есть избегать полного пересказа беседы с Дарьей Алексеевной, – отчего она, наверно, немного теряла значимость. Впрочем, как бы подробно я ни старался все передать, но вряд ли мои старания изменили бы расклад, при котором выходило, что в четверг могут собраться далеко не все: у кого-то есть курсы, у кого-то – врачи, а некоторые переписывают те или иные контрольные работы… В общем, дела, дела, дела! Так что, понимая это, я решил незамедлительно сообщить Щепкиной о необходимости переноса собрания на другой день, ибо «нам стоит послушать всех связанных с Костей людей».

Дарья Алексеевна тут же согласилась со мной и предложила пятницу. Честно признаюсь, поначалу мне эта дата не слишком понравилась, ибо 23 января должно было состояться мое очередное курсовое занятие. Однако… потом я подумал, что незначительное опоздание на него не создаст катастрофы, – да и к тому же, по правде говоря, мне не так уж и хотелось ехать в центр, чтобы в очередной раз послушать нашего демагога. «Пропущу – спишу», – решил я и принял перенос Щепкиной.

И вот ведь здорово, что этот выбор оказался крайне удачным. Не знаю, чудо ли это из чудес или простое совпадение, но вскоре выяснилось, что в пятницу смогут подойти едва ли не все. Ну, конечно, и тут выявились определенные нестыковки, – в частности Вика с Женей сказали мне, что из-за важных дел после шестого урока они не останутся, – однако было ясно, что без них собрание провести будет вполне возможно; в любом случае мы им потом все расскажем.

Итак, 23 января, аккурат после химии, несколько известных Читателю людей подошли к кабинету Дарьи Алексеевны. Закрытая дверь означала, что ее еще нет на месте, – однако и пришли мы первее всех, так что теперь следовало какое-то время подождать.

Настроение наше явно нельзя было назвать прекрасным, ибо Бандзарт несколько минут назад решил снова устроить нам испытание. На сей раз он предложил нам осуществить с помощью определенных реактивов некоторые, как он сказал, «простейшие» эксперименты. Нет, я, конечно, ничего не имею против химических опытов, ибо это по-настоящему круто и интересно, – но здорово иметь хоть какое-то представление о том, что есть что и что с чем может реагировать. Мы же смотрели на пробирки, банки и склянки с видами дебилов, которые вообще в первый раз увидели такие вещи. И, естественно, что ни одной вразумительной реакции мы так и не смогли провести.

Что-то настрочив в своих тетрадях, мы вложили-таки их в руки Феликса, но уже по тому пренебрежению, с которым он на них посмотрел, а потом схватил, стало понятно, что о хорошей оценке нам можно и не мечтать. Он пообещал, кстати, огласить результаты уже завтра, и после этого мы вышли из его кабинета с чувством очередного поражения. Любопытно еще, что на уроке отсутствовал Костя, который ранее всегда помогал нам с практическими заданиями, – и именно за счет этого нам и удавалось обычно в конце семестра накатывать на хилые троечки. Что будет теперь? – хрен знает. Впрочем, более думать мне об этом не хочется: дело о Бандзарте еще впереди, а сейчас пора переключаться на другую, очень важную для всех нас тему.