Заблуждение. Роман про школу. Том 2

Болт же все бежал, и нам казалось даже, что ему было просто безразлично, кто, зачем и в каком количестве за ним бежит. Он, конечно, мог позволить себе иногда оборачиваться назад, смотреть на наши лица и оценивать в сравнении свои и чужие физические возможности, так как имел преимущество перед нами, но вряд ли ему это требовалось. Болт прекрасно понимал, насколько быстро он бежит и насколько еще быстрее он может бежать – так что допускаю, что он вполне чувствовал себя королем в данной ситуации, потому что она являлась для него такой же привычной, какой для голкипера приходится вратарская площадка. Кстати, готов поспорить, что хотя бы раз пятьдесят Болт в прежние времена вот так вот и бегал, и я очень сомневаюсь в том, что хоть кому-то – пусть даже однажды – удалось к нему приблизиться. Действительно, предположим, что Олег неоднократно писал всякие гадости на чьей-либо машине, и что неоднократно из одной и той же парадной к нему выбегал агрессивный и злой мужик – владелец данной машины. Все знают, что за такие выходки принято бить обидчика, – но разве удастся это нашему товарищу в отношении Болта? Разве сможет он хоть что-то сделать против скорости Олега? Ну, пожалуй, только броситься в погоню. Безуспешную, конечно. Но какую полезную для Болта!.. Нет, по-другому он может себя и не тренировать!

Вот и сейчас. Ну, бежим мы всемером за ним – а толку? Пытаемся догнать и ловим себя на вялой надежде, но скорее испытываем свою выносливость. И было б нас десять, пятнадцать или пятьдесят – ничего бы не изменилось. Только какой-нибудь спринтер из спортивной школы смог бы нам помочь, но у нас нет таких друзей. И отчего-то не проявляется даже многолетняя физкультура с Долгановым…

Однако мы бежим. И уже прекрасно понимаем, что прибудем разве что к своему поражению, да еще в невероятно измученном состоянии, – но все равно почему-то бежим. Зачем? Это еще та вялая надежда или что-то новое? Да уж… Но ведь вдруг… Вдруг Болт спотыкнется где-нибудь на пути, и упадет, и ударится, и не сможет продолжать бег дальше?.. – в темноте ведь всякое возможно, и сам Болт от этого «всякого» не застрахован. Впрочем, не застрахованы и мы, и, рассуждая так, нам стоит опасаться вдвойне, ибо если упадет один – то упадут и остальные. И, кстати, речь сейчас идет не только о физическом падении.

Но я еще хочу сказать о надежде, потому что, как бы глупо это ни прозвучало, но сдается мне, что где-то в глубине души мы все-таки надеялись догнать Болта. Согласен, это слышится очень пафосно и самоуверенно, но как бы то ни было, а мы все еще бежали.

Вот и я бежал – и думал об этом. И, что удивительно, все это время Болт по-прежнему был для меня в зоне видимости. Он и ускорялся, и петлял, и делал неожиданные повороты на перекрестках, и забегал во дворы, и не пропускал глухие места, и переходил на трамвайные пути, и просто двигался по дороге – в общем, маневрировал по полной программе.

А ко мне вдруг пришло еще беспокойство за Саню. Выпивая под бой курантов, он, конечно, не мог представить себе, что потом придется заниматься такой физкультурой. Допускаю, что и пил-то он лишь из чистого символизма и вовсе не собирался доходить до сильно пьяного состояния (до него он, кстати, так и не дошел, в отличие от Леши), но если б знал…

– Больше так не буду делать, – повторял он по слогам в те секунды, когда еще мог что-то говорить.

Я подозревал, что долго он не продержится. Но вряд ли мог думать, что его силы воли хватит на такое большое расстояние, и что на его лице в последние секунды терпения будет такая гримаса боли. Однако я прекрасно понимал этимологию этой гримасы и догадывался, как сильно была ему нужна эта встреча. Три месяца без общения с Болтом, очевидно, явились для него куда более страшной болью, и сейчас он, борясь с собой, пытался оставить себе хоть какие-то шансы. Читатель помнит, как осенью мы с Саней говорили о Болте, и тогда я многое понял из слов Топора, я многое оценил, и … – черт, как обидно, что их материализация проходит именно так. Хотя бы уже из-за одного желания он заслужил поговорить с Болтом! Он заслужил остановить этот нелепый бег – уже не из кино, но от друзей, от Компании! И пусть ни я, ни Саня, … – да никто не знает, что за метаморфозы происходят с Олегом, – но как же хочется узнать!.. Ему, лучшему другу…

Но силы не бесконечны. И даже желание уступило физическим возможностям Сани, который с истошным криком «Не могу!» остановился посреди дороги и повалился на снег. Я жутко расстроился и хотел помочь ему прийти в себя, однако тут же сдержался и не позволил себе даже пятисекундного промедления, потому что все еще видел впереди причину этой погони. Друзья Павла тоже не смогли выдержать темпа бега – они остановились примерно в том же месте, где и Саня. Не знаю, насколько бы еще их хватило, но бежать в пуховиках и тяжелых зимних сапогах – это не шутка, и я вдруг представил себе, как тяжело пришлось бы мне в такой одежде: я, наверно, вообще не смог бы бежать, а тем более – так быстро. Как ни крути, а это всяко не излюбленные болтовские кроссовки, в которых Олег предпочитает выходить на улицу даже зимой – в такие, например, дни, как сегодня.

Итак, преследователей осталось только трое: Павел, Арман и я. Говорить о какой-то командной тактике было заведомо бессмысленно, да и некогда, поэтому мы просто решили собрать всю свою волю в кулак и держаться, чтобы как минимум сохранять Болта в зоне видимости, видеть его спину.

Интересно, что во время бега я почти даже и не думал о том, где бегу. Осознавал, что впереди есть какая-то знакомая улица, видел знакомые дома, пролетал мимо знакомых остановок, – но темнота и нацеленность на Болта так и разбивали все мои попытки сориентироваться. Очевидно, мешал этому и маршрут бега. Повторюсь, Болт так активно петлял, что сообразить, между какими дорогами ты в данный момент находишься, было просто невозможно. Да и дух погони, естественно, захватывал.

На первой части дистанции, когда нас еще было много, вокруг, как помню, красовалось несметное количество жилых домов. Несметным было и количество света, идущего от них, – в эту все еще праздничную ночь светилось чуть ли не каждое окно каждого этажа. Иногда я замечал по сторонам некие зеленые зоны, и водоемы, и магазины, и памятники, но вокруг все же неизменно было очень много домов.

Потом начались пустыри и какие-то склады, здания непонятной формы, кажется, автостоянки, потом была еще одна очень большая зеленая зона, и снова пустырь – там, где нас и осталось трое.

Затем снова дома, дома…

И вдруг – прозрение. Болт повернул с узкой «трамвайной» улицы направо, потом – наш маневр, – и сразу мы оказались на центральной магистрали. Здесь всюду горели фонари, здесь было довольно много людей и здесь же проходила широкая разделительная трамвайная дорога, а впереди – только оживление и, очевидно, центр города. Раздумьям не суждено было начаться, я моментально понял: мы на Лиговском. Вот что придумал для нас Болт: из Купчино – на Лиговский проспект!

С географией мне теперь все стало ясно. Это действительно был Лиговский – магистраль, которую я узнаю при любом действии и в любой момент времени.

Но вот проклятье: именно на этом рубеже я впервые начал чувствовать огромную усталость. Стремительную усталость. Не знаю, как и почему я держался до этого, но, видимо, только оказавшись на Лиговском, я понял, как много уже пробежал. Сил от этого, естественно, не прибавилось – скорее, наоборот, – но самое ужасное, что, похоже, то же самое стало происходить с моими друзьями – Павлом и Арманом. Последний уже давно кряхтел, изнемогая от усталости, и, судя по глазам, наверно, только и ждал подходящего для остановки места или просто прекращения нашего движения; Павел тоже очень тяжело вздыхал. Рискну заявить, что, пожалуй, в этот момент всем и стало окончательно понятно, чем закончится сегодняшняя погоня. Тем более, что он все бежал, бежал, бежал…

Еще какое-то время мы видели его. Позади осталось метро «Обводный канал», а значит, и Ново-Каменный мост, – следовательно, мы приближались к еще одной станции, а далее – и к Невскому проспекту. Но последний, как оказалось, в планы Болта не входил.

Добежав до очередного метро, Олег, бодрый и веселый, повернул налево, на Разъезжую. Мы же увидели это издалека, так как сами еще только подбирались к станции.

С еле двигавшимися ногами мы все-таки доползли до Разъезжей, совершили поворот и пробежали – через два перекрестка – еще несколько метров. Нам показалось, что где-то вдалеке он еще промелькнул. Однако, скорее всего, это был мираж. Мираж нашего бессилия и нашего поражения. На третьем перекрестке мы остановились, в последней надежде поглядели по сторонам и потом синхронно попадали на холодный асфальт. Далее последовало пятиминутное лежание, во время которого для нас не существовало ничего: ни Лиговского, ни праздника, ни Болта. Только потом, на шестой минуте, от нас стали раздаваться какие-то звуки.

– …, – ругаясь, стонал Арман. – Мои ноги…

– Он бегает как сумасшедший! – повторял Павел.

– Что с ним опять такое? – спросил я, еле дыша.

– Да… знает, – ответил Павел. – Еще завел нас куда-то…

– Кстати, где мы? – оглянулся Арман, который, к слову, не слишком хорошо разбирался в географии нашего города. – Вроде что-то знакомое…

– Да, знакомая улица, – подтвердил я.

В этот момент Павел встал и поглядел на табличку, прикрепленную к дому.

– Улица Марата, дом пятьдесят шесть, – прочитал он.

Тут встали и мы с Арманом.

– Серьезно, мы на Марата?!.. – констатировал я.

В этом не было причин сомневаться.

– …! – продолжал ругаться Павел. – И как теперь отсюда выбираться?!

– Без понятия, – сказал я.

– Просто сил нет! – пожаловался Арман.

– Согласен, – сказал я, растирая свою правую ногу.

– Интересно, какой-нибудь транспорт вообще работает? – спросил Павел.

– Очень сомневаюсь, – ответил я. – Если только нам повезет…

Поразительно, но нам действительно повезло. По улицам двигалось совсем небольшое число машин, но совершенно случайно мы увидели на дороге грязненькую маршрутку, которая, как оказалось, подходила нам для обратного пути в Купчино. Павел, к счастью, вовремя успел протянуть руку, дабы транспортное средство остановилось, – тогда мы и заметили, что ни одного пассажира в нем нет. Проезд оценивался в тридцать пять рублей, и мы кое-как наскребли водителю мелочи. Это было чуть меньше, чем требовалось, но в честь праздника водитель забил и пропустил нас внутрь.

В пути мы разговаривали.

– Как вы так загуляли? – удивлялся он, добавляя, кстати, характерный акцент. – В такую ночь?

Мы призадумались, ибо никто не знал, что сказать. Наконец, ответить решил Арман:

– Дело в том, что у нас этой ночью было несколько дел и одновременно несколько приключений.

– Какие дела могут быть? В праздник? – поинтересовался водитель.

– Ну, это долго объяснять… – сказал я.

– Я думал, здесь все только… бухают, – он особенно извратил это последнее слово.

– Да, что верно, то верно, – сказал я, вспомнив Лешу. – Правда, некоторые ночью… бегают.

– Да ну? – очень сильно удивился водитель.

Мы все кивнули ему.

В этот момент он обернулся и, как будто что-то вспомнив, сказал:

– А что? Может, ты прав. Я сегодня тоже видел одного человека, который бежал. Совсем недавно…

По пути нам довелось встретить многих отставших: Саню, Джахона, Дашу, Мишу, друзей Павла… Неудивительно, что мы регулярно кричали водителю:

– Останови! Останови! – И очень хорошо, что у кого-то из них были деньги.

В конце концов, мы все же доехали до Купчино. А когда вышли, то еще очень долго обсуждали действия Болта. Естественно, никто ничего не понял; стало лишь очевидно, насколько справедливыми были предупреждения Карины.

Домой я пришел только в 7:45. Долго еще сидел в кресле, пытался осмыслить, проанализировать все случившееся.

«Не мог же он принять нас за чужих – ведь видел! Черт, почему Кости рядом не было?!»

Впрочем, после всего случившегося я совсем ни о чем не жалел. Да, Болта мы так и не догнали, но в целом ночь прошла шикарно.

«А кто еще может так провести новогоднюю ночь? В беге до Лиговского! Нет, только Компания!» – подумал я и с этими же радостными мыслями так прямо в кресле и уснул.

Глава 2. Изменение

Долго еще я вспоминал те каникулы, и ту великолепную новогоднюю ночь, и весь наш бег. И пусть он вызвал очень много вопросов, – зато праздник получился в каком-то смысле уникальным.

В целом же, зимние каникулы прошли для нас неплохо, в чем-то они даже скопировали осенние. Мы с друзьями продолжали активно проводить свободное время, и теперь посещали уже не только боулинги и кино, но и гуляли по зимним паркам, где нам впервые за долгое время удалось покататься на ватрушках. Планы эти были оговорены еще в новогоднюю ночь, то есть заранее, – с тем расчетом, что Костя, узнав о них, скоро к нам присоединится. Компания, замечу, нисколько не сомневалась в том, что ее лидер вскоре объявится. Но вышло все совсем по-другому.

Увы, Костя за все время отдыха так ни разу и не дал знать о себе. Ни одного звонка или сообщения от него к Компании не поступило, все же наши попытки связаться с другом по-прежнему заканчивались провалом. Я не хочу говорить о том, что этот факт сильно ударил по нашим развлечениям, – мы продолжали отдыхать и радоваться жизни! – но упоминание Кости с каждым новым днем перерастало в беспокойство, и никто в Компании уже не мог подавить любопытства при упоминании о Таганове. Насколько нехорошие мысли о друге все же не давали нам предаваться веселью на все сто процентов – я не знаю, но мы понимали, что с Костей в эти дни может происходить все что угодно, и далеко не факт, что его настроение сейчас совпадает с нашим. От этого нам даже поскорее захотелось вернуться в школу, чтобы там увидеть нашего лидера и постараться все узнать. Мы предполагали, что, какая бы история с ним ни приключилась, но он нам обо всем поведает, и все быстро прояснится, и вскоре вся Компания поймет, что весь этот обет молчания – есть лишь дурацкое недоразумение или случайность, – только и всего, – а после этого никто о чем-то подобном более не вспомнит.

Итак, 12 января началось новое полугодие. Началось все с той же купчинской темноты, которая решила сопроводить меня до школы. Однако я замечу, что утренний сумрак, окутавший Петербург, меня почти не волновал. Я, как представитель Компании и просто хороший друг, думал о том, что сегодня мы все снова встретимся с Костей. Наш ждут великолепные дружеские приветствия, новые дискуссии, и, конечно, Костя скажет нам, почему не был на дискотеке и на всех наших новогодних прогулках. Читатель уже знает общую версию Компании про возможную – и даже серьезную – болезнь Таганова, но только он сам может ее подтвердить или опровергнуть. Остается просто еще немного подождать.

Так получилось, что на географию я пришел аккурат со звонком. Чивер, стоявшая у гардероба, опять на меня наорала, но я почти даже и не почувствовал на себе ее крика, так что спокойно прошел мимо. Я знал, что, по причине дежурства заместителя директора, зайду в класс минимум на минуту раньше, чем она, – значит, у меня будет время перездороваться со всеми своими друзьями, – ну и, конечно, поприветствовать нашего лидера.

Мои расчеты по времени обещали стать точными, поэтому я спокойно зашел в кабинет географии, который был уже заполнен моими сверстниками, и сразу взглянул на четвертую парту центральной колонки – именно за ней традиционно сидели мы с Костей. К моему большому удивлению, на данный момент она пустовала.

Я еще поглядел по сторонам, как это обычно делает при входе Дима Ветров, в надежде увидеть Костю где-нибудь в другом месте, но Таганова в классе пока что не было. Отмечу, что в прежние десять с половиной лет он почти не опаздывал, – так что сегодняшний день мог стать для него историческим.

Не знаю, отчего, но несколько секунд я еще стоял на одном месте, словно раздумывая, куда сесть. Парочку раз я успел перекинуться взглядом с друзьями, и их глаза будто бы сказали мне то же, о чем думал я: «Кости нет…», – а потом в помещение пришла Чивер, и, увидев, что я стою в центре класса в полупозиции, она сразу же крикнула в мой адрес:

– Лавров. Почему не здороваетесь?

– Я не… То есть где не здороваюсь?

– Да там, внизу. Где ж еще? – рассердилась она. – Ладно, садитесь уже.

Я не стал ей ничего отвечать, молча прошел к четвертой парте и сел. В аналогичной манере за свой классный стол села и Чивер.

Урок начался. Тамара Семеновна бегло осмотрела класс и, никак не прокомментировав состав, быстро поздравила нас с прошедшими праздниками и напомнила о прошлогодних темах. Перечисление их приходилось на середину в тот момент, когда неожиданно раздался стук в дверь.

«Костя», – подумал я.

Дверь распахнулась, и в класс влетела Даша Красина. Удивительно, но я, судя по всему, так зациклился на теме Кости, что совсем даже и не обратил внимания на отсутствие Даши. А сидела она обычно за пятой партой крайней к стене колонки, за мощными спинами моих друзей, потому что, по ее же словам, «не хочется красоваться перед носом у препода». Очевидно, я машинально подумал, что она уже здесь, и даже не стал проверять это убеждение. А зря.

– Почему вы опаздываете? – обратилась к Даше Чивер. – И зачем так хлопать дверью? Она так и отвалится когда-нибудь из-за таких, как вы.

– Извините, это после праздников. Можно я пройду?

– Ну, идите. Только впредь контролируйте себя! – заметила Чивер.

Даша слегка кивнула ей – очевидно, в знак реакции на этот «совет» – и хотела сначала сесть сзади меня. Потом – наверно, к собственному удивлению, – заметила, что Кости нет, и села ко мне.

Я сказал ей «Привет» и тут же спросил:

– Ты не знаешь, где Костя?

– У меня тот же вопрос. Он не звонил?

– Нет. В последний раз я разговаривал с ним утром 27 декабря. Вечером он был уже недоступен.

– Да уж, это давно…

Справа от меня сидели Миша и Арман, и, глядя на них, я еще раз убеждался в том, что вопрос насчет Кости беспокоит не только меня. Впрочем, отвлекаться было некогда – Чивер, как мне казалось, говорила что-то важное:

– …а сейчас я хочу напомнить вам о том, что через две недели вы будете писать двухчасовой тест по географии в формате ЕГЭ. Некоторые темы нужно повторить. Итак, записываем: природные зоны и мировой океан…

В это время в дверь снова постучали.

– Да что за безобразие? – рассердилась Чивер и ударила рукой по столу. – Невозможно вести урок! Входите…

Дверь открылась, – и в этот самый момент в класс твердой и уверенной походкой зашел Константин Таганов.

– Господи, Таганов, где вы бродите? Вы хоть смотрите на часы? – еще больше возмутилась Чивер, но теперь в ее голосе чувствовалась нотка удивления.

В ответ Костя спокойно ответил:

– Это долго объяснять. Я могу лишь извиниться за свое опоздание.

– Да, на вас это не похоже, – заключила Чивер. – Ладно, проходите. Но после урока я жду объяснений.

– Хорошо, – сказал Костя и все с тем же спокойствием прошел к последней парте колонки у стены и сел – там, где обычно сидела Даша.

Как правило, Костя по пути успевал обмениваться несколькими рукопожатиями, но сегодня он прошел мимо всех рук, словно и не заметив их. Взгляд его при этом выражал какие-то исключительно личные мысли. Разумеется, все обернулись назад, чтобы посмотреть на него еще раз и улыбнуться, – пусть хоть таким будет приветствие, – но он и на это не обратил никакого внимания, а просто достал необходимые учебники и стал смотреть в сторону Чивер, хотя неизвестно, на нее ли он сейчас хотел смотреть. Однако и не на нас тоже.

Класс, впрочем, долго глазеть на Костю не стал. Повторюсь, было не до этого, – к тому же новость о скором тестировании по географии, про которое столь увлеченно рассказывала Чивер, потрясла всех не меньше, чем только что случившееся опоздание Таганова.

Так, постепенно, урок географии и прошел. После главной новости Чивер перешла на достаточно простые темы, периодически, впрочем, напоминая о необходимости подготовиться к тесту; я же сидел и очень ждал звонка, так как хотел поскорее поговорить с Костей. Вполне возможно, что я впервые за долгое время так сильно жаждал начала перемены.

Звонок прозвенел, и тут же мои желания слегка подразбились: Чивер попросила всех удалиться, потому как ей захотелось остаться с Костей наедине для дальнейшей беседы. Интересно, что она так и сказала: «только наедине», – очевидно, подчеркивая этим важность предстоящего разговора.

Естественно, у двери в класс сразу же столпилось большое число человек. Помимо меня, здесь остались Саня, Леша, Люба, Миша, Арман, Даша, Женя, Вика, Карина… Даже Дима Ветров не спешил уходить.

По счастью, ждать пришлось недолго. Уже через две минуты Костя вышел из класса, и мы сразу облепили его и стали задавать вопросы. Так как людей поблизости и без нас было немало, то начался традиционный для таких случаев базар-вокзал: каждый хотел что-то спросить, выпытать, оценить и понять. Это известная схема. Но я вполне одобряю ее, ибо запросто могу представить, как сильно Компания нуждалась в диалоге с Костей Тагановым.

О том, нуждался ли в нем Костя, я даже думать не хотел, – просто потому, что считал ответ на этот вопрос очевидным. Я знал, что сейчас он все расскажет и все объяснит, но сперва нужно дать ему, собственно говоря, высказаться, потому что вопросы с самого начала посыпались как из рога изобилия, и Костя вполне мог почувствовать себя растерзанным на части:

– Где пропадал?

– Чем ты болел?

– Почему не звонил?

– Ну, как самочувствие?

– Как провел каникулы?

– Много выпил?

Эти и другие вопросы градом обрушились на Костю.

Сначала он молчал. И я подумал, что Костя просто не знает, на какой вопрос ему следует сперва ответить. Затем молчание явно затянулось. Мы начали теребить Костю, просить его объяснить хоть что-то. Но он по-прежнему ничего не произносил и, пока мы вертелись около него, медленно зашагал по центральной рекреации второго этажа и – далее – по центральному коридору. По всей видимости, он направлялся в столовую, так как следующим уроком у нас значилась алгебра, но она никогда не проходила на первом этаже, – других же вариантов мы не рассматривали.

Костя, надо заметить, очень хорошо видел, что мы все плетемся за ним, и вдобавок что-то спрашиваем, и ожидаем ответа, – и, конечно, время для него уже давно настало – наверняка сам Таганов это понимал. Действительно, нельзя же всю перемену молча передвигаться по рекреациям, – а то ведь окружение, пожалуй, еще и подумает, что тут происходит что-то странное. Возможно, в его голову тоже пришла эта мысль, возможно – нет, но, наконец, Костя повернулся к нам всем лицом.

Мне интересно вспомнить, что оно тогда выражало. Конечно, здесь была уверенность, всегда, впрочем, свойственная Таганову, присутствовало прежнее спокойствие. Но примечательно то, что в этот раз взгляд Таганова содержал в себе еще одну новую, прежде не виданную, но в данные секунды иногда заметную черту. Ее нельзя назвать растерянностью или смятением, равно как и нельзя объяснить этими состояниями, но можно описать термином неопределенности и даже некой отчужденности. Я догадываюсь, что Читателю может быть непонятно, как Таганов мог выражать взглядом эти и названные выше состояния одновременно, однако последние проявлялись с определенной периодичностью, и возможно, что сам Костя не догадывался, как по-новому блистал его взгляд.

Итак, Костя быстро осмотрел всех нас и, усмехнувшись, сказал:

– Вы специально собрались?

Мы ответили утвердительно.

– Зачем? – спросил он.

Тут же раздались вопросы типа:

– Почему тебя не было на празднике?

– С тобой все хорошо?

– Все нормально, – только и ответил Костя.

Надо заметить, что последнюю фразу он произнес несколько высокомерно, но это никак не повлияло на наше впечатление, ибо, строго говоря, из его слов не могло проясниться ничего. Вернее, сами слова-то были понятны, – но к чему они относились?..

Удивлению нашему поистине не было предела. Так и хотелось, чтобы весь этот короткий разговор оказался сном, а Костя, тот, кого мы сейчас видим, – просто каким-то левым парнем, который очень на него похож и слегка бредит.

Арман так и решил обратиться к другу:

– Костя, а это точно ты?

Таганов в ответ ухмыльнулся, подчеркивая, видимо, самоиронию вопроса, но в итоге только кивнул.

– А ты можешь нам подробнее рассказать про каникулы? – осторожно попросила Даша.

– Что именно? – неожиданно резко ответил Таганов – так, что мы даже испугались.

– А мы тебе хотели про Болта рассказать… – немного подумав, сказал я.

– О нет! – разом заключил Костя. – Не хочу ничего слышать о Болте!

Вот эта фраза привела нас в уже настоящий шок.