Обратимость

Баррон замолчал, видимо, обдумывая, стоит ли говорить дальше.

– Кроме того, внутри рода тоже существуют разногласия… Видишь ли, их не избежать, так как этот род включает не только выходцев из Керранов. Есть ещё потомки из других, более мелких родов. Керраны, как самые могущественные, объединили всех благородных под своим началом. Соответственно, недовольными могут оказаться потомки других линий. Это мои личные выводы, я могу и ошибаться. Они настолько ревностно опекают свои дела, что мне достаётся лишь поверхностная информация. Ничего больше я тебе сказать не могу.

Я, полностью погрузившись в его рассказ, вдруг почувствовала лёгкое разочарование. Я ожидала большего. Действительно ли он не лгал, или же просто недоговаривал?

– Если нужно что-то узнать, у меня есть для этого источники, – сказал Баррон, уловив мои мысли.

– Источники? – осторожно переспросила я. – А можно ли мне тоже обращаться к ним? Мне хотелось бы узнать как можно больше о Керранах.

Баррон посуровел, взгляд стал холоднее.

– Нет. К ним имею доступ только я.

Я вжалась в стул, понимая, что копаю слишком глубоко. Решила сменить тему:

– Чтобы заставить их помогать нам, нужно разобраться в их проблемах. Понять их. Уверена, многое нам недоступно лишь по нашей вине. Я не говорю, что они обязаны посвящать всех подряд в свои тайны, но должен быть человек, которому они смогут доверять. Кто-то достаточно умный и чуткий, чтобы понять даже то, что ему недоговорили.

– У меня нет телепатов среди знакомых, – отозвался Баррон с лёгкой усмешкой.

Эта фраза зацепила меня. Директор навёл меня на мысль.

– Это правда, что они тонко чувствуют окружающий мир? – спросила я.

– Правда. Но я не могу сказать, насколько тонко. Что-то им даётся хорошо, что-то плохо. Никто не может обладать сверхъестественными способностями видеть и чувствовать всё, даже такие необычные существа, как Керраны.

– Вопрос в том, одинаково ли у них развита эта чувствительность, или у каждого по-разному, – я уже больше говорила сама с собой, но Баррон всё же слушал. – Люди, допустим, не все обладают той энергией, которую называют космической или божественной. Те, кто удостоился чести чувствовать её, тоже делают это в разных степенях. Кто-то может лечить, кто-то ограничивается чуткостью к людям и миру. Можно ли то же самое сказать о вампирах?

Баррон смотрел на меня, словно не понимая, почему меня интересуют такие мелочи. Он пожал плечами:

– Всё, что касается вампиров, очень интересно. Это непочатый край. Но они не приемлют нашего любопытства и ревностно охраняют себя от любых посягательств, как ты уже знаешь.

– Чтобы как-то помочь вам, – сказала я, – мне нужно узнать их лучше.

– Они меня-то едва допускают к своим персонам, – с горечью заметил Баррон.

– Я не прошу у вас ничего, а просто констатирую факт, – произнесла я уверенно, не оставляя места для возражений.

Баррон сделал ещё пару замечаний по этому поводу, но разговор на этом исчерпал себя. Пришлось выйти из кабинета, хотя у меня оставалось ещё много насущных вопросов.

Всю ночь я ворочалась, не в силах уснуть. Баррон дал столько разрозненной информации, что я запуталась ещё больше. Скрупулёзно собирая в голове все детали, я пыталась сложить из них хоть какой-то внятный вывод.

Если они тонко чувствуют мир, то наверняка почувствуют и меня. За свою душу я была спокойна. В ней не было ничего такого, что могло бы вызвать у них опасения. Более того, мной двигали только искренние порывы. Главное, чтобы они не приняли это за жалость.

Нужно было доказать, прежде всего себе, что я не руководствуюсь жалостью. Но как выразить это словами? Чувства, которые я испытывала, были сложными и смутными, словно их границы расплывались, не давая ухватиться за суть. Я понимала, что тянусь к ним всей душой не из интереса и не из сострадания, но из другой причины, которая пока что оставалась где-то на задворках сознания.

Но оставался ещё один вопрос: почему они “неохотно” защищают нас от тварей? Если они гордые и едва замечают опасность, грозящую им самим, то неудивительно, что они не хотят спасать нас, смертных. При всей их ненависти к людям – с чего бы им рисковать ради нас?

Я снова вспомнила тех незнакомцев. Как же я, обычно такая восприимчивая, не смогла догадаться, что это они? Эта глухая стена моего незнания отделяла меня от них. Возможность узнать больше была упущена. Мне бы хватило одного внимательного взгляда…

Я ворочалась почти до утра, терзаемая то одной мыслью, то другой.

Баррон всё ещё выглядел озадаченным и на следующей неделе. Я видела, что он продолжает ломать голову над чем-то, но едва ли собирался посвящать меня в свои дела. Он, как любой хороший друг, старался решить их проблемы сам.

“Удивительно,” – думала я. Если у него есть доступ к ним, то он уже давно должен был бы понять всё, что его интересует. Неспособность решить настоящие проблемы скорее говорит об отсутствии чуткости или могущества. Глядя на него, я не могла избавиться от этих мыслей. Но потом осадила себя. Это слишком дерзко и ничем не обосновано. Баррон хороший человек. Он действительно переживает за своё дело.

Однажды Баррон вышел к нам и попросил меня с Крисой пройти к нему в кабинет.

– У меня слишком много дел, – начал он. – Прошу вашей помощи. Меня атакуют научные центры с просьбой взять пробу крови у представителей благородных. Они хотят проанализировать её для своих исследований.

Керраны отказали мне в этом, как всегда. Если у вас нет предложений, как их можно уговорить, то я возлагаю на ваши плечи обязанность написать отказы в эти центры так, чтобы не настроить их против нас.

Не забывайте, мы отвечаем за безопасность не только Керранов, но и обычных смертных. В наших интересах помочь вторым, не настроив против себя первых. И наоборот.

Он взглянул на Крису. Девушка сидела с таким серьёзным выражением лица, что мне стало смешно. Неужели она воспринимает вампиров как бизнес? Именно так она сейчас и выглядела. В её голубых радужках отражался холодный блеск раздумий, будто она просчитывала сделку с холодной точностью.

– Я полагаю, – начала она, голос её был ровным, без намёка на эмоции, – что не стоит так резко отказывать учёным. Нужно обождать ещё и подумать о других путях решения. Может быть, выстроить дела так, чтобы Керранам стало выгодно с нами сотрудничать. Вы имеете к ним доступ в любом случае. Что бы вы ни сказали и не сделали – они не рассорятся с вами.

Баррон нахмурился.

– Не делай таких скоропалительных выводов, – тихо, но твёрдо ответил он. – Я рискую потерять их доверие, что совершенно недопустимо. В общем, поразмыслите над поиском обоюдовыгодного решения…

Меня почему-то одновременно и оскорбляли, и смешили высказывания Крисы. Если бы я была вампиром, то громко рассмеялась бы над её предположениями. Шеф тоже сомневался. Вид у него был крайне озадаченный, и я понимала почему. Он знал, что Криса строит свои рассуждения, руководствуясь не психологией вампиров, а холодным бизнес-подходом.

– Они не согласятся, – вдруг выпалила я, сама не понимая, почему говорю это вслух.

Директор поднял на меня удивлённый взгляд.

– Во всяком случае, придётся очень постараться, чтобы они согласились, – добавила я, уже спокойнее. – Не знаю, каким влиянием вы пользуетесь, но оно должно быть поистине громадным, чтобы они пошли у вас на поводу.

Я покачала головой, не до конца осознавая, почему так уверена в своих словах. Просто… чувствовала это. Тем не менее Баррон прислушался. Озадаченность на его лице тут же сменилась грустью.

– В таком случае подумайте, как написать отказ в центры, – наконец сказал он.

– Не надо ничего писать пока, – авторитетно заявила Криса. – Я подумаю.

После того как мы остались вдвоём и заняли наши рабочие места, Криса вдруг бросила мне через плечо:

– Подчинённый не должен говорить директору, что он что-то не может сделать или что у него нет средств… или всё в таком духе. Мы должны быть всегда готовы ко всему. Только тогда нашу работу оценят по достоинству. Ты должна хотя бы попытаться решить задачу, прежде чем ставить на ней крест.

Возможно, её слова и имели значение, но точно не в этом случае. Керраны – это не люди, и к ним неприменимы все те уловки, которые наша доблестная наука выводила годами. Здесь нужно скорее чутьё, чем логика. Понимала ли Криса это? Или я сама ошибалась?

Для себя я решила так: если они откажутся стать подопытными орудиями, значит, правда на моей стороне. Если согласятся – я пошла по неправильному пути и ошиблась в причинах и следствиях.

Так я и начала размышлять. И грузилась этими мыслями так часто и так глубоко, что почти оторвалась от реальной жизни. Мой друг замечал, что хотя физически я была рядом, моё внутреннее “я” где-то далеко. Рассеянность и невнимательность, как две тени, следовали за мной повсюду. Его недовольные замечания я пропускала мимо ушей.

В конце концов, я начала оставаться на работе всё дольше, чуть ли не ночуя там. Хотя офис для этого не был предназначен, зато в ночной тишине можно было спокойно подумать, порыться в архивах или в папках, к которым у меня был доступ, и почитать записи внутренних журналов в поисках чего-нибудь любопытного.

Домой я возвращалась поздно. Сначала несколько раз в неделю, потом – почти каждый день.

По ночам город вымирал, как уже упоминалось. Все боялись тварей, хотя давно не поступало никаких сообщений о новых жертвах. Но я совсем не думала о них. Все мои мысли занимали либо вампиры, либо усталость после рабочего дня. Вообще, я твёрдо верила в известное: “со мной этого не случится”, как, наверное, думает каждый человек, когда опасность кажется слишком далёкой и будто бы должна обойти стороной. Но, увы, в наших силах только предполагать.

В одну из таких ночей я, как всегда, возвращалась с работы за полночь. Воздух, наполненный ночной прохладой, казался принадлежащим только мне одной – вокруг ни души. Звук моих торопливых шагов разрезал глухую тишину. Мёртвая ночь. Занятая своими мыслями, я не беспокоилась ни о чём вокруг. К тому же от автобусной остановки до дома оставалось всего пять минут ходу. “Ну что может случиться за пять минут?” – думала я всегда.

И вдруг – совершенно неожиданно – меня кто-то схватил. Скрутил так крепко, что я едва могла пошевелиться. Если бы суждено было умереть, я бы, наверное, даже не почувствовала этого. Ступор охватил тело и разум. В груди вырвался хриплый возглас.

Но в одно мгновение между мной и схватившим меня существом пронеслась резкая ударная волна. Нападавший отлетел метров на десять и с силой рухнул на землю. Меня же отбросило на пару метров, но осторожно, словно кто-то замедлил мой полёт. Я тут же вскочила на ноги и огляделась, пытаясь понять, что случилось.

Передо мной высилась чья-то тёмная фигура. Чуть дальше корчилась на земле тварь. Едва успев разглядеть её звериное лицо – то, что когда-то было человеческим, – и рваную, грязную одежду. Мгновение и её охватил огонь.

В кромешной тьме существо выглядело, как огромный факел. Ошарашенная, я стояла на месте, не дыша и не двигаясь. Несколько секунд – и огонь резко угас. На земле остался только прах, который тут же впитался в мокрую после дождя землю.

Всё. Светопредставление окончено.

Оно длилось не больше минуты. Я очнулась лишь тогда, когда осознала, что передо мной стоит человек и пристально смотрит на меня. Из темноты отделились ещё двое, но их я видела боковым зрением. Всё внимание было сосредоточено на моём спасителе. Его лицо скрывала ночь, и разглядеть его было тяжело. В любом случае он мог быть только вампиром.

Наше взаимное созерцание длилось всего несколько секунд, но казалось вечностью. Он шагнул ко мне. Но тут его остановил резкий голос из темноты:

– Пошли, Эдвард, чего ты мешкаешь?!

Двое силуэтов остановились и, развернувшись, вознамерились было удалиться. Тот, кого они назвали Эдвардом, приблизился, всматриваясь в моё лицо. Я горько пожалела об отсутствии способности видеть в темноте, в то время как он, несомненно, обладал ею.

– Ты не на Баррона работаешь? – осведомился он странно спокойным тоном, вполне дружелюбным. Блеск его глаз, прорезая плотную ночную завесу, удивил меня.

– Да, на него, – кивнула я и тут же поняла, что передо мной вампир во плоти. Надо бы срочно задать ему какой-нибудь животрепещущий, умный вопрос, хотя, следовало бы, для начала поблагодарить его за спасение.

Он наклонил голову и подошёл ещё ближе, так что в лунном свете я могла более или менее разглядеть его лицо. Оно показалось знакомым. Может, это тот шатен, которого я схватила за рукав в приёмной? Тот, что задержал на мне взгляд перед уходом.

– Вот так встреча! Как тебя зовут?

– Кеева, – выдохнула я, удивившись, что его вдруг заинтересовала моя персона.

Я всё ещё лихорадочно вспоминала, что бы у него спросить. Мне показалось, что он смотрит на меня с любопытством, будто стараясь разглядеть что-то скрытое внутри.

За его спиной послышалось недовольное фырканье.

– Не ждите меня! Идите! – крикнул он друзьям, не оборачиваясь. Почти сразу добавил, уже обращаясь ко мне:

– А ты… необычная. Не как все. В тебе есть что-то…

Я удивлённо распахнула глаза и хотела было спросить: “Почему?” Возможно, он хотел продолжить свою мысль, но в тот же миг его резко схватили за локоть и дёрнули назад.

– Пошли, говорю! – отрезал стальной голос. Вампир не стал сопротивляться. Повернувшись ко мне спиной и немного замешкавшись, пошёл за своими друзьями.

Я осталась стоять – удивлённая, шокированная, испуганная и бледная. “Удивительно,” – думала я, – “именно такими они мне и представлялись… именно такими они мне и снились.”

Медленно идя домой, я вдруг ужаснулась. Откуда тогда такие сны? Неужели это не плод воображения, а что-то большее? Сердце сжалось в тисках.

Если их окружают опасности, думалось мне, разве они недостаточно сильные, чтобы преодолеть их? В любом случае они сильнее меня, и я, не обладая никакими дарованиями, вряд ли смогу помочь. Но… так хотелось узнать их ближе. И, если возможно, смягчить их вампирские сердца.

Нападение твари тут же превратилось для меня в фантастический и ондновременно ужасный сон. В воображении никак не укладывался сам факт случившегося. И огонь, охвативший это существо, тоже казался чем-то из ряда фантастики. Всё произошло, как в молниеносном видении, в которое мозг отказывался верить.

В качестве напоминания осталась только нервная дрожь, долго не покидавшая тело и мешавшая заснуть. В себя я пришла только на следующий день, до этого почти всю ночь находясь в взбудораженном состоянии.

Новолуние

В один из дней, не предвещавших ничего интересного, Баррон позвал меня в кабинет и начал свою речь:

– К тебе есть небольшая просьба. Или, точнее, поручение. Дело в том, что у меня есть одна надоедливая лаборатория. Они проводят исследования вампиров. Стремятся поддерживать с нами отношения так рьяно, что каждый раз, когда считают нужным, приглашают меня посмотреть на плоды их исследований и выслушать научные идеи.

Не хочется портить с ними отношения, но они настолько надоедливы, что у меня больше нет ни сил, ни желания ездить туда и восхищаться. К тому же результаты их исследований ничего путного из себя не представляют. Хотел бы отправить тебя вместо себя. Съездишь туда, посмотришь…

Я испуганно раскрыла глаза:

– Но я же не уполномоченное лицо! Что им сказать? Я же не обладаю никакими научными знаниями! Они начнут задавать вопросы о вампирах, консультироваться, просить советы… Что я им отвечу? Это же серьёзно!

Баррон усмехнулся:

– Не надо паниковать. Всё гораздо проще, чем ты думаешь. Ты – мой уполномоченный представитель. Я снабжу тебя всеми бумагами, и у них не возникнет никаких подозрений. Они сами обладают не большей информацией, чем ты. Правда, если только в физике и химии ты не разбираешься… Но ты и не обязана.

Все твои обязанности заключаются в том, чтобы приехать туда, выслушать их речи, повосхищаться, сказать пару умных слов и уехать. Большего от тебя никто не требует.

Я пожала плечами и согласилась. Отказаться мне бы всё равно не позволили.

На следующий день, уже сидя в поезде, я еле сдерживала негодование. Не удосужившись узнать, где находится лаборатория, я уже оказалась в пути – и ехать предстояло целые сутки. Далее – два дня пребывания там, и обратно снова сутки в дороге. Почти потерянная неделя.

Ну что ж. Через сутки меня встретили представители лаборатории и повезли прямиком к месту назначения. Учёные, сопровождавшие меня на каждом шагу, оказались людьми милыми и не такими страшными заучками, как мне представлялось. Меня усадили на стул, рядом расположились несколько представителей лаборатории. Нам было предложено просмотреть слайды. Свет погас – и началось.

На меня обрушилась лавина научных и медицинских терминов, и вскоре я почти не понимала, о чём идёт речь. Уже через полчаса просмотра слайдов у меня разболелась голова. Когда одна часть “темы” наконец закончилась и свет включили, на меня устремились несколько вопросительных взглядов.

– Очень извиняюсь, – начала я, – но, к сожалению, не обладаю такими же глубокими познаниями в медицине, физике или чём-то в этом роде, как вы. Буду вам благодарна, если объясните всё то же самое, но доступным языком.

– Конечно, – отозвались мне. – Наше исследование посвящено происхождению тварей и их отличию от “благородных”. Ключевая гипотеза – наличие “плохой крови”, которая провоцирует животные инстинкты. У нас нет образцов крови “благородных”, чтобы подтвердить это, но мы предполагаем, что именно их кровь играет роль в передаче этих инстинктов.

Кровь тварей, как ни странно, схожа с человеческой. Мы предполагаем, что твари – результат союза “благородных” с людьми. Для человека такая кровь токсична, вызывая необратимые изменения. У вампиров, обладающих мощной иммунной системой, такие эффекты отсутствуют. Человеческий организм слабее вампирского, и укус вампира действует как мощная инфекция, наподобие вируса иммунодефицита.

Я с трудом выдержала длинную речь учёного, периодически кивая и осознавая, как мне это всё неинтересно. Потом меня вновь усадили на стул и стали показывать другие слайды. Их темой было очередное “новое оружие” против тварей. Тут уж я почти спала.

– Если бы вы могли поспособствовать нам в приобретении образцов крови “благородных”, – начал один из заведующих лабораторией после того, как просмотр закончился и включили свет.

Я глубоко вздохнула:

– Понимаю, что вы хотите сказать. Но попробуйте понять и меня. “Благородные” – не люди. К ним неприменимы привычные нам отношения. Вы задумывались, что они, возможно, вообще не понимают смысла ваших исследований? Для них мы – пыль под ногами. Они выше нас по развитию и разуму.

Они не обязаны потакать нашим желаниям. Понять их психологию и говорить на одном языке – это не вопрос пары лет, это дело всей жизни. Учёные ищут ответы в физическом мире, но вы не заглядываете глубже. Даже человек, помимо своей материальной оболочки, имеет душу, настроения, желания. Если человек отказывается от чего-то, вы не всегда найдёте причину на физическом уровне.

А для вампиров этот физический уровень вообще не имеет значения. Они не воспринимают наши исследования всерьёз. Мы не можем диктовать им условия, пока сами толком не понимаем, с кем имеем дело…

Я продолжала ораторствовать в таком духе, чувствуя при этом отвращение не только к этим людям, но и к себе. Никогда я не признавала каноны науки – всегда она казалась мне слишком ограниченной.

Почему бы не изучать всё сразу и в комплексе? К чему эти нелепые, искусственные разделения? По-моему, так они порождают ещё больше вопросов, уводя от ответов.

Не хочется говорить, как прошёл день в лаборатории. Более того, меня уговорили приехать туда ещё и утром. На работу я вернулась с огромной радостью и пообещала себе, что больше ни ногой ни в один научный центр.

Баррон встретил меня уставшую и поникшую. Я объяснила ему всё, что могла. Он, к моему удивлению, не стал допытываться до дальнейших подробностей и понимающе покачал головой, как если бы его устроили те крохи разрозненной информации, что я предоставила.

Неужели мы думаем с ним одинаково?

– Если хотите, посылайте, пожалуйста, Крису вместо меня. Она исполнит вашу роль лучше.

Оказавшись дома после отчёта директору, я наконец смогла спокойно подумать. Попыталась вспомнить наши беседы в лаборатории, но они все перепутались в голове.

Тем не менее меня совершенно не смущало беспамятство на этот счёт. Я удовлетворилась мыслью, что Баррон учтёт моё пожелание на будущее.

За текущую неделю мне раза три снились вампиры. Постоянно один и тот же сон: всегда темно, их чёрные силуэты маячат где-то рядом и вокруг, но лица – неуловимы, будто укрыты толстой вуалью. Я чувствовала их взгляды – грустные, несущие в себе какой-то роковой знак.

Я пыталась подойти к ним и так, и эдак. Тщетно. Пыталась поговорить, пыталась хотя бы почувствовать их – бесполезно. Между нами высилась такая крепкая, толстая стена, что для меня они стали похожи на манекены с грустными лицами-масками. Тот, кто когда-то тянул ко мне руку дружбы, исчез и больше не появлялся.

Я видела старый полуразрушенный особняк. Пустой и страшный, как из фильмов ужасов. Чей он? Почему такой древний? Возможно, я плакала во сне – утром глаза оказывались припухшими и открывались не так свободно, как обычно, словно чем-то стянутые. После таких снов меня всегда ожидала разбитость, головная боль и мысли, от которых не получалось избавиться в течение дня.

– Ты какая-то бледная, – заметил однажды директор. – Ничем не болеешь случайно? И тени под глазами что-то усилились.

– Что, правда? – изумилась я.

– Тебя никто не кусал? – попытался пошутить он. – А то уж очень ты походишь на них. Может, тебе отдохнуть стоит? Во сколько ты уходишь с работы? Криса сказала, что ты задерживаешься здесь после её ухода.

В организации везде стояли камеры наблюдения, а на проходной действовала строгая пропускная система: у каждого работника высших отделов были карточки с отметками времени приходов и уходов. Обманывать его не имело смысла.

– Ну, до ночи, – последовал мой виноватый ответ. – Но я просто сижу здесь. Так легче думается. Дома не дают.

Баррон изобразил на лице знак вопроса и уставился на меня.

– Я изучаю информацию, которая у нас имеется. Мне нужно знать о них больше, я уже говорила вам об этом. Здесь самое подходящее место для таких устремлений. Так что я прекрасно себя чувствую.

– Не стоит фанатствовать. Посмотри на меня. До добра это не доводит. Керраны – закрытый род, и я официально заявляю: тебе придётся потратить все свои силы, чтобы они начали доверять тебе. Они мне-то не доверяют. Ты думаешь, они вот так просто разжалобятся и станут верить тебе?

– Думаю, – отрезала я.

Возможно, не стоило говорить такие вещи директору. Задевать самолюбие начальника – опасно. Я тут же осеклась, но вылетевших слов уже не поймаешь. Он посуровел и с лёгким скептицизмом пожал плечами.

– Простите, – добавила я виновато.

Он вдруг стал каким-то отчуждённым и бросил мне вскользь:

– Можешь отдохнуть денёк-другой, пока я тебя не призову. Поправь своё здоровье и не засиживайся здесь. Видишь же, это тебе не на пользу.

Спорить с ним не хотелось. Не объяснять же, что мне снятся странные сны из-за которых такое плачевное состояние. Это глупо.

Я отправилась домой и попыталась отдохнуть. Не вышло. Весь день я сидела, рассеянно глядя по сторонам, не зная, чем заняться. На следующий день уже не находила себе места. Мысли-мысли, как тараканы, размножались в голове не единицами, а сотнями. Воспалённый мозг твердил, что Баррон хочет уволить меня за дерзость. Или что я пропускаю что-то ужасно важное, не появляясь на работе.

Алекс наблюдал за мной в моей горячке и нервничал.

– Ты уже с ума сошла с этой работой, – ворчал он. – Ты там уже живёшь. Я тебя скоро вообще видеть перестану. Если бы я только знал, что так будет, не пустил бы тебя туда. Мне всегда нравилось твоё благоразумие по отношению ко всем этим вампирским бредням. Нравилось, что ты не зависишь от них, как все эти шизики с горящими глазами.

Я лишь пожимала плечами. Пусть думает, что хочет. Мне, в общем-то, всё равно было: уйдёт он от меня сейчас или помучает ещё некоторое время. Я не слышала и не видела его – это он точно подметил.

Хоть он и был моим единственный другом, но уже порядком надоел.

На третий день, заявившись к Баррону и с опаской войдя в кабинет, я клятвенно заверила его, что мне уже лучше. Он разрешил остаться. Не знаю, были ли это плоды больного воображения, но мне показалось, что он отдалился. В любом случае, некое напряжение точно висело между нами. Его голос звучал сухо и неохотно, создавалось впечатление, что он не горит желанием общаться.