Обратимость

– Не знаю, – ответил ему голос, – они меня в такие вещи не посвящают. А что такое?

– Да тут девочка пришла, вот просит, чтобы я ее пропустил, – сказал он шутливым тоном. К горлу подкатил огромный ком, я закрыла глаза и подумала про себя: “Ну разве так разговаривают, естественно, меня сейчас отправят восвояси”. Я решила попытаться еще раз, уже не понимая, что делаю.

– Пожалуйста, позвольте пройти. Я вполне конкурентоспособна и уверена, что мне подберут работу. Обещаю, не буду навязываться им, и надеюсь, не напрягаю вас.

Я замолчала, чувствуя, что краснею, они тоже молчали, глядя на меня полушутливо, полусерьезно.

– Я очень хочу здесь работать и уверена, что меня возьмут. Мне есть, что предложить. Они вам еще потом спасибо за меня скажут, – произнесла я медленно, придавая вес каждому слогу. Они переглянулись, и один из них усмехнулся.

– Ну что делать-то? – сказал один, другой пожал плечами. Я вновь повторила свои слова и в конце концов меня пропустили, правда, очень неохотно! Взяв при этом документы. Теперь надо было добиться, чтобы меня не выпроводили, не дослушав, в отделе кадров, иначе назад будет вернуться трудно. Мои слабые нервы не выдержат провала.

Не буду вдаваться в подробности попыток добыть себе должность. Скажу лишь, что это стоило огромных трудов. Я бледнела, краснела, ладони покрывались испариной, взгляд горел, сердце стучало как бешеное. Не знаю, заметили ли они эти признаки. Но меня взяли! Последнее слово оставалось за директором, и он, видимо, умилившись моими искренними наивными порывами, дал приказ поставить меня на должность помощника секретаря в информационном отделе. Сказать, что я была несказанно счастлива, не сказать ничего.

Итак, началась работа.

Меня без проблем пропустили через проходную и направили в большое здание, похожее на ангар, с прямоугольными огромными окнами, как в спортзалах. В первые дни мне давали разные анкеты, которые надо было заполнить: анкета о себе, об увлечениях, какие-то психологические тесты и устные беседы. Меня таким образом проверяли на пригодность и серьезность, чтобы иметь возможность раньше времени выявить корыстные цели, если бы таковые имелись. Их не было, во всяком случае, я сама так считала. Коллега по работе, которая сидела сбоку, оказалась весьма осторожной и скрытной, хотя и старалась вести себя достаточно открыто. Я смотрела на нее и понимала, что здесь не принято делиться информацией, но между тем нужно было сохранять с другими сотрудниками дружелюбные открытые отношения, в общем, лицемерить, чего я терпеть не могла.

Я осмотрительно решила не задавать вообще никаких вопросов относительно рода Керранов и вообще постаралась с головой уйти в возложенные на меня обязанности. Увы, из того, что заключала в себе работа, узнать нельзя было ничего. Я обрабатывала какие-то бесчисленные письма и почту и, если надо было, писала на них дежурные ответы, если имелось дело поважнее, то им занималась моя коллега.

Все, что мне довелось узнать, это то, что они не называют себя организацией и не принадлежат ни к какому властвующему высшему органу, но ведут совершенно самостоятельную деятельность, готовую развалиться, как только в ней отпадет надобность. Они называли себя обществом, образованным на добровольной основе, и поддержку, видимо, черпали только из своих резервов. Неизвестно, имелись ли у них отношения с другими обществами у нас или за границей, но вся деятельность нашего общества хранилась в торжественной секретности. К моему удивлению, общество не включало в себя огромное количество служащих и не обладало большим размахом. Все работники имели личную доверенность и прошли проверку временем. Только мой отдел оказался самым открытым для доступа и самым большим. Сюда можно было попасть так же, как попала я. Здесь и работало большинство людей, и занимались они обработкой огромного количества поступающей информации, не несущей в себе особо никакой важности.

Ну что ж, я не теряла надежды и верила, что меня должны были продвинуть вверх, туда, куда имели доступ лишь немногие. Это звучало чопорно и самоуверенно, но если уж я задавалась целью, то достигала ее, как правило, от природы обладая силой воли и стремлением.

Следует обратить внимание на еще одно событие, которое не могло пройти для меня бесследно и наверняка помогло продвинуться выше.

Ко мне подошла однажды Тэсс, секретарь, под началом которой я находилась, и попросила пройти за ней. Она передала меня другому человеку, и мы пошли дальше по кулуарам, одинаковым и серым. Я не решалась спрашивать, куда меня ведут, тем более что незнакомец имел слишком серьезный вид, совсем не располагавший к вопросам.

– Проходите и садитесь на стул, – сказал он, пропуская меня перед собой. Я вошла, и он захлопнул дверь. В комнате имелся один единственный стул, более не оказалось никакой мебели, только в стене за стеклом находилась еще одна маленькая комнатка. Тут же вошли другие люди и молча стали крепить ко мне какие-то приборы с проводами. Я испугалась и осведомилась, что они делают.

– Не бойтесь. Вам сейчас будут задавать вопросы, надо успокоиться и отвечать на них. Это все ваши труды.

Ладони похолодели, я чувствовала, что бледнею, но совершенно беспричинно.

“Допрос” начался. От неожиданности мои холодные ладони, ко всему прочему, увлажнились, руки задрожали, и спина покрылась потом. Я понимала, что нет ничего страшного, но почему-то не могла успокоиться. Мне задавали совершенно стандартные вопросы, которые имелись и в анкетах, заполненных ранее. Я отвечала предельно честно и, в конце концов, убедила себя, что упрекать меня не в чем. Люди за стеклом не обнаруживали совершенно никаких эмоций со своей стороны, только часто смотрели куда-то вниз. Меня отпустили и отправили на рабочее место. Более ни о чем я не узнала, и ничего со мной больше не происходило, видимо, ответы удовлетворили их. Вскоре я даже начала надеяться, что они учтут мою честность и искренность устремлений.

Я продолжала работать как прежде, поняв, что втянута во что-то, из чего уже не вырваться, не потому что меня не отпустят, но потому что чувствовала внутри себя какую-то силу, которая не отпускала. Более того, здесь царила такая атмосфера, что человек, попавший в нее, становился неотъемлемым элементом единого организма, полностью восприняв все его нюансы и детали, он состоял в нем.

В один из дней я заметила директора, которого видела очень редко и который всегда проходил стремглав мимо нашего отдела, не уделяя ему никакого интереса. Я посмотрела на него со всей внимательностью, так как он, напротив, вместо того чтобы промчаться как обычно, шел медленно и будто искал чего-то. Мы встретились с ним взглядами, я дружелюбно кивнула. Он с минуту посмотрел на меня, потом на мою коллегу, которая не обратила на него никакого внимания, в то время как я не могла отвести свой взор от него. В конце концов он продолжил свой путь все также медленно, постоянно что-то обсуждая с сопровождавшими его людьми.

– Что это он? – осведомилась я, – как будто потерял что-то.

Тесс пожала плечами и продолжила свою работу. Я почувствовала, что сердце мое как-то странно колотится, словно в предвкушении чего-нибудь волнительного и приятного.

Всю ночь потом не удавалось заснуть.

Неделя прошла как обычно: рутинные дела и документы. Но в понедельник утром ко мне подошла Тесс и попросила пройти за ней.

– Мы идем к директору, – сухо сообщила она. У меня же от этой новости захватило дыхание и подкосились коленки. В голове тут же выросла буря мыслей и эмоций. Мы прошли в то крыло здания, куда мало кто допускался. Интерьер здесь оказался более уютным и продуманным. Из-под стенных панелей темного дерева лился приглушенный свет, направленный вверх. Коридоры стали более узкими, как будто бы рассчитаные на меньшее количество людей, напоминая обстановку в фешенебельных отелях.

Меня провели в приемную, где сидела одна единственная девушка – секретарь. Рядом с ней высились массивные дубовые двери-створки, обещавшие не менее впечатляющий интерьер за ними. Тесс кивнула девушке и молча вошла в кабинет, остановившись у двери, пропустила меня вперед. Я оказалась в просторном кабинете, но немного темным из-за закрытых портьер. Несколько светильников разливали мягкий золотистый свет по помещению, делая его очень уютным. В воздухе витал еле уловимый аромат сигары, смешанный с кофе. Мебель при беглом рассмотрении достаточно скромная, зато поражавшая воображение своей массивностью. За столом посередине комнаты восседал тот, с кем я встречалась в первый раз при устройстве на работу.

Мужчина в возрасте, полноватый, если бы не слишком серьезный взгляд, походил бы скорее на Санта Клауса. Он молча предложил мне сесть, выразив это одним единственным жестом. Тесс ушла. Итак, мы смотрели друг на друга. Он осторожно и оценивающе, я с горящими глазами и бешено колотящимся сердцем. Его речь началась так тихо и осторожно, что я подумала, не послышалось ли мне. Голос спокойный и шуршащий. Взвешивая каждое слово, директор задавал пространные вопросы: как у меня дела, как продвигается работа, довольна ли я и прочее. Я отвечала, стараясь быть предельно спокойной и искренней. Вскоре он смолк и стал перебирать какие-то бумаги, как я поняла, имеющие ко мне отношение. Он уставился на них задумчивым взором и потом вымолвил:

– Дело в том, что у нас освобождается должность второго секретаря здесь, в приемной. Могу я предложить ее вам? Но учтите, что это тяжелая обязанность и это не работа, а скорее призвание, так как придется отказаться от многих вещей.

Я словно не слышала его предостережения, но у меня хватило ума не броситься обнимать его в порыве несказанной радости, а заставить себя помолчать с минуту, а потом с серьезностью и небольшим показным сомнением согласиться.

– Ну вы можете подумать. Вас никто не гонит. Когда будете готовы, тогда и скажете. Повторюсь, что должность требует некоторой самоотверженности и полной серьезности.

– Я уже готова, – выпалила я, тут же испугавшись его возможной реакции. Он посмотрел на меня испытующим взглядом, я побоялась, что он примет меня за одержимую.

– Мне уже приходили такие мысли в голову, – честно призналась я. – И имеются представления о том, что может ожидать. Но поверьте, я готова жить здесь и посвятить себя целиком в эту работу. Верю, что окажусь вам полезной, и хочу быть полезной. Более того, вы можете положиться на меня, и заверяю вас, что не разочаруетесь!

Мои слова, казалось, убедили его, хотя он и смотрел на меня с несходительной ухмылкой.

– Ну что ж. Преступайте тогда к работе хоть сегодня. Но учтите, что работу как таковую вам никто сразу не даст. Вас будут вводить в курс дела постепенно. Кроме того, мы будем смотреть на вас, вы на нас, и делать соответствующие выводы. У нас нет ничего сложного здесь, но есть много информации, которой вы будете касаться, и вы должны понимать всю ответственность, что ляжет на ваши плечи. Вы должны стать предельно серьезной и ответственной.

Я кивнула.

– Будут вопросы, обращайтесь.

Он позвонил, вошла секретарь и забрала меня.

Итак, я переселилась в другой отдел. Получила доступ туда, куда так долго стремилась. Но пока не осознавала этой чести. Все проходило как во сне, сумбурном и волнительном.

Я познакомилась с секретарем, ее звали Криса. Она представляла собой очень серьезную девушку, настолько серьезную, что я сомневалась, улыбается ли она вообще когда-нибудь. В глазах ее не было ничего, кроме отчужденности и какой-то непроницаемой пелены, за которую мне невозможно было проникнуть.

– Ты будешь находиться под моим руководством. Эта работа будет отличаться от той только тем, что информации у тебя поубавится, но то, что останется, потребует еще больших раздумий. Учти, пожалуйста, что ты должна быть максимально тактичной, иначе тебя снимут с должности, как неспособную справиться с ней.

Когда тебя брали к нам, то задавали кучу вопросов и выдавали много анкет. Это не случайно, ты уже поняла. Избавь меня от трудов рассказывать тебе далее, на что я намекаю. Также с твоей стороны не должно быть никаких удивлений, восхищений или испуга, если ты вдруг увидишь кого-нибудь из “благородных”. Ни они, ни мы не терпим этого. Они только и поэтому сотрудничают с нами, что мы предельно аккуратны и разумны по отношению к ним. Запомни, мы работаем на взаимовыгодных условиях, они для нас такие же клиенты, как и мы для них. Поэтому с тебя максимальная тактичность и спокойствие. Кроме того, они легко читают души других. Даже если в твоих глазах будет хотя бы намек на восторженность, они воспылают к тебе ненавистью, и нам придется расстаться с тобой.

Это был человек-стена, из которого нельзя было вытрясти ничего, кроме рабочих вопросов. Итак, я не спрашивала у нее ничего (хотя меня так и подмывало сделать это), и она не лезла ко мне.

Увы, и здесь тоже царила тайна. Я обладала только той информацией, какую должна была иметь для нормального выполнения своих обязанностей. Меня не посвящали более ни во что. И, к сожалению, все ответы на свои вопросы пришлось дальше искать самостоятельно.

Я работала честно, и мне не нужно было притворяться или вынуждать себя играть какую-нибудь роль. Я хранила спокойствие, веря, что смогу сблизиться с ними, надо было только подождать.

Работы оказалось совсем немного, и общество теперь мне представлялось совсем мизерным, если б не тот информационный отдел. Правда, я постоянно писала письма каким-то людям. Криса назвала их “агентами”, я не знала сколько у нас их имелось. Наш директор продолжал относиться ко мне настороженно, я чувствовала это и не могла сказать, доверяет ли он вообще Крисе. Все закрывал толстый слой тайны, к которой у меня выработалась привычка.

После недели работы под боком у директора мне дали нешуточный документ на заполнение и подпись. Я должна была согласиться с тем, что не уеду за границу более чем на 3 месяца, тем более что не перееду в другую страну навсегда, что мой единственный начальник – это директор общества, и далее следовал длинный список, что я ему должна и что не имею права предоставлять другим без его письменного разрешения, потом следовал длинный перечень неразглашения информации и прочие запреты. Я подписала все даже не моргнув глазом. Криса наблюдала за мной и изобразила на лице удивление, даже не скрывая этого. Тем не менее она ничего не спросила у меня, так как не принято задавать вопросы не по делу. Только сам директор (что я учла из договора) может разрешать что бы то ни было или посвящать в очередную “тайну”.

В один из следующих рабочих дней произошло событие, которое должно бы было иметь для меня огромное значение, но я не поняла этого по своей собственной оплошности.

Мы сидели за нашими столами и занимались каждая своей работой, когда дверь открылась и в комнату кто-то вошел. К нам заходили нечасто, но если заходили, то непременно останавливались у входа и раболепно испрашивали аудиенции у директора, и только после его согласия могли пройти в кабинет. Эти люди, напротив, перемещались с такой скоростью, что я едва ли успела вскочить, забыв тут же всю свою робость, и броситься на встречу к ним с приказом остановиться и сообщить, кто они такие.

– Какое вы имеете право входить к мистеру Баррону без доклада?! – прогремела я. Услышав краем уха грохот отодвигаемого стула и уловив взглядом испуганный взор моей коллеги, которая позвав меня по имени, попросила остановиться.

– Ты что делаешь, Эва? – прошипела она очень быстро и строго, – сядь! Сядь на место!

Один из людей остановился и трое других, уже открыв дверь в кабинет, тоже задержались возле нее. Хоть я и описываю здесь все, как в замедленной съемке, но действие длилось не более пары секунд, происходя одновременно.

Итак, я слышала злостный приказ Крисы и видела ненавистный взгляд незнакомца, которого поймала за рукав и все еще не отпускала. Тут же быстро перевела взгляд на трех других и обомлела. Сколько в их взглядах горело ненависти! Некрасивые ухмылки показались на губах двоих из них, но они тут же скрылись в кабинете. Мне удалось разглядеть лишь одного рядом со мной. Он выдернул свой рукав одновременно с тем, как Криса принялась лепетать извинения. Именно они и заставили меня побледнеть и отступить назад.

Незнакомец оказался рослым молодым человеком, одетым очень элегантно, но как-то по-вечернему, словно собрался на светский раут. Я не могла хорошо разглядеть его лица, так как свет в приемной всегда держали приглушенным, зато хорошо разглядела ужасно глубокие темные, словно омут, глаза, в них жило что-то страшное. Я поняла, что он чужой, но мне и в голову не пришло, что он мог оказаться вампиром. Наверное я преградила путь каким-то очень важным таинственным персонам, и они, видимо, имели право входить к Баррону без доклада. На вампиров они совершенно не походили, обычные люди, только чересчур серьезные, впрочем, как и полагается тем личностям, которые могут вот так запросто являться к высшему руководству. Я отошла на свое место, и эти двое тоже зашли в кабинет, захлопнув за собой дверь, как мне показалось, громче, чем следовало бы.

Тут я посмотрела на Крису и застыла. Она сидела бледная, как снег, и явно старалась успокоиться. Мне уже можно было ничего не говорить, я поняла, что совершила какую-то грандиозную ошибку.

– Извини, – зачем-то начала я, – меня никто не предупреждал…

– Ты уже знаешь всех работников, которые могут явиться к Баррону, они должны ждать здесь, пока босс не даст добро на их допуск. Есть еще агенты. Они здесь не бывают почти, об их приходе я тебе сообщу. Всех остальных ты должна пускать, не спрашивая кто они…

Речь Крисы прервал громкий голос одного из незнакомцев, который, видимо, был чем-то очень недоволен. Волей-неволей я слышала почти все, что он выкрикивал Баррону.

– Нам не нужны ваши подачки. Не надо бегать за нами, мы не малые дети!

Баррон говорил тихо и быстро, старясь успокоить своего гостя. И потом:

– Раз уж вы взялись за это дело, то и сами его решайте. Никто из нас не свяжется с этими мразями и руки марать о них мы не будем!

Вновь быстрая невнятная речь моего босса и тишина. Потом началась возбужденная дискуссия, которую услышать уже не удалось, так как голоса все спутались, звуча хором, кроме того, тон значительно снизился, превратившись в неразборчивый шум. Я взглянула на Крису, она вжалась в стул и делала вид, будто усердно работает, в то время как я не смогла смолчать:

– Что-то они не поделили с директором, да?

Коллега оторвалась от работы и взглянула на меня отсутствующим взглядом. Можно было догадаться, что она сейчас соврет, как и всегда.

– Мне неизвестно, о чем они там говорят. У Баррона куча проектов и планов в голове, возможно, он сейчас обсуждает один из них.

Я кивнула головой, изобразив на лице гримасу скептичности, и отвернулась. Криса погрузилась в работу, а я делала вид, что работаю, искоса наблюдала за дверью. Незнакомцы просидели в кабинете около часа и вскоре вышли. Мне не удалось сдержать свой косой взгляд в их сторону. Они шли друг за другом, поэтому двое уже оказались за дверью, а другие двое взглянули с любопытством на меня. Один из них лишь мельком. Это был светлый молодой человек с эгоистичным выражением лица и холодным взглядом. Другой – шатен, которого я схватила за рукав. Он задержал взгляд гораздо дольше, перехватив мой. В одну секунду по мне прошел разряд электрического тока, я чувствовала, как его глаза пронзили душу и увидели там все, что казалось даже скрытым от меня самой. Еще мгновение, мне почудилось, что по его лицу скользнуло еле заметное удивление, и тут же, повернувшись профилем, он молниеносно вышел из комнаты. После них остался холодный ветерок, словно несколько небольших торнадо пронеслись сейчас по приемной. Едва ли можно было сообразить что-либо.

– Как быстро они передвигаются, – пробубнила я сама себе. Криса не поднимала голову. Уф, она не видела, как я их рассматриваю. Из груди вырвался глубокий выдох.

Далее день прошел без происшествий, и ночью, перед сном, я вновь мысленно вернулась к этим людям, в очередной раз спрашивая себя, не вампиры ли это были. Увы, все тогда произошло так молниеносно, что мое необычайное чутье не успело даже сработать и уловить что-либо. Однако незнакомцы потом еще долго не выходили у меня из головы.

После последней встречи директор ходил задумчивый и чем-то явно озадаченный. Он явно пытался что-то решить, но не мог. Кроме того, он старался избегать меня, точнее, моих внимательных взглядов. Криса, казалось, не замечала ничего или делала безразличный вид. Я категорически не понимала эту странную девицу. Меня так и подмывало подойти к директору и вызвать его на открытый разговор. Как-то надоело сидеть без дела. Все, чем я занималась, походило на мышиную возню. Я имела право знать большее, учитывая, что от меня скрывали львиную долю информации, и чувствовала, что смогу помочь, но не знала пока как.

В конце концов я не выдержала и в один из дней, глубоко вздохнув, отправилась в кабинет к боссу.

– Можно ли поговорить с вами, мистер Баррон? – начала я достаточно смело, но тем не менее внутри от волнения клокотали все нервы. Он изъявил готовность слушать, пусть и не особо охотно.

– Я работаю у вас не так давно, конечно, но и не так мало, чтобы не сделать относительно моей персоны все возможные и невозможные выводы. Учитывая к тому же, что я прошла большое количество тестов и детектор лжи…

Я запнулась, чувствуя, что директор немного растерялся. Одного взгляда сейчас хватило, чтобы понять: он, прежде всего, человек, какую бы высокую должность не занимал.

Человек добрый и дружелюбный. А эта наигранная серьезность, строгость и холодность – только излишки его статуса, и не более того.

– Простите меня за смелость, возможно, не имею права сейчас говорить с вами, учитывая, что я подписывала договор. Но молчание убивает. Я вижу, что вокруг что-то происходит, но понятия не имею что. Вы сами говорили, что я работаю в секретном отделе и имею право знать все. Или, точнее, что у меня будет доступ ко всей информации. Не поймите неправильно, я не преследую никаких корыстных целей и не руководствуюсь любопытством, но хочу нормально работать и быть полезной. Хочу помогать вам и чувствовать себя нужным работником. И рискну сказать, что вижу, как вам тяжело, и честно не понимаю, почему вы не возложите половину своих обязанностей на помощников, на нас. Прошу вас, не отворачивайтесь от меня. Не могу работать, когда понимаю, что вся моя работа – это блестящий бутафор, в то время как вокруг и рядом кипит и варится что-то, чего мне не позволяют увидеть. Смысл моего присутствия тогда? Я шла сюда, чтобы помочь, чтобы сделать все возможное в моих силах. Прошу вас доверьтесь мне и не отворачивайтесь.

Директор как-то сник или же просто задумался, однако он молчал. Я смотрела на него выжидательно, нервно перебирая пальцами.

– Ценю твою смелость, – начал он, вдруг перейдя на “ты”, что меня приятно удивило и позволило вздохнуть свободнее, – и вижу твою искренность. Более того, увидел ее в самом начале, поэтому и взял тебя сюда, хотя и сильно рисковал, так как новички не получают так быстро доступ к нам, как получила ты. Я хотел бы в ответ сказать тебе одну вещь.

Это не работа для меня, а мое призвание. Я отдаюсь ему целиком и без остатка, поэтому и не замечаю тех людей вокруг. И поэтому же сам решал все проблемы, они являлись для меня обязательными составляющими призвания. Все не так просто, как ты думаешь, и рассказать всего я не могу.

Род Керранов – это сильные потомственные вампиры, и я служу им, не преследуя никакой личной выгоды. Я понял их, понял их природу, как мне кажется, они ценят это. Считаю своим долгом опекать их от воздействий вешнего мира и, даже если они будут сопротивляться, в моих силах защитить их. Хотя они, конечно, понимают, что без моей помощи им придется несладко. У меня есть связи почти во всех странах мира, крупнейшие организации по безопасности готовы прийти мне на помощь, крупнейшие исследовательские институты ждут моего разрешения на исследования. Но я молчу, бездействую. Потому что не могу идти против них и не могу настраивать против себя упомянутые массы.

Я смотрела на директора, который сник и почти исповедовался. Тут промелькнула мысль: “А не пешка ли он у вампиров?” Для того чтобы узнать это, надо было лишь взглянуть, как он ведет себя с ними. И если наблюдения окажутся не в его пользу, то это весьма прискорбно. Мне казалось, что люди не должны считать себя ниже вампиров, несмотря на благородность последних. Чтобы помогать им или хотя бы содействовать им, управляя огромными силами, нужно было бы вести себя на равных и иметь такие же права, какими обладают “благородные”. Баррон пытался что-то донести до меня, но не мог нормально облечь свои мысли в слова.

– Мы оказываем друг другу взаимовыгодные услуги, – попыталась помочь я, – так? Мы защищаем их от фанатиков, просто интересующихся и ученых, они спасают нас от тварей. Все вроде бы просто.