
Полная версия
Научный «туризм»
Примерно через час я понял, что дороги мне не найти и решил подняться на гору, чтобы обозреть окрестности. Так как с вершины ничего не было видно, я из последних сил полез на самое, как мне показалось, высокое дерево. Добравшись до самых тонких веток, я убедился, что с дерева видно ровно столько же, сколько и самой вершины – вокруг были горы. С большим трудом спустившись вниз (с ободранными руками и весь в смоле), я постарался немного успокоиться. Доел остатки хлеба. Забрался я, наверное, достаточно глубоко, так как отсутствовали даже тропинки, обычные для ближних к городу гор – это был глухой, темный и сырой смерековый лес. Что делать дальше, я не знал. Все географические советы по ориентации из учебника 4-го класса оказались напрасными, поскольку определение Юга и Севера по коре деревьев мне ничего не давало, а солнце висело прямо над головой. Затем я решил найти речку или ручей, чтобы, двигаясь по нему, дойти до реки Свича, на которой расположен поселок. Я спустился вниз и действительно наткнулся на ручеек, мерно журчащий во мху среди гнилых бревен. Это меня обнадежило, но немного подумав я сообразил, что если в своих метаниях по горам я пересек водораздел, то ручеек выведет меня уже к реке Стрый, во Львовскую область. Тут я опять запаниковал. Дело шло к вечеру. И вот, когда я уже был уверен в неотвратимости ночевки в лесу, мне послышался заводской гудок. Уже не обращая внимания на заросли, я сломя голову помчался по лесу, ориентируясь на слабый сигнал. Оказалось, что родители подняли на попа весь городок (незадолго до этого из соседнего села ушли в горы и пропали двое ребят). Были сформированы несколько поисковых групп, включены заводские сирены, которые и вывели меня к людям.
Много неприятностей у меня случалось на воде. Родитель мой, царство ему небесное, был человеком крутым. В 16 лет, приписав себе год, добровольцем ушел на фронт, прошел всю войну в разведке, выжил (!) и с кучей орденов и медалей (полный кавалер Славы) поселился в с. Клиновка (Панка), получив назначение директором школы. Хотя и небольшого роста, дрался он прекрасно и с одного удара валил самых здоровых сельских мужиков. Бил даже попа, причем, не за убеждения. Хорошо стрелял – попадал щуке из «мелкашки» точно в голову с моста через речку Сирет или на спор разбивал с 30 метров 5 бутылок, выбивая дно через горлышко.
Плавать меня он учил «классическим» способом, то есть бросал в воду и вытягивал только в том случае, когда я с полным желудком воды уже шел на дно. Поэтому, когда я видел его возле речки, то бежал от нее (и от него) со всех ног. А научился плавать я в пятилетнем возрасте сам. Когда я переходил речку вброд, открыли шлюзы нашей маленькой ГЭС. В результате в какой-то момент я ощутил, что дна уже подо мной нет. Вынырнув на поверхность, я замолотил руками по воде и поплыл. От страха, я двинулся не к противоположному берегу, до которого оставалось 2–3 метра, а, развернувшись, вернулся к своему, проплыв метров 10. После этого я постоянно совершенствовался и в девятилетнем возрасте впервые переплыл Днестр возле Залещик.
Еще одним моим ночным кошмаром стало посещение в Городенке заброшенного костела, построенного некогда графом Потоцким. Этот костел притягивал всех пацанов как магнит. Мы с одноклассниками решили забраться на вершину одной из двух симметричных башен. Пробравшись внутрь (костел был закрыт и охранялся сторожем), мы сравнительно легко поднялись на галерею, опоясывающую центральный зал примерно на уровне четвертого-пятого этажей обычного дома. С этой галереи мы, при помощи захваченной с собой доски с веревкой, поднялись на капитель колонны. Затем началось самое жуткое. Уже на высоте порядка 30–40 метров, практически под куполом костела, надо было пройти метров пять по узкому карнизу, покрытому толстым слоем пыли, к небольшому круглому окну, ведущему на чердак. Первым, как самого легкого, пустили меня. Остальные, сгрудившись на узкой капители, «страховали» меня веревкой. Сказать, что мне было страшно – это ничего не сказать. Вжимаясь всем телом в стену и стараясь не смотреть в бездну под ногами, я по сантиметру продвигался до спасительного окна. Но самое опасное было впереди. Уже возле самого окна я понял, что теперь мне надо развернуться на узком карнизе лицом к окну и ухватиться за раму. Окно было над головой. Я долго собирался с духом, затем, крутнувшись на узком карнизе на 180 градусов, уже в падении, судорожно уцепился за раму окна. Остальным было легче. Затем мы с помощью доски взбирались по полуразрушенной (отсутствовали целые пролеты), гнилой деревянной лестнице на вершину колокольни, вылезли на крышу через небольшое окошко и по ней добрались до креста. Это было уже на высоте порядка сотни метров. На верхушке мы покричали, чтобы окружающие зафиксировали наше достижение, и решили спускаться. И вот здесь нас ждал страшный сюрприз. Окошко, ведущее внутрь колокольни, было расположено уже на отвесной части полукруглого купола башни. Мы поняли, что вылезти из окна и ползти к кресту вверх – это одно, а вот спускаться ногами вниз, к окну – это, уже что-то совсем другое. Кровля колокольни заканчивалась плавным изгибом – никакого уступа или карниза не было и тут до нас дошло, что если при спуске не удастся зацепиться за раму окна, то весь тот тяжелый путь наверх, который мы проделали в течение нескольких часов, вниз будет длиться всего несколько секунд. Сначала мы пустили второгодника по кличке Гава, самого здорового из нас. Сверху мы пытались его придерживать за куртку. Но как только Гава почувствовал, что под ногами уже ничего нет, он очень настойчиво, в простых выражениях попросил нас вернуть его на исходную позицию. Больше никто не хотел пробовать. Положение было безвыходное. Спасительная веревка с доской осталась внутри колокольни. Уже, не считаясь с позором, ожидавшим нас в школе и городе, мы хотели кричать вниз прохожим, чтобы те вызвали пожарных. Решение пришло неожиданно. Мы собрали всю верхнюю одежду и связали ее в какое-то подобие каната, по которому можно было добраться до окна. Сам «канат» закрепили у основания креста. Ну, как вы сами понимаете, моя кандидатура для спуска к окну была выбрана практически единогласно. «Против» – был только один голос. Правда, надо отметить, что на этот раз мои компаньоны сильно просчитались. У меня оказалась самая выгодная позиция, так как «канат» страховали все и в любой момент могли вытянуть меня обратно. Самым неприятным моментом для меня был спуск по отвесной части купола (бездну под ногами я ощущал почти физически) и вползание в окно головой вперед. При этом на уровне окна следовало, держась за «канат» уже только одной рукой, другой ухватиться за раму. Находясь на такой высоте совершить это несложное действие было совсем не просто. Хуже всех было последнему – его уже никто не страховал сверху. К счастью, все окончилось благополучно, хотя после спуска у меня от пережитого страха и напряжения дрожали все конечности. Мы стали героями школы и класса, а наши верхние одежды на кресте костела в течение многих лет служили доказательством нашего подвига, который больше никому не удалось повторить.
Но вернемся к воде. На расстоянии примерно 10–12 километров от Городенки расположено озеро Чертяк. Озеро это имело плохую славу. Очень глубокое, густо поросшее по краям водорослями и лилиями, так что добраться до чистой воды было непросто. Впадала в озеро одна речушка, а вода из озера уходила под землю – в страшную и таинственную пещеру. Каждый год в озере тонули 2–3 человека – в основном из-за судорог – вода прогревалась пятнами (наверное, со дна озера били холодные ключи). Я ходил на озеро, как правило, сам – трудно было найти компаньона для столь дальнего и опасного путешествия – и ловил там рыбу. На червя там хорошо брал жирный желтый карась. Это очень вкусная и красивая рыба золотистого цвета, которая растет больше впоперек, чем вдоль.
С Чертяком у меня были связаны несколько неприятных воспоминаний. Однажды, плавая на чистой воде, я вдруг с удивлением почувствовал, что задел коленями что-то твердое. Решив, что это отмель, я встал на ноги. Через секунду я с ужасом понял, что это колючие водоросли, в которые я провалился почти по пояс, уже находясь под водой. Попытка всплыть обратно успехом не увенчалась – водоросли цепко держали мои ноги. Тогда я присел и, продолжая медленно погружаться, начал быстро обрывать их вокруг ног. Мне едва хватило запаса воздуха, чтобы освободиться из зеленого плена. В другой раз, уже возле берега, я запутался в густых зарослях лилий, так что не мог сдвинуться ни взад, ни вперед. До спасительного берега я добирался минут двадцать, ныряя под листья и продвигаясь между скользкими черешками растений по 20–30 сантиметров.
Затем я решил исследовать пещеру. Это была одна из самых глупых и опасных моих авантюр. Протиснувшись в узкий лаз, я по карнизу, покрытому толстым слоем ила, двинулся вглубь. Двигался я недолго. Огибая очередной уступ, я поскользнулся и с двухметровой высоты сверзился в ледяную воду. Через минуту я понял, что забраться обратно на карниз у меня шансов нет – все было покрыто скользким илом, да и дотянуться до уступа я не мог. Кричать тоже бесполезно – вокруг на многие километры ни одного человека. Вместе с тем, я понимал, что и плавать долго мне не придется – вода в пещере была очень холодной. Решение я выбрал тогда единственно верное. Подплыл к месту, где озеро впадало в пещеру, долго успокаивался, собирался с силами, затем, набрав полные легкие воздуха, нырнул под карниз, из-под которого виднелось пятно дневного света. Ориентируясь на этот свет, я проплыл несколько метров под каменным сводом, судорожно работая руками и в любую минуту готовый вернуться обратно в пещеру. К счастью для меня (ныряльщик я никакой), расстояние было небольшим, и через полминуты я, шумно дыша, еле живой от страха, был уже на поверхности озера под ласковым летним солнышком.
В другой раз, перед 8 марта я с одноклассниками (Вася Туз, Кривко, Гава) решили сходить на Чертяк. Зачем нам это надо и что там делать в такую погоду мы представляли себе смутно. Дорога по рыхлому мартовскому снегу была тяжелой и, не доходя до озера с полкилометра, ребята решили возвращаться. Не знаю, что мне плеснуло в голову, но я решил продолжить движение и мы разошлись. Минут через 5 они начали мне кричать, чтобы я вернулся. Я не реагировал. Тогда они устремились за мной, причем с явно агрессивными намерениями. Наверное, они бы меня догнали, но я уже добежал до Чертяка и забежал на лед. Гава в запале побежал за мной и сразу же провалился по колено. Сказалось мое преимущество в весе. Я тогда весил, вероятно, не более 30–35 кг. Посоветовавшись, они решили окружить озеро. Я вовремя разгадал их замысел и побежал по льду к другому берегу. Лед трещал и прогибался подо мной, но я успевал уйти с опасного участка. Если бы я тогда провалился – вряд ли вы бы читали мое жизнеописание. Но все обошлось. Добежав до берега, я изо всех ног рванул к дороге, проходившей примерно в километре от озера. На мое счастье на обычно пустынной трассе показался грузовик и когда я махнул рукой, неожиданно остановился. Я сделал пальцами козу подбегавшим к дороге очень разочарованным товарищам и через полчаса был в городе. После выходных меня пытались «повоспитывать», но острота обиды к тому времени ушла, да драться со мной здоровяку вроде Гавы было как-то неприлично.
После этого у меня было еще несколько происшествий на воде, в частности я два раза проваливался под лед (один раз зимой в горной речке и раз в марте на лесном озере) и один раз спасал старшеклассника, который был раза в два тяжелее меня самого. Помнится, что когда он обхватил меня сзади за шею, и мы «дружно» пошли на дно, я уже был на 100% уверен, что на этот раз действительно «купаюсь в последний раз».
Заключительным приключением моего бурного детства был прыжок из кузова грузовика на ходу. При этом я зацепился штаниной за борт и рухнул вниз головой. Спасли меня опять мои руки, на которые я приземлился, хотя легкое сотрясение все же получил.
Валяясь впервые в жизни на больничной койке, я постепенно пришел к выводу, что ситуации, подобные вышеприведенным, надо по возможности исключать из своего бытия. С тех пор я зажал свою авантюрную «жилку» мертвой хваткой и, хотя острые ситуации (падение вместе с «лесами» с 5 этажа строящейся гостиницы «Мир»; несколько лобовых атак на автомобиле; в Алма-Ате меня пугала гранатой местная шпана…) и случались у меня в дальнейшем, сознательного риска я старался избегать.
Как оказалось, чтобы принять такое мудрое решение, нужно было немного – слегка тюкнуться головой об асфальт.
Номенклатурная рыбалка
Время, проведенное на рыбалке,
в зачет жизни не идет.
(Народная мудрость)
Хорошо жить в Черновцах! Вокруг – все свои. В милиции, в университете (Национальном!), в СБУ, даже среди пожарников можно встретить своего человечка. Ну, про рыбинспекцию и говорить нечего. Буквально все – выпускники родной кафедры зоологии. И это приятно.
В начале августа доцент (не кличка!) Женя Халаим пригласил меня с Сережей на рыбалку в прудах рыбного хозяйства. С собой Женя прихватил дочь Таню, студентку биофака, довольно успешно подрабатывающую в газете «Буковинське віче». Приехали в контору рыбхоза. Таня час брала интервью у большого начальника (тоже выпускник нашей кафедры), я гулял по прудам, а Сережа отрабатывал движение задом на «жигуле». Затем с лаконичной запиской – «Пусти на рибу» и подробной схемой местоположения водоёма (…біля кафе «Ставки» – наліво…) мы поехали к маленькому начальнику – хозяину отдельного пруда в селе Ставчаны. Вначале промахнулись и поехали в ложном направлении. Когда на горизонте уже замаячила Тернопольская область, Женя забеспокоился и решил навести справки в народе. Так, потеряв лишних полчаса, мы добрались до искомого ставка. Нам было указано место рыбалки, и мы чинно, гуськом проследовали по дамбе между рвом с водой (защита от вороватых аборигенов) и самим озером на приглянувшееся нам место.
Раньше, в детстве, мне приходилось удить на колхозных ставках. Но тогда я был, если так можно выразиться, «по ту сторону баррикад». Обычно мы пробирались на запретный ставок ночью и, торопливо выловив оттуда по 2–3 крупных рыбины, старались убраться до рассвета. Частенько на нас устраивали облавы (иногда с собаками), и тогда только резвость ног спасала нас от значительных неприятностей. Помню, как-то мы бежали в темноте вдоль высоченного забора, окружавшего пруд, и коротконогий Вова Полторак не выдержал – из последних сил полез через забор. Можете представить себе его разочарование, когда он сверху увидел, что до конца забора оставалось от силы десять метров. Слезать с забора Вова не стал, так как внизу его уже «с нетерпением» ждали две колхозные овчарки, и он оказался легкой добычей подоспевших сторожей, а впоследствии и мишенью всяческих шуток и издевательств со стороны нашего уличного коллектива. В другой раз мы ночью спустили небольшой пруд возле кирпичного заводика. Рыбы было столько, что двух пацанов, которые стояли с небольшой сетью возле «шлюза», под весом добычи снесло вниз по течению.
В те времена приключенческая, романтическая сторона процесса (по крайней мере, для меня) значительно перевешивала сторону материальную.
Теперь все было по-другому. Неторопливо распаковались, подготовили удочки, наживку. Сережа забросил первым и через секунду у него на крючке трепыхался маленький окунек. Второй заброс – еще один. Это нас несколько удивило – не за такой рыбой мы сюда ехали! Но уже с третьей попытки Сергей снимал с крючка средней величины карпа. Тогда я отобрал у него удочку, а он взял спиннинг. Женя все продолжал солидно, и не спеша готовить свои снасти. Через несколько секунд после забрасывания мой поплавок ушел под воду. Я потянул – в воде мелькнуло что-то огромное (по моим понятиям) и сорвалось с крючка. Забросил еще раз – тот же результат. Рыба цеплялась на крючок практически в момент заброса, но мне не удавалось подтянуть ее даже к поверхности воды. Тогда я попросил Сергея повесить мне большой крючок, и результат не замедлил сказаться. Через 5 минут у меня уже было 2 карпа.
Надо сказать, что в момент подсекания и, особенно, вытаскивания рыбы из воды, я теряю над собой контроль. Нервы у меня не выдерживают. Сказывается жизнь в большом городе в условиях демократизации. Это выяснилось еще во время рыбалки на Днестре. Я подсекал донку с такой силой, что на берег вытаскивал только оборванные губы бедных рыб. Короче, первая рыба оказалась высоко на дереве, растущем у нас за спиной, и мне пришлось лезть за ней на самую верхушку. Второй я чуть не сбил с ног Таню, неосмотрительно занявшую позицию позади меня. Затем пойманную мной рыбу неоднократно останавливал всем своим телом Женя, и даже Сережа, который ловил в отдалении и подходил к нам лишь за наживкой. Да и потом, после подробных консультаций, теоретических выкладок и пояснений со стороны Жени, я ничего не мог с собой поделать. Каждая следующая рыба вылетала из водоема с такой скоростью, что ребята, заметив клев на моей удочке, старались убраться подальше или хотя бы присесть, во избежание «встречи» рыбы с собственной физиономией. Позже я немного успокоился, но это проявилось только в том, что рыбы стали застревать не в верхних, а в нижних ветках полюбившегося мне дерева.
Затем мимо нас проплыла лодка, с которой сбрасывали корм, и наше фраерское счастье закончилось. Клев тут же прекратился. Воспользовавшись вынужденной паузой, мы плотно закусили. Только минут через сорок рыба начала брать снова.
В зеркальном карпе отразилась довольная харя рыбака.
В.Шендерович.
Это был день моего триумфа! Рыбу ловил только я. Женя с Сергеем путались в снастях, обрывали крючки, поплавки (за одним из них Женя бежал куда-то вдаль по берегу озера, за другим, раздевшись до трусов, лез в камыши…), а я все тягал и тягал карпов. Самое интересное, что ловили мы практически в одном месте – в полуметре друг от друга и на одну наживку. Женя менял глубины, забрасывал и далеко, и близко, и даже на мое место, пока я снимал очередную рыбу с дерева – ничего не помогало. Рыба цеплялась только на мою удочку. Правда, надо отметить, что один раз и у него сорвалось что-то крупное. Вместе с очередными крючками и поплавком. Примерно так же обстояли дела и у Сергея. Только ближе к вечеру у Жени случилась проруха, и он начал быстро наверстывать упущенное. От интенсивной рыбалки у меня затекла рука, и я предложил половить «моей» удочкой Сергею. Так он тоже поймал с полдесятка карпов. Женя поймал самую большую рыбу – карпа весом под два килограмма. В основном карпики были грамм 300–400. Я поймал двух побольше – весом примерно с кило. Даже Тане, до сих пор не державшей в руках удочки, удалось, под чутким руководством папы, вытянуть две рыбины, в том числе и одну весьма приличных размеров. Папаша, при этом, скакал вокруг и радовался больше самой Тани.
Сначала рыбу складывали в судок, затем (когда он перестал открываться) – в подсак. В общем, поймал я больше 14 килограмм (взвешивали безменом). Я получил тогда огромное удовольствие, хотя под конец рыбалки – острота чувств несколько притупилась. Из добытой рыбы приготовили массу блюд – мелких жарили, крупных фаршировали по-еврейски, а из остатков сварили большую уху в Карпатах.
Валентин
(Из серии «Однокурснички»)
Андрей Ключник рассказывал, что на первом курсе их с Валентином вначале поселили в общежитии физфака – в старом здании в центре Черновцов. В комнате с ними жили еще 2 пятикурсника и видный спортсмен Зейнан-оглы (рекордсмен университета в беге на средние дистанции).
Одной из особенностей Валека было то, что он носил носки до тех пор, пока они не снимались с ноги уже по частям. Зейнан-оглы после ежевечерней пробежки на 10 км все свои вещи (а он надевал на себя побольше) сгружал в углу комнаты, так как развесить их было негде. В общем, запахи в помещении стояли такие, что иногда, по словам Андрея, слезились глаза.
Вечером состоятельный Андрей доставал шматок сала и жарил на огромной сковородке картошку для всего коллектива, которую запивали, естественно, народным напитком. Зейнан-оглы вначале категорически заявил, что картошку с салом есть не будет поскольку он мусульманин и Аллах запрещает ему питаться плотью нечистых животных. Самогон же ему нельзя пить и потому, что он мусульманин и потому, что он является выдающимся спортсменом. Впрочем, уже через несколько дней и ислам, и спортивный режим были успешно похерены, и Зейнан-оглы активно потреблял свой сегмент сковородки и дозу бимбера без больших потерь в спортивных достижениях и ущерба для религиозного самосознания.
Валек привез с собой фанерный чемодан, запиравшийся на висячий замок (!), с ключом от которого он никогда не расставался. И вот как-то ночью (почти, как в фильме про Диму Горина) Андрей ощутил движение в районе кровати Валентина. Приглядевшись, он увидел, что тот втихаря жрет кусок сала из своего чемодана, хотя вечером с аппетитом откушал общей картошки. На следующий день ребята посовещались и решили Валентина наказать. Дождавшись, когда он соберется домой, они аккуратно открыли гвоздем замок и положили в чемодан два, хорошо упакованных в газеты и перевязанных шпагатом, силикатных кирпича. Валентин, опаздывая на поезд, схватил чемодан и побежал на вокзал. Хлопец он был здоровый, активно занимался самбо, поэтому на лишний вес внимания не обратил. Обнаружил он кирпичи уже дома. В ответ на изумление родственников пояснил, что собирает стройматериалы на новый сарай, а в Черновцах кирпичи, во-первых, в свободной продаже, а, во-вторых, дешевле.
Надо сказать, что урок Валентину впрок не пошел. Человек он был неприятный. К однокурсникам относился свысока. Правда, это высокомерие (уже в отношении комиссии), проявленное им на защите диплома обошлось ему в потерянные 2 года (направления в аспирантуру не получил и отрабатывал на биостанции в с. Бояны). Но и этот факт не очень повлиял на его личностные качества. Впоследствии до меня доходили от моих друзей-философов из «конотопского землячества» отзывы о нем главным образом негативного плана. Характеристики варьировали от «хлопец с душком» до – «последняя гнида»!
Кратчайшая история Буковины от палеолита до наших дней.
(С кулинарным налетом).
Часть I (300000 лет до н.э. – 1800 г. н.э).
Не знаю, надо ли говорить, что Буковина – колыбель всего человечества. Сиречь, то самое место зарождения человека, которое в течение вот уже многих столетий безуспешно, путаясь в датах и континентах, ищет вся мировая археология – давно, еще с одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года, доподлинно известно коллективу авторов под руководством пана Костышина. Об этом неотвратимо свидетельствуют данные исторического (в прямом и, особенно, переносном смысле этого слова) труда, сполненного этим коллективом (Буковина. Історичний нарис. Чернівці, 1998), в соответствии с которыми, человек существует на территории Черновицкой области уже 300 000 лет, в то время как на прочих участках суши появился только 35, ну от силы 40 тысяч лет назад. Сомневаться в подлинности фактов, представленных самим Костышиным, да еще с коллективом, как вы сами понимаете, не приходится. Это было бы не только неприлично, но просто смешно! Так что Буковина – колыбель, цитадель, прародина и т.д.
Край, где находится современная Черновицкая область, заселялся в эпоху палеолита, о чем свидетельствуют обнаруженные здесь стоянки первобытных людей, возраст которых от 40 до 15 тыс. лет. Занимался первобытный буковинский человек вещами несложными – бил мамонта и ставил силки на мелкую дичь – медведей, там, свиней… Ими же и питался. Одевался в шкурки мамонтов. Кроме того – ловил рыбу, которую, по-видимому, потреблял в фаршированном виде. Это и сейчас любимое в Черновцах блюдо. Покушав рыбки и отдохнув на шкурах – малевал изображения на потолке в пещере, что возле села Баламутовка Заставнянского района. Может, еще где рисовал – не знаю, а вот в Баламутовской пещере – это, как говорил мосье Бендер, – медицинский факт! Тянуло наших предков к искусству. Другими словами, занимался примерно тем же, чем и современный буковинец. Единственное различие – эти сейчас пещеры не разрисовывают, а клеят на стены своих жилищ обои в цветочек.
Потом, видимо, буковинцы стали расселяться по остальной суше. Тяга к расселению сохранилась до наших дней. Кто, пользуясь знанием румынского, на Аппенины-Пиренеи, кто за океан, в Штаты или Канаду, кто в Германию, не говоря уж об Израиле, где сейчас обретается добрая половина Черновцов. Ну, не сидится нашему человеку между Прутом и Днестром – тянет на мировые просторы.
Но все это фигня, а вообще-то первые следы человека на Буковине относятся к эпохе палеолита (стоянки Бабий, Белая, Млиев). В период неолита здесь расселялись племена трипольской культуры (4–3 тыс. до н.э.) (стоянки Дорошивцы, Хливыще, Шитинцы, Серет и др.). В письменных источниках земли Буковины впервые упоминались греческим историком Геродотом (5 век до н.э.), который указывал, что в это время здесь расселялись племена гетов. Потом здесь поселились племена бастарнов, карпов, даков. В 1–3 вв. лучшая часть буковинских земель находилась в составе римской провинции Дакии. Исконными жителями Буковины были славянские племена, свидетельством этого являются многочисленные исследованные стоянки зарубинецкой (2 ст . до н.э. – 2 ст . Н.э.) и черняховской ( 2–7 вв.) археологических культур. Это подтверждает автохтонность украинского населения на землях Буковины, хотя всякие там румыны с молдаванами с этим и не согласны.