Научный «туризм»

У нас отличился Коля Величко во время стрельбы прямой наводкой по движущимся мишеням. Глядя в очко панорамы, с которого слетела резиновая накладка, Коля медленно навел ствол на ползущий вдали фанерный «танк» и, не отрывая глаза от прицела, нажал гашетку. Пушка («рапира», 100 мм) прыгнула на полметра вверх, а у Коли вокруг глаза мгновенно отпечатался ровный, тонкий и яркий синяк, идентичный по размеру кольцу панорамы.

Позже, уже в аспирантуре, я испытал еще немало неприятных ощущений, связанных с моей армейской специальностью. Однажды, перед самой защитой диссертации, я получил повестку с приглашением на двухмесячные сборы в Сумском артиллерийском училище. В панике я кинулся к шефу-академику с проектом письма для военкомата, в котором описывались ожидающие нашу советскую науку безвозвратные потери, имеющие место быть в случае моего отсутствия на ее передовых рубежах в течение указанных двух месяцев. Шеф холодно на меня посмотрел и сказал небольшую речь, в которой употреблялись следующие слова и выражения: долг, партия, Родина, высокая честь и другие, – после чего письмо вернул мне обратно. Я прихватил все наличные запасы спирта и побежал в военкомат. Там я ближе «познакомился» с капитаном Равликом, и он с участием подошел к моей проблеме, но, к сожалению, уже было слишком поздно – список был сформирован, подписан и изменению не подлежал. Оставался, правда, последний шанс. Команда была укомплектована с запасом. Поэтому капитан пообещал мне, что в случае, если на вокзал придут все заявленные – меня он отпустит домой. Ночью я с трехдневным запасом пищи и трехмесячным спирта, носками, трусами и всем прочим был на вокзале. Поезд отходил в 24.00. Где-то к 23.45 все собрались, кроме одного. И вот, когда я уже был уверен в неотвратимости поездки в Сумы, на привокзальной площади показался искомый "курсант", которого волокли по земле две тщедушные на вид девицы. Сам он идти уже не мог. Я обрадовался ему, как брату, помог девушкам затащить тело в вагон и вышел на перрон. Тут произошло невероятное для меня событие. Капитан Равлик вошел в вагон собранным, деловым и бравым советским офицером. Когда он буквально через пять минут показался в двери вагона – я его не узнал. За эти считанные минуты он упился до такого состояния, что самостоятельно на ногах не стоял. Цепко держась за поручни, он улыбался доброй, счастливой улыбкой и, когда на него сзади курсанты кое-как надели головной убор, упал прямо на меня. Из нечленораздельного мычания, издаваемого капитаном, я разобрал, что он живет в Новобеличах, а в метро он с большим трудом, в перерывах между иканием, рассказал мне, какая у него красивая дочка.

После этого случая появление повестки в почтовом ящике уже не вызывало у меня кишечных судорог. Я брал литру спирта, ехал в военкомат, заходил к Равлику, клал бутыль на стол и, отдав честь, рапортовал: "Товарищ капитан, поздравляю с днем рождения!!!" И все проблемы решались сами собой.

Вскоре, правда, я заметил, что Равлик присылает мне повестку просто, когда ему хочется выпить, и попросил его в таких случаях не присылать повесток, чтобы не травмировать мою нежную психику, а звонить мне на работу.

Закончил я свою военную карьеру то ли в звании старшего лейтенанта, то ли капитана.

1996

Люда

(Из серии "Однокурснички")

Люда была достопримечательностью нашего факультета. Приехала она из Кировоградской области. Школу закончила с золотой медалью (папа – директор школы), хотя таблицу умножения смогла осилить только до шести (сколько будет 6 х 6 – Люда еще знала, а 6 х 7 – уже нет). Вступительные экзамены Люда сдавала своеобразно: "Поставте менi чотири, бо втоплюся". Малодушные экзаменаторы, не желающие брать тяжкого греха на душу, ставили "чотири". Было что-то в выражении глаз Люды такое, что исключало всякие сомнения в реальности угрозы. Вопрос об ее отчислении из университета встал уже после первой сессии, когда Люда сдала все, без исключения, экзамены на "неудовлетворительно". Подобные обстоятельства могли бы сломить любого человека, но только не Люду. Запасы жизненного оптимизма и душевной стойкости у нее были неисчерпаемы. Преподаватели, в силу каких-то причин, или просто по неопытности, ставившие Люде двойку, были несчастными людьми. Их жизнь превращалась в кошмар. Если прямая кавалерийская атака не приносила успеха, Люда переходила к планомерной осаде. Она подкарауливала преподавателя на кафедре, со звериным упорством, часами могла ждать в засаде у дверей его квартиры, изводила домашних телефонными звонками, угрозами наложить на себя руки. Перед Людой рухнули все университетские твердыни. Преподавателей, зверства которых на экзаменах уже стали частью студенческого эпоса, она, походя, за два-три дня доводила до истерик и нервных срывов. Постепенно были отчислены многие значительно более способные студенты, а Люда все продолжала учиться, пока, наконец, на четвертом курсе не сдала сессию без троек (!) и впервые за 4 года выстрадала право на стипендию. Наша группа тогда заняла второе место по успеваемости на Украине среди ВУЗов (на 7 человек было 5 отличников).

Люда была довольно смазливой девицей, но печать непроходимой тупости на ее лице сводила на нет всю ее миловидность. Второй ее особенностью, помимо патологической глупости (я подсовывал ей тесты Айзенка и она немного не дотягивала до рейтинга дебила, хотя и – надо отдать ей должное – значительно превосходила показатели идиота), была чрезмерная сексуальность. Я не жил в общежитии, но по отрывочным сведениям, которые доходили до меня, можно было понять, что она являлась и достопримечательностью университетского городка. Первокурсникам, поселяющимся в общежитие, старшие товарищи обязательно показывали комнату Люды с сообщением основных характеристик. В нормальном состоянии она была способна на многое, в состоянии подпития (а Люда была любительница, как говорили у нас на биофаке "плеснуть под жабры") – была готова на все! Изредка Люда выбегала, шокируя даже привычных ко всему студентов-биологов, в чем мать родила, из комнаты в коридор общежития, несколько раз проверяющие находили ее утром в одежном шкафу, куда она пряталась от занятий.

На втором курсе нас послали в колхоз для сбора кукурузы. Кормили плохо, все постоянно ходили полуголодными. В один из вечеров Люда предложила залезть на кухню, (нас поселили в помещении детского садика) и выкрасть имеющееся там продовольствие. Желающих участвовать не нашлось, и Люда – голод не тетка – полезла таки через узенькое раздаточное окошко сама. Та часть тела Люды, которая ест, проникла в окно достаточно легко, но задняя половина в ее наиболее широком месте проходить совершенно не желала, несмотря на все усилия девушки. В какой-то момент передняя половина перевесила и Люда оказалась в очень неудобном и унизительном положении с болтающимися в воздухе ногами. Судя по глухим крикам, доносившимся из помещения кухни за стеной, Люда пересмотрела свое первоначальное намерение и теперь хотела опять целиком вернуться к нам в столовую, где собрался уже весь коллектив во главе с преподавателем. Однако это оказалось непростым делом. Какими-то деталями фигуры авангардная часть Люды зацепилась за раму окошка и обратно уже не проходила. На кухонной двери висел амбарный висячий замок, сломать который не смог даже бывший танкист Борис Горшинский – самый сильный человек на курсе. Перед Людой встала нерадостная перспектива провести ночь в такой оригинальной позиции. Наконец, Борис схватил Люду за ноги и резко дернул ее на себя. За стеной послышался вопль, что-то затрещало, посыпались пуговицы, но Люда, лохматая, с большими беспорядками в туалете была извлечена из кухни обратно.

На переменах между занятиями она всесторонне характеризовала своих любовников, попутно рассказывала предельно примитивные неприличные анекдоты, часто противным голосом исполняла блатные песни ("…сiжу на нарах, як король на iменiнах i пачку "Сєвєра" мєчтаю получiть"… – реплика Валека: "Сiжу на нарах як корова"… ), чем страшно раздражала других студентов нашей группы, не сумевших вовремя оценить ее самобытность. Мне очень нравились баталии между Людой и ее земляком Валентином. Баталии, конечно, словесные, но было пару исключений. Однажды мы сидели на практических занятиях и определяли вонючих, полуразложившихся, заформалиненых рыб. Преподавательница зоологии Баринова, по кличке "Пеночка", куда-то отлучилась. Валентин с Людой сидели напротив (vis-a-vis), а я между ними в торце стола. Начавшись, как обычно, с какого-то пустяка, выяснение отношений Валека и Люды переросло в острую перепалку с использованием непарламентских выражений – дура, дубина, козел… Не знаю, что руководило мной в тот момент (наверное, подсознательная любовь к мелким провокациям), но в самый разгар ссоры я незаметно пнул под столом Люду ногой. В этот момент Валентин как раз пошевелился и вытянул ноги – все получилось очень естественно. Люда была готова ко всякому, но такого со стороны Валека (меня, сидевшего с ангельским выражением на лице, конечно же, никто не заподозрил) не ожидала. В ее ответе на оскорбление действием были употреблены слова и их сочетания, которые не используют даже депутаты нашего Верховного Совета. Выражение "пидер рогатый" среди них было самым деликатным. От удивления (все же не часто девушки с незаконченным высшим образованием могут профессионально покрыть матерком) Валек привстал со стула. В этот момент я пнул Люду под столом вторично. У Люды от дикого гнева, как писал дедушка Крылов, "в зобу дыханье сперло". Она злобно выпрямилась, схватила с подноса самую крупную рыбину и со смаком, хлестко ударила Валентина хвостом по морде. Выражение того безмерного изумления на его физиономии у меня до сих пор стоит перед глазами.

Через минуту идущий по коридору завкафедрой зоологии профессор Шнаревич был поражен фактом внезапного появления перед ним из дверей лаборатории Люды, вслед которой вылетали разные представители обширного класса рыб.

Другой случай на летней практике был также связан с рыбами, но окончился менее благополучно для Люды. Мы возвращались с вечерней прогулки по горам, и Валек, выведенный из себя оскорблениями Люды (речь шла о его мужских достоинствах), на дамбе столкнул ее в один из маточных прудов. Привлеченные всплеском тела, к ней тут же потянулись (время шло к вечерней кормежке) огромные, непуганые, трех-пятикилограммовые форелины. Люда в панике, визжа и путаясь в намокшем платье, выскочила из пруда и позже, демонстрируя нам царапину на ноге (значительно выше колена!) серьезно утверждала, что одна рыба укусила ее за это место.

После окончания 4-го курса мы (зоологи) поехали на практику в Киев – в УкрНИРХ – научный институт рыбного хозяйства, который располагался на задворках города в районе современных Новобеличей. Не успели мы разместиться в общежитии, как Люда пропала. Самое интересное, что вместе с Людой пропал и какой-то ценный араб, проходящий аспирантуру в НИРХе. Организованные перепуганной администрацией поиски ничего не дали. Назревал международный скандал. Вскоре обнаружилась Люда, нетвердой походкой выходящая из леса. Оказалось, что араб соблазнился Людиной красой и предложил ей руку, сердце, ну и другие органы. Люда ответила в том смысле, что мол, нахрен мне твое сердце – возьми бутылку портвея и все будет хорошо. С двумя бутылками портвейна они и убежали в лесопосадку. Ну араб, как правоверный мусульманин, в отличие от тренированной Люды, так портвейн жрать не мог. Он отрубился уже после первой бутылки. Люда с сожалением осмотрела недвижимое тело, допила вторую бутылку и вышла к людям. Руководствуясь ее целеуказаниями, араба нашли в лесопосадке и занесли в общежитие.

Постскриптум.

На пятом курсе Люда вышла замуж за главного бухгалтера Черновицкой кондитерской фабрики и, когда впоследствии мы вместе с курсом после ресторана (праздновали десятилетие окончания университета) попали к ней домой – многие от увиденного быстро протрезвели. Это было воплощение мечты мещанина, материализация грузинского тоста – "Чтобы у нас все было, и чтоб нам за это ничего не было!" Изобилие импортных гарнитуров, ковров, сервизов, хрусталя, заполненность холодильников произвели впечатление даже на меня – настолько разительным был контраст между моей киевской 12-метровой конурой (ванная на 4 семьи, кухня на 9) и этим трехкомнатным великолепием.

Нет правды в жизни.

Дела спортивные

(Монолог бывшего физорга)

В здоровом теле – здоровый дух

На самом деле – одно из двух…

Сейчас все занимаются спортом. Ну не спортом, так физкультурой. Бегают, и не только за трамваем. Плавают. Идет на работу, а из сумки плавки розовые торчат, полотенце. Это естественно. Помыться в бассейне не в пример приятнее, чем в ванной, особенно общей. Помылся в одном месте и отплыл в другое, чистое. Опять же знакомства свежие. В бассейне все на виду: и характер, и фигура. Не то, что на улице или там в метро. С виду вроде бы ничего: джинсы "вранглер", кофточка "сафари", а под джинсами ноги саблеобразные, как у буденовского кавалериста. Потому познакомился – веди в бассейн, летом – на пляж, но это уже тема не спортивная, не будем отвлекаться.

А возьмите, к примеру, Академию или ỳже – наш Институт: все, решительно все – спортсмены. Есть многоплановые – это Харченко из отдела физиологии (культуризм или, пардоне муа, бодибилдинг, автокросс по пересеченной местности, то есть в Беличах, йога, баскетбол, настольный теннис, толкание автомобиля…). Есть узкие – Вадик Берестецкий – подтягивание на перекладине – 3–5 раз, в зависимости от пика формы. Ну и остальные. Шеф большим теннисом увлекается. Аристократичный вид спорта, ракетка – целое состояние, мячики дорогие. Дудка и возглавляемый ею отдел специализируются на настольном теннисе. Идешь по зданию, слышишь: тук-тук, тук-тук – значит Вассер с Гелютой в Институте. Тут же Харченко и Пивень Анна – подают шарики. Негрецкий выходит изредка. Играешь с ним, а сам думаешь – только бы ракетку из рук на замахе не выпустил, паразит. В общем, во всех отделах спортивная жизнь протекает, но ключом бьёт только в отделе физиологии. Про шефа уже говорили. Он и в международных состязаниях участвовал (в волейбол играл в Нигерии – жарко там, говорит), и в бассейн ходит. Ну и физпауза. Раньше мало кто знал о таком мероприятии. Так, двое-трое выйдут покурить, заменить в легких 2 объема паров уксусной кислоты, или там, толуола на 3 объема табачного дыма – и все. Остальные кофе варят, чтобы проснуться окончательно, внутренности возбуждают. Теперь все по-другому. Только пропикает одиннадцать – посыпались сотруднички с этажей. А началось с Харченко. В один из светлых моментов его сознания он решил раздеться, с целью, так сказать, общей закалки и укрепления порушенной в жизненных боях нервной системы. Ну не совсем раздеться, а так… почти. Брюк пока не снимает, время еще не пришло, но уже разувается! И пошел ученый косяком – смотреть на героя. Кому мест во дворе не хватает – те у окон, в каждом по три-четыре человека. Администрация здания беспокойство проявляла – галерея может обрушиться! Смотрят и наслаждаются, а он себе производит гимнастику. И пока еще тепло было – меньше было зрителей, а как снежок выпал в осадок – друг другу на плечи залазят. Многие не верят, переспрашивают, мол, действительно он это самое… Да, отвечаем, действительно! В типографии тоже перерыв объявляют – все равно никто работать не может, коллектив у них слабый, женский. Уже и последователи у него есть из математиков. И прямо скажу – приятно: выйдешь себе, морозец градусов под десять по Цельсию, фуфаечку наглухо, фуражка на вате, чтобы голова не озябла, рукавицы – а он рядом синий, как цыпленок за рубль шестьдесят, и хорошо так тебе становится, уютно. Зато здесь, говорит, удовольствие особое, когда одеваешься.

Другой центр притяжения – Гершунина. Руководит женским коллективом. Тут свой стиль. Руки за спину и по кругу. Как в казенном доме. Тренируются – в жизни все может пригодиться. И лица под стать, каменные.

В помещении – шахматы. Кружок для молодежи. Многие уже знают, куда ходит конь. И в филиале института на Житомирской неплохо – в волейбол играют по весне. Замдиректора обещал музыку во двор провести, вот вам и аэробика. Модное современное направление, многие сейчас занимаются. Осанку улучшает, чувство ритма.

Да и после работы – кто в бассейн, кто на ОФП, кто в сауну оздоровляться, вес сбрасывать. Сидишь себе на полочке, согреваешься, а в уме всякие задачки решаешь, проблемы анализируешь. К примеру, выпить ли все 10 бутылок пива сразу или две оставить под конец – вдруг особое желание появится… Выходишь свежий, очищенный, и только одна проблема остается – удержаться стройно в вертикальном положении, не уронить достоинства советского гражданина, спортсмена, ученого…

Ну, после всего изложенного вам может показаться, что у нас так уж все и хорошо. Где там! Почему, спрашивается, в гольф не играем? Хорошая, умная игра. И, заметьте, все условия. Во дворе лунок накопать, клюшки – слесарей обязать (все равно целыми днями груши околачивают), и английским лордам на нашем фоне будет мало места. Фигурное катание не развиваем. Зимой шланг через окно протянул, каточек залил и совершенствуйся. А Гриша-Оберемок со спецмолоком на грузовичке пусть с парадного хода. Бильярда нет. Сколько раз общественность в лице Пушкарева указывала и напоминала на недопустимость создавшейся ситуации профкому в лице Закордонца – игнорируют! И это в Институте ботаники им. Н. Г.Холодного! А игра чудная, глазомер развивает, зоркость, чувство юмора. Проиграл – кий в зубы и под стол на четвереньках. Остальные веселятся, подбадривают, ногами помогают ему пройти дистанцию. А тот, который под столом, позже посмеется, когда кий из зубов освободит. Опять же – кусок хлеба на старости лет. В Гидропарк съездил, отыграл пяток партий и не надо тебе никакой пенсии.

Справочки для бассейна – тоже проблема! Пойдите в нашу родную поликлинику для ученых, получите тую справочку. Никакой бассейн вам того здоровья не окупит, которое вы положите на те две бумажки. А через три месяца – опять. Раньше – через 6, а теперь – через 3. Потому что жизнь темпы ускоряет. Вчера еще горным козлом ходил, сегодня – лицо восковое, мешки под глазами – и на диванчике в кардиологии. Газету с трудом поднимает. Опять же, болезни новые ежедневно возникают. Может, вас интересует, сколько сотрудников Института ходит в бассейн? В наш спорткомбинат "Наука"? Я отвечу: 2 (два) человека. Недуха и Пушкарев. А Институт большие деньги вгоняет, аренду оплачивает. А в нашем корпусе в Феофании! Нет спорта! Корт уже вторую пятилетку строят. Приходят на Репина все хилые, сморщенные – пирожок хочется предложить. Бесплатно. В общем, много недостатков. Куда только руководство смотрит?

1984

Трое в одной лодке

(и никаких собак)

Предыстория

Нельзя сказать, чтобы я был совершенным новичком в водном туризме. В годы моей славной учебы в городе Алма-Ата я два раза плавал на плоту по местной реке Или под руководством Малика Шманова. Оба похода произвели на меня неизгладимое впечатление. Река из Китая протекает по каменистой пустыне и впадает в озеро Балхаш. Левый, низкий берег реки покрыт густым кустарником, совершенно не дающим тени (узкие серебристые листочки в жаркий день поворачиваются ребром к солнцу), так называемые тугаи. Практически полное отсутствие людей. Изредка мы натыкались на одичавших егерей (места там заповедные) и совсем редко можно было видеть человека со стороны пустыни, присевшего над какой-нибудь удочкой. Сами тугаи были буквально нафаршированы дичью. Стаи откормленных уток, фазанов равнодушно наблюдали за движением нашего плота и только метров за 10 нехотя поднимались в воздух, чтобы опуститься ниже по течению. Академик Спирин, говорят, очень любил охотиться в этих местах. Река чрезвычайно богата рыбой. Во втором заплыве мы взяли в команду рыбака-полупрофессионала Славу, и каждый день были с рыбой (как-то ночью Слава поймал даже средней величины сома). Попутно мы по ночам потрошили сети, расставленные егерями, а днем грабили их бахчи, загружая плот бледно-розовыми на срезе арбузами до его полузатопления. Были и минусы. Как бы ни прятался от солнца, в первые же часы путешествия обгораешь, как свинья под паяльной лампой, на руках к концу первого же дня кровавые мозоли от весел (грести приходится всем и постоянно), а наутро такая «крепотура», что встать с “постели” без посторонней помощи не представляется возможным. Днем на плоту все плавится от жары (легкий тентик может укрыть лишь полтора человека), полный чайник с зеленым чаем без сахара потребляется в первый же час путешествия (вот когда я оценил чудодейственный эффект зеленого чая!), а свободное от гребли население просто плывет в реке рядом с плотом.

Действие

Поэтому, когда Юра Саутин пригласил меня прогуляться по Десне на байдарке, я внутренне был готов к тяготам и лишениям водного похода. Юра меня успокоил, объяснив, что особого героизма плавание на байдарке не требует, а главная трудность состоит в доставке «судна» на берег реки. С собой я решил взять Сережу (12 лет), который уже научился прилично плавать и мог помогать в гребле. Готовились солидно. Тщательно составляли список провизии, затем заехали на оптовый базар и закупили согласно списка 2 мешка продуктов. Для Сережи набрали чипсов и сока, себе – пива Red Bull, вина Chambustin, просто вина и бутылку закарпатского коньяку. Еще, помнится, я, глядя на все это продуктовое великолепие, предлагал взять в качестве дополнительного обозного плавсредства мою резиновую лодку.

Леша Солдаткин вывез нас на автовокзал на своем “Пассате” и уже через 4 часа нас сгрузили на мосту через Десну, километрах в 15 от Чернигова. Самым тяжелым моментом всякого путешествия, объяснил нам многоопытный Юра, назидательно подняв при этом указательный палец вверх, является процесс переноса багажа от автобуса до речки. Байдарка в разобранном виде представляет собой 2 тяжелых мешка, весом килограмм по 40. Плюс наши “скромные” припасы и одежда. Из транспортных средств у Юры имелась небольшая тележка, любовно прозванная народом “кравчучкой”, в честь нашего первого президента. Кое-как мы спустились с моста, оставили Сережу возле вещей, а сами пошли на поиск самого короткого и удобного подхода к реке. Юра, видимо, решив существенно сократить водную часть маршрута, забежал километра 2 вниз по течению, я отправился под мост. Мой вариант оказался предпочтительнее, особенно с учетом намечающегося дождя, и вскоре мы расположились в сухом месте под передними опорами моста.

Вторым по сложности моментом, сказал Юра, есть сбор самой лодки из массы мелких элементов – металлических палочек, скобочек и крючочков. Иногда, по его словам, на это уходит 2 дня – лодка собирается и разбирается 2–3 раза. Поэтому мы решили вначале подкрепиться, чтобы подойти к ответственному моменту с новыми силами. После солидной порции высокоалкогольного (9.8% спирта) пива, задача, стоящая перед нами, показалась просто никчемной и, действительно, лодка была собрана минут за 40, практически с первой же попытки. Вот что может сделать животворящий алкоголь в нужной пропорции!

Затем мы погрузились в байдарку и отчалили. Я, как обладающий хорошим зрением, был назначен впередсмотрящим, Юра сел на корме, а Сережу посадили посредине. Необходимо отметить, что наибольшее удовольствие в байдарочном походе доставляют первые минуты гребли. Ну, а если вы сели в байдарку первый раз в жизни, эти ощущения приобретают особую остроту. Легкость движения лодки и ее маневренность очень контрастируют с неповоротливой махиной плота. Плыли мы, к сожалению, недолго. Как только мост скрылся за поворотом, Юра начал присматривать место для ночевки. На карте был обозначен остров, оказавшийся в действительности полуостровом, узким перешейком соединявшийся с “материком”. Вообще карта не очень соответствовала местности. Там, где был указан остров – оказывался полуостров, заливы превратились в озера, озера – в болота… Вскоре искомый “остров” был найден, и мы, не успев, как следует, насладиться греблей, высадились на берег. Я предлагал разместиться прямо на песочке, возле реки, чтобы спать под шум волны, но осторожный Юра посчитал это неразумным. Разместились на высоком берегу, хотя для этого пришлось проделать значительную работу по перетаскиванию транспортного средства, провианта и амуниции. Разложили палатку, я занялся любимым делом (шашлык), Юра ушел за дровами, а Сережа довольно успешно ловил рыбу, и хотя ее размеры меня нисколько не удовлетворяли (“…маленькую рыбу отпускали, а большую складывали в майонезную баночку…”), но пару рыбок вполне можно было испечь на костре. Вскоре ужин был готов. Стол красиво накрыли, достали бутылку Шамбустена, зелень, острый соус “Чили” к шашлыку. Я вынул видеокамеру и запечатлел лагерь и окрестности. Юра, увидев направленное на него очко камеры, заблекотал что-то по-французски, периодически указывая рукой на стол. Я, изучавший французский язык в основном по винным и коньячным этикеткам, из всей речи разобрал только “вин де табль”. Ужин прошел весело, а затем на нас обрушился ливень. Мы еле успели попрятать вещи в палатку. Позже мы с Сережей запекали рыбу над костром (Юра к рыбам относится с отвращением), а вечером посидели на бережке, смакуя коньяк-кофе и любуясь затихшей рекой.