Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

– Лариса, Лора, ну почему ты не послушала меня? – голос Депова, вопреки его настрою стал вдруг мягким и дрожащим. Ну не может он резко обходиться с этой женщиной, сводящей его с ума!

Лариса открыла было рот, чтобы задать обычный дурацкий маскировочный вопрос, но Саша не дал ей говорить.

– Да, речь идёт о твоих последних публикациях в «Вечернем обозрении».

– Что в них не так? – Лариса всё ещё делала вид, что недоумевает по поводу его вопросов.

– С журналистской, газетной точки зрения – всё, наверное, выполнено логично и правильно Мне, как читателю, было интересно познакомиться с такими материалами. В нашем городе подобный классный контент встречается нечасто. Тут я перед тобой, Лора, снимаю шляпу!

Было заметно, что Саша произнёс эти фразы искренне, и у Ларисы несколько отлегло от сердца. Похвала столь образованного человека, как Александр Депов, дорогого стоит.

– Так что же?

Депов, не дождавшись приглашения, снял своё элегантное кашемировое пальто и расположился на том же единственном стуле, где недавно восседал мерзкий Ниткин:

– Лора, давай не будем играть в непонятки и поговорим по существу. Хорошо?

Она молча склонила голову; этот жест мог означать и согласие, и выжидание.

– Ты ведь прекрасно понимаешь, что я обязан доводить до сведения моего клиента – а Кротов, согласно официальному соглашению, мой клиент, тебе это известно, – все появляющиеся в городе документы, которые его касаются. Выступления СМИ в том числе. Думаю, ты не сомневаешься в его реакции на два твоих последних материала. Особенно на это, «В логове», которое определённым образом затрагивает его репутацию. Я пока ещё не успел отвезти в СИЗО газеты, но точно знаю, какое они возымеют действие.

Так наверное, он выступает на судебных заседаниях, – подумала Лариса. Ей понравилось: выходило солидно. Депов остановился, переводя дыхание, потом продолжил:

– Но дело не только в Кротове. Мне лично твои статьи тоже совсем не на руку. Если суд обратит внимание на такую публикацию, моя работа несколько осложнится.

– Так вы о себе печётесь, Александр Павлович? – прорезалась привычная язвительность Лебедевой. – А нельзя ли полюбопытствовать, в чём выразятся эти осложнения? Клиента вашего назовут тем, кем он и является? То есть подлым холодным убийцей, а не голову потерявшим несчастным человеком?

– Ты, как обычно, хотя и грубовата, но права, – Депов даже слегка улыбнулся. – Но у меня в отношении дела Кротова есть вполне конкретная задача, к выполнению которой и стремлюсь.

Лариса опять хмыкнула:

– Да понимаю я, понимаю! Давно поняла. Одного только в толк не возьму: как такой человек, как ты – интеллигентный, уважающий свою профессию и, смею думать, честный – как оказался в такой грязи? Мне трудно поверить, что ты, имеющий право выбирать себе клиентуру, стал мараться о Крота по собственному горячему желанию!

В комнатке, куда уже заглядывало предвечернее солнце, разогнавшее утреннюю хмарь, повисла тишина. Депов встал, сделал несколько шагов в узеньком пространстве, снова сел и опять в упор посмотрел в тигриные глаза:

– Не хотел, но придётся кое-что тебе рассказать.

Лариса подобралась.

– Это не мой выбор. Взяться за данное дело меня ОЧЕНЬ попросили через отца. Так попросили, что папа два дня уговаривал не брыкаться и не отказываться. А надобно знать, как он умеет уговаривать! Ты думаешь, я не в курсе, что за клиент этот двойной душегуб? Отнюдь! Хуже того: мне известно гораздо больше, чем требуется для чисто профессиональной работы. Я навёл максимум справок, прежде чем согласился. Нет, правильнее сказать – прежде, чем понял, что у меня нет иного выбора. В Кротове почему-то заинтересованы самые что ни на есть высокие городские шишки. Да и не только городские.

– Тебе ПРИКАЗАЛИ?

– Если хочешь, да. Мне прямо продиктовали, каким должен быть результат моей защиты.

– И каким же?

– Крот во что бы то ни стало должен выйти на свободу, и как можно скорее.

Саша замолчал и отвернулся, Лариса опустила голову. Неужели в наше время, когда начальственное телефонное право осталось в советском прошлом, кто-то всё же может отдавать подобные приказы, а кто-то – не сметь их не исполнять?

А чего, собственно, она удивляется? С ней-то самой разве не так же поступили? Разве не ей, опытному, самостоятельному и известному в городе газетчику, тот же Триш беззастенчиво ПРИКАЗАЛ снять с номера рассказ о Кроте? Не перед её ли носом этот партийный последыш многозначительно тыкал пальцем в потолок, как в небеса обетованные? Права, сто раз права прагматичная Аллочка: все мы в этой лодке продажный товарец. Только одним цена – чистоган, а другим – самодурная воля сильных мира сего.

Погано дело!..

Депов всё ещё молчал, будто что-то обдумывая. Лариса спросила без своей привычной поддевки:

– А почему именно ты? Ты самый покладистый? Или считается, что готов уцепиться за любую работёнку, лишь бы денежки платили? Скажи: ты – почему?

– Потому что ИМ нужен гарантированный определённый результат. Посчитали, что Деповы-то уж обязательно придумают, как это дело повернуть в нужное русло. Понятно, что в этот возок запрягали не меня одного, а всю нашу семью…

– И вы придумали – лучше не бывает… А если судья поведет себя не так, как планируется? Или прокурор?

– Ну, беспокоиться о судье – не наша головная боль. Ему, наверное, самому первому объяснили, как и что должно быть в приговоре. Прости за цинизм, но каждый ведь желает быть богатым и живым, а не бедным и мёртвым… Да и прокуратура вряд ли станет вставлять палки в колёса, хотя закрыть Крота для них очень престижно. Будут взвешивать все интересы.

– Саша, получается, что и для самого распоследнего бандюги и убийцы можно всё устроить так, что он скоренько окажется на свободе и в шоколаде? Так, скажи?

Депову не хотелось отвечать на прямо поставленный вопрос. Он опустил голову и тихо проговорил:

– Ты и сама всё понимаешь… Идти против такого ветра всё равно, что воевать с ветряными мельницами. Дай Бог живу остаться.

Опять навалилось тяжёлое молчани. Ларисе казалось, что эта пауза никогда не кончится. Но Саша всё же подал голос – тихий и расстроенный:

– Теперь то ты поняла, почему я с первой минуты нашего знакомства советовал не приближаться к этому делу? Тут всё очень непросто, есть опасность перейти дорогу кому-нибудь из сильных. Да что там! Не дай Бог попасть во враги к самому Валере Кротову. А ты сделала как раз то, от чего я так старался тебя оградить. Лора, девочка моя, ты попала на мушку Кроту, и мне потребуются большие усилия, чтобы отвести от тебя удар.

Вот почему не было у неё радости от этой публикации! Женское и журналистское чутьё не подвело: она уловила присутствие западни, в которую сама себя загнала.

Но слушаться Депова – значит, отказаться от своего видения событий, от тех принципов, следовать которым в своей работе она считает и всегда считала обязанностью.

Какого же берега ты должна держаться, корреспондент Лебедева?

Трудный день близился к концу, пора было собираться домой. Депов, помогая ей надеть курточку, вдруг сзади порывисто обнял её, зарылся лицом в пушистые волосы и словно в ответ на царапающие мысли прошептал:

– Лорик, дорогая моя, придумаем что-нибудь! Я обещаю!

Глава 12

Вот и наступил долгожданный день весеннего равноденствия. Выдался он солнечным и тёплым, и по Ларисиным меркам, удачным. Из-за отсутствия начальства и после вышедшей наконец-то публикации о Кроте ей вообще работалось как-то особенно легко. Даже легко напросилась в гости к Лёхе Вершкову

Огромные лужи затопили город, и Лариса в высоких броднях долго с детским удовольствием пробиралась к прокуратуре, преодолевая моря полой воды. Щеки слегка пощипывало от жгучих поцелуев мартовских лучиков, птицы пели и трещали в голых ещё кустах. На улице было так хорошо, что совсем не хотелось думать об уголовных делах, обвинительных заключениях, приговорах судов. Но прокурор ждал, и отставить его было невозможно даже ради чудных весенних впечатлений.

За чаем с неизменными пряниками Лёха язвительно поведал, что Горланов долго стенал в коридорах прокуратуры из-за непослушания некоторых СМИ, в частности – «Обоза».

– Теперь он вас, Лара Петровна, на свои прессухи не пустит. Вы теперь у него элемент неблагонадёжный – скалил крупные белые зубы грибообразный Вершков. – И как без такой потери жить-то станете?

– Да, вся наша жизнь в Ванечке одном и заключается, – весело поддакивала Лариса. Она не любила бестолковые посиделки у Горланова, и при любом удобном случае старалась от них отлынить. – Что делать! Будем очень скучать! Надеюсь, хоть вы-то, Алексей Васильевич, от нас, бедных, не отвернётесь?

Вершков, выпотрошив до дна кулёк с шоколадными пряничками, пребывал в благодушном настроении. На него, видимо, тоже расслабляюще действовала мартовская теплынь. В подтверждение своей неизменной дружбы с газетчицей Лёха сделал барский жест:

– Тебя заказные убийства интересуют?

При этих словах Лариса непроизвольно сделала стойку. Знает старый следак, чему особенно рады журналисты!

– Так вот… Тут у нас вышло одно форменное заказное убийство… Похоже, первое в Зауралье… Полностью раскрыто…

Лариса напряглась ещё сильнее: в прокуренном воздухе Вершковского кабинета запахло жареным.

Лёха ещё раз внимательно обследовал кулёк: вдруг на дне всё же завалялся пряник, так помогающий беседам с Ларисой? Пряника не нашлось, вместо него из глубин дамской сумочки явилась на стол плитка шоколада. Вздохнув и в один присест оприходовав заграничный молочный Альпенголд, прокурор перешёл к сути дела:

– Одну, понимаешь, гражданку, которую сильно и регулярно лупил муж, совсем достал этот горький пьяница. Им бы разменять недвижимость и разъехаться, да как бы не так. Никудышную хибару на два отдельных угла не разделишь.

Вершков потянулся за сигаретой, умоляюще взглянув на гостью. Лариса согласно кивнула: делай что хочешь, только не прерывайся.

– Да-а… Так вот… Думала баба, думала, да ничего умнее не придумала, как прикончить своего благоверного. Сковородкой по башке – толку мало, больно тот могуч. Остаётся что? Правильно: стрелять. Скопила жёнушка денег, да и наняла киллера.

– Боже правый! Да где она киллера-то в нашем болоте отыскала? – подала голос Лариса.

– Не вопрос, Лара Петровна. Человека ведь если припрёт, так ему и киллер в болоте отыщется. Нашей простофиле и подвернулся один такой дурень. Грузчик с рынка, где она торговала. Доложу я вам – совсем малахольной товарищ с ржавым стволом. Говорит, нашёл. Спер, наверное, у какого-нибудь пьяненького. Да и не совсем ствол это, а кое-как переделанная из газового пистолета пукалка.

– Так как же он с таким-то арсеналом на убийство решился?

– А денег молодцу захотелось, которых в грузчиках-то вовек не заработать! Э-э, когда денежки перед глазами маячат, человек на любой подвиг соблазнится. Особенно с понятиями грузчика. Паршивый этот пистолет не был заряжен. Киллер возьми да и сунь в него первый подошедший патрон. Дома игрушка, вроде, выстрелила. Купил ещё пару патронов. Правда, пристрелять оружие не додумался, но решил, что теперь может хоть на бизонов идти!

Лёха докурил цигарку, и, прежде чем вернуться к повествованию, прошёлся для разминки по кабинету.

– Вот дождались они дождливого вечера. Дурбени, а всё же сообразили, что дождик их следы смоет! И пришёл этот грёбаный киллер стрелять в заказанного дядьку, а для верности прихватил помощника с ножичком.

– Ножичек-то тут зачем? – удивлённо встряла Лариса.

– И следователи то же самое спрашивали: мол, почему ножичек, а не топорик или кувалдочка? А чёрт его знает – так подозреваемые прямо и ответили.

В общем, как только зверюга-муж появился в родном дворе, грузчик выскочил со своим пистолетом ему наперерез и почти в упор пальнул. И попал, понимаешь, попал!

А дальше началось…

Лёха опять было покосился на пачку «Примы», призывно валяющуюся на столе, но под молящим взглядом Лебедевой только промерил шагами расстояние от стола до двери и обратно.

– Патрон-то в пукалке был неродной? Неродной…Вот и полетела пуля куда-то вкось, и не убил, а только ранил того бугая. Муженёк взвыл и бросился огородом наутёк. Киллер, дурак конченный, за ним. Пистолетом машет, как бы собирается добить. А пистолет-то вдруг возьми и перестань стрелять… Пук-пук, и ни с места.

Ну, улепётывающая жертва это дело быстро усекла. Развернулся муженёк и накостылял обидчику по первое число, так что тот едва сам копыта не отбросил. Заказчице ничего не оставалось, как вызвать скорую и милицию, а потом чистосердечно покаяться в своём грехе.

– А помощник с ножичком?

– А тому что! Как увидел, что у спектакля совсем не тот финал, так ножик рядом с домом бросил и уехал с места преступления рейсовым автобусом.

Как говорится, и смех, и грех. А всё же убийство, пусть и не состоявшееся. И было оно признано заказным. На муже, как на собаке, всё заросло через пару недель, остался он, молодой-холостой, один в злополучной хибаре. Остальные получили приличные срока. А наш брат прокурорский – звездочки и немалые премии. Не каждый день в городе раскрываются такие дела!

Напоследок Лёха так расщедрился, что дал Ларисе копии материалов этого дела. Плотно просидев за компом вечер, она сейчас несла сдавать свою курьезную историю.

***

Всё ещё улыбаясь казусам жизни, Лебедева не сразу обратила внимание, что у редакционного подъезда блестит свежевымытый служебный лимузин Триша, вокруг которого с неизменной тряпицей расхаживает водитель Алик. Очнулась лишь, когда Алик приветливо поздоровался.

– Главный вернулся? Когда? – спросила Лариса упавшим голосом. Она надеялась, что начальство пробудет в тёплых краях подольше.

– Сегодня спозаранку и прибыл. И сразу же в мэрию поскакал. Возвращался темнее тучи. Всю дорогу ворчал, что вот ужо он ей покажет! Не вам ли, Лариса Петровна?

– Ох, Алик, хотя бы ты не наступал на больную мозоль! – как можно беспечнее ответила Лариса. Она дружила с водителями, и они нередко выручали её, когда нужна была оперативность.

На чугунных ногах дотянула до своей конурки, потом машинально перекинула вчерашнюю «заказуху» в секретариат. Надо бы разузнать у Лизетты, какие нынче ветры веют над «Обозом».

– Ты бы Лебедева, сегодня особо не шлялась по редакции, а шла к себе и тихонечко сидела. А ещё лучше – придумала бы какую-нибудь встречу и вовсе отсюда убралась, – голос Лизетты был по обыкновению сварливый, но Лариса уловила в нём сочувственные нотки. Уж если Вешкина… Дело, значит, дрянь.

Как назло, именно сегодня податься ей было совершенно некуда. То есть, конечно, было, но везде свидания откладывались. А открытия новых садиков или школ, этих палочек-выручалочек для журналистов, в их городе давно не случалось.

Пришлось ей плотнее прижаться к казённому стулу и заняться самым нелюбимым делом – малозначительными короткими информациями.

Начла с милицейских сводок.

…Молодуха 82 годков прикончила 90-летнего бойфренда. Зачем, глупая? Скоро и сам бы помер…

…Придурок третий раз подряд украл один и тот же холодильник. Чего вор этот так долбится? Очень уж хорошая техника? Или, может, под обшивкой клад? Один-то раз за этот холодильник уже стоял перед судом…

…Тут медицинский беспредел. Бабушку отправляют из больницы на рентген – почему-то на платный. Стоит это удовольствие добрую половину бабушкиной пятисотрублёвой пенсии. И всем плевать, что у пациентки обязательная бесплатная медицинская страховка вполне действительна…

Лариса углубилась в информационную рутину, которой густо напичкано любое печатное издание. Работа временно отставила на второй план мысли о встрече с главным. Но ненадолго: заговорщический голосок Ниночки велел как можно быстрее прибыть на ковёр.

Пойдём на очередную голгофу!

Борис Ильич, который обычно встречал сотрудников, уткнувшись в окно, на этот раз грозно сидел с опущенным забралом за своим необъятным столом. Сравнение со средневековыми доспехами было точным: лицо у Триша напоминало непроницаемую металлическую маску – бронзовую. Ларисе доводилось видеть начальника в минуты раздражения, недовольства и даже гнева. Наверное, чаще, чем радостным или и благодушным. Но с выражением застывшей ненависти она столкнулась, пожалуй, впервые. Казалось, был слышен скрежет зубов, с которым не мог совладать глядящий на неё человек.

Она сделать вид, что не относит к себе его недвусмысленную гримасу. Молча пройдя через весь кабинет и присев за приставной столик, спокойно спросила:

– Вы хотели меня видеть?

Триш, и на самом деле еле сдерживающий бурю, клокотавшую в его оскорблённой душе, буркнул:

– Глаза бы мои тебя не видели, да приходится…

Лариса вопросительно склонила набок голову, медь волос потекла на грудь, подчёркивая смуглые скулы и жёлтую прозрачность монгольско-персидских глаз.

У-у, тигра! – презрительно глянул на эту красоту Триш.

Так сидели они секунд тридцать; каждый думал, как правильнее выстроить диалог. Наконец, редактор начал:

– Ты, Лебедева, так-таки и не догадываешься, о чем мы сейчас будем с тобой говорить?

Лариса полувопросительно качнула головой, как бы спрашивая: смотря что имеется ввиду? Чудесные локоны пришли в эротичное колыхание.

– Да о твоём треклятом Кроте!!! – главред почти кричал. – Скажи-ка мне, кто надоумил Сокольского в моё отсутствие поставить в номер запрещённый к печати материал?

– Наверное, тот, кто поручил ему в ваше отсутствие самостоятельно принимать решения по газете, – умильно по форме, но вызывающе по содержанию сказала Лариса. Слова «в ваше отсутствие» были интонационно подчёркнуты. От такого её ответа, смахивающего на издёвку, Триш взвился и заголосил тоном на октаву выше обычного. Он вспомнил и поломанную приятную командировку (Сдёрнули на три дня раньше положенного! Мог бы ещё от вас отдыхать да отдыхать!), и наезд в мэрии (Таких вензелей в одно место навтыкали, что до сих пор очухаться не могу!).

– А ты не прикидывайся, будто не петришь, что к чему!!! Всё из-за твоего упрямства и Андрюхиной глупости!

Лариса сидела тихо, подперев рукой щёку и глядя на начальника так, будто в семнадцатый раз смотрела в театре один и тот же спектакль. В её позе читалось: не может человек без сцен, не ощущает без них своего руководящего эго? Пусть орёт, пусть хотя бы таким макаром утверждается в роли крутого руководителя. Послушаем, подождём…

Немного спустив пары, Триш примолк. Он понимал, что Лебедева права: Сокольский имел все основания поступать с любым материалом так, как находил нужным.

– Так будешь объясняться, или как? – спросил, особо не надеясь на задушевную беседу.

Лариса подтянулась и собралась с духом. Как ни претило ей подобное общение, она решила откровенно высказать свою точку зрения. Вдруг Триш всё же услышит её? Да, он не газетчик, а всё тот же партийный функционер, адепт давно рухнувшей идеологии, без острого чутья и твёрдых принципов, сидящий не на своём месте. Да, лизоблюд и перестраховщик. Но всё же не настолько, чтобы совсем уж не понимать сути современной журналистики. А если понимает, то должен, даже обязан принять этот их с Сокольским, да и с Вешкиной, ход. Пусть отдышится, злость схлынет, и тогда на холодную голову «наш Ильич», может, и уразумеет то, что она сейчас скажет.

– Если вы собираетесь и дальше орать и перебивать меня, то мне лучше и не начинать. Просто пойти и написать заявление об уходе. Но если наберётесь терпения и уважения…

– Хорошо, Лариса Петровна, излагай, обещаю потерпеть. Хотя сейчас мне сделать это нелегко. – Тон холодный и уже не вздорный. Проорался.

Лариса тихо, но решительно начала монолог, который обдумывала с тех самых пор, как узнала о сообщении Ниткина, посланном шефу в Эмираты:

– Сначала о том, что случилось в ваше отсутствие. Прошел суд над Валерием Кротовым, его закрыли в СИЗО до разбирательства по существу. Официальная версия и защиты, и обвинения – Крот пришил двух парней в состоянии аффекта. И в бочки затолкал, и в поле вывез, тоже будучи не в себе. По своим каналам я выяснила, что у следствия есть такие документики, по которым его могут не осудить даже и по 107 статье, а вообще выпустить за отсутствием умысла и состава преступления. Двух же убитых парней, которым он хороших денег должен, окрестили на всех углах рэкитирами, якобы злоумышлявшими на то, чтобы своего должника прикончить.

Как видите, всё с ног на голову.

По этим пока ещё версиям я, как и было вами же велено, на основании сугубо официального прокурорского релиза и заявления защиты Кротова сделала лишь расширенную информацию.

Но вам хорошо известно, что я, представитель нашей набирающей очки газеты, погружена в эту тему гораздо глубже. А потому убедила Андрея Романовича, что в интересах газеты будет круто и тактически верно, если вдогонку пойдёт материал Елены Кротовой. Идеально – чтобы без купюр. Впрочем, Сокольский, помня о вашем запрете на эту публикацию (тут Лариса выразительно глянула прямо под опущенное редакторское забрало), крепко перекроил её и сделал анонимной. С этической и юридической точек зрения подкопаться к такому раскладу сложно.

От нахлынувшего вдруг волнения в горле у Ларисы пересохло, и голос охрип. Она, не спрашивая разрешения Триша, встала, налила стакан воды из стоявшего на окне графина, и неторопливо сделала большой глоток. Тот и возразить не успел против нахально хозяйского жеста Лебедевой.

– А теперь вопрос из зала: в чем я или ваш заместитель погрешили?

Хотя вопрос был конкретным, в кабинете повисла пауза недоумения. Триш ничего пояснять не собирался.

– Ладно, я сама попробую на него ответить.

Загвоздка не в том, что мы сделали что-то некорректно, подвели или поставили под удар наше предприятие. Извините, тут просто взыграли ваши личные амбиции.

Во-первых, из-за прерванного приятного полёта по Эмиратам. По-человечески понятно: кому понравится сорванный из-за производственных накладок отдых. И я даже была бы готова извиниться по этому поводу. (При этих словах Триш многозначительно поднял указательный палец: дескать, правильно.). Но волну, как вам известно, погнала не я, не Сокольский, а ваш штатный наперсник Ниткин. Ничего бы страшного не было, если бы вы узнали о публикации по приезде. Но Натаныч решил по-своему, и вот что из его инициативы вышло (Лариса хотела добавить «Как всегда!», но воздержалась давать бесполезные оценки).

Во-вторых, в ваши редакторские планы совсем не входило игнорировать просьбу прокуратуры. Вы готовы были пожертвовать редким для нашего издания эксклюзивом ради сохранения приятного знакомства с Ванечкой Горлановым. Но, по моему убеждению, редактор обязан при любых обстоятельствах прежде всего отстаивать интересы своего печатного, а не какого иного органа. (Триш широко открыл глаза и рот, собираясь осечь этакую наглость, но не успел – Лариса продолжила свой спич). Пресс-секретари, они приходят и уходят, а авторитет газеты от смены этих личностей страдать не должен. Горланов, кстати, в самой прокуратуре особого веса-то не имеет.

Ты-то почём знаешь? – опять собрался было не поверить Триш. Но вовремя вспомнил, что Лариса помимо пресс-секретаря имеет иные крепкие связи – и не стал гнать волну.

Проглоченный вопрос от Ларисы не укрылся. Отметив, что опять удалось погасить волну начальнических возражений, она выкатила новые аргументы:

– Ну и в третьих: вам очень не понравился окрик из мэрии. Но на раздаче кто стоял? Курилов? А к нему можно отнести всё, сказанное мною о Горланове. Витас Семёнович сейчас из кожи лезет, чтобы где надо, и где не надо зарисоваться большим начальником. Он готов каждое лыко в строку вставить, в том числе и связанное с Кротом. Хотя вы, как и я, помните его ещё бестолковым борзописцем, и знаете цену его распеканиям.

Конечно, ссориться с такими людьми без особой надобности вы не станете, и это правильно. Но зачем и особо прогибаться? Ведь, с журналистской колокольни глядя, дело Крота совсем не пустое, оно хороших свеч стоит. А подкопаться к нему трудно – мы это уже постановили. И чем в таком случае этот чиновный Витас для вас страшен? Повинитесь при случае, пообещаете таких же вензелей подчинённым навставлять… Инцидент и сойдёт себе на нет. Так ведь?

В ответ на её последнюю фразу Триш озадаченно кивнул: похоже, эта тигра сегодня говорила дело.

Лариса опять прервалась для следующего смачного глотка. Надо собраться с духом, чтобы не сбиться с основной мысли:

– И, наконец, самое главное, о чём я обязана вам сказать. Не скажу сейчас – не скажу никогда. Борис Ильич, начальник наш многоуважаемый, посмотрите, в каком мире мы сегодня живём! Откройте уже глаза и удостоверьтесь, наконец, что прежней страны, в которой вам всё было понятно и с руки, страны этой нынче нет. Давненько уже нет… Судя по тому, что вижу я, вокруг идёт жёсткая борьба за выживание, за то, кому этот мир будет принадлежать завтра. Даже в нашем очень провинциальном – простите, теперь надо говорить «региональном» – городе давно всё сдвинулось с мест и пустилось в дикую круговерть. Вчерашние безобидные базарные принципы породили людоедскую рыночную экономику, где человек человеку волк, медведь, лев, на худой конец – лиса. Одним словом хищник, всегда готовый насмерть вцепиться товарищу в горло.