Распад

– Где? В общежитии? Где все про всех всё знают? Или может быть у меня дома, в присутствии Виты? Ей уже восемнадцать, она всё понимает…я хочу попросить у тебя прощения за сегодняшнее…кто мог подумать, что старый похотливец припрётся сюда…представляю, что ты пережил за это время, наверное, чувствуешь себя ужасно…

– Да уж, слышать вашу похотливую возню – удовольствие ниже среднего, особенно пыхтение этого старого борова…

– Он последнее время стал просто неудержим, словно старый сатир, он хочет секса постоянно, я просто не выдерживаю, его похоть омерзительна…

– Ага, я слышал твои довольные стоны, хочу сказать вам Елена Геннадиевна, недовольные женщины так страстно не стонут! Где ваши любимые ухищрения – головная боль? Убежавшее молоко? Неоконченный квартальный отчёт?

– Сержик, ты что – ревнуешь? Это просто глупо…я же говорила тебе, что мы с ним давно уже чужие люди, живём вместе по инерции, сила привычки…

– Я слышал вашу «инерцию», чуть не оглох от стыда!

– Сергунька, прекрати, ты выше этого, у нас есть способ более приятно провести время, нежели предъявлять взаимные претензии…мммурр!

– Удивляюсь я на вас Елена Геннадиевна, вы только что с блеском исполнили так сказать «супружеский долг», и через минуту готовы снова…сама мысль о том, чтобы …после этого чудища…меня сейчас стошнит…

– Ну, Серджиньо, я сейчас обижусь…Ленусик хочет любви…

– А может мы позовём твоего старого, и в два смычка тебя отпердолим…

– Фу, какой ты вульгарный!

– Я не могу себя заставить любить тебя после него…я…

– Дурашка, какой же ты неизобретательный, природа всё продумала за нас, давай сделаем так…

Я услышал одышливую возню, затем восторженный стон Мазепана

–Ооо, я давно просил тебя об этом, наконец – то!

Коробки угрожающе накренились – видимо «Ленусик» опёрлась на них мощными дланями, давая Мазепану насладиться своей красотой в той самой позе, которую утончённые индийцы называли по – военному кратко «упор стоя». Чтобы не обнаружить себя, мне пришлось упереться в коробки руками, и сдерживать натиск двух разгорячённых тел, несмотря на то, что Мазепан был более хрупкого телосложения, чем Бейвнос, удерживать его натиск было нелегко, через пару минут с моего лба сорвалась первая капля трудового пота, с трудом удерживая дрожащими от напряжения руками вибрирующие коробки, я с нетерпением ждал окончания экзекуции, но командир роты предпочитал растянуть удовольствие в лучших традициях тантрического секса, моя гимнастёрка намокла от пота, пот заливал глаза, я зажмурился, и всё равно чувствовал жуткое жжение в глазных яблоках, в тот момент, когда силы окончательно покинули меня, и я уже готов был опустить руки, и отдаться на растерзание ротному, он, наконец – то разрядился, сопроводив свои действия каким – то высоким горловым звуком, похожим на детский плач. Повозившись ещё немного, любовники затихли, затем Мазепан ушёл, «Ленусик» одарила меня ещё парочкой использованных салфеток, и удалилась, напевая «она всех вечно удивляла, такая уж она была». Озадаченный я вылез из груды коробок, и быстро пошёл по направлению к казарме, у самого входа меня подловил старшина – ааа, шарила ебаный, где шлялся? Почему пропустил вечернюю поверку?

– Работал на складе, товарищ старший прапорщик, так увлёкся, что не заметил наступления темноты, даже ужин пропустил!

– На…на складе…чего – то я тебя там…хгм…тьфу, ты всё это время там пробыл?

– Так точно!

– Ааа, ну ладно, иди в расположение, всё по распорядку…

Дневальный встретил меня ласково – где тебя носило, бля? Вечерняя поверка, а тебя нет!

– Меня старшина на склад отправил, ему вопросы задавай.

– Ладно, отмечаю тебя в расходе, в следующий раз предупреждай, что ты на складе.

Я доковылял до кровати, размышляя – что мне делать с новой, и очень деликатной информацией, и тут меня атаковал Мамчик – ты где был? На тумбочку хочешь, ты поверку пропустил! Сантей тебя с гавном схавает!

– Не схавает, он сам мне работу нашёл, он что, меня вспоминал?

– Нет, и вообще был очень мяконький, добродушный…

– Знаю я, чего он такой «мяконький»…

– Поделись!

– Хрен тебе, я – жлобокряк, ничем ни с кем не делюсь…

– Ну – ну, смотри не крякни, «жлобокряк».

15.

– Разрешите войти?

– Входи.

– Товарищ капитан, разрешите мне увольнение?

– Это с какой стати? По бабам хочешь пойти?

– Нет, мне бы подраться.

– Чеего? С кем подраться? С патрулём что – ли?

– Шучу, я хочу в кино пойти, в видеосалоне новый фильм…

– Ааа, боевики любишь…

– Нет, я люблю эротичные фильмы.

– Ты меня в конец запутал, драки, эротика…

– Так можно?

– Можно Машку за ляжку, у меня увольнительных нет, не могу тебя отпустить…

– А если я найду увольнительную – отпустите?

– Хрен с тобой, отпущу…

Я быстро нахожу понимание у связистов (это стоило мне обещания предоставить две бутылки общенародного наркоза), и возвращаюсь в роту. Мазепан недовольно скривившись, выписывает мне увольнение до 18 – 00, окрылённый, я отодвигаю дневального и звоню Вите – я иду в увольнение! Мы встречаемся в видеосалоне, сеанс уже начался, в темноте, я нахожу третий ряд, продираюсь сквозь ноги сидящих впритирку зрителей, вот оно – второе место слева, на экране телевизора идут титры, зал погружён во мрак, я не могу разобрать – кто сидит передо мной, на всякий случай говорю – привет, это ты? В ответ доносится невнятное бурчание – точно она, Виточка! Ну, здравствуй, радость моя!

Я нежно беру в свои руки её правое, мохнатое запястье, поглаживаю его, шепчу успокаивающие слова, Вита издаёт негромкое басовитое рычание – прямо как голодный бультерьер, я пытаюсь обнять её за плечо, но получаю чувствительный тычок локтем в солнечное сплетение – узнаю нежную лань, до середины фильма Вита издаёт звуки, которые можно считать поощрительными, затем неожиданно произносит пропитым мужским голосом

– Ну? Чё остановился пацанчик? Мне нравится, когда мне кто – то клешни чешет, псориаз – штука неприятная – счастливый обладатель псориазных клешней хрипло расхохотался. Я в ужасе отшатываюсь от соседа – вот же дурак, как я мог так ошибиться? Как? И где сидит настоящая Вита? Я начинаю тихо звать – Вита! Вита! Где ты?

– Заткнись, мать твою!

– Сам заткнись! Человек собаку потерял!

– Какую собаку?

– Где ты видел человека с таким именем – Вита? Зита и Гита блядь! Индийское кино!

– Заткнитесь все! Она его сейчас грохнет! – на экране Шэрон Стоун взяла в руки ледоруб, и …

Я выбежал из зала, чувствуя как румянец заливает лоб и щёки – ты, где был? Вита одиноко сидела у входа, покачивая перебинтованной ногой.

– Я тебя искал в зале, думал ты там…

– Я в травмпункте была, ногу подвернула…

– Заяц, а я – то не знал, что и подумать, уже стал истерить – а вдруг ты меня не любишь? Чего будем делать? Предложить тебе прогулку – ты подумаешь, что я издеваюсь…у меня идея…давай я сбегаю в гостиницу, снимем номер, полежишь, нога отдохнёт, согласна?

– А потом чего?

– Ничего, массажик тебе сделаю, если захочешь…

– Знаю я, чего ты хочешь…

– Виточка, по твоим глазам я вижу, что наши желания совпадают, ведь я прав, зайка моя?

– Удушила бы тебя, вы все одинаковые…

– У тебя был неудачный опыт? Кто этот негодяй? Ради тебя могу его найти, и больно наказать.

– Нет у меня никакого опыта…ой…

– Витусик, так мы с тобой схожи, я тоже – мальчик – колокольчик, и ни разу ни динь – динь…

– Я по твоим масляным глазам вижу, как ты «ни динь – динь», смотри, обидишь меня, будешь иметь дело с моим папой, знаешь, кто мой папа?

– Кто?

– Старший прапорщик Бейвнос!

– Да неужели! А кто это?

– Тебе лучше не знать…

– Это значит «да»?

– Это значит «нет».

– Это то самое «нет», которое «да»?

– Пошёл ты! – Вита с трудом встала, и заковыляла в сторону от меня – Витусик! Она медленно повернулась – я вечером позвоню? Обсудим «Санта – Барбару»? Витусик грациозно показала мне массивный, похожий на спелую сардельку средний палец, и продолжила свой скорбный путь. На мой вечерний звонок ответила Елена Геннадиевна, она сказала, что Вита плохо себя чувствует, и не может подойти к телефону. Хрустальная мечта о мохнатых прелестях прапорщицкой дочки с нежным звоном осыпалась на пол. На следующее утро старшина выдернул из строя меня, Мамчика, Тетерю, Филю, Пиночета, приказал нам взять рукавицы, и ждать в кузове сто тридцатого Зила. Мы погрузились, и через сорок минут приехали к одиноко стоящему в лесной глуши домику.

– Вылазь из кузова!

– По грибочки пойдём, товарищ старший прапорщик?

– Угу, щас за шляпу тебя схвачу, и отхреначу под корень – старшина сделал резкий выпад рукой в сторону Филиных яиц – шутник хренов! Вот ваш фронт работ – он щедро взмахнул рукой в сторону стоявшего у забора Камаза, щас натаскаетесь, грибочков ему захотелось! Филя присвистнул – ого! Полный КАМАЗ леса! Мы с Филей внизу, а вы – пряники, лезьте в кузов. Мы залезли в кузов, и стали ворочать тяжеленные брёвна, сбрасывая их вниз, где их принимали Филя с Пиночетом –Э, э, поаккуратнее, лес не казённый! – старшина подбежал к нам, кривой, как турецкий ятаган нос старшего прапорщика раскраснелся, и пламенел на фоне блёклых деревьев – вы трое, не швыряйте стволы, подавайте их нежно, как будто бабу за ляжки держите – поняли?

– Так точно!

– Да поторопитесь, я здесь весь день торчать не собираюсь!

Мы пытались таскать брёвна побыстрее, но Филя (злобно ощерясь) прошипел – слышь, бля, не надо торопиться, мы с Пиночетом не железные, не гоните там.

– Но старшина…

– Мне пакорабану твой старшина, он ходит ебалом торгует, а мы тут карячимся, медленнее!

Время близилось к обеденному, а количество леса в кузове как будто бы не уменьшилось, заметив это, Бейвнос начал нервничать, дёргать плечом, и ожесточённо сплёвывать – вы долго ещё сопли жевать будете? Кхрр – тьфу, как дрочить по туалетам, так вы – скорострельщики, а здесь елозите как старые пердуны, навалитесь! Быстрее!

Я стоял у самого борта, Мамчик и Тетеря стояли позади меня, ближе к кабине, выталкивая из кузова очередное бревно, я увидел, что оно летит прямо в голову Филе, который в это время хмуро смотрел себе под ноги, дальше всё было как в замедленной съёмке: Филя поднял голову в тот момент, когда бревно было в сантиметрах от его носа, его лицо начало искажаться от страха, затем глухой звук удара, и тело Фили падает, придавленное огромной тяжестью. В наступившей тишине я услышал негромкий, замедленный смешок – хе – хехе – хе – монотонный, тягучий, механический, он исходил из – за моей спины, судя по голосу – это был Мамчик. Пиночет бросился к телу Фили, с трудом оттаскивая бревно – помогите мне! Кто – нибудь! Быстрее!

Никто из нас не сдвинулся с места, Мамчик хохотал во весь голос, его сворачивало пополам от смеха, Пиночет неожиданно ловко (для его большого веса) запрыгнул на борт, сунул Мамчику в морду здоровенным кулачищем, и спрыгнул вниз, старшина подбежал, и помог ему оттащить бревно – дышит! Срочно в санчасть! Тело Фили забросили в кузов ЗИЛа, волитель гнал изо всех сил, на подъезде к КПП он начал отчаянно сигналить, призывая кппшников открыть ворота, несмотря на громкий звук, из КПП никто не вышел, Пиночет спрыгнул на землю, и сам открыл ворота, только в этот момент появился расслабленный как большая киса сержант, шапка была сдвинута на затылок, открывая взору богатый чуб, ремень держался на бёдрах каким – то чудом – настолько он был ослаблен, сапоги в гармошку, в углу рта дымилась сигарета, не вынимая её, он с растяжкой заговорил – чё за беспредел? А? Вы чё творите? Кто разреш…Пиночет ударом в грудь опрокинул сибаритствующего коменданта, шапка покатилась по земле, сержант упал навзничь, хватая воздух ртом, Пиночет запрыгнул на подножку у кабины водителя – гони! В приёмном покое госпиталя было тихо и безлюдно, пахло хлоркой, пустые каталки сиротливо жались к стенам.

– Эээй, тут есть кто – нибудь? Люди? Медицина? Ауу!

Ответом была давящая, гнетущая тишина.

– Бля, да чего здесь творится, где люди?

– У них обед, сейчас никого нет.

– Что? Что ты сказал – он вызверился в мою сторону.

– Я говорю, что у них сейчас обед, я недавно тут лежал, в обеденное время никого не найти.

– Ну, суки, если с Филей чего случится, я вас троих угандошу, вам не жить пидорасы!

В коридоре что – то загрохотало, неторопливой походкой из – за угла вышла старенькая медсестра, она неспешно шаркала по направлению к нам. Пиночет подбежал к ней – помогите! Он умирает! Сделайте что – нибудь! Бабка неторопливо подошла к лежащему на скамье Филе, потрогала шею – дак он уже преставился, чего вы от меня хотите, отцы родные?

– Что?

– Плохо слышишь, милок? Я говорю, друг твой – отдал Богу душу, умер уже – она ласково улыбнулась Пиночету – всё, отмучалси!

– Старая дура, врача позови! Не понимаешь ни хера, «отмучалси» – он ещё дышит!

– Эт ты зря сынок, я тут почитай лет писят работаю, в таких вещах разбираюсь, умер он.

– Где врач?

– Дома, обедает.

– Что вообще никого нет, что ли?

– Сестрички есть, может, кто из заведующих отделением есть…

– Где они?

– На втором этаже…

Пиночет побежал по коридору, гулко грохая сапогами, мы ошарашенно молчали, через несколько минут Пиночет вернулся, рыдая – госпиталь блядь, бараны хуевы, вам овец лечить, а не людей! Никто ни хера делать не хочет…

Он всхлипнул и бросился к Филе – вставай тряпка! Вставай сопляк! Пиночет схватил Филю за гимнастёрку и начал трясти – давай, падла такая! Живи! Жуткая, деформированная голова Фили болталась как тряпичная, неожиданно он издал какой – то звук, похожий на икоту, испуганный Пиночет отпустил руки, тело рухнуло на скамью, а с неё на пол, голова ударилась об пол с глухим, деревянным звуком.

– Он жив! Он икнул! Сестра! Сюда! Он ещё живой!

Старшина мягко обхватил Пиночета за шею правой рукой – оставь, его больше нет.

– Как нет? Он только что икал! Он…

– Такое бывает, дёргаются руки, ноги – сокращаются мышцы, выходят газы, его уже не вернуть…

– Как я его матери расскажу…а Ольга, его девчонка,…что с ними делать, а?

– Командование им сообщит, ты здесь не причём.

16.

– Алло?

– Осип, это Гидросеменко.

– Здравия желаю, товарищ полковник!

– Здравствуй, слушай, там, в роте охраны опять какое – то ЧП, надо разобраться.

– Есть, будет сделано.

– Ты только это…поаккуратнее там, там такое дело, прапорщик повёз солдат разгружать машину с лесом, и один из них погиб.

– Чего тут непонятного? Всё ясно.

– Проблема в том, что лес этот, Кондрашов себе купил…

– Это который…генерал – майор…командир корпуса?

– Так точно. А вот теперь, прикинь хуй к носу – в газетах статьи о том, что солдаты строят дачи генералам, а у нас боец погибает, разгружая генеральский лес, нам огласка такая нужна?

– Никак нет.

– Вот и разберись, надо всё сделать тихонечко, и без скандала, тело отправим в закрытом гробу, «геройски погиб, выполняя воинский долг во время учений…» – ну, ты понимаешь? Не мне тебя учить.

– Всё понял, сделаю.

– Бывай, о выполнении доложишь.

Капитан Дерибас поднялся на третий этаж казармы, поморщился в ответ на истошный крик дневального – не надо мне дежурного, где солдаты, участвовавшие в разгрузке леса?

– В Ленинской комнате.

Дерибас распахнул дверь в ленинскую комнату, внутри сидело четверо: трое солдат сидели рядом друг с другом, четвёртый сидел отдельно, вернее лежал на столе, и негромко похрапывал.

– Подъём!

Спящий поднял голову, ошалело оглядев помещение налитыми кровью глазами, из его рта свисали длинные нити слюны.

– Слюни подберите, товарищ солдат. Таак, знакомые лица, рядовой Злобарь, я знал, что мы ещё увидимся, ты останься, остальные вышли отсюда, я позову, когда понадобитесь. Ну, Злобарь, как поживаешь?

– Вашими молитвами, а поскольку молитесь вы плохо, то…

– Дерзишь? Это хорошо. Ну, расскажи мне, что произошло.

– Да чего там рассказывать…разгружали лес, бревно упало на голову Филе…

– Кому?

– Рядовому …как его фамилия…Филимонову.

– Как это случилось?

– Неожиданно, подавали бревно, он о чём – то замечтался, чпок – и фарш вместо мозгов!

– Где находился в это время ты?

– В кузове, брёвна подавал.

– А Филимонов был внизу?

– Да.

– Где были остальные?

– Мамчик и Тетеря вместе со мной в кузове, Филя и Пиночет внизу.

– На тебе листок.

– Зачем?

– Пиши чистосердечное признание.

– Чего? С какой стати?

– А что? «Сотрудничество со следствием смягчает ответственность»…

– Да не в чем мне признаваться, я ничего не сделал…

– Понятно, как всегда, насчёт чистосердечного я пошутил, нарисуй мне схему, кто, где стоял в тот момент, когда это произошло.

– Да я не мастер рисовать людей…

– Людей и не надо, крестиками отметь, где ты стоял, где остальные.

Злобарь кряхтел минут пять, затем передал Дерибасу листок со схемой – вот как – то так.

– Значит, говоришь, ты не причём?

– Так точно, нехрена зевать, когда тебе такие брёвна сверху подают!

– Судя по твоим словам, ты не испытываешь жалости к Филимонову.

– Почему? Испытываю, но вины в его смерти ничьей нет, это – несчастный случай.

– Видишь, как интересно получается, мы с тобой видимся второй раз в жизни, и оба раза связаны с несчастными случаями. Странно, правда?

– Ничего странного, такое бывает.

– Действительно, бывает. Есть такая наука – статистика, слышал о ней чего – нибудь?

– Да, слышал.

– Умные люди говорят, что статистика знает всё. Знаешь, сколько человек погибло в нашей воинской части в результате несчастного случая за предыдущие пять лет?

– Сколько?

– Ни одного.

– Ну и что?

– А то, что за последние полгода, это уже второй несчастный случай со смертельным исходом, и оба раза, прямо или косвенно, замешан ты. Любопытное совпадение, правда?

– Ну и что?

– И оба раза гибнут люди одного призыва, того самого, который вас, салобонов гнобит. Интересно, да?

– Я не салобон, я – пряник!

– Простите мне мою неосведомлённость, что это значит, что ты – пряник? А почему не марципан? Ты превратился в кондитерское изделие за полгода службы? Скоро станешь барбариской, или как там у вас уродов это называется? Тебя не прессуют больше?

Злобарь поджал губы, и замолчал.

– Я не верю в совпадения Злобарь, и эта наша встреча не последняя. Ты не остановишься, правда? Знай, что в следующий раз я твои яйца на кулак намотаю, и сыграю ими в бильярд, понял? Ещё один несчастный случай, и ты не в дисбат поедешь, нет! Я позабочусь о том, чтобы тебя, хитрожопый ты наш, отправили в самую поганую зону, в такую, где старые воры проделают дыру размером с арбуз в твоей розовой попочке, там ты потеряешь все зубы, волосы, твоя смазливая рожа покроется морщинами и обвиснет как дряблая собачья мошонка, и ты будешь затыкать задницу полотенцем, чтобы матка не вываливалась, я доходчиво изъясняюсь? То, что я тебя не поймал, пока! Это не твоя заслуга, а моя недоработка, пшёл вон отсюда, позови Мамчика. Дневальный!

– Я!

– Вот этого рядового посадить в канцелярию, и чтоб он ни с кем не общался, ротному скажи, что это мой приказ! Понял?

– Есть!

Злобарь понуро ушёл в канцелярию, в ленкомнату осторожно вошёл Мамчик. Дерибас стремительно оббежал стоящий перед ним стол и протянул Мамчику правую руку – ты, тот самый Мамчик! Наслышан, наслышан, очень приятно! Ты же мурманский? Правильно? Обожаю этот город! У памятника Ждущей назначал свидания девушкам, потом гуляли с ними по мосту через Кольский залив…ах, какие были времена! Ну, впрочем, я отвлёкся…ты куришь? Что ты куришь? Фу, какая гадость, хочешь вкусную сигарету, у меня есть Бенсон энд Хеджесс? Угощайся, хорошему человеку не жалко…Ну, как тебе сигаретка? Хороша, да? Согласен? Наш с тобой разговор – простая формальность, Злобарь решил стать честным человеком, и стал сотрудничать со следствием, так что я уже всё знаю, всё! Знаю, что Филя тебя прессовал, что издевался над тобой, знаю, что ты решил отомстить, собственно мне от тебя требуется только собственноручно написанное признание, на, пиши – Я, рядовой Мамчик, чистосердечно признаюсь в…что остановился?

– Я не знаю, что вам этот стукач напел, я ни в чём признаваться не собираюсь, я ни в чём не виноват!

– Ну как же так? Это некрасиво, выклянчил у меня дефицитную сигарету, обещал рассказать всю правду, а теперь заднюю включаешь? Ох, ты змей! Ох, хитёр! Правильно про тебя Злобарь сказал, как же он выразился ммм…»сука неприятная» вот как он тебя охарактеризовал, втёрся ко мне в доверие, а теперь хамишь? Некрасиво!

– Да никуда я не втирался! Ничего я не просил!

– На листочке нарисуй мне схему, где ты стоял в тот момент, когда погиб Филимонов. Ага, значит, бревна подавал ты, ну что же, Злобарь прав – ты убил.

– Почему это я? Злобарь стоял у самого борта, он и подтолкнул бревно…

– Физика сынок, элементарная физика! Злобарь стоял у борта, он просто сопровождает бревно, как по направляющим снаряд едет, принцип действия миномёта «Катюша» знаешь? Нет? Ну, неважно, он сопровождает, а вот ускорение придаёшь ты! Следовательно – ты и убил!

– Да не убивал я его! Он сам виноват! Спит на ходу, мы брёвна подавали одно за другим, мы подали, а он прощёлкал момент подачи, вот оно ему в голову и попало!

– Ты меня совсем запутал, сначала говоришь, что Злобарь убил, затем, что это – несчастный случай, потом ещё что – нибудь придумаешь, скажешь, что это самоубийство, Филимонов схватил бревно и стукнул себя по лбу!

– Нет, нет же, это несчастный случай, да вам любой подтвердит, вон Тетерю спросите, или Пиночета!

– Кого? Пиночета? Может Франко вызвать на допрос, или Тутанхамона?

– Рядового Вафина, это у него прозвище такое, он подтвердит…

– Да? Значит, ты не виноват?

– Да! Я не причём!

– Я тебе почему – то верю, у тебя честное, открытое лицо, сейчас я тебя отпущу, но с одним условием – ты и дальше будешь честно сообщать мне обо всём, что происходит в твоей роте, договорились?

– Что? Стукача из меня сделать хотите? Да я…

– Вот же извращённые представления о жизни у тебя, а откуда по – твоему я узнал, что Филимонов тебе проходу не давал? А? От тех самых, честных парней, которые не побоялись вашей уродской морали и рассказали всю правду, смело и открыто. Скрывать правду – подло, а говорить её – честно и открыто, это почти что подвиг! Западло молчать, когда тебя бьют, и заставляют стирать носки, а вот рассказать об этом, вывести урода на чистую воду – это по – сту – пок! Ты – злой человек, Мамчик?

– Я? Нет, я добрый.

– Воот! А добро – это правда, справедливость, честность…Ну так что? Договорились? Будешь держать меня в курсе событий?

– Не могу…не буду.

– Я мог бы построить разговор по – другому, поставить тебе условие: ты стучишь мне, или я довожу дело до конца, доказать, что это ты убил – раз плюнуть, показания Злобаря с удовольствием подтвердит Тетеря, после этого уголовное дело, суд, колония, если доживешь, конечно, насколько я знаю, Филимонов и Вафин были друзьями, представляешь его реакцию, если ему станет известно, что это ты убил его друга? А я могу ему шепнуть на ушко… Даже если допустить, что ты доживёшь до колонии, ты знаешь, что там делают с такими молоденькими, свежими мальчиками? Через дыру в твоей заднице можно будет рассматривать поверхность луны, ты готов отдаться на осквернение старым, пропитым, синим уркам? Нет, тогда ты знаешь, что надо делать…

Мамчик потрясённо молчал, его маленькое личико, белобрысое личико недоношенного розовенького младенца, мучительно напряглось, он подумал, и затем сдавленно прошептал – не могу…

– Что ты там шепчешь? Молишься что ли?

– Нет, я не могу стучать, хоть убейте.

– Ты меня разочаровал, иди, очень надеюсь, что мы больше не увидимся.

Дерибас допросил Тетерю и Вафина, их показания не дали ему ничего нового.

– Товарищ полковник?

– Да, Осип, слушаю тебя.

– Как вы и предполагали – это несчастный случай, рядовой задумался о чём – то и не увидел бревно, злого умысла нет.

– Это точно?

– Если допрашивать жёстко, я мог бы получить признательные показания, но…я выполнял ваш приказ…

– Что это значит? Осип, что ты говоришь? Я просил тебя скрыть факт совершения преступления? Ты чего? Я просил тебя быть поаккуратнее, а не скрывать факт совершения преступления. Если ты установил…

– Нет – нет, я неправильно выразился товарищ полковник, налицо отсутствие преступления. Несчастный случай в чистом виде.

– Точно? Ты уверен? На все сто?

– Так точно.

– Ну, хорошо, спасибо за службу.

17.

– Алло, ёжик? Я соскучилась.

– Ааа, мои чары по – прежнему сильны! В смысле – я тоже!