Распад

– Окуджава?

– Конечно же! Вы как всегда точны! Теперь вы знаете обо мне всё, моя будущая жизнь невыносимо скучна: офис, автомобиль, ночные клубы, поездки на лыжные курорты в Швейцарию – смертная тоска,… Что мы всё обо мне, да обо мне, давайте поговорим о вас Сонечка, как вы видите своё будущее? Может быть, вам нужна моя помощь? (Я аккуратно поправил, выбившийся из причёски красавицы локон).

– Я ещё не определилась, но…мне нравится актёрская профессия, или карьера модели…так вы попали сюда по блату?

– А как же! Все москвичи в этой части – блатные. Обычный порядок таков: красноярцы служат в Москве, москвичи в Красноярске – дальше едешь, тише будешь, но…за большие деньги, папа (ударение на последний слог) устроил меня сюда, час езды от дома – сынок шаговой доступности.

– Вы …недовольны этим?

– Нет. Я хочу быть как все, преодолевать трудности, не хочу быть тепличным муфлоном! Ну вот, я опять о себе…ой, время моего увольнения подошло к концу, Сонечка запишите номер телефона…

– Зачем?

– У всех бывают моменты острой тоски, звоните, подумаем, чем я могу вам помочь, оревуар – я фамильярно чмокаю её в нежную, покрытую шелковистым пушком щёку, и выхожу, незаметно прихватив пару пачек «Кэмел».

19.

– Злобарь! Ты на складе дела закончил?

– На каком складе?

– На том, за которым я тебя закрепил! Который за бухгалтерией!

– Аааа, в этих Авгиевых конюшнях…

– Чего? Каких – каких конюшнях? Ты чего хочешь сказать, что там дерьмом пахнет?

– Да нет, это выражение такое…неважно…

– Марш на склад! Фронт работ тебе известен!

Я быстро добираюсь до склада (сделав по пути всего две остановки: пообщался с хлеборезом Аллоханом – паренёк из моего призыва, сделал карьеру, овладел престижной в армии профессией, и щедро наделил меня свежим батоном белого, да ещё заскочил в баню проведать Рейтуза – земляка старшего призыва), в общем, не прошло и двух часов, как я был на месте. Склад был закрыт, пришлось позвать Свету, вызывающе виляя попкой, она шла впереди, устроив мне форменный допрос.

– Ты откуда?

– Из – под Ленинграда.

– А точнее?

– Из Москвы.

Она громко фыркнула – мажор, наверное, здесь других москвичей нет.

– Обижаете, генацвале, папаша мой – царствие ему небесное (если помрёт, конечно) сгинул ещё в семьдесят пятом, поехал на свадьбу, захватил все наши деньги (сказал, что на подарок молодым), и всё…

– Что «всё»?

– Туда не доехал, обратно не вернулся.

– Пропал без вести?

– Типа того.

– Как это?

– Через две недели позвонил, потребовал прислать ещё денег. С тех пор, только по телефону и общаемся.

– Загулял.

– Ага.

– А вы как же?

– Да вот так, нас у матери было семеро, денег у неё не было, поэтому меня отправили к родственникам в Кабардино – Балкарию. Там я и вырос.

– Чем ты там занимался?

– Я – то? Был чабаном, козлов пас. Кстати, авторитетное издание «Спид – инфо» провело исследование, и установило, что у жителей высокогорных районов самые подвижные сперматозоиды! Так что…

– Так что «что»?

– Обращайтесь, если возникнет нужда у вас, или ваших знакомых.

– Пфуй! По – моему, ты – просто балабол, симпатичный, но без тормозов.

Она открыла дверь склада – прошу! Если что – то потребуется, обращайся!

– Светик, у жителей Кабардино – Балкарии есть необычная традиция, нарушать которую нельзя, этим можно нанести кровную обиду, вы же уважаете традиции?

– Смотря какие.

– Ровно в полдень, когда раскалённое солнце находится в зените, мужчина должен возлечь рядом с прекрасной женщиной, где бы он не находился, нет – нет, это не то, о чём вы подумали, никакой грязи, никакого распутства, они просто лежат рядом, прекрасные, полностью обнажённые, у кабардинцев считается, что этот ритуал, посвящённый старинному языческому богу Сунь – Вынь, и его помощнику по имени Подмахни, гарантирует хороший урожай…

– Вот трепло! Какой – какой бог?

– Сунь – Вынь.

– И что ты от меня хочешь?

– Я? Ничего. Так хочет великий и могучий Сунь! Тебя избрали боги для участия в этом прекрасном, старинном ритуале! Ты будешь гордиться этим, и передашь рассказ об этом своим потомкам…

– Нет.

– Это то самое «нет», которое «да»?

– Это то самое нет, которое «нет», шутка затянулась – она смеётся – захочешь чаю попить, заходи в бухгалтерию.

Нежным, скользящим движением руки я поглаживаю её по попке – прилипло что – то, какие – то нитки, некрасиво смотрится.

– Ну, ты и фрукт – она отводит мои руки, и уходит, виляя попочкой сильнее обычного.

Я пнул ногой, стоящую на моём пути коробку, и…улёгся спать – день впереди долгий, всех коробок не перетаскаешь…

– Лэонид Виктараувич, я с вами на охоту не поеду, нет, ни за што…

–Эт почему, а Станислау Станислававич? Крови боитесь?

– Ага, особенно своей.

– Эт вы о чём?

– Вы знаете о чём, вернее о ком. Вы што, не видите, в каком он состоянии? Да он нас всех перестреляет, с пьяных – то глаз! Широоокая русская душа, махнул стакан, и давай палить во все стороны! Операция «мордой в снег» панимаэшш!

– Я вас умоляю, у нас там егеря, охрана, всё буде швидко да смачно! Там же вменяемые люди…

– Кто там вменяемый? Этот, который похож на собственный труп…как его…фамилия такая белорусская …Бульбанюк…нет, Бульбулис…

– Бурбулис?

– Точно!

– Какой же он вменяемый? Да он типичный граммофончик, бубнит как по – писанному, он механическая кукла, мне кажется, что он скрипит при ходьбе, я боюсь, что он однажды присядет, а у него из задницы вывалится микросхема, он нежить в чистом виде, меня вообще от их делегации потрясывает, от них мертвечиной пахнет, главный их, папа, я его, конечно, уважаю – такую задачу решил, развалить Союз! Но ведь он не соображает ничего, им манипулируют, он так и остался коммунистом до мозга костей, все эти речи про демократию – всё это наносное, он продолжает действовать как старый аппаратчик – та же нетерпимость, диктат, упрямство, его используют как таран, как пробивную силу – сломаем стену, а затем таран на свалку, неужели он этого не понимает?

– Вы слишком драматизируете ситуацию, завтра всё решится, наши имена навсегда войдут в историю! Цезарь, Наполеон и Шушкевич!

– Спартак и Кравчук!

– Лёлик и Болек!

– Бхага – ххаа ха!

Я лежу на заснеженном склоне, продуваемом ветрами, недалеко от охотничьей резиденции, вижу в перекрестье оптического прицела моей СВДшки, обвисшую как у шарпея, скошенную набок, кислую, вечно недовольную рожу доктора физико – математических наук, одна команда, одно слово и его гнилую башку разнесёт в клочья, затем займёмся кандидатом экономических наук (субординацию надо соблюдать), пулю, заготовленную для его головы, я аккуратно надпилил – пораскиньте мозгами, товарищ кандидат! Я сжимаю цевьё до хруста в суставах – ну? Где команда? Где оно? Одно, ключевое слово, по которому, подготовленные, натренированные бойцы короткими перебежками сократят дистанцию, обезвредят охрану, положат этих вершителей судеб холёными мордами в снег, и …

– Я вообше не собирался ничего подписывать, вы знаете Леонид Маркович, я прыехал штобы обсудить вопрос поставак энергоносителей…

– Да вы што? Ни в коем случае не рассказывайте об этом никому, а то прослывёте дураком – ехал купить газку, а подписал документ о развале СССР…

– А шо такое? Я действительно об этом не думал…

– Я вам верю, верю, вот только журналисты не поймут вашей искренности…

– Да, не думал, меня этот …чёрт, как его …

– Бурбулис?

– Да! Он меня убедил, так красиво сказал, как это …»СССР прекращает своё существование как геополитическая реальность и субъект международного права», я аж заорал от восторга!

– Любите мужчин, умеющих красиво говорить, а Станислау Станислауавич?

– Шо за грязные намёки, Леонид Маркавич?

– Я понимаю, что вы делаете, готовите себе алиби на случай ареста, да? Отшень удобная позиция – я ничего не знал, подписывать ничего не собирался…

– Какого ареста? Мы на территории Беларуси находимся, КГБ подчиняется мне!

– Не заставляйте меня сомневаться в ваших умственных способностях, Станислау Станислававич!

– Альфа – 2 , это Альфа – 1, минутная готовность!

Вот оно! Я медленно выдыхаю, навожу прицел таким образом, чтобы мушка была прямо под носом у цели номер один – дед Мороз подарит вам новый нос на новогодние праздники, неуважаемый товарищ…

– Я ишо кое – што прыдумал, как только мы всё подпишем, позвоним Бушу – мол, так и так, ваше задание выполнено, СССР больше нет! Старик обрадуется!

– Спешите облобызать хозяйский башмак? Сколько в вас холуйского, «большой белый масса назвал меня любимой женой! Буш плюнул мне в лицо, он меня заметил!».

– Вы сегодня очень злы, Леонид Маркавич, вам что – драники несвежие попались вчера? Может быть, вы не выспались?

– Я сам нестоличный житель, я из провинции, но, местечковость вашего мышления даже меня поражает, иногда!

– А шо тут такого? Буш, Миттеран, Тэтчер – светила мировой политики, кто мы такие по сравнению с ними? Мне не стыдно признаться в собственном ничтожестве…

– Альфа -2, отбой! Как поняли меня? Повторяю – отбой! Отбой!

– Какой нах отбой! Ты хотел сказать – «огонь»! Ведь так? «Огонь!?».

– Отбой! Оставить позицию!

– Пошёл ты! Я стреляю! Я услышал команду «огонь!».

– Злобарь! Подъём! Сколько можно валяться?

– Не буду! Буду стрелять! Завалю!

– Из чего ты будешь стрелять? Бредишь, что ли? Проснись! Сколько коробок сегодня перенёс?

С трудом разлепляя глаза, я оглядываюсь вокруг, надо мной, в доминирующей позе возвышается Светик – ооо, какой вид отсюда! Мне нравится кружевное бельё!

– Ты мне зубы не заговаривай! Почему не работаешь? Попросить Бейвноса, чтобы прислал кого – нибудь – другого?

– А ты опытный манипулятор, торгуешь страхом Светик?

– Что? Ты ещё не проснулся что – ли? Давай, берись за работу!

– Где твоё сочувствие? Перед тобой жертва дедовщины, посмотри на синяки под моими глазами, видишь? Это результат бессонных ночей, я мог бы показать тебе синюю от побоев грудь, а если я сниму штаны, так ты вообще заплачешь,…Неужели ты такая жестокая, и хочешь, чтобы я вернулся в роту, к этим грубым животным? Я не могу в это поверить, отказываюсь, ты – не такая! Ты нежная, и удивительная…

Я переворачиваюсь на живот, и быстро ползу по – пластунски по направлению к её ногам, она стремительно отходит в сторону – ну, в общем, так, я зайду ещё раз в конце рабочего дня, если ничего не изменится, я пожалуюсь Александру Гивиевичу!

– Всё равно, ты нежная и удивительная…

20.

– Рядовой Злобарь! Зайти в канцелярию!

Стоящий на тумбочке дневальный довольно оскалился – спешишь стучать? Давай – давай, сдаём друзей как стеклотару!

– Разрешите войти?

– Заходи, вот тебе адреса, вот приглашения, обойди всех женщин из комендантского взвода, пригласи на завтра в ГДО на концерт. Вопросы есть? Вопросов нет. Выполняй.

КППшницы оказались как на подбор: старые, некрасивые и одинокие, плоскозадые тётки с плохо окрашенными волосами и порчеными зубами, некоторые из них картинно всплёскивали руками, умиляясь оказанному влиянию, некоторые предлагали зайти, попить чаю, я твёрдо отклонил все приглашения, мне было куда зайти, поэтому я спешил выйти из общежития, где проживали тётушки – комендантки. На выходе меня подловила компания местных синяков – о, военный, выручай!

– Как я вас могу выручить? Я спешу.

– Третий день квасим, водка уже не лезет, не выливать же, помоги!

– Да вы чего, мужики? Хотите, чтоб меня на губу отправили?

– Да тут всего – то пять капель, пока до части дойдёшь, всё выветрится…

– Да? Точно пять капель?

– Да ты чё – не мужик что ли?

– Ладно, только вы мне сначала скажите, где полковник Жёлудь живёт?

– А тебе зачем?

– Да меня к нему послали, а я адрес потерял.

– Ну ты лох, молодой что – ли? Душара?

– Угу.

– Проспект Скребницкого, воон тот дом, на втором этаже.

– Скребницкого?

– Ну, это мы так между собой улицу Ленина называем, вы её чистите от снега постоянно, скребёте днём и ночью, поэтому – проспект Скребницкого, на, держи стакан!

«Пять капель» оказались полноценным гранёным стаканом, огненная вода пронзила меня до самых пяток, из левого глаза выкатилась слеза – ах, хорошо!

– На, закури!

Я сделал пару затяжек, и мне поднесли второй стакан – давай, за восьмое марта!

– Ну, бля, вы чего?

– Давай – давай, догоняй!

Я выпил второй, он пошёл хуже, последние граммы встали комом в горле – ну всё (неожиданно осипшим голосом произнёс я), я пошёл, на полпути к дому Жёлудя, я почувствовал, что меня развозит, с трудом взобравшись на второй этаж, я позвонил в ту дверь, которая была обита новым дермантином (хозяин – зампотылу, у него не может быть нищенской, простой, деревянной двери) ответом была тишина, я позвонил ещё раз – а что будет, если дверь откроет сам хозяин? Об этом лучше не думать. Дверь распахнулась, на пороге стояла Софья, я пытался произнести приветственные слова, но вместо этого сделал шаг вперёд, и рухнул лицом вниз…

Прохлада…блаженство…я лежу на чём – то мягком…я вскакиваю – где я? Кровать с несколькими подушечками, розовые шторы на окнах, на стенах фотографии из женских журналов – очаровательная брюнетка с ямочками на щеках – Сандра, блондинка с томным взглядом раскосых зелёных глаз, и торчащими в стороны волосами – Си Си Кетч, чё – то странная какая – то казарма, может быть, я в каптёрке старшины отключился, и теперь могу шантажировать его знанием о его тайных увлечениях? Бейвнос – тайный фанат Сандры? Так и представляю его поющим – in the hit of the night, и игриво покачивающим бёдрами в легкомысленной плиссированной юбчонке, ффу – а почему такой поганый вкус во рту? Ё – моё, я ж нажрался, сколько сейчас времени? Где я? Я встаю с кровати, и чувствую тошноту, мои ноги за что – то цепляются, и я падаю на пол, откуда пытаюсь с уверенностью смотреть в завтрашний день. Софья Жёлудь появляется в дверях комнаты, её волосы подсвеченные лампой из коридора, образуют нимб.

– Ммм… аа, я это…

– Я всё поняла, слова не нужны, я всё прочитала по твоему лицу, ты понял, что любишь меня, но природная застенчивость не позволяла тебе признаться, и тогда, ты выпил для храбрости, и пришёл ко мне, принёс свою любовь, для того чтобы…

Что она несёт? Что за пафосный бред? Что она могла прочитать по моей пьяной морде? Что я жутко хотел женщину, но сама мысль о том, чтобы пойти к Вите вызывала у меня тошноту?

– Я права?

Я пьяно икаю – иик, да…да…всё так…

– Понимаешь, я слишком мало тебя знаю для того, чтобы ответить взаимностью, ты взбесил меня в госпитале, но потом выяснилось, что это – тактический ход, а не со зла, поэтому я не сержусь на тебя, ты мне нравишься, ты милый, но я пока ещё не могу сказать, что люблю тебя…

– Ммм…где у тебя…

– Ты остроумный, весёлый, смешной…

– Где туалет?

– А ещё ты…прости, что ты сказал?

– Туалет!

– Зачем?

– Буэ…быстрее…

– По коридору, и налево…

Я врываюсь в туалет, меня выворачивает желчью, спазм такой силы, что я ощущаю боль даже в заднице. Подержав голову под струёй холодной воды, я выхожу из ванной и сразу иду к двери.

– Постой, куда ты пойдёшь в таком состоянии?

Я вяло машу рукой – ту-туда…

– Куда ты пойдёшь в таком виде? Тебе надо полежать…

Я тыкаю пальцами в запястье, намекая на дефицит времени, и вываливаюсь из квартиры, я настолько пьян, что меня не волнуют последствия, скорее всего я окажусь на губе, а затем меня ждёт длительное прозябание на тумбочке, но в данный момент, я хочу только одного – упасть где – нибудь, и просто полежать. Дневальный, увидев меня, расцвёл от восторга – ты же пьяный! В жопу! В сопли! В хлам! Это залёт! Сегодня же заедешь на губу! Наконец – то я уйду с тумбочки!

Он ревел, как раненый в жопу слон, я флегматично прошёл мимо, как только я собрался постучать в дверь канцелярии, и получить порцию добра и любви, как дверь распахнулась, из неё выскочил Мазепан, и заорал – дежурное подразделение на выход! Дневальный продублировал команду, послышался топот множества сапог – из спальника неслась толпа свободных от смены солдат.

В военных городках порядок поддерживается силами военнослужащих, любые чрезвычайные происшествия регулируются с участием дежурного подразделения: похороны, драки – ни одно веселье не обходится без роты охраны. Вызов дежурного подразделения (если только это происходит не в ночное время) вызывает прилив злобной радости у его участников – можно безнаказанно дубасить всех гражданских попадающихся под руку. Пользуясь суматохой, я проорал дневальному – я на склад!

– Что? Куда?

– Склад! Отметь в расходе!

– Кто тебя туда отправил?

– Все вопросы к старшине!

Я тихонечко спускаюсь по лестнице, и вяло бреду, в противоположную от возбуждённой толпы сторону. Светик даёт мне ключ, и я блаженно заваливаюсь на коробки, предварительно издав пару пошлых восклицаний «ффу» и «наконец – то»…

– Опять? Опять? Снова валяешься? Да что ты за человек? Как я не зайду, он всё время спит! Я тебе обещала? Я иду жаловаться Бейвносу!

– Светик, мне всегда нравилась твоя выдержка, ты – настоящая леди!

Я встаю, и пытаюсь эффектно опереться на коробки, но промахиваюсь, и падаю прямо на Свету, она ошарашенно смотрит на меня снизу, открыв рот буквой «о», первый шок проходит, и по её глазам я вижу, что сейчас она заорёт так, что сирена ПВО треснет от зависти, я мягко закрываю ей рот ладонью.

– Тшшш! Зачем эти звуковые эффекты? Мы же разумные люди, ты привлекательна, я чертовски привлекателен, что может стать помехой нашей любви? Я хочу тебя с того самого момента, когда впервые тебя увидел, видишь как дрожат мои руки – я вытягиваю вперёд ладонь левой руки, одновременно стягивая с неё колготки правой – страсть не даёт мне покоя, ты злодейка украла мой сон…

Я произношу всё это быстрым, горячим шёпотом, не переставая снимать с неё бельё, в тот момент, когда я вхожу в неё, её глаза становятся круглыми, я легонько сжимаю мочку её уха зубами, и она издаёт первый стон, поскольку я ещё пьян, я долго не могу кончить, Света громко и хрипло стонет – оооо! Такого у меня давно не было! Наконец – то!

Она раскраснелась, сдувает со лба прилипшие чёрные пряди, этот жест меня заводит, и я содрогаюсь в сладкой до боли судороге. Мы долго лежим рядом, она встаёт и пытается найти свои трусики – где они?

– А нэту, это мой трофей, как скальпы у индейцев.

– Отдай, зачем они тебе?

– На тумбочке повешу, как знамя!

– Дурак! Забудь, то, что сейчас было! Это ничего не значит, понял?

– Канэшно – канэшно, мы просто друзья – я достаю её трусики, и одеваю их на голову – ммм, какой аромат! Я уже воспрял, и вновь готов любить!

Она срывает тонкие кружева с моей головы, и уходит, яростно помахивая правой рукой с зажатыми в ней трусами. Повалявшись ещё немного, я начинаю ворочать коробки – работать на складе лучше, чем мёрзнуть в карауле, или стоять на тумбе. До отбоя с меня слетают последние остатки хмеля.

– Рота строится для развода! С оружием!

Мы выходим на продуваемый ветрами плац, рядом стоят связисты.

– Ох, рано, встаёт охрана!

– Кто ебётся в дождь и грязь? – Наша доблестная связь!

– Здоров, Злобарь!

– Здорово, Гаврик!

– Как оно?

– Збс. А у тебя?

– Аналогично. Слушай, а этот ваш старшина…как его? О нём такие слухи ходят, наш придурок всё пугает – вот, объединят роты охраны и связи, Бейвнос вашими яйцами новогоднюю ёлку украсит! Чё, сильно злой, да? У нас на этаже слышно, как он на вас орёт. Злобствует?

– Да нормально, у нас крепкая, дружная семья.

– Как это?

– Он ебёт меня, а я ебу его дочечку, так и живём.

– Чё, в натуре?

– Угу.

– Красавец! А он знает?

– Ещё нет. Сюрприз будет.

– Он тебя грохнет.

– Эт вряд ли, я слово волшебное знаю.

– Какое?

– Наклонись поближе, ещё, ещё – он доверчиво тянется в мою сторону, я громко ору ему прямо в ухо – иди на хуй! Испуганный Гаврик шарахается в сторону, наступает на ногу какому – то черпаку, и тут же получает по голове, ко мне бежит замполит – ты чего? Охренел? Ты на разводе, или где? Чего орёшь? Приведите его в чувство! Пиночет чувствительно бьёт меня кулачищем по спине. Проходит десять минут, становится холодно, ожидание затягивается – товарищ лейтенант, чего мы ждём?

– Командира части, чего – то сказать вам хочет.

Проходит ещё минут пятнадцать, все начинают притоптывать ногами, в штаб бежит посыльный, и тут дверь открывается, и полковник Гидрасеменко предстаёт перед нами во всём своём скромном обаянии, он чеканит строевой шаг, двигаясь, по одному ему видимой траектории, когда он приближается к выстроенной части, замполит командует – для встречи справа, на кра – ул! Мы синхронно поднимаем карабины, держим их перпендикулярно земле, делаем равнение направо. Гидрасеменко приближается нетвёрдой походкой, и по рядам пробегает смешок – вместо уставных, с лампасами штанов, на нём пижамные брючки кремового цвета, украшенные весёлыми чёртиками всех цветов, игриво пляшущими в языках пламени.

– Здрастуте, тааарищи салдаты!

–Здрав – гав – гав!

– Бойцы! В это тяжёлое для нашей Родины время, к вам обращаюсь я! Врраг! Вррраг окружает нас повсюду! С севера, с юга, с…запада и востока, сверху и снизу, он везде! Мы должны быть особенно бдительны сейчас! СССР больше нет! Но вррраги остались! Они ликуют, прразднуют победу! Ррррано! Мы по – прежнему сильны, и от тайги до Британских морей, Крррасная аррмия всех сильней! Мы не знаем поражений – непобедимая и легендарная, в боях познавшая ррааадость побед…Мы,…в общем – я горжусь вами бойцы!

– Он же пьяный сука, в дрова.

– Говорят, его снимут скоро…

– А чё такое?

– Слишком много несчастных случаев…

Гидрасеменко с трудом поднимает веки, выпучивая налитые кровью глаза – к торжественному марршу! Повзводно! На одного линейного дистанция!

Мы проходим по плацу, командира части уводят в штаб, ротный командует – не останавливаясь, на стрельбище! Уже на подходе к стрельбищу старшина, ойкнув, схватился за карман – сигареты забыл! Кто может бабу уговорить? Тут рядом склад, у них есть сигареты, но они их не продают, так, кто может?

– Злобарь.

– Чё? Вот он? Да ладно, правда? Иди сюда, на тебе денег, купи пачку чего – нибудь без фильтра, скажи там, что уши пухнут без курева…ну, придумай чего – нибудь…Карабин отдай Тетере, а то ещё перепугаешь всех до усрачки…

Я вхожу в складское помещение лёгкой походкой счастливого человека – добрый день, дамы!

«Дамы» недоумённо смотрят на меня, в их глазах читается немой вопрос – чего припёрся?

– А у вас тут очень мило! Сразу видно, что здесь работают люди с тонким вкусом! А знаете, ведь мы с вами практически коллеги, мой дедушка тридцать лет проработал бухгалтером в депо, старик до того привык вести двойную бухгалтерию, что даже чайные пакетики заваривал по два раза! Я к вам вот по какому поводу, убываю в очередной отпуск, ехать мне очень далеко, там, куда я еду, меня ждёт любимый дедушка – один я у него остался, сиротинушка…(я издаю мужественный, подавленный стон), но сейчас не об этом, дедушка старенький, он у меня ещё при Ленине вырос, человек старой закалки, курит с семи лет, а время сейчас сами знаете какое – сигарет не купишь, талоны в нашей глухомани никто в глаза не видел, бедный дедушка страдает от никотинового голодания…Никотиновое голодание – страшная болезнь! Она деформирует органы слуха, проще говоря – у дедушки страшно пухнут уши, он отмачивает их в молоке горных яков (очень хорошо снимает синяки и опухоли)…

– Трогательная история (резким голосом, без тени сочувствия произнесла самая старшая из трёх парок), от нас вы что хотите?

– Того же, чего хотел Шикльгрубер от Евы Браун – понимания и сочувствия! Дедушка предпочитает сигареты типа «рак с первой затяжки», «горлодёр», не дайте старику зачахнуть без никотина – продайте мне блок «Примы»!

– Каков фрукт! – произносит вторая товарка с густо окрашенными в синий цвет волосами – всё наврал, а всё равно слушать приятно.

Третья участница сцены (самая молодая) сконфуженно фыркает в ладошку, чтобы не расхохотаться.

– У нас – склад, мы не торгуем товаром – вновь включилась первая (видимо главная здесь) дама.

– Да продайте вы ему пару пачек, Виктория Трофимовна, вдруг он правду говорит –сочувственно произносит синеволосая мадам.

– Что ты спрятал, то пропало, что ты отдал – то твоё! Шота Руставели, «Витязь в тигровой шкуре» – подключаюсь я.

– Ладно, Тамара, принеси пару пачек – самая молодая ушла на склад, шурша халатом, синеволосая и начальница продолжили говорить о том, о чём говорили до моего прихода.

– Я ей говорю, Софочка, у тебя всё впереди, к тебе такие люди сватались! Сын командира части – Павлик Гидрасеменко! Племянник Хрентюка предлагал руку и сердце! Всем отказала! Не хочу связывать свою жизнь с военными! Она же хочет стать актрисой или певицей, не решила ещё, так вот, недавно появился ещё один сладкоголосый, типа вот этого – она кивнула в мою сторону, я говорит, из богатой семьи, папаша владеет фирмой, чего – то там с подводным плаванием связано, ласты какие – то делает, неважно, в общем, он ей напел, что может поспособствовать её карьере в Москве, и она загорелась! Я ему верю, он – умный, смелый, весёлый…Я ей говорю – ты его не знаешь! А вдруг, он аферист? Ты его видела всего пару раз, а Паша Гидрасеменко – юноша надёжный, положительный…Нет, не хочу жить с солдафоном, хочу в Москву, мне здесь не место, я – бриллиант, и мне нужна достойная оправа! Вот так! И не переубедишь!