Всадник

– Довольно на сегодня. Уходи, Мазсе.

– Ты не виновен в том, что случилось с Реоном, но ты повинен в его смерти. Я знаю, ты сделал это из-за своего страха перед гневом отца.

– Ч-что? – нессиоти стал бледнее прежнего.

– Ты боялся, что Реон все расскажет отцу о том дне.

– Убирайся, – гневно произнес Нессиоти, – или одно слово и Акиннаез повесит тебя.

– Тогда братья точно прирежут тебя, или перед казнью я скажу им, что видел, и смерти тебе снова не миновать. Сможешь ли ты предвидеть свою кончину? – с ехидной улыбкой произнес Мазсе прямо в лицо брату.

– Хах, ты получишь свой город, – махнув рукой, произнес Нессиоти.

– Я знал, что могу рассчитывать на твою помощь, брат, – Мазсе развернулся и уже выходил, как Нессиоти окликнул его.

– Здесь ты встретишь только свою смерть.

– Но тебе ведь именно это и нужно, – ответил Мазсе.

На выходе из дворца его уже ждал Скилур.

– Надеюсь, ты не у царя был?

– Нет, но что-то мне подсказывает, что в степи вы вернетесь без меня.

– Ох, и дурень. Ты что наделал?

– Ничего. Давай найдем Араме.

Но Араме вскоре сам их нашел, прискакав на коне, он гневно посмотрел на Мазсе.

– Акиннаез вызывает нас обоих. Скилур, позаботься о нашем племени, скажи матери, что я люблю её, – удрученно произнес Араме.

– Не говори так. Все образуется, он не может тебя убить из-за одной его выходки.

– Вот и узнаем это.

Братья не успели далеко отъехать от дворца, теперь им пришлось вернуться. Их тут же провели в тронный зал к Акиннаезу.

– Приветствую тебя, великий царь, – поклонился Араме.

– Оставь это, – раздраженно произнес Акиннаез.

– Мальчик, обдумав, твою просьбу я решил согласиться на неё, – обратился он к Мазсе.

– Благодарю Вас, великий царь.

– Подожди. Я не дам тебе ни войск, ни рабов, ни денег. Ты здесь сам по себе, все люди, которых ты уговоришь идти за тобой, пусть уходят. Но знай, здесь ты будешь не как сератайский всадник, а как мародер и разбойник. Я разошлю гонцов во все королевства на востоке и объявлю, что ты действуешь не от моего имени. Тебе понятно?

– Да, мой царь, – немного раздосадовано произнес Мазсе.

И только сейчас он понял, насколько безнадежно его положение. Что без войск и рабов, город лишь груда камня. Любой маломальский отряд сможет захватить его.

– Поздравляю, теперь ты правитель Антерола, – ну и что делать будешь? – спросил Араме на выходе из дворца.

– Я не знаю. Искать себе воинов, наверно, – неуверенно произнес мальчик.

– Я тебя избавлю от ненужной траты времени. За тобой никто не пойдет, даже если ты предложишь каждому по сундуку золотых монет. Потому что мертвым золото ни к чему. Ладно, давай вернемся к Скилуру. Пусть он порадуется твоему вознаграждению.

– Ох, нет. Ты серьезно? – мотая головой, воскликнул Скилур, узнав о новоприобретенной собственности Мазсе.

– Братья, помогите мне защитить этот город. Без вас я не справлюсь. Подумайте только, мы сами будем, как цари, у нас будет целое королевство, – пытался убедить братьев Мазсе.

– Королевство чего? Сожженных полей, да разграбленных деревень, – ответил Араме.

– Акиннаез тебе недаром сказал, что земли эти лакомый кусок для восточных соседей, тем более теперь, когда Антерол пал, а орда уходит, – добавил Скилур.

– Ты уверен, что останешься? Хотя, теперь у тебя и выбора нет. Как я матери в глаза смотреть буду? Все, что я могу для тебя сделать, отдать половину своих рабов. О войсках проси знать сам, – выпалил Араме.

По приказу своего вождя вся знать собралась в его доме в Антероле. В тесном помещении было девять военачальников, и все пристально смотрели на Мазсе, когда он объяснял им ситуацию.

– Есть среди вас смельчаки, которые не побоятся сразиться против восточных армий и защитить Антерол, а его королевство сделать частью земель сератайских? – закончил свою речь Мазсе.

Знать переглянулась и уставилась на Араме, ожидая его распоряжений.

– Мазсе действует с дозволения Акиннаеза, но без его милости. Поэтому решать только вам, всадники.

Мальчик с тревогой наблюдал, как один за другим знатные всадники начали покидать дом Араме.

– Я пойду за тобой! – воскликнул Партатуя.

Глаза мальчика засверкали надеждой.

– Мне уже за семьдесят. Все равно умирать скоро, так лучше я встречу смерть в славной схватке. И так я уплачу тебе свой долг.

– Может быть, не все ещё потеряно, – подумал Мазсе.

Но больше никто не откликнулся на его призыв. Как только последний воин вышел, и в зале остались только Мазсе, Партатуя и Араме. Араме подошел к тяжело вздыхающему брату, положил руку ему на плечо и сказал:

– Продержись до весны, я попробую уговорить Акиннаеза, вернуться тебе на помощь.

– Кого я обманываю, брат? Я ведь обречен? – с жалобным взглядом обратился к Араме мальчик.

– Ты сам этого захотел, – похлопал его по плечу старший брат и вышел вслед за своими воинами.

– Что делать-то будем, вождь? – раскачиваясь на плетеном кресле, спросил Партатуя.

– А что твои всадники? Они пойдут за мной? – спросил Мазсе.

– За тобой? Нет. Но они пойдут за мной и сделают все, что я им прикажу. Пока я жив, они будут исполнять твои приказы, мальчик. Как только меня не станет, они разбегутся в степи, а то и вовсе тебя прирежут. Единственный способ заставить их за тебя сражаться – это золото. А единственный способ заставить их беспрекословно повиноваться тебе – это показать свою силу. Заставь их бояться тебя больше, чем вражеских орд, тогда они будут уважать тебя, тогда они пойдут за тобой хоть на край света. Запомни, мальчик, это твой единственный шанс выжить в случае моей смерти.

Мазсе нахмурил брови и тяжело вздохнул.

– Еды в замке хватит на две зимы, если считать, что придется кормить и рабов. Так что сможем держать осаду некоторое время. И, кто знает, может Великий Всадник сжалиться над нами, и Акиннаез пришлет войско нам на помощь. Ладно, оставлю тебя подумать, я пока сообщу войскам, что им теперь принадлежит столь великое чудо – разграбленный и сожженный Антерол, – сказал Партатуя и вознес руки вверх к потолку.

Не успел, старик выйти, как в комнату ворвался Скилур.

– Радуйся брат, я нашел для тебя ещё четыре сотни воинов, – сверкая глазами, произнес Он.

– Как? Где? – округлив глаза от неожиданного известия, принялся расспрашивать Мазсе.

Скилур ухватил рукой Партатую за плечо, не давая ему уйти.

– Араме сказал, что ты вызвался помочь нашему брату.

– Я его должник, а другой возможности отплатить ему мне может и не представится. Не хочу, чтобы Великий упрекал меня этим.

– Я отправился к своему шурину Марсагету. И после долгого разговора мне удалось убедить его дать тебе воинов, как приданое за сестру, – возобновил свой рассказ Скилур.

– Но я боялся, что воины не пойдут за тобой. Но теперь, когда Партатуя тебя поддержал, я вздохнул с облегчением. Старый друг, ты был наставником нашему отцу и нам с братьями, так позаботься и о нашем безумном младшем брате, не дай ему погибнуть раньше, чем мы вернемся, – обратился к Партатуе Скилур.

Партатуя ухмыльнулся и молча кивнул.

– Ещё я хочу, чтобы ты отправился к Марсагету, и принял командование над людьми, которых он тебе передаст.

– Слышишь, мальчик, у тебя будет почти восемь сотен воинов и около тысячи рабов. Может быть, будет у нас шанс дожить хотя бы до весны за этими стенами.

Мазсе думал сейчас не о своей жизни или жизнях последовавших за ним воинов, а о том, чтобы ему снова довелось встретить свою возлюбленную, чтобы она не успела ещё выйти замуж. И чтобы она увидела каменный город. Он сделал это, сделал ради неё.

К вечеру войска Акиннаеза уже покидали город, вывозя оставшиеся ценности. Братья, простившись с Мазсе, тоже отправились назад в степи. Партатуя расставил стражников на стены и отправил несколько разведывательных отрядов к границам соседних королевств, чтобы узнать, когда им ожидать нападения. Рабов они с Мазсе решили закрыть в темницы, до тех пор, пока последний воин орды не покинет Антерол. Сам Мазсе направился в свой новый дом, место, по необъяснимым причинам притягивающее его. Храм, сложенный из белого камня. Было в нем что-то, помимо красоты и величия, что-то необъяснимое, что-то поистине божественное.

– Эдвин! – начал звать своего раба Мазсе, войдя в центральный павильон.

– Вы звали меня, господин, – произнес монах, оказавшийся за спиной у мальчика. В руке у него была охапка книг.

– Теперь это мой город, Эдвин, – Мазсе схватил престарелого монаха, который был чуть выше него ростом, за плечи и принялся трясти.

– Я поздравляю Вас, господин. Но что вы теперь будете делать?

– Если честно, я не знаю. В осаде мы продержимся разве что год. И, прямо скажем, надежды на то, что Акиннаез изменит свое решение и возвратит орду в Антерол, объявит эти земли собственностью сератаев, начнет кровопролитную войну с Живым городом за право владения, а после всего этого, утвердит Антерол за мной, нет. Я надеялся, что ты подскажешь мне какой-нибудь выход из этой ситуации. Ты умнейший человек, которого я когда-либо встречал. К тому же это твой родной город, ты знаешь его и его жителей. Помоги мне удержать этот город, и обещаю тебе, ты ни в чем не будешь нуждаться.

– Думаю, я смогу Вам помочь, – улыбнувшись, произнес монах.

– Как?

– Всему свое время, мой господин. В первую очередь запомните, что государство – это не груда камней и золота. Это люди. Без людей ни одно государство не сможет существовать.

– Что может знать монах о государстве? – надменно спросил Мазсе.

– Скажите мне, господин, чем были сератаи до того, как Акиннаез объединил все разрозненные племена?

Мазсе промолчал и позволил монаху договорить свою мысль.

– Ничем, каждое племя сражалось друг с другом, отбирая у самих же себя земли и людей, и только изредка они осмеливались нападать на границы нашего королевства.

– Однако, где твоё королевство сейчас? Теперь оно часть сератайских владений.

– Вся ваша сила держится на власти Акиннаеза. Как только он умрет, сератайская орда распадется. Любая империя, которая держится на власти и силе лишь одного человека обречена на крах.

– Здесь ты ошибаешься, монах. После смерти Акиннаеза будет созван совет вождей и знатных всадников, где изберут нового царя подобно тому, как племя избирает себе нового вождя.

– Не сочтите за наглость, но, когда Акиннаез умрет, между вождями начнется война, и война эта утопит все сератайские племена в крови. А знаете, чем были Восточные королевства до воцарения Акиннаеза? Величайшей силой, державшей в страхе весь известный мир. А знаете, чем они будут после смерти вашего царя? Величайшей силой, которая раз и навсегда уничтожит все сератайские племена, – не дожидаясь ответа, сказал монах.

– Лжешь! – вскипел Мазсе.

– Не гневайся, мой господин. Я лишь правду тебе говорю, как и всегда.

– Не будет такого, сейчас ты ошибаешься. Восточные королевства малочисленны, и каждый король может выставить на поле не больше двадцати тысяч воинов, когда орда Акиннаеза в два раза больше любого восточного войска.

– Господин, рано или поздно все Восточные королевства объединятся, и объединит их, как и прежде она это делала, вера.

– Вера?

– Да. Вот высшая сила и власть, внушающая трепет даже в самых сильнейших правителей. И в отличие от каждого из королей, её невозможно убить. Бог существует, пока живы люди верующие в него.

– Вот поэтому я знаю о государстве, гораздо больше, чем любой из королей, царей или вождей. Я знаю людей и знаю, что им нужно.

Мазсе молча уставился на старика, не скрывая своего удивления от хитрости монаха.

– Сделайте меня вновь свободным человеком, и я скажу Вам то, что нужно людям, то, что поможет Вам, не только удержать этот город, но и править всем королевством.

Мазсе понял, что чувствовал Акиннаез, когда он осмелился просить у него Антерол. Неслыханная наглость.

– Ты свободен, – произнес Мазсе.

– Благодарю Вас, мудрейший правитель, – сказал монах, развернулся и начал уходить от мальчика.

– Стой. Ты что обманул меня? – закричал ему вслед Мазсе, – что нужно людям? Деньги? Власть? Что? Как мне удержать город?

– Всем людям нужно то, что я уже дал Вам, милорд, – уходя, проговорил монах.

– Что ты дал мне? – Мазсе посмотрел на руки, обыскал карманы, но ничего не нашел.

– Надежда, милорд. Я дал Вам надежду, – сказал, обернувшись, монах.

– Асприд, – почти шепотом повторил Мазсе.

Глава 6

Всю ночь лил дождь, а утром было так холодно, что пар шел изо рта при разговоре. Мазсе стоял на ступенях, ведущих во дворец, осматривая дворцовую площадь, постепенно заполняющуюся людьми. Он зевал, а глаза слипались. Почти до самого утра Эдвин учил Мазсе писать и читать на сератайском языке. Мальчик схватывал все очень быстро, он уже выучил около сотни слов и мог писать простые предложения и фразы.

Зевнув ещё раз, Мазсе встряхнулся, пытаясь прогнать остатки сна. Он завернулся в полушубок, ожидая, пока воины выведут всех рабов.

Люди шли медленно и неохотно, половина была босая, а одеждой им служил лишь дырявый мешок. Все выходили, ожидая казни или новых издевательств. Тех, кто упирался и не хотел вылизать из тюремной камеры, цепляясь за проржавевшие прутья, волокли за ноги.

– Скажи, чтобы они прекратили это, – обратился к Партатуе Мазсе.

Партатуя накричал на всадника и приказал поднять раба на ноги. Постепенно толпа людей становилась все больше. Рабы переминались с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть, расплескивая лужи, покрытые тонкой ледяной коркой. Матери обнимали и прижимали к себе детей, чтобы те не начали плакать, а тех, что поменьше, держали на руках.

– Это все, что есть, – повернувшись к Мазсе, произнес Партатуя.

– Скажешь, что ты задумал?

– Сейчас ты сам все увидишь, – загадочно произнес Мазсе.

– Эдвин, помоги мне с переводом, – не успел Мазсе закончить фразу, как старый монах вырос у него за спиной.

– Говорите, Милорд, – склонив голову, произнес Монах. Старик был одет все в тот же серый балахон. Чтобы не мерзли руки, он запустил их в рукава и сложил у живота.

– Жители королевства Антерол! – начал свою речь Мазсе.

Монах подхватывал каждое его слово и доносил до ушей пленников. Он и Мазсе стояли практически на самой высокой ступени, возвышаясь над всеми. Пленники казались одной большой людской массой, голодные и испуганные, они смотрели на обращавшегося к ним мальчика с осторожностью и непониманием.

– Я, Мазсе сын Теорека. Отныне я правитель великого города Антерол и ваш вождь. Те, кто будут добросовестно трудиться, работать и помогать мне, восстанавливать наш город, будут находиться под моей защитой, никто не посмеет вас тронуть, а кто ослушается, будет наказан, согласно сератайскому обычаю. А те, кто примет меня как вождя своего, станут свободны и будут обладать правами младших всадников, а женщины ничего не боясь, смогут заниматься хозяйством и растить детей, – продолжил свое обращение Мазсе.

Монах перевел каждое слово обеспокоенной толпе. Настало молчание, потом некоторые начали перешептываться и переговариваться вполголоса. Потом все вновь стало тихо. Мазсе ждал какой-то реакции, но её не было.

– Ты все им правильно перевел? – не понимая, спросил Мазсе.

– Да, дайте им время. Они в вас поверят, – обнадеживающе сказал старик.

– Ты уверен, что это хорошая идея, мальчик? В качестве рабов они были бы гораздо покладистей и работали бы лучше, – не скрывая своего недовольства, сказал Партатуя.

Только Мазсе начал отвечать своему наставнику, как из толпы спешно вышел коренастый, чернобровый мужчина. Мощный, голый торс его был покрыт гематомами и кровоподтеками, спина избита кнутом. Черные, кучерявые волосы, словно ковром, покрывали его тело. На ногах были сапоги разных размеров. По виду черной, густой бороды Мазсе решил, что ему не меньше сорока.

Один из лучников, что окружили толпу пленников, натянул тетиву, готовясь выстрелить. Но Мазсе взмахнул рукой, и лучник снял стрелу.

– А жену мне вернешь? Может быть, детей моих из мертвых поднимешь? Думаешь, вышел, сказал пару слов, и тебя сразу королем провозгласили? Как мне твоя свобода поможет вернуть их? Ты всего лишь грабитель и насильник. Скоро сюда придут тысячи рыцарей, и от королевства твоего ничего не останется, – пленник сплюнул в сторону.

– Что он сказал? – обратился к Эдвину Мазсе.

– Сетует на жестокость братии твоей, о тяжелой судьбе жены своей и детей жалуется. Ещё гневен на то, что прошлый король не защитил их, и боится, что тебя постигнет его же учесть.

– Скажи, что прошлых бед я изменить не смогу, но от будущих уберегу, – произнес Мазсе.

– Милорд, позвольте мне самому, объясниться с людьми, ведь об этом Вы меня просили.

Мазсе молча кивнул, предоставив монаху свободу действий.

– Биф, – обратился к истерзанному плетьми широкоплечему пленнику Эдвин.

– Скорблю я о твоей утрате. Паства моя, скорблю вместе с вами. Кара постигла землю нашу. Смерть и ужас охватили дома наши. За грехи господ своих пострадали вы, дети мои.

– Но вас благословил Всевышний. Вам шанс предоставил грехи искупить как свои, так и близких ваших, которых участь ужасная постигла. И обретут они в жизни загробной блаженство вечное. Вас избрал он, как свидетелей могущества своего, как орудие для воли своей. А воля его есть этот воин великий, – закончил речь монах, указав на Мазсе.

– Как же это, отче? – упав на колени, произнес Биф.

– Каждому из вас грехи я отпускал, у каждого из вас исповедь я принимал. Жизнь я свою в жертву служению Богу нашему принес. И волю видеть его научился. В то мгновение, как поругание было совершено над храмом нашим, над обителью Бога нашего упал на колени и взмолился я.

– Неужели, Отче, ты не окажешь защиты детям твоим, неужели ты покинул нас в столь страшный час? Как допустил ты богохульства в храме твоем? – неустанно и гневно спрашивал я у отца нашего.

– И знаете, что он мне ответил? – обратился монах к толпе, внимающей каждое его слово.

– Что же отче? – раздались возгласы из толпы.

– Ничего! Он молчал, – гневно закричал монах, размахивая руками

– Ах, как же это, отче? – раздались более громкие крики в толпе, какая-то женщина даже потеряла сознание, но её вовремя подхватили рядом стоящие мужчины.

– Пока я восклицал и сетовал на бога нашего, братьев моих погубили, храм разграбили, а последнюю ценность, слово его, записанное тысячи лет назад, покусились выкрасть. И в минуту, когда я уже готов был расстаться с жизнью в борьбе за его святое слово, появился он, – Эдвин вновь вознес руки к Мазсе, – он спас меня! Защитил храм Божий, вернул нам слово его. Он поднял руку на соплеменников своих, числом его превосходящих. Не ведая того, он стал оружием в руках божьих, направленным для нашей защиты. И в нем увидел я волю отца нашего. Он есть наш путь к спасению, наш проводник в царствие его, наш король, наш вождь. Господь избавил нас от господ развращенных и алчных, продавших нас иноземцам! Подверг он нас испытанию жестокому и ужасному. Чтобы как фениксы, пройдя через очистительное пламя, мы восстали новыми людьми для новой жизни!

– И я говорю вам, Мазсе сын Теорека, – старик указал рукой на мальчика, – был послан нам Богом, чтобы, как светоч во тьме, вести нас в новой жизни. Путь его будет тяжел и долог. Но если вы, дети мои, поддержите его, поверите в него как в спасителя своего, подобно тому как я верю в отца нашего, он справится! Он спасет души наши!

Священник умолк. И толпа, насчитывающая почти тысячу человек, один за другим падала на колени перед растерянным мальчиком. Восклицая его имя, они кланялись и возносили к нему руки. Просили спасти их души и молили его о защите. Даже разгневанный Биф, рыдал как ребенок. Стоя на коленях в бурой луже, он кланялся Мазсе. А Партатуя, приоткрыв рот от удивления, подолгу зажмуривал глаза, а потом снова открывал, думая, что это ему мерещится.

– Что ты с ними сделал? – обратился к монаху Мазсе, восхищенный увиденным.

– Тоже, что я сделал с Вами. Дал им надежду, – произнес старик, не без удовольствия в голосе.

– Встаньте! – наконец-то произнес Мазсе.

Монах перевел его просьбу, и люди потихоньку начинали подниматься.

– Теперь это и ваш город, не меньше, чем мой! Каждый из вас может выбрать себе незанятый моими воинами дом, и поселиться в нем. Ещё мне нужны кузнецы, плотники и каменщики, или хотя бы те, кто имеет хоть какое-то представление об этих ремеслах. Остальные будут направлены на земельные и лесные работы.

– Милорд, Вы не забыли о моей просьбе? – кашлянув, обратился к Мазсе Эдвин.

– Нет, не забыл. Ты можешь взять себе в послушники кого захочешь. Так будет даже проще. Скажи им, что нужно позвать в город людей, укрывающихся в лесах и других выжавших.

– Дети мои, – вновь обратился к людям Эдвин, – вождю нашему люди нужны разных профессий, каменщики, плотники, кузнецы. Все вы должны прийти в храм ко мне и к послушникам моим. Вас назначат на работы по силам вам и по умениям, также все пришедшие получат в распоряжение дома себе от храма нашего и по велению вождя нашего, – Биф, ты как человек знающих многих добрых людей в городе нашем, тех, кто в лесах спасся, и кто в горы ушел, собери отряд и отправляйся на поиски их, расскажи о чуде спасителя нашего, да приведи паству, нас покинувшую, обратно в дома свои.

– Как скажете отче, всех разыщу и о спасении расскажу, – поднявшись с колен, сказал Биф.

А тем временем Мазсе дал знак воинам вынести на площадь одежду и обувку, чтобы каждый сам себе мог выбрать. Добро все это было вытащено из домов как бедных граждан, так и знатных. Поэтому встречались здесь как дырявые сапоги, так и расшитые мехом кафтаны.

Люди бросились выбирать одежду себе и детей одевать начали, кто пошустрее успевал и по две рубашки надеть и запасные штаны за ворот припрятать.

Пока Мазсе смотрел на некое подобие безумия у подножия ступеней, к Партатуе подбежал один из воинов и что-то ему прошептал. После этого Партатуя подошел к Мазсе.

– Разведчики прискакали. Неплохо бы их выслушать.

– Хорошо, приведи их во дворец, – сказал Мазсе и направился в тронный зал.

Войдя внутрь, Мазсе увидел, насколько опустел зал. Он ожидал увидеть деревянный стол, заполненный яствами, и наложниц, привязанных к колоннам, но вместо этого его ожидали разбросанные медные кубки, разбитые глиняные кувшины и недоеденные, раскисшие фрукты с обглоданными костями. Из-за плохого освещения ему казалось, будто остатки еды движутся. Подойдя поближе, он увидел больше дюжины жирных крыс с хвостами в половину человеческой руки. Увидев приближение человека, крысы бросились в разные стороны. На колоннах позвякивали цепи, в которые были закованы наложницы.

Он подошел к трону, на котором не так давно восседал Акиннаез. Провел рукой по велюровой подушке, сметя слой пыли и крошек. И, упершись руками в изогнутые подлокотники, усадил себя на трон Антерола.

– Подумать только, трон великого восточного короля теперь занимает какой-то сератай, младший сын одного из племенных вождей. Ещё вчера у меня не было ничего кроме Асприд и моего меча. А теперь целое королевство принадлежит мне, – Мазсе самодовольно расплылся на троне, погрузившись в мечты и собственные похвалы.

Но что-то было как-то не так. Мальчик думал, что, получив все это, он будет чувствовать себя окрыленным, но власть, полученная им, лишь добавила чувство страха, ощущение того, что в любой момент он может все потерять. Его размышления грубо прервал Партатуя. Он вошел в Тронный зал, гремя своими блестящими доспехами, напоминающими змеиную чешую.

– Мазсе, это Иданфирс. Он руководил разведывательным отрядом, – сказал Партатуя, смотря на молодого всадника лет двадцати пяти. Одежда из кожи на нем была вся мокрая, по-видимому, всадник скакал всю ночь под дождем. С мокрых прядей русых волос продолжала каплями капать вода.

– Говори, – обратился к разведчику Партатуя.

Воин прищурил свои серые глаза, всматриваясь в молодого вождя, и начал свой доклад:

– Полдня мы скакали без отдыха к границам царств, окружающих Антерол, брали в плен торговцев, охотников и случайных путников, допрашивали, и вот что мы узнали. В Обероле, что на северо-западе, уже стоит пятитысячное войско, ждущее момента, когда сератайская орда возвратится в степи. На востоке, в Гардарии, тоже вовсю идет сбор войск. Вардария и Лоферол в дележе павшего королевства отказались принимать участие. Поэтому с юга угрозы не ожидается. Но даже пятитысячной армии Оберола будет более чем достаточно, чтобы выбить нас из города.

– Что ещё ты узнал? Что творится в Живом городе? – с задумчивым видом спросил Мазсе.

– Неизвестно, призыва на открытую войну не было. О нашем пребывании здесь никто не знает. Торговцы уверены, что вся орда уже уходит из опустошенных земель Антерола.