Всадник

И вот уже два брата встретились у лестницы, ведущей в город, давя и убивая противника. Третий дозорный протрубил в рог.

– Ворота пали, – подумал Мазсе.

Тысячи конных сератаев во главе с Акиннаезом ворвались в город, убивая каждого, кто вставал у них на пути. Конница, не останавливаясь, промчалась до центральной площади, сметая всех и вся.

Антерольцы бросали оружие и знамена, бежали из последних сил. Те немногие, кто сохранил достоинство и мечи в руках, сражались и пали в стенах замка. По городу лились реки крови, везде лежали убитые или стонали умирающие. В дома вламывались, горожан вытаскивали из подвалов.

Когда битва начала затихать, и Мазсе вместо обученных воинов попадались лишь селяне с вилами, кто-то вдалеке прокричал:

– Антерольский король мертв!

– Бой окончен. Город взят! – подумал Мазсе.

Кое-где в городе ещё слышался звон мечей. Внезапно мальчик увидел того бойца, стоявшего рядом с ним в осадной башне. Он был уже верхом на коне и куда-то скакал галопом.

– Где Скилур? – окликнул его Мазсе.

Промчавшись мимо, всадник все-таки обернулся, по-видимому, узнав мальчика, и крикнул:

– Погиб он, стрелой сраженный!

– Как погиб? Не может быть, скорее всего, он его перепутал с кем-то другим, мало ли Скилуров в орде. Мазсе как можно скорее прогнал прочь дурные мысли.

– Как только бой закончится, бери все самой ценное, что сможешь унести, остальное заберет Акиннаез, – сказал ему Араме перед боем.

И мальчик принялся искать наживы. Он вломился в дом, что выглядел побогаче, на той улице, где он разминулся с Араме. Хозяин дома бросился на него с топором, защищая семейство. Мазсе одним решительным ударом вспорол ему живот. Жена и дети его принялись кричать. Парень, не обращая на них внимания, принялся рыскать по дому в поисках драгоценной утвари.

Серебряные подсвечники, фарфоровая посуда, два золотых перстня, все это Мазсе закидывал в простыню, снятую с пуховой перины хозяина дома. Увлеченный поиском разного рода ценностей, мальчик не заметил, как кто-то подкрался сзади. Лишь скрип половицы под ногою неприятеля, выдал его.

Обернувшись, он увидел, как супруга хозяина, одетая в белую ночную сорочку, занесла нож над его головой, готовая нанести удар.

Мазсе интуитивно выставил свой меч вперед. Женщина без сопротивления приняла в себя холодную сталь. Она округлила глаза, то ли от боли, то ли от страха перед неизвестностью, а может просто от неожиданно настигшей её смерти. Женщина бездыханная повалилась на пол, держась за рану.

Девочка маленькая русая, увидев смерть родителей, закричала, что было мочи, но все было бесполезно, её никто не слышал, и некому было прийти на помощь. Мазсе замахнулся на неё мечом, собираясь прервать этот дикий вопль, но остановился, забрал мешок с награбленным и вышел вон из злополучного дома.

В ту ночь Мазсе обошел ещё два особняка, пока его, сделанный из простыни, мешок не был наполнен. Уже светало, и Мазсе, поймав какого-то коня, поспешил к центральной площади, именно там собирались все вожди, прежде чем идти на совет во дворце.

Проскакивая мимо антерольского храма, здания большого и величественного, сложенного из белого камня, с пятью куполами, покрытыми медью, он увидел, как трое сератаев, неизвестного Мазсе племени, волокут старого монаха в одежде серой, больше похожей на мешковину. На поступях к храму уже лежали трупы служителей, и Мазсе понял, что и этому не миновать участи братьев своих. Пока двое оттаскивали монаха, третий нес охапку книг.

– Меня убейте! Но книги оставьте, прошу вас. Людьми будьте, – произнес монах на чистом сератайском языке, как будто всю жизнь в степях прожил.

– Оставьте его! – вмешался Мазсе.

– Этот раб мой. И книги его мне принадлежат!

– Отправляйся к своей шлюхе матери, – огрызнулся коренастый, черноволосый сератай, указывая топором в сторону мальчика.

– Оставь, это брат вождя Араме, – шепотом сказал ему соплеменник, прильнув к его уху.

Наглец отдернулся, а Мазсе слез с коня и начал молча двигаться в сторону своего обидчика.

– Хочешь этого раба, придется забрать его поединком, если не побоишься.

Мазсе молча достал меч из ножен, а со спины свой щит. Сератай перекидывал топор из одной руки в другую, когда Мазсе подбежал к нему и нанес сверху рубящий удар, неприятель закрылся рукояткой топора. Также он защитился и от второго выпада. Затем враг нанес два удара из стороны в сторону, но мальчик уклонился от обоих. Противник сделал третью попытку поразить мальчишку, но и она провалилась. Мазсе использовал малейшую возможность, когда противник открылся на отмахе, и нанес колющий удар в плечо неприятеля.

Враг закричал и даже припал на колено. Рука его обмякла. Выругавшись, он перекинул топор в левую руку и отбросил лезвие меча от своего плеча. Попытался нанести ещё два удара, но его левая рука была явно слабее правой, поэтому Мазсе без труда выбил из неё топор. Сератай с голыми руками помчался на Мазсе, надеясь задавить мальчика своей массой, но Мазсе ловким движением ушел с линии атаки противника и полоснул его лезвием по спине. Из раны хлынула кровь, а сам незадавшийся боец растянулся на ступенях храма.

– Отче наш, прости их грешных, ибо не знают, чью святыню оскверняют, – начал причитать монах.

– Забери своего друга, пока я не передумал сохранять ему жизнь, – с грозным видом обратился Мазсе ко второму сератаю.

Испуганный сератай подхватил соплеменника и, позабыв о книгах, повел ее прочь от храма.

– Отныне ты раб мой и храм твой, и книги под моей защитой, старик. Если кто посмеет покуситься на жизнь твою или имущество мое назови имя мое – Мазсе сын Теорека.

Мазсе вскочил на коня и поскакал дальше к площади, оставив монаха с охапкой книг на ступенях храма. Добравшись до неё, мальчик увидел множество вождей и представителей знати, которые, судя по крикам, уже делили дома в городе. Мальчик быстро отыскал своего брата в толпе крикунов.

– Мазсе! Ты жив, хвала Всаднику, я потерял тебя из виду, когда мы начали прорываться к площади.

– Скилур… Он… погиб.

– Что? Нет. Брат словил пару стрел и теперь отлеживается в какой-то харчевне неподалеку от стены, завтра уже будет на ногах, вот увидишь.

– Правда? Но мне сказали, что он погиб.

– Мы многих сегодня потеряли.

Араме посмотрел на небо, уже совсем рассвело, и дождь перестал идти. Солнечные лучи пробивались сквозь редеющую толщу облаков, озаряя улицы города и горы трупов, лежащих на них.

– Я ещё не встретился со всей знатью, но по предварительным подсчетам мы потеряли больше тысячи человек сегодня.

– Я захватил себе раба и какой-то храм недалеко от площади, – гордо произнес Мазсе.

– Хорошо, покажешь мне его, когда будут уводить рабов. Ты ведь заберешь его в Аббий? – смеясь, произнес Араме.

– Нет, брат. Я остаюсь, и раб мой останется здесь. Это мой город. Только с этим городом, она снова будет моей, – хотел сказать Мазсе, но он предпочел сохранить молчание.

Мазсе не знал, что ещё можно на это ответить и просто пожал плечами.

Глава 3

Какой-то незнакомый Мазсе всадник по приказу Араме сопроводил его до отведенного племени району города. Там уже вовсю развлекался с пленными женщинами пьяный Партатуя. Всадник указал мальчику на пустующий дом, в котором он мог разместить свои награбленные вещи и переночевать сам.

Войдя в дом, мальчик удивился его размерам и убранству. Большие окна, высотой в человеческий рост, в срубленном из дерева доме наполняли комнату теплым, солнечным светом. На полу были ярко-алые пятна крови, но тел не было, как не было ничего ценного. Витая лестница вела на второй этаж. Там находилась спальня. Мазсе кинул свой мешок с драгоценностями на пол, возле перинного лежака. И сам растянулся на мягкой кровати. Тело его ныло, а мышцы болели, он, словно заколдованный, погрузился в сон.

Ему показалось, что он не проспал и пятнадцати минут, как за ним прибыл всадник с известием, что братья ждут его. Выйдя на свежий воздух, мальчик увидел, что солнце стало уже высоко над головой. Был полдень. Всадник подвел коня к мальчику, и Мазсе тут же запрыгнул на него. По всему району ходила сератайская стража.

– Они ждут тебя на стене, у западных ворот, – добавил всадник.

– Много добычи набрал? – спросил Мазсе, в попытке развеять тишину, сопровождавшую их всю дорогу.

Всадник не нарушил своего молчания и просто мотнул головой. Мазсе не стал повторять попыток завести беседу, а просто наблюдал за событиями, происходящими вокруг.

А кругом происходило нечто ужасное. По улицам бегали голые женщины, которых ловили пьяные до беспамятства сератаи, и, не стесняясь проходящей мимо стражи, или проскакивающих мимо случайных всадников, прямо посреди улицы, в грязи, в лужах крови, подвергали женщин насилию.

Среди них были как женщины, уже поседевшие от старости, так молоденькие девочки, которые не понимали, что происходит вокруг, а просто истошно ревели, пытаясь спрятаться.

Мужчин привязывали веревками к коням и ради потехи разрывали на части, волокли по вымощенным камнем улицам города, пока те не превращались в окровавленные куски мяса без признаков жизни.

Кто-то продолжал обыскивать дома, в надежде найти ещё что-нибудь ценное. Мальчик, проезжая мимо района размещения какого-то племени, стал свидетелем жуткой картины. Наголо бритый сератай отрезал уши у захваченных им пленников.

– Ишпак, жестокий вождь. Все свое племя держит в страхе. Говорят, он однажды кому-то из знати вырезал язык за то, что тот высказался против него. Весь в своего отца, тот не щадил пленных. Акиннаез жестоко расправился с ним, когда объединял все племена. А Ишпак поклялся ему в верности, и царь сохранил за ним право вождя, – сказал всадник, заметив взгляд Мазсе.

Вскоре они достигли западных ворот. Привязав лошадей, они начали подниматься на стену. Все было залито кровью. Стены и пол были усеяны мухами. Повсюду валялись стрелы, сломанные копья, кое-где на ступенях попадались смятые шлема и части доспехов. Все ценное и пригодное, что можно было бы продать, забрали сератаи.

Но вот они уже оказались в башне по левую сторону от ворот.

– Дальше я не пойду. Ваши братья вон там, – всадник указал на два силуэта, стоящих на стене и смотрящих вниз, что-то при этом оживленно обсуждая.

Мазсе прошел сквозь каменную арку, ведущую на стену, и поспешил к братьям.

– Скилур, как я рад, что ты жив, – воскликнул мальчик и принялся обнимать раненого брата.

– Хех, ну, хватит. Ты, в самом деле, думал, что так легко от меня избавишься? – отшутился Скилур.

– Посмотри туда, – обратился к Мазсе Араме, указывая вниз за стены замка.

Мазсе перевалился через уступ и увидел длинную, тянущуюся почти до самого горизонта, колонну пленников.

– Всех этих рабов забрал себе Акиннаез, а нам оставил довольствоваться лишь парой сотен на каждого представителя знатного семейства, – недовольно произнес Араме.

Мальчик снова взглянул вниз. Женщины, мужчины, дети шли сплошным потоком, связанные по рукам и ногам веревками и скованные цепями. Большинство одетые в грязную мешковину, но встречались и нагие, грязные, все до единого босые. Мазсе видел, как маленькая девочка, из-за стертых в кровь ног, повалилась на землю рыдая. Ее вытащили за волосы и в десяти шагах от общей колонны лишили жизни. А мать, бросившуюся защищать свое дитя, оттащили за ноги и принялись насиловать двое стражников, сопровождавших колонну.

Закончив свое дело, они оставили безжизненное тело женщины на съедение воронам, кружившим над всем Антеролом. Пленные рабы еле передвигались, и погонщики хлыстали их кнутами. Кто-то перерезал веревки и попытался сбежать. Их тут же догнали всадники, идущие по бокам огромной колонны, избили и возвратили назад. Наиболее непокорных оставляли под палящим солнцем со стрелами в спине.

На лицах пленников виднелся ужас, растерянность, но у большинства был взгляд пустой, казалось, что не человек это вовсе, а живой труп. Вдоль колонны постоянно ходили отряды сератаев, высматривая молоденьких девушек. Их вырывали из общей колонны, насиловали и возвращали назад.

Стоило жертве начать кричать, как ей вырезали язык, а то и вовсе могли убить, окажи она яростное сопротивление

– Я успел захватить только шестьсот пленных, треть из которых старики, – жаловался Араме.

Мазсе не слушал его, он видел убийства, видел кровь. Отец давно объяснил ему, что это неизбежная составляющая любой войны. Но он не упоминал об этом. О том, как человек становится рабом.

– А рабы, что в Аббие, тоже прошли через это? – указывая на колонну, спросил мальчик у братьев.

– Через что? – не поняв вопроса, переспросил Скилур.

– Женщин насиловали? А мужчин избивали до полусмерти?

– Мазсе? Это рабы. У них был выбор. Смерть или бесправное существование, – ответил Скилур.

– Не надо жалеть рабов, – добавил Араме.

– А я всегда думал, почему женщины в Аббие не поднимают глаз, избегают любого общества, и как тени ходят за своими хозяйками, – поделился своими измышлениями Мазсе.

Скилур лишь улыбнулся, а Араме залился громким хохотом. Мазсе же не видел в это ничего смешного. Его тревожило зрелище, открывающееся там внизу, у ворот.

Теперь для него многое стало понятно. В поселке с рабами обращались гораздо лучше, чем тут, их господа следили за тем, чтобы их собственность была одета и накормлена, чтобы могла и хотела делать свою работу. Может быть, так было только в Аббие. Мальчик не был нигде за пределами своего поселка. На его памяти племя переезжало лишь трижды.

Сейчас Мазсе, стоя на краю крепостной стены, вспоминал тот день, когда впервые убил человека. Ему было двенадцать. Из Аббия убежала сотня рабов. Отец отправился со всадниками покарать их и взял с собой сына.

– Держись в стороне. Обстреливай их с безопасной дистанции, – сказал отец, вручая ему лук.

Нагнав беглых рабов, Теорек учинил жестокую расправу, убив каждого из них. Мазсе сразил троих из своего лука. Отец строго настрого запретил ему вступать в ближний бой. Хотя сам окунулся в самую гущу сражения.

В тот день Мазсе не боялся никого из этой небольшой армии кричащих рабов. Единицы были вооружены топорами и косами, чаще встречались вилы, но большинство дрались дубинами и кидались камнями.

Теорек обезглавил всех беглых рабов, выставив их головы, насаженные на пики, вокруг поселка.

– Мятежи и предательства нельзя прощать. Запомни это сын. Это необходимая жесткость, чтобы держать в страхе остальных, а там, где страх, там повиновение, – сказал ему отец, когда мальчик спросил, зачем он резал головы павшим рабам.

Теперь Мальчик как нельзя лучше понимал, почему бежали рабы, и почему они отплатили таким предательством за столь хорошее обращение с ними.

– Мы их кормим, одеваем, даем им ночлег. А они бунтуют. Почему так, отец? – недоумевал Мазсе.

– Человек по природе своей стремиться к воле, а они ведь тоже люди, – тогда ответил ему Теорек.

Но лишь теперь, увидев все те ужасы, которые творили его соплеменники, Мазсе понял истинный смысл слов отца.

Скилур шепнул что-то на ухо своему старшему брату. Оба переглянулись, ещё пару раз перешепнулись.

– Мазсе! – уперев руки в бока, обратился к брату Араме.

– Пойдем-ка с нами, у нас для тебя есть подарок по случаю твоей первой битвы.

Братья спустились со стены во внутренний двор, Скилур шел медленно, прихрамывая, из-за раненной ноги. Рука его была примотана к телу.

– Так, вы тут побудьте, а я скоро вернусь, – сказал Араме, когда они, наконец-то, спустились.

– Как так получилось? – спросил Мазсе, указывая на руку Скилура.

– Так, тебя рядом не было. Вот и подцепил стрелу, – отшутился Скилур, потрепав каштановые волосы брата.

– Я же тебе говорил, чтобы ты держался рядом, – ответил Мазсе.

– Пойдемте, – сказал, внезапно появившийся Араме.

И братья поковыляли следом за ним. Они прошли пару домов, пока Араме не остановился возле небольшого домика. Внутри трое сератаев играли в кости. Один увидев Мазсе, расплылся в улыбке, но потом снова сосредоточился на игре.

– Вот за этой дверью, твой подарок, – хитро ухмыляясь, произнес Араме.

Он снял с Мазсе кожаный жилет и отвязал с пояса меч.

– Это тебе не понадобится.

Потом он одной рукой открыл толстую дверь, а другой втолкнул брата в узенькую комнату с занавешенным окном. В уголке, сжимая коленки, сидела молоденькая девушка. Мальчик сразу понял, чего от него хотят братья.

– Чего-то тихо. Может зайти, посмотреть, подсказать? А то вдруг он не знает, что и как нужно делать? – приложив ухо к двери, произнес Скилур.

– Дай ему время, – усаживаясь за игральный стол, сказал Араме.

– О, пошли вздохи. Молодчина, братец, – с довольным лицом произнес Скилур.

– Вот видишь, он же сын Теорека, – приготовившись бросать кости, произнес Араме.

– Так, а ну, подвиньтесь. Я тоже хочу сыграть.

Через некоторое время дверь открылась, и Мазсе вышел из комнаты, завязывая веревку, поддерживающую его штаны.

– Ну как? – задрав голову, спросил Араме, он был уже подвыпивший, и речь его была не совсем внятной.

– Строптивая немного, но ездит знатно, – сказал с довольным лицом Мазсе.

Зал разразился диким хохотом. Все игроки поздравляли паренька, как будто произошло что-то невероятное.

– Если вы не возражаете, я вас покину. Я бы хотел навестить своего раба.

– Да, только на закате Акиннаез собирает всех вождей во дворце. Будь там. Я представлю тебя ему, – произнес Араме, – только бы проспаться сначала.

Мальчик вышел из душного помещения и направился в сторону храма. Величественное строение, с колоннами и витражом из цветного стекла. Не только храм поражал своей красотой и внушительными размерами, но и любое другое сооружение в городе. Никогда прежде мальчик не видел столь дивной и красивой архитектуры. Большинство домов в городе было сожжено или разграблено, но даже в таком виде, залитый кровью, он был прекраснее Аббия или любого другого сератайского города.

Войдя внутрь храма, мальчик увидел сломанную мебель, перевернутые столы. Повсюду были следы крови. Кроме пары медных подсвечников, ценностей в храме не было. Везде валялись книги. Храм представлял собой огромное строение с четырьмя павильонами и пятым в центре, соединяющим остальные длинными коридорами. Вдоль стен лежали обломки статуй, недавно украшающих это строение.

Мальчик поднялся по мраморной лестнице в центральный павильон, потолок которого был одной сплошной картиной, изображающей солнце, сокрытое белыми облаками, и людей в белых туниках, которые протягивали руки тем, кто находился внизу. Мазсе долго кружился на месте, открыв рот, и осматривал это чудо.

– Как человек мог сотворить такое? – невольно произнес Мазсе.

– Десятки монахов трудились день и ночь, чтобы написать эту фреску, – ответил монах, вышедшей из тени одной из колонн, на сератайском языке.

– Господин. Я очень благодарен Вам за спасение моей жизни и за сохранение этих бесценных книг, – поклонившись, добавил монах.

Мазсе немного испугался появлению старика и схватился за рукоять своего меча. Старик был в грязной, серой рясе. Среди его пепельных волос виднелись залысины. На вид ему было не меньше пятидесяти.

– Откуда ты знаешь наш язык, старик?

– Когда я был ещё послушником, я объездил со священной миссией почти весь континент и выучил множество языков, в том числе и сератайский.

– Как твое имя, монах?

– Эдвин, повелитель.

– Тебе повезло, Эдвин. Обстоятельства могли сложиться не в твою пользу.

– Я знаю, господин. И благодарю Всевышнего за Ваше появление.

– Хотите осмотреть весь храм?

Мазсе было очень любопытно, что нарисовано в других павильонах, но, не желая показывать свою заинтересованность, он надменно произнес:

– Если только ещё одну комнату.

– Пройдемте, – монах указал в сторону северного павильона.

Войдя внутрь, мальчик сразу кинул свой взгляд на потолок. Большой купол, правда, чуть меньше центрального, был весь исписан какими-то иероглифами.

– Это древний язык богов. Монахи, которые сделали эти надписи, перечитали десятки древнейших книг, написанных до Великого разлома. В каждую из этих книг авторы вписывали слова богов, населявших наш мир. Они обитали среди людей и учили их, как следует жить. Фактически это правила жизни для любого человека. А книги эти, говорят, что их сохранилось немногим больше десятка по всему миру. Каждая из них бесценна. Любой монашеский орден готов отдать целое состояние за обладание хотя бы одной такой книгой.

– То есть, куча бумажных страниц с чернилами будет стоить сундук с золотом? – недоумевая, спросил Мазсе.

– И даже больше. Но древние книги не такие, какие пишут теперь. Они написаны на коже, иногда даже человечьей. У нас, простите, у Вас в храме, хранятся три такие книги. Две имеют вид обычных деревянных дощечек с выжженными письменами. Третья же сделана из телячьей кожи, а вместо привычных чернил использовались масла каких-то растений, которых теперь нет на нашей земле.

– Ваш Бог лишь тень Великого Всадника, – сердито взглянув на старика, сказал Мазсе, ожидая раболепного согласия.

– Простите мне мою дерзость, господин. Но представления сератаев о божественном происхождении Великого Всадника весьма преувеличено. Если не верите мне на слово, то можете прочесть эту книгу, – монах подошел к большой книжной полке, тянувшейся почти до самого потолка, и практически у самого низа взял толстую книгу. Сдув пыль, он протянул её Мазсе.

– Она написана сератайским знахарем, изучившим вдоль и поперек личность, так называемого Великого Всадника, и его роль в той самой катастрофе, постигшей нашу землю, которую мы зовем Великим разломом.

Мазсе взял книгу, полистал странички. Потер пальцем засохшие чернила. Попробовал подержать книгу на весу и вернул монаху.

– Бедное дитя, ты не умеешь читать, – сложив брови одной дугой, произнес жалостливым голосом монах.

Мазсе немного растерялся, будто бы его уличили в воровстве, ему даже стало немного стыдно, что его раб был умнее, чем он сам. Казалось, что даже на его родном языке этот старец говорит лучше него.

– Не забывай, к кому ты обращаешься, раб, – собравшись, ответил Мазсе.

– Простите мне мою вольность, повелитель, – монах упал на колени и припал к ногам Мазсе.

– Встань, я прощаю тебя, – произнес Мазсе, вновь не зная, что ему делать.

– Позвольте, я научу вас читать, господин, – поднявшись, произнес старик.

– Зачем мне это? – с пренебрежением в голосе спросил Мазсе.

– В этих книгах сокрыта мудрость и знания тысяч умнейших мужей со всех сторон света. Тот, кто прочтет все это и сможет правильно распорядиться полученными знаниями, будет править всем миром, – с хитрой улыбкой произнес монах.

Уши мальчика напряглись и встали торчком, как у хищника, услышавшего приближение добычи.

– То есть, ты хочешь сказать, что этими книгами я смогу покорить мир? – засмеялся Мазсе, потрясая какой-то книгой, взятой наугад.

– Не стоит смеяться, господин. Не книгами, но знаниями, которые в них заключены, – монах спокойно забрал книгу из рук своего господина.

– К примеру, вот эта книга. Она написана Беназиром Третьим, одним из выдающихся полководцев и царей юга. В ней он рассказывает о ведении войны в пустыне. Книга будет полезна, если вы соберетесь воевать с южными царствами.

Мазсе открыл книгу, непонятные символы, отличные от тех, что были в книге о Великом Всаднике.

– А это какой язык?

– Дахейский, – сказал монах, взглянув на страницы книги.

– Ты и его знаешь? – сощурив глаза, спросил Мазсе.

– Да, повелитель. Его и много каких других языков.

– Ты прочел все книги, что находятся здесь?

– В этом павильоне я прочел все, но что касается других, то едва добрался и до половины книг, там хранящихся.

– Если Вы мне позволите, то я обучу Вас чтению, и буду рекомендовать Вам книги интересные и полезные, господин, – поклонившись, сказал монах.

– А другим языкам ты меня сможешь научить?

– Если господин прикажет, – пытаясь скрыть хитрую ухмылку, ответил монах.

У них в семье читать умели только отец, Араме и Нессиоти. А писать только Нессиоти. Остальные отдавали предпочтения изучению верховой езды да умению владеть оружием. Ах да, и, конечно же, мать мальчика. В детстве она и Мазсе пыталась научить писать и читать, но он не проявил должного усердия, и Террея оставила всякие попытки обучить ребенка.

– Я бы хотел научиться читать твои книги, жрец. Но, боюсь, скоро мы покинем твой город. Акиннаез вывел почти всех рабов. Завтра будут вывозить собранные ценности и сокровища. Сегодня же будет пир в честь завоевания вашего королевства.

– Антерол потерял свое былое величие. Король Хитклифф во всем полагался на наемников. Без конца чеканивший золотые монеты он раздавал их своим приближенным в надежде, что те будут для него надежным щитом, – монах гневно плюнул в сторону.