Планета Крампус. Роман

– Сержант Го…

Подполковник махнул рукой: мол, достаточно. И обратился к дежурному:

– Нам бы на русского немца поглядеть…

– Есть, товарищ подполковник, – засуетился тот, забрякал ключами у двери напротив.

Подполковник посторонился, пропуская Алексея. Помещение было сумрачным, едва освещалось одним подслеповатым, маленьким, грязным окошком. Глаза Алексея скоро попривыкли к полумраку, и он разглядел под низкими кирпичными сводами у стены справа мужскую фигуру в немецкой полевой форме. Судя по погонам, это был рядовой. Мужчина сидел на чем-то низком и неудобном.

– Вот такой кадр, – представил пленного немца подполковник. – По-нашему, то есть по-русски, ни бе, ни ме. Да и по-немецки, похоже, не лишку. Вот такой странный тип.

Вид пленного был отталкивающе неприятен. Лицо заросло непонятного цвета (так показалось в полумраке) густой и длинной щетиной. И лицо, и руки, и одежда были грязными, давно не знавшими воды и мыла. Кроме того, как сумел заметить Алексей, одно запястье немца было охвачено толстым металлическим кольцом, к которому одним концом крепилась цепь, а другой ее конец уходил в темный угол за немца и, видимо, был надежно прикован. «За что это ему такое средневековое наказание?» – подумалось Алексею.

– Дикарь, – как бы отвечая ему, произнес подполковник. – Кидается на всех, рычит… Готов просто порвать, задушить каждого.

– Я не ослышался? – произнес Алексей. – Вы, кажется, назвали его русским немцем…

– Совершенно верно, – подтвердил подполковник. – Он и есть. Когда его взяли в плен наши разведчики и приволокли в свои траншеи, его разглядел один наш боец и признал в нем своего земляка. «Да это же Ванька Сухоруков! – забожился боец. – Вот вам крест, точно он». Но Ванька земляка чуть не растерзал. Для установления истины мы доставили сюда из деревни его отца – Емельяна Макарыча Сухорукова. Того самого, с которым только что разговор вели.

Подполковник чуть помолчав, продолжил:

– Да, это была картинка! Представляете – отец сына признал, а сын на отца смотрел, как…

Подполковник не смог найти сравнение и повторил:

– Да уж, это была картинка.

– Может, вы с ним покалякаете по-ихнему, – вдруг предложил Алексею подполковник. – Наши как-то пытались – ни хрена, ничего, то есть, не вышло.

Алексей направился было к немцу, но подполковник его осадил:

– А вот приближаться к нему не советую. Дикарь. Натворит еще чего.

– Wie heissen Sie? Wie ist ihre Name?31 – начал Алексей.

У немца зло сверкнули глаза. Руки начали сжиматься в кулаки.

– Verstehen Sie mich? Ist Ihnen klar, was ich frage?32 – продолжал допытываться Алексей.

Немец сидел недвижно на грязном топчане, закинутым какой-то дерюгой, и только зло стрелял глазами.

– Aufstehen!33 – вдруг резко скомандовал Алексей. Немец быстро и образцово исполнил команду Алексея. Он соскочил с топчана и вытянул руки по швам.

– Li-i-inks!34 – нащупав нить для общения с немцем, командовал Алексей. Немец без труда выполнил и эту команду.

– Re-e-echts!35 – вернул немца в исходное положение Алексей. – Wie heisst du?

– Ivаn Dumm36, – отчеканил немец. Но на другие вопросы отвечать не хотел. Или не знал на них ответов. Только зло вращал глазами и ниже склонял свою голову, отчего Алексею казалось, что немец готовится к прыжку, чтобы забодать его несуществующими рогами.

– Setze sich!37 – приказал немцу Алексей. Тот тяжело опустился на топчан.

– Ладно, хватит с него, – заключил подполковник. – Пойдемте-ка наверх.

Алексей вновь следовал за подполковником. Огибая здание, он опять увидел свой взвод с лейтенантом Одареевым. Они, встретившись глазами друг с другом, обменялись улыбками.

– Ну, вот такое кино, – подвел итог подвальному приключению подполковник. – Как оно вам?

– Это было бы крайне удивительно, – начал отвечать Алексей, – если бы я не услышал в свое время признаний Вилли Кауфманна, там, в госпитале, что некто занимается подобными экспериментами. И довольно, оказывается, успешно.

– Вот и я подумал о том же, вспомнив содержание докладной, присланной начальником вашего отдела НКВД. Она, как я понял, составлена с ваших слов, сержант Боровых.

– Так уж получилось.

– Чего ж тут скажешь – получилось неплохо. Поскольку вы в курсе событий, могу поделиться с вами некоторыми соображениями на этот счет. После всего прочитанного, услышанного и увиденного, сами понимаете, мы не имеем права оставить это дело на самотек. И мы решили с нескольких сторон подойти к решению проблемы по захвату и ликвидации этой странной лаборатории. Но нам требуется не только ее ликвидировать, желательно еще и заполучить имеющуюся там документцию. И что очень важно, нельзя допустить, чтобы хотя бы часть этой документации попала в руки других заинтересованных в ней людей. Хотя я помню, – подполковник положил руку на стол и постучал пальцами по столешнице, – что всю важную информацию этот Вернер, – я, надеюсь, правильно назвал фамилию этого немецкого деятеля? – увозит отсюда в Германию. Наша задача – получить все, что только можно из этого осиного гнезда, в том числе и самого Вернера. Ну, а поскольку вы, как я понимаю, разведчик… Да еще и владеете немецким языком… Стало быть, в этом деле вам отводится особая роль.

– Я готов выполнить любое… – встав по стойке «смирно», начал рапортовать Алексей.

– Да ладно вам. Сядьте, – урезонил сержанта подполковник. – Нужно как следует поговорить о деле. И подготовиться к нему.

– Между прочим, – уже другим тоном продолжил Алексей, – у меня есть поручение от капитана Грачика. Я, к сожалению, точно не знаю его должности, но он руководит одним из отделов НКВД в Нижнеруднинске.

– Поручение? – вопросительно посмотрел на Алексея подполковник. – И какое же?

– А вот… – Алексей подал подполковнику портфель, закрытый на две накладные застежки.

– Что же это может быть? – с легкой иронией в голосе произнес подполковник, осматривая портфель. – Солидная вещь. Интересно, интересно…

Застежки раскрылись легко, и подполковник заглянул в портфель. Затем перевернул его над столом, и из его недр выпали небольшая папка и несколько отдельных листов бумаги. Сначала Георгий Семенович взял в руки листы. Прочел один, затем другой.

– Вот, значитца, что это такое, – произнес он. – Из сопроводительной записки капитана Грачика следует, что содержимое портфеля – это не что иное как документы Вилли Кауфманна. Но документы мало чего содержащие, по его мнению. Ну что ж, посмотрим, посмотрим… – и он, не откладывая дело на потом, развязал тесемки папки.

– Да тут, я смотрю, немалый архив, – сдержанно воскликнул Георгий Семенович.

В папке оказались конверты с письмами, фотографии и какие-то бумаги с печатями и штампами. Взял одну фотографию, подполковник посмотрел на нее внимательно, перевернул, осмотрел обратную сторону, развернул лист бумаги, вынутый из конверта.

– Все не по-нашему писано, – огорчился Смоляков. – Так, так, так… Ну что же, значитца, вывод напрашивается, товарищ младший сержант, один – работать с этими документами необходимо. И эта забота поручается вам. Поначалу, значитца, переводы всех этих текстов. А там…

В этот момент раздался телефонный звонок.

– Подполковник Смоляков у телефона, – доложил хозяин кабинета, взяв в руку трубку. Внимательно выслушал телефонное сообщение. Ответил:

– Есть. Буду к назначенному времени.

И положил трубку на рычаг.

– Вот, – развел он руками, – как всегда. На самом интересном месте… Значитца, придется, товарищ младший сержант, наш разговор продолжить в другое время. Вызывают меня, понимаешь.

Георгий Семенович нажал на кнопку с внутренней стороны столешницы. На пороге кабинета появился дежурный.

– Майора Красина ко мне, – приказал Георгий Семенович.

Через пару минут на пороге появился майор.

– Вот что, Николай Федорович, – обратился к нему Георгий Семенович, – как говорится, не в службу, а в дружбу. Сейчас нас с комендантом вызывают в штаб дивизии, а как надолго – неизвестно. Но я планировал и обещал быть в шестнадцать тридцать, через час, у комполка Лазарева. У него там какой-то лихой лейтенантик на майора Зверева бумагу накатал о превышении тем якобы служебных полномочий. Надо быть вникнуть в это дело. Так вот, Николай Федорович, я прошу тебя через часок быть у Лазарева и разобраться, что там произошло. А я ему об этом сейчас же и позвоню.

– Есть, – ответил майор Красин. Но уходить явно не спешил.

– У вас что-то есть ко мне? – заметив заминку, спросил его Георгий Семенович.

– Звонили из комендатуры, сообщили, что прибыло пополнение из Нижнеруднинска. Штрафники. Более тридцати человек. Я их направил в полк Зарубина. Оттуда должен приехать за ними оперуполномоченный особого отдела старший лейтенант Страськов.

– Хорошо, Николай Федорович. Хорошо. Будем считать, что нашего полку прибыло. У вас все ко мне?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Вы можете быть свободны, Николай Федорович.

– Есть, – ответил майор.

Когда за ним затворилась дверь, подполковник Смоляков заговорил с Алексеем.

– Так что, значитца, младший сержант Боровых, вы в моей команде. Завтра утром встречаемся здесь же для завершения дел с этими вот бумагами, – он указал на вынутые из конверта документы. – И для окончательного решения вашего вопроса с местом службы, постановки на довольствие и выполнения первоочередных поручений. А пока вот…

И подполковник подвинул к себе листочек бумажки, что-то черкнул на нем и подал Алексею со словами:

– Это местечко для вас, чтобы день прожить да ночь скоротать. Там, кстати, вас и покормят. Тут недалеко. На той стороне привокзальной площади. Найдете, не маленький. Вы свободны, сержант.

– Есть, – ответил Алексей встав со стула.

Когда он вышел на свежий воздух, взвод был выстроен недалеко от Железки. Перед шеренгами стояли лейтенант Одареев с незнакомым офицером. Тут же и мотоцикл с коляской, у руля которого устроился старшина, дымящий папиросу.

19

У штрафников шла поверка. Старший лейтенант Страськов стоял перед взводом, расставив ноги и покачиваясь с пяток на носки. Руки он держал за спиной, между пальцами был зажат длинный тонкий прутик. Он то и дело вертел им и похлапывал себя сзади по ногам. Фуражка была низко надвинута на лоб капитана, скрывая глаза. А он из-под округлого козырька видел всех и все.

– Нахимчук… Я! Овсепьян… Я! Румянцев… Я! Ухарский… Я! Шелепов… Я! Яковлев… Я! – заканчивал перекличку лейтенант Одареев.

Оперуполномоченный особого отдела Страськов до поры равнодушно оглядывал стоящий перед ним рядовой состав и вполуха слушал фамилии штрафников. Пока вдруг… Пока вдруг глаза его не наткнулись на тяжелый взгляд знакомых глаз. Старшего лейтенанта от неожиданности обожгло. У него аж перехватило дыхание. Но скоро он справился, унял волнение. «Вот ведь черт… – упрекнул он себя. – Надо же как… И чего это я?».

А тяжелый взгляд… А знакомые глаза… Это был Шелепов Вадим. С этим Шелеповым Вадимом у него, Страськова, образовались свои счеты. Придя в себя, Страськов даже внутренне возликовал: «Эге, дружок, так ты, я смотрю, в рядовые подался. Так-то, товарищ полковник. Жизнь, она штука хоть и непредсказуемая, но справедливая. Так что пришло времечко. Повстречаемся. И еще поквитаемся».

И он старался больше не смотреть в сторону Шелепова.

– Товарищ оперуполномоченный, – доложил лейтенант, – поверка личного состава завершена. По списку на построении должно было присутствовать тридцать шесть человек. Присутствует тридцать два. Трое совершили побег. Один погиб. Из оставшихся двадцать один назначены в штрафную роту, и одиннадцать человек назначены в штрафбат. Об отсутствующих вам передается докладная. Рапорт сдал лейтенант Одареев.

– Рапорт принят, – махнул возле козырька фуражки Страськов. – Хорошо, лейтенант, вы свои обязанности по доставке пополнения выполнили полностью. Сопроводительные документы я у вас забираю. А с дезертирами будем разбираться. Можете быть свободны.

Лейтенант передал оперуполномоченному Страськову коленкоровую папку. Офицеры пожали друг другу руки. Приняв пакет с документами, старший лейтенант Страськов обратился к старшине, восседавшему на сидении мотоцикла:

– Старшина Кобзев…

Тот соскочил с мотоцикла и встал перед старлеем.

– …примите под свою команду взвод и приведите его в Травниково, к нашему отделу.

– Эсты приняты и прывесты, – ответил старшина.

А старлей, сев на мотоцикл, подался прочь отсюда, прибавляя газу и поднимая густые клубы пыли.

20

– Ну что, поздравим друг друга с выполнением ответственного поручения, – с веселыми нотками в голосе воскликнул лейтенант.

– Поздравляю вас, товарищ лейтенант. На самом деле, как гора с плеч свалилась, – ответил Алексей. – Вы-то, наверное, в обратный путь настраиваетесь? – поинтересовался Алексей.

– Да. Надо подаваться обратно, – с легкой озабоченностью произнес лейтенант. – Вот думаю пойти наниматься на какую-нибудь должность к нашему майору. Может, и примет по старой памяти. Они же обратно, я уверен, поедут, когда наберут своих пассажиров. А значит – нам по пути.

– Ну, на должность санитара у него вакансия, наверняка, всегда имеется, – отшутился Алексей.

Перед ними открылось пространство с железнодорожными путями, составами, эшелонами…

– О, гляди-ка, сержант, наш поезд загружается! – указал лейтенант рукой вдаль, где перед санитарным составом видны были телеги с запряженными в них лошадьми, машины и множество людей и в белых халатах, и в военной форме.

– Может там и наша помощь нужна, – предположил лейтенант.

– Пойдемте. Поможем. Все равно пока делать нечего, – согласился Алексей. И они направились к санитарному поезду.

– Не мало ли вас, не надо ли нас? – добродушно обратился лейтенант к наблюдавшей за погрузкой раненых Людмиле Александровне. Та приветливо улыбнулась и произнесла:

– А, вы?

И ее улыбка тут же погасла.

– Состав ранеными полностью укомплектован или есть еще свободные места? – все-таки попытался продолжить разговор лейтенант, избрав более серьезную интонацию.

– Сегодня ближе к вечеру есть намерение отъезжать в обратном направлении, – ответила Людмила Александровна.

Приметив старых знакомых, майор оставил свои командирские обязанности и подошел к ним.

– Какие дорогие гости у нас, а, Людмила Санна? – произнес он. И, пожимая по очереди руки мужчинам, спросил:

– Не хотите ли уж напроситься к нам в обратную дорогу? А то – милости просим… Мы к вам привыкли.

– А я бы с удовольствием, если местечко найдется, – тут же вставил лейтенант. – Тем более что я совершенно свободен.

– Так, замечательно! – воскликнул майор. – Найдем мы ему местечко, а, Людмила Санна?

И сам же ответил утвердительно:

– Найдем. О чем речь.

На путях загремели сцепки вагонов, застучали по рельсам колеса, гудели и шумно пыхали паром паровозы. С лязганьем остановился воинский эшелон. К общему шуму присоединились и возгласы прибывших с эшелоном людей. Русьвинский железнодорожный узел был до краев и постоянно наполнен этими специфическими звуками. Это была его жизнь, его судьба.

Алексей, успокоенный тем, что лейтенант сумел обустроить себе обратную дорогу, хотел уж было распрощаться со всеми, как вдруг его внимание привлекла группа людей из прибывшего эшелона.

«Так это же… – припомнил Алексей. – Это же капитан Нестеренко! Он! Точно он!». А вслух воскликнул:

– Поглядите-ка кто к нам идет! Тоже старый знакомый. Ну, мир тесен. Вот так встреча!

И он громко крикнул:

– Товарищ капитан! Товарищ капитан, с прибытием вас!

Вместе с Нестеренко шли… И как Алексей не смог их опознать сразу? Шли со связанными руками, склонив головы, трое дезертиров. Обрадованный встречей капитан Нестеренко воскликнул:

– Как хорошо, что мы вас догнали и встретили! А то сколько бы возни с этими вашими было… Мои служаки, которые у танков да у пушек часовыми стояли, мне сообщают: так, мол, и так… На одной из платформ, мол, посторонние люди устроились. Вроде и в военной форме, но все равно, мол, не наши. Не с нашего охранного взвода, то есть. И что, мол, с ними делать?

Капитан, глянув осуждающе на пленников, продолжал:

– Я и спроси – а сколько, мол, посторонних-то прибилось? А мне говорят – так трое. Ну, я тогда и понял, что это за птицы… А вот если бы я, лейтенант, тогда, перед отъездом, не подошел к вам, да не узнал про вашу беду, про их побег, то неведомо, как бы мы их приняли и как бы мы с ними поступили…

– Ну, а поскольку хозяева пропажи, вот они, – капитан Нестеренко с довольной улыбкой кивнул в сторону лейтенанта и Алексея, – то пожалуйста, получите с доставкой.

И капитан кивнул сопровождающим, чтобы те подтолкнули пленных дезертиров вперед.

– Спасибо, конечно, за такую услугу, – протянул лейтенант Одареев.

– Ну, а кроме того, – добавил капитан Нестеренко, – они же были, оказывается, вооружены.

Один из конвоиров показал всем автомат ППШ.

– Вот, тоже примите вместе с беглецами. Хорошо, что у них хватило ума не применить его при задержании. А то бы вести к вам было некого. Мои ребята баловства не признают. Быстро бы их расщелкали.

Алексей принял автомат, повесив спереди на шею.

– Ну и страшен у тебя вид, – улыбнулся лейтенант. – От такого вояки немчура драпать будет без оглядки.

Майор Гаврилов прошептал что-то на ухо Людмиле Санне. Та согласно кивнула и, несмотря на свою упитанность, легко подалась к административному вагону. Было видно, что куда-то бежать, куда-то спешить, что-то быстро и оперативно исполнять – это ее жизненная необходимость, ее призвание. Вернулась она, держа в руках белые узелки.

– Эх, путь – дорожки фронтовые… Как хорошо, что мы живые, – произнес майор Гаврилов повеселевшим голосом. – А не принять ли нам, друзья, за здравие. Ведь такая встреча!…

Мужчины переглянулись.

– Вот это по-нашему, – воскликнул лейтенант Одареев.

– Вот это прием! – обрадованно произнес капитан Нестеренко.

– А вы, – обратился он к своим бойцам, сходите пока за вагоны, дайте оправиться этим поганцам. Да и сами то же самое сделать не забудьте. Только осторожно, смотрите.

Людмила Александровна, радушно улыбаясь, развязывала узелки.

В это время активно шли погрузка и размещение раненых. Медсестры знали свои обязанности и без лишних понуканий с помощью санитаров, прибывших с ранеными из прифронтовых медицинских подразделений, вели эту работу.

Ирина укладывала очередного раненого в постель.

– Ну, что, голубчик, удобно так-то лежать? Спокойно? – разговаривала она с пожилым военным, раненым в грудь и руку. – Потерпите чуточку. Я вас скоро перевяжу, ранки обеззаражу. Легче будет. Только чуточку потерпите.

– Да ничего, дочка. Теперь уж потерплю. Теперь уж я на месте. Ничего… Беги давай, – отсылал он ее, – других выручай. Ничего… Спасибо.

Она направилась к выходу из вагона за следующим раненым. Нечаянно посмотрела в одно из окон. И обмерла. Она увидела: там, за окном, они! Все трое! Правда, еще с какими-то военными. Ее охватило одно-единственное желание: уничтожить, убить, отомстить… во что бы то ни стало.

И она стремглав выскочила из вагона.

– Ну что? Как будем поступать с этими? – спросил Алексея лейтенант, указав взглядом на дезертиров, когда мужская кампания поредела.

– Признаться, товарищ лейтенант, я бы их тут же кончил, – заявил Алексей, – Но… Я не судья и не палач. И руки пачкать об эту дрянь мне не пристало. А что с ними делать? Можно, конечно, доставить их и в комендатуру… Но, если вы видели, комендант и начальник дивизионного особого отдела только что уехали отсюда. Оставлять без присмотра этих гадов никак нельзя. Выходит, – Алексей улыбнулся, – что этими выродками придется заняться мне.

– Тебе? – удивился лейтенант. – И что ты с ними намерен сделать?

– А поведу-ка я их к старшему лейтенанту Страськову. В Травниково. Время у меня есть.

– Ты это серьезно? Один? Не зная дороги? Ты ж не бывал там ни разу. Не теряй головы, сержант, – воскликнул лейтенант.

– Старшина вон тридцать двух архаровцев один пехом повел, а я что, трех не уведу? Да еще и повязанных по рукам. Да и идти… я не думаю, что это далеко. Короче, не беспокойся, лейтенант. Все нормально будет, – заключил Алексей.

21

Роза Карповна умоляла двух санитаров как можно осторожнее поднимать на носилках раненого молодого бойца с бледным лицом. Он был без сознания.

Один из них положил ручки носилок на верхнюю ступень вагонной лесенки. Другой санитар чуть подвинул носилки вперед, чтобы надежнее зафиксировать их в горизонтальном положении. Первый в это время проворно, ловко, более подтягиваясь руками на поручнях, чем ступая на ступени, чтобы, не дай бог, не задеть лежащего на носилках бойца, забрался на тамбурную площадку. Там он ухватился за ручки носилок и чуть приподнимая, с помощью напарника, подвинул их к раскрытым вагонным дверям.

В это время из вагона в тамбур попыталась выскочить медсестра Ирина.

– О, сестричка, – обрадованно воскликнул один из санитаров. – Как хорошо-то! Иди, показывай, куда нам этого молодца нести. На какое местечко ты его определишь?

И Ирина отступила в вагон. Она прошла вглубь него, подошла к одной свободной, уже застеленной нижней лавке и встала рядом с ней в ожидании санитаров с носилками. Те нескоро, но, наконец-то, подошли и со всеми предосторожностями переложили раненого из носилок на лавку. Ирина торопливо накинула простыню, подтянула ему до подбородка и поспешила вслед за санитарами из вагона. Задержавшись на краю тамбурной площадки, она огляделась. Близко не было видно никого. А вдали она приметила четыре удаляющиеся фигуры. И что-то внутри нее дрогнуло, и в голове пронеслась мысль: это те… Это они…

Она торопливо спустилась по лесенке на землю. И побежала.

День клонился к вечеру. Но все еще по-летнему ярко сияло солнце. Оно словно и не спешило катиться к горизонту, чтобы покинуть благодатную синеву безоблачного неба. Алексей шел позади повязанной по рукам тройки штрафников-дезертиров. Они брели уже около получаса. Идти по самой дороге оказалось затруднительно и несподручно. На открытом месте доставало солнце, к тому же дорога была разбита. Надо было постоянно обходить калужины, образовавшиеся после недавнего дождя, перескакивать через жидкую грязь… И плевать бы на этих подонков, которые чухались по колдобинам, но самому Алексею очень уж надоело плестись по бездорожью. Да и сомнение закралось – а верная ли дорога? В Травниково ли она ведет? И сколько пути до Травниково?

И вот встречная машина. Грузовая. Спереди, за стеклами, ни водителя, ни пассажира, если он там сидел, было не разобрать. А в кузове, сразу за кабиной, сидело двое.

– Эгей, мужики, мы в Травниково правильно идем? – крикнул им Алексей.

– Туда другого пути нет, – высунулось из бокового окошка женское лицо.

– А далеко еще?

– Да километра два с лишним вам поковылять придется, – ответил солдат сверху, из кузова.

«Пара километров – ерунда», – решил для себя Алексей. И они продолжили двигаться дальше.

Вскоре Алексей приглядел тянувшуюся по лесочку слева от дороги тропинку и приказал повязанным свернуть на нее. Тропинка хоть и была не столь утоптанной, как хотелось бы, и не столь прямой – она то и дело петляла между жидкими березками и осинками – но по ней идти, однако, было много лучше, чем по дороге.

– Сержант, ты бы руки развязал, ну хоть на пять минут, – молил Алексея то один конвоируемый, то другой. – Рук не чувствую. Затекли нахер. Идти неудобно. А, сержант?…

– Щас, разбежался. Развяжу, – отвечал Алексей. – Ничего, бог терпел и нам велел. Шкодить ничего не мешало, а тут гляди-ка ты…

Алексей еще навесил на шею Жаблина автомат. Чего ж все самому тащить. Пусть и они разделят с ним эту обязанность.

Тропинку пересек ручей, через который были брошены двухметровые березовые жерди. Они лежали вразброс, как говорится: где густо, где пусто, – и переходить по ним надо было, ловко лавируя между пустотами, чтоб не провалиться в воду.

Жаблин и Гриднев – такой была установлена фамилия второго штрафника – миновали мосток из жердей более-менее благополучно. А вот третий – Шкабара, высокий, рыжий и неуклюжий парень – ногой угодил между двух жердин и завалился через правую сторону мостка так, что голова его свесилась до самого ручья. Он, то ли с испуга, то ли от боли заорал на весь лес:

– А-а-а… Бляха!..

Алексей бросил все свое снаряжение – и скатку, и вещмешок, и винтовку – под ближайший куст и побежал помогать распластавшемуся на мостках Шкабаре выбраться на бережок, на сухое, твердое место.

Жаблин и Гриднев ржали, как лошади, над неудачным кульбитом своего товарища, они заходились в хохоте, кивали головами в сторону мостка, выкрикивали обидные словечки… Потешались как могли, до слез, развалившись на травке под молодой березкой.