Планета Крампус. Роман

Алексею стоило немалых трудов высвободить Шкабару из западни на мостке и вытащить его на бережок ручья. Он изрядно промок. Штрафники были чрезвычайно увлечены обсуждением случившегося.

– А я смотрю, нет Виталика, нет Шкабары! – потешался Гриднев. – Да куда он делся —то, думаю. А он… – Гриднев зашелся смехом, – А он… Гляжу, лежит, развалился на мосточке, как барин. И морда в ручье полощется.

– И как это ему удалось так провалиться? – с издевкой вопрошал Жаблин. – Понятно, – тут же сам себе отвечал он, – башка-то высоко над землей посажена, вот и не видно, что под ногами делается. Вот куда такой вымахал? Тебе и в окопе не спрятаться будет.

Жаблин выплескивал с придыханием залпы смеха, а между ними успевал еще говорить:

– Нет, не жилец ты, Шкабара, не жилец. Прикончат тебя немцы, ежели ты супротив них в окопе лежать будешь. Точняк прикончат. Это тебе, верзиле, какой окоп надо вырыть, чтобы ты весь там угнездился?

Алексей, сидя рядом с развеселившимися штрафниками, снял сапог и вылил из него воду. Потом он начал выжимать мокрую портянку. Штрафники-дезертиры были рады нечаянно случившемуся отдыху. Эх, если бы еще руки были развязаны!..

И тут, когда сержант оказался рядом с ними, занятый собой, а главное, безоружный – винтовка-то у него вместе с другим скарбом на той стороне ручья лежит, под кустиком, – Жаблин сообразил, что лучшего момента освободиться может и не быть. Он продолжил разговор на развеселую тему, чтобы до конца расслабить сержанта, но при этом незаметно подмигнул Гридневу. Тот в ответ прикрыл оба глаза, – мол, все понял и согласен. И тут же, приняв живое участие в разговоре, как бы по необходимости, подвинулся ближе к сержанту. Жаблин уже был готов к нападению. Все дело было только за Гридневым.

– Виталя, тебе бы в цирке по проволке ходить, а? – ерничал Жаблин над Шкабарой.

– А чо, я цирк шибко уважаю, – откликнулся Шкабара. – Но больше клоунов. Люблю похохотать. Вот я помню, – продолжал Шкабара, – к нам однажды приезжал цирк…

И в это мгновение Гриднев подогнул под себя ноги и резко разогнул их в сторону сержанта. Алексей, не ожидавший такого маневра, завалился на спину. И на него всей своей массой навалился Жаблин.

– Ну, что, сука, – злобно прорычал он, – пришла тебе хана, ефрейтор. Плохо ты нас знаешь…

Алексей пытался вывернуться из-под Жаблина, но тому на помощь пришел Гриднев. Он сумел довольно ловко вскочить и ногой с размаху пнуть Алексея в бок. Отскочил чуть в сторону и снова замахнулся ногой, направляя на этот раз удар в голову. Уже отвел ногу, и…

Вдруг отчетливо раздался щелчок затвора винтовки.

– Е-мое! – удивленно воскликнул Шкабара. Он первым увидел Ирину с поднятой и наведенной на них винтовкой.

Гриднев оглянулся и замер на месте. Кажется, он даже забыл дышать. Через мгновение он закашлялся.

– Сядь, – приказала она ему. Тот мешком свалился назад, и все еще, охваченный удивлением, не сводил с нее округленных глаз. И продолжал надсадно кашлять.

Повернул голову и Жаблин. Он живо скатился с Алексея и в полной растерянности глядел на ту сторону ручья, где стояла знакомая им девушка.

– Ну вот. Сейчас я с вами и посчитаюсь, подонки. Хватит вам ходить по земле и пакостить…

– Стой, погоди! – воскликнул Алексей, увидев медсестру и поняв ее намерения. – Не пачкай руки об это дерьмо. Прошу тебя…

Ирина отрицательно покачала головой:

– Этих гадов надо бить. Их надо уничтожать… Всех. Поголовно.

– Не надо! Не стреляй, – взмолился Жаблин. – Я тебе все отдам… Все, слышишь. Все, что у меня есть… Вот, – вытащил он из-за пазухи то ли кисет, то ли просто какую-то тряпицу и, развернув ее, дрожащими руками вынул из нее сложенную в несколько раз бумагу. – Возьми. Здесь адрес и место, где запрятаны и деньги, и драгоценности моего отца. Возьми все, только не убивай. Не убивай! – истошно взвыл Жаблин и, привстав на колени, заелозил ими по траве в сторону ручья, к девушке. Автомат, соскользнувший с шеи во время нападения на Алексея, остался лежать позади него. Он просительно тянул к ней руки и умолял, умолял.

Жаблин не врал. У него были заначены оставшиеся от отца богатства. Отец у него был зажиточный купец, судовладелец. Егор Аристархович Жаблин. До революции они всей семьей жили в Рыбинске, в особняке на Крестовой улице. Отец владел буксирным пароходом, который так и назывался – «Егор Жаблин». Пароход был приписан к судоходной компании «Восточное Общество Товарных Складов» и возил по Волге и Каспийскому морю баржи с мукой, керосином, дровами, углем…

Сам Вячеслав, попросту – Слава, покуда был маленьким, ходил с отцом по Волге на пароходах, насколько ему помнится, «Миссисипи», «Цесаревич Николай», «Нижегородец» и еще на каких-то. Отец брал его иногда с собой в деловые поездки: на этих пароходах подписывались договоры, совершались сделки и шумно отмечались успехи в торговых делах.

Но в 1918 году наступил полный крах всего судоходства. Тут и батюшка его, Егор Аристархович, занемог. На тот момент Славику было годиков семь-восемь, не более. Но он хорошо запомнил, как возле батюшки вдруг закружились, затолкались знакомые и незнакомые людишки. На какое-то время батюшка оклемался. И даже завел себе молодую полюбовницу из числа тех, кружившихся округ него в период его недомогания. Но когда на пороге уже были тридцатые годы, батюшка заметно ослаб. А Славик повзрослел. Правда, хоть он и был Славой, но ни пользы, ни славы он ни семье, ни стране не принес.

И однажды, решившись опередить всех, на сон грядущий надавил ручонкой родителю на горлышко и добился согласия оставить ему, Славику, все накопленные и припрятанные сбережения. Ну, а вскоре папашка, не пережив обиды, отдал богу душу.

Нет, Вячеслав Жаблин не врал. И он сейчас, находясь на пороге небытия, готов был отдать все, все, все, что у него было. Лишь бы остаться в живых.

Но, делая этот шаг, он все-таки прикидывал в уме: если действительно останется в живых, то у него будет немало шансов опередить эту шлюшку, а то и ликвидировать ее…

А сейчас ей надо было что-то дать… Надо дать такое… Соразмерное своей жизни.

– Не убивай! Ради бога! – исходил истошным воплем Жаблин. – Вот… На! Возьми все, все, что у меня есть… А кроме того, чтоб ты знала, и не пожалела потом, что пристрелила невинных людей, – мы и не убивали твоих родственников. Вот хоть на чем могу поклясться, – хватался за любую соломинку Жаблин, чтобы оттянуть роковой момент выстрела.

И Ирина медлила. До этого момента она готова блаы убить этих жалких подонков не раздумывая. Однако на деле убить живого человека, хоть никчемного и подлого, оказалось не так-то просто. И она не спешила, не решалась нажать на спусковой крючок.

– Мы же тогда пришли к вам по-хорошему, поговорить, объясниться, – начал увлеченно сочинять Жаблин свою версию давней трагедии. – Даже бутылочку с собой прихватили, верно, Колян? – обратился он к Гридневу за поддержкой.

– Да-а… – протянул тоже на все согласный Гриднев. – Не-е-е… Мы не убивали.

Алексей тяжело дышал после нападения на него этих двух мерзавцев и прислушивался к их разговору. Он тоже думал, как отговорить Ирину от убийства.

А Жаблин плел свою лживую нить:

– Ну, выпили по маленькой. И тут твой батяня как с ума вдруг сбрендил. Что-то ему не приглянулось в нашем разговоре. Он и хвать за топор. Топор-то, конечно, наш был, мы со стройки шли, у друга баньку рубили, ну и с собой его захватили. Он в углу лежал. А твой батяня, то есть Геннадий Иваныч, его приглядел, да и схватил. Мы все, конечно, его унимать, уговаривать, а он ни в какую. Тут даже твоя мамочка вместе с нами вступилась его вразумлять… Ну, и вот… Случилось. Геннадий Иваныч махнул топором, нечаянно, конечно, и угодил острием по своей жене. Она и повалилась. Да на постель, где мальчонка спал. А мы поначалу и не углядели, что она его придавила. Задохся малец. Это мы уж чуть позже обнаружили. Ну и после всего этакого ужаса мы с Коляном, конечно, давай бог ноги… А тут и вы внизу, как на притчу. А что случилось с Геннадием Иванычем, мы, вот тебе крест, знать не знали. Думали, что он жив-здоров и сам ответит за свои дела. Ан, и его как-то угораздило покончить с собой. Ну не виноваты мы!

Гриднев сидел молча и никак не мог прокашляться. В его глазах застыл смертельный испуг. Шкабара бормотал:

– Я тут ни при чем… За что? Я не виноват. Я никогда и никого… Ведь правда? Меня не надо…

– А хочешь, я тебя в жены возьму, – выпалил вдруг Жаблин. – Любить тебя буду, честное слово…

– Ну все, хватит болтовни, – отрезала Ирина. И, наведя ствол винтовки на Жаблина, нажала на курок. До слуха обреченных долетел звук легкого щелчка. Но выстрела не последовало. Ирина тут же взвела затвор еще раз. Щелчок. Выстрела не было.

Над поляной стояла мертвая тишина. Слышно было только слабое, неугомонное журчание ручья.

Алексей вспомнил – и как он забыл зарядить винтовку перед конвоированием опасных преступников? – что боезапасы для винтовки находятся частью в подсумке, вот тут, у него на поясе, а частью в вещмешке. И ничего не было в винтовке. Ни одного патрона.

– А-а-а, шлюха! – обрадованно завопил Жаблин, освобождаясь от страха и унижения. – И ты нас хотела взять на понт?! Ах ты, сучонка задрипанная… Жаль, что тебя не было там со свей семейкой. Мы б и тебя кончили бы. Но сначала бы мы все тебя поимели!

И он орал бы еще, но Алексей успокоил его знатной зуботычиной.

– Ах ты, падла! – взревел в запале Жаблин. Но опомнившись и сообразив, что могут с ним произойти еще более крутые неприятности, живо унялся.

Алексей, в стороне от штрафников, намотал на ногу еще влажную портянку, натянул сапог и поднялся на ноги. Легко перескочил со своего бережка на другой через мосток и подошел к Ирине.

Она держала опущенную винтовку за ствол, по щекам ее катились слезы обиды и бессилия.

– Ничего, ничего, – заговорил он, приобняв ее и приклонив ее голову к своей груди. – Все это им даром не пройдет. Они свое получат в полной мере. Я в этом уверен.

Ирина тихонько всхлипывала. Алексею показалось, что он сделал все, чтобы успокоить девушку. Он осторожно освободил ее руку от винтовки.

– Вот ведь незадача, – промолвил он. – Пошел с такими шакалами и винтовку не зарядил. Надо исправить такое дело.

Расстегнул подсумок, вынул оттуда обойму с патронами и вставил их в магазинную коробку винтовки.

– Вот так-то правильно будет, – заключил Алексей.

Через редкие стволы молодых березок вдруг стала заметна лошадь, запряженная в телегу и двигающаяся в сторону Травниково. Алексей поднял винтовку, крикнул штрафникам:

– Сидеть! Не двигаться!

И выстрелил в воздух. Сказал Ирине:

– Я сейчас. Погоди.

И побежал к дороге.

Он узнал эту рыжую лошадку. Она стояла у санитарного поезда. Значит, она возвращалась после того, как доставила к поезду раненых. Ею управлял пожилой сержант с сединой в волосах и усах.

– Отец, я думаю, нам по пути. Не подбросишь?

– Отчего не подвезти. Садись. Места хватит.

– Так я не один. Со мной еще трое.

Пожилой сержант поскреб в затылке, сдвинув пилотку на сторону и спросил:

– Ну, так и где ж они?

– Сейчас, отец. Ты подожди. Я их покличу.

И Алексей кинулся обратно к тропе, к ручью.

Вскоре один за другим на дорогу вышли повязанные по рукам штрафники-дезертиры. За ними шли Алексей и Ирина.

– Хороша команда, – произнес седой сержант. – Милости прошу.

Пока штрафники мостились на телегу, Алексей уговаривал Ирину, пока не поздно, возвратиться обратно. Она-де нужна там, на поезде. Ее ждут, на нее рассчитывают. Тем более что поезд отправляется сегодня вечером. И, кажется, он ее уговорил.

Возница тронул поводья:

– Н-н-но, милая!

Телега, покачиваясь, покатилась вперед, в Травниково. Фигура Ирины все уменьшалась и уменьшалась. И исчезла за ближайшим поворотом.

Ирина стояла на дороге и мысленно боролась с собой. Ее жгла обида: столько сделала, чтобы догнать этих мерзавцев, и была такая исключительная возможность рассчитаться с ними… Но и с доводами сержанта никак нельзя было не согласиться. Надо возвращаться к поезду. Надо!

Что же, она не отомстит? Они будут и дальше жить и творить свои пакостные, преступные дела? Проливать кровь невинных людей?

Она все более разжигала себя.

Впереди показалась машина, то и дело вилявшая в стороны, объезжая лужи. Урчание мотора едва доносилось до Ирининого слуха. Но оно становилось все громче, все отчетливее. Машина подъезжала все ближе.

22

В Травниково, небольшой прифронтовой деревушке, многие дома пострадали от долетавших сюда «подарков» артиллерии с передовой и авиационных атак. Почти полдеревушки лежало в развалинах, некоторые тели и дымились. Но жизнь здесь шла полным ходом.

Сейчас основными жителями по праву следовало бы считать военных разных возрастов, званий и принадлежности, они заполняли дома, улочки и переулки. Здесь, под Травниково, находился штаб и командный пункт полка, а так же и его особый отдел. Здесь же развернут и полевой госпиталь, который заметно опустел за сегодняшний день: почти все раненые были перевезены к санитарному поезду в Русьву.

Рокот передовой был слышен настолько явственно, что с непривычки могло показаться, что к Травниково катится огромная металлическая бочка, набитая железом. И что она вот-вот доберется до околицы, перекатится через поля и огородишки, ворвется в деревушку и сомнет в ней все живое, еще не тронутое войной.

Возница, пожилой сержант, как оказалось, знал здесь все и всех. Он подкатил на своей лошадке к деревянной избе с крытым двором, входом в который служила скособоченная дощатая дверь с фигурной кованой металлической скобой.

Перед палисадником на чурбаках и колотых поленьях сидели знакомые Алексею штрафники, немногим больше десяти. Чуть в стороне смолил цигарку приземистый, могутный старшина.

Все они шумно встретили появление Алексея.

– Здравия желаем, товарищ сержант! – кричали вразнобой штрафники. – О, да вы с уловом! И где вы их зацепили? Как это вам удалось? Да еще и повязали всех!

Вопросы так и сыпались. Перемешалось все: и радость неожиданной встречи, и любопытство, и просто желание поговорить, пообщаться со знакомым. Алексей тоже улыбался и как мог отвечал на интересующие бойцов вопросы.

– Да вот уж, поймали соколиков. Пообломали им крылышки. Да не соколики они, конечно, никакие, – спохватился Алексей, – это я лишку хватил, а гады они ползучие. Привез их сюда, чтоб получили сполна за свои гнусные дела.

Возница, высадив попутчиков, терпеливо ждал, когда о нем вспомнят и заберут вещи с телеги. Не дождавшись, окликнул:

– Эй, сержант! А автомат-то что – мне оставляете?

Алексей, вспомнив, что и не поблагодарил извозчика, подошел к телеге, взял оставленный на ней автомат и с теплотой в голосе сказал:

– Прости, отец. Спасибо тебе. Большое.

Извозчик бросил:

– Да чего там…

Крутанул над лошадкой вицей и покатил прочь по своим делам.

К дому, почти на то место, где стояла лошадка, подкатил легковой автомобиль и резко, со скрипом, шурша колесами о дорожную гальку, встал. Из автомобиля выскочил старший лейтенант, охватил быстрым зорким взглядом находящихся перед палисадником, и, протяжно скрипнув покосившейся дверью, зашел во двор. Во дворе грозно залаяла собака. Лейтенант выскочил обратно и торопливо притворил дверь. Лицо его, слегка перепуганное, выражало смущение. Старшина сидел снисходительно усмехаясь и курил. Он не желал помочь незадачливому старшему лейтенанту проникнуть внутрь дома, хотя мог это сделать безо всяких затруднений.

Во дворе недовольный голос шикнул на собаку:

– Рекс, на место! Чего ты развякался? Дождешься, я тебя кончу однажды. Надоел…

Заскрипела дверь, и на улицу вышел оперуполномоченный особого отдела старший лейтенант Страськов. В мундире нараспашку, с непокрытой головой, вместо сапог домашние тапочки… Лицо красное, глаза осоловелые. Видно было, что старлей выпивши.

– Тэ-э-к, – обратил он внимание на приехавшего. – Ты за этими? – кивнул он в сторону штрафников. Тот подтвердил:

– Да, за пополнением. Как нам сообщили, что есть пополнение, так сразу меня…

– За-а-абирай! С глаз долой… – распорядился Страськов.

– Есть, – отрапортовал старший лейтенант. – А документы на них…

– Личные дела пока останутся здесь, у меня. А вам списочный состав… Старшина Кобзев! Список этой команды. Сюда! Живо!

Старшина легко сорвался с места и шмыгнул в дверь, которая не успела и скрипнуть за ним. Он был совсем недолго в доме и вскоре вышел, держа листок бумаги.

– Ото… Це спысок, – протянул он лист оперуполномоченному.

– Ему, – указал тот на старшего лейтенанта. Старшина выполнил приказание. И уточнил:

– Повэрку зробыты, чи как?

– А это пусть старлей проводит, если ему надо, – ответил Страськов. – Они у тебя все по списку?

– Усе. Як одын, – ответил старшина.

– Ну, тогда о чем разговор. Свободен, старший лейтенант.

За все время разговора Страськов ни разу не взглянул в сторону штрафников, чтобы нечаянно не встретиться с глазами Вадима Шелепова.

Лейтенант направился к прибывшему боевому пополнению.

Алексей, оценив, что упускать момента нельзя, подскочил к оперуполномоченному и, переложив палку в левую руку, правой козырнул:

– Разрешите обратиться…

Страськов осмотрел сержанта мутными глазами и, артачась, произнес:

– А если не разрешу? Ты кто такой? Откуда? Чего надо?

– Младший сержант Боровых. Мы с лейтенантом Одареевым сопровождали из Нижнеруднинска до Русьвы пополнение для фронта из штрафников, – одним приемом постарался ответить на все заданные капитаном вопросы Алексей. – Я доставил еще трех штрафников, сбежавших от нас по дороге. Дезертиров, стало быть.

– Ах, да-да. Вспомнил. О каких-то дезертирах твой лейтенант мне докладывал. Это они, что ли? Я и смотрю, крылышки у всех веревочками спутаны, – насмешливо заметил Страськов.

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Я вел их сюда один, пешим порядком, – пояснил Алексей. – потому и связал. К тому же за ними, кроме дезертирства, есть и другие преступления.

– Преступления? Какие? – заинтересовался старлей.

– Они убили часового и завладели его оружием.

– Убили? И с оружием сбежали? – переспросил Страськов. – Так и чего ты мне их притащил? Что мне с этим дерьмом прикажешь делать? Старшина!

– Слухаю, товарыш старший лейтенант, – отозвался старшина Кобзев.

– Тащи сюда мой пистолет. Он там, на ремне, в кобуре. Живо! Сейчас мы наши приговоры в исполнение приводить будем.

– Эсты – четко произнес старшина и скрылся за скрипучей дверью.

Жаблин и его подельники, хоть и стояли, кажется, поодаль, чутко прислушивались к разговору сержанта и старлея.

– Е-мое, – заныл Шкабара. – Меня-то за что? Я не виноват…

Жаблину больше умолять никого не хотелось. Его охватила черная, бездонная пустота. Уже и жить не хотелось так, как он желал, оказавшись недавно перед наведенным стволом той твари. Жаблин почувствовал, что он устал, смертельно устал. Да еще эти руки…

– Уот, товарыш старший лейтенант, – протянул Страськову пистолет вернувшийся старшина.

Тот снял его с предохранителя и не целясь выстрелил в березовую чурку. От дома уже подались прочь редким строем штрафбатовцы, ведомые старшим лейтенантом. Автомобиль укатил по разбитой дороге без него. Вадим Шелепов, шедший в последней паре строя, услышал Страськова и смачно сплюнул на дорогу.

– Так, подлецы, убийцы и дезертиры, слухай сюда, – бросил оперуполномоченный трем понуро стоящим штрафникам. – Зачитываю вам приговор. Именем Союза Советских Социалистических Республик… За совершённые злодеяния: первое – нарушение воинского Устава и воинской Присяги, а значит, измену Родине; второе – убийство находящегося при исполнении военнослужащего и завладение его оружием… Приказываю: военнообязанных… Как их?

Алексей подсказал:

– Жаблин, Гриднев и Шкабара…

– …Жаблина, Гриднева и Шкабару приговорить к высшей мере наказания через расстрел. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

– Вопросы есть? – спросил Страськов у осужденных. – Вопросов нет. Кру-у-у-гом!

Штрафники с большим трудом повиновались. Ноги не слушались. В головах бродили путаные мысли: а может, это злая шутка, выкинутая капитаном. И сейчас этот спектакль закончится, и все весело посмеются над ней и, конечно, над ними. Эк, мол, как их лихо разыграл ловкий на выдумки старлей.

Сзади снова раздался голос Страськова:

– Приговор привести в исполнение немедленно.

Оперуполномоченный поднял руку с пистолетом вверх и выстрелил… два раза. Один из приговоренных, стоящий в середине, Гриднев, медленно опустился на колени и обеими руками зажал уши. А крайний, рыжий – Шкабара, – неуклюже повалился набок и, наконец, рухнул на землю во весь рост, потеряв сознание. Стоять остался лишь Жаблин. Он уже никого не слушал и ничего не слышал. Ему было все равно.

– Ну вот, сержант, как-то так, – усмехнулся Страськов. – Считай, что сегодня была репетиция. Все равно сегодня их закапывать некому, а до завтрашнего дня, да при такой жаре… Сам понимаешь. А вот завтра – состоится премьера. Жаль, что ты на ней не поприсутствуешь.

Подул в дуло, вытянул руку с пистолетом, прицелился, опустив ее и протрезвевшим голосом сказал, взглянув Алексею в глаза:

– Свободен, сержант.

– Есть! – осталось ответить Алексею. Он развернулся и двинулся по дороге в обратном направлении. Но тут же его остановил голос старлея:

– Эй, сержант! А где документы на этих вояк?

Алексей остановился и, обернувшись назад, громко ответил Страськову:

– А документы на них должны быть в папке, которую вам отдал лейтенант Одареев, товарищ старший лейтенант.

– Ладно, разберемся, – буркнул под нос Страськов. – Иди себе, сержант. Все.

Как только Алексей скрылся из вида, он позвал старшину:

– Этих двух засранцев, – он указал на Гриднева и Шкабару, – доставь немедленно в роту капитана Ушакова. И предупреди, чтобы их не жалели, пускай нужники чистят. А вот этого, – Страськов ткнул пальцем в Жаблина, – пока в наш хлев посади. Да Рекса на ночь выпусти. Все ясно, старшина?

– Так точно, товарыш старший лейтенант. Усе ясно.

– Ну, так выполняй. Да ты им руки-то развяжи, – добавил Страськов. – Куда они от тебя денутся?

– Поняв. Усе зроблю, – ответил старшина.

23

Следующий день порадовал мягким солнечным светом измученную войной землю. Зашелестели в листве и запели на все голоса пичуги. За окошками, обклеенными крест-накрест бумажными лентами, начали раздергиваться занавески. И даже на передовой, будто по особой утренней команде, стихли залпы и взрывы снарядов. Утро пришло непривычно мирное, тихое. И, казалось, таким будет и грядущий день… Так было в Травниково. И тем более так было в Русьве. Может, так было и по всей нескончаемо длинной линии фронта. Может быть…

Алексей договорился с женщиной, обслуживавшей крохотную гостиницу без особых удобств, и оставил до поры здесь, под ее присмотром, скатку и автомат. А вещмешок, винтовку и палку взял с собой.

Выйдя на свежий воздух, он глубоко вздохнул, огляделся по сторонам и направился к Железке. Переходя привокзальную площадь, он не мог не обратить внимание на железнодорожные пути. Еще вчера здесь стоял его санитарный поезд. В нем сейчас движутся в обратном направлении и майор Гаврилов, и Людмила Санна, и Роза Карповна, и медсестра Ирина… И, конечно, лейтенант Одареев. В памяти живо возникли лица людей, с которыми свела судьба в эти непростые дни.

Подойдя к Железке, Алексей встал в раздумье перед крыльцом, на которое он вчера поднимался, чтобы зайти к этому странному подполковнику. К этому Кощею Бессмертному. «А, кстати, как его имя?» – задал себе вопрос Алексей. – Он ведь вчера не представился. Ну, а что я за птица для него, чтобы мне, сержантишке, еще и представляться».

Часов у Алексея не было. Не довелось заиметь. И это обстоятельство порой создавало ему трудности. Правда, выходя из гостиничного дома, он глянул на ходики – было без десяти восемь. Значит сейчас около восьми. Для начала рабочего дня время подходящее. И действительно, дежурный подтвердил, что подполковник у себя.

– А, сержант, заходи, – глянул из-за стола подполковник и обратился – это заметил Алексей – к нему по-свойски на «ты». – Вернемся, значитца, к нашим баранам.

И приказал дежурному вызвать майора Красина.

– Вот что, Николай Федорович, – обратился к нему подполковник, – ты, значица, забери к себе этого вот хлопца со всеми его бумагами и обеспечь ему рабочее место.

– Есть, – ответил майор. И, поглядев на Алексея, спросил:

– Разрешите идти, Георгий Семенович?

– Да, да, идите.

Алексей поднялся со своего места, взял со стола бумаги Вилли Кауфманна и вышел следом за майором. Менее чем за час Алексей перечитал все письма и от жены Вилли Кауфманна и от Вилли жене. В казенных бумагах значились отметки о пребывании в местах, куда он был командирован. В одной из бумаг он нашел отчет Кауфманна о пребывании его в Стругаже: отчет был начат, но по каким-то причинам, не закончен. И короткие тексты на памятных фотографиях. Вот и все, что было в этом пакете. Плюс адреса на конвертах.