Среда обитания

В эти праздничные дни все молодушки и молодые бабы одевались напогляд – одна другой краше! Молодые парни подхватывали молодых девушек, а те визжали и смеялись, падая вместе с молодым человеком в пушистый сугроб. Под вечер разводили большой костёр и водили хоровод. И снова звенели и песни, и смех, и разносольные, но не обидные шутки. Расходились за полночь, и ещё долго слышались тихие разговоры и слабый весёлый смех девчонок и парней.

У Варвары Ивановны в подмастерьях были в основном девушки, которые хотели научиться, как правильно трепать лён, прясть нити, ткать льняные полотна, шить, вышивать, вести домашнее хозяйство, ухаживать за скотом, птицей и получить навыки, как рассчитать и как приготовить еду, квас на определённое количество едоков.

А замужние женщины приходили к Варваре Ивановне за советом, как вести себя во время беременности, как подготовиться к родам и как кормить новорождённого, а что делать, если вдруг у молодой матери нет молока для своего ребёнка. Расспрашивали и о различных приметах и как и что надо делать в экстренных случаях, когда вокруг никого нет и некому помочь. У молодых-то ведь всегда очень много вопросов, да и не у каждого спросишь, а вот к Варваре Ивановне все приходили запросто как к своей подруге или очень-очень доброй и заботливой маме, которая всегда выслушает участливо и даст добрый совет по любому случаю.

Боря, ты думаешь, что трепать лён – это простое дело?! Да нет, мой дорогой! Если плохо или неправильно будешь трепать, то стебли-то льна можешь так изломать, что только шелуха и останется. А если начнёшь на излом стебли-то ломать, так все нити будут короткими, и из такой кудели и нитки-то будут непрочными. А из длинных-то льняных ниток ох какие хорошие тонкие ткани получаются! Любо-дорого! Да и глядеть на такую ткань, и шить, и вышивать – одно удовольствие! И тогда и дело спорится, и изделие твоё смеётся и красуется!

И так ведь, Боря, во всём любом деле. Молоко переболтаешь, пока несёшь, и сметаны хорошей не получишь. Начнёшь сметану сбивать, чтоб масло получить – не выходи на солнышко, а иначе – не получишь настоящего хорошего масла. А на солнышке-то как приятно работать – любо-дорого! Поворачиваешься к ласковому-то солнышку то одним бочком, то другим, а масло-то при этом всё нагревается и нагревается, и никак остатки-то сметаны не переходят в масло.

И всем этим премудростям нас, девчонок, да и молодушек тоже, обучала Варвара Ивановна! Глаз у неё был острый! Глянет на нас! Да как прикрикнет! Аж подпрыгнешь иногда: «Вы что это, девки, на холодном-то месте сидите! Ну-ка! Живо взяли коврики и себе под попу подложили! Смотрите у меня! Вы ведь все будущие матери! Вам ведь всем и рожать, и детишек своих кормить надо будет! И никаких болячек у вас не должно быть! Да и мужей своих будущих тоже пожалейте! Да и самих себя, любимых, тоже поберегите! Смотрите у меня! Разум-то свой не теряйте! Муж-то любит жену здоровой!»

Варвару Ивановны все любили и уважали за её строгость, заботу и за материнскую мудрость! Она знала и как хворых вылечить, и как ребёнку помочь в случае крайней необходимости. Это был настоящий деревенский женский пансионат на все случаи жизни! Если готовили щи, то из квашеной капусты из расчёта на два дня. Каши всегда готовили на один день. Хлеба пекли и квас варили – на три дня. Варвара Ивановна всех девчат учила, когда и сколько нужно воды для полива огурцов и капусты приготовить. Когда и сколько раз надо окучивать картошку. Какие и как выращивать семена для посадки на следующий год. Как хранить лук, чеснок, картошку, морковь, свёклу. Как готовить соленья, варенья. После Варвариной школы девушки ценились высоко, и в праздничные дни парни из соседних деревень приезжали на погляд. Праздник погляда всегда был осенью после уборки урожая. На погляде не только парень выбирал себе девушку, а чаще всего случалось всё наоборот – это девушка выбирала себе подходящего, как ей казалось, парня – будущего мужа, опору своей семьи и отца для своих детей.

Моя свекровь Варвара Ивановна, как хозяйка, и как мать, и как наставница – держала нас всех, как говорится, в ежовых рукавицах. Она гоняла нас почём зря. Иногда и веником по заднице огреет. Спуску ни в чём не давала, и любимчиков у неё никогда не было. Была она строгая, но зазря никого не наказывала и не бранила. Особенно она нас за чистоту полов гоняла. Мытьё полов только тряпкой она не признавала. Нужно было мыть полы в избе и в бане вехотью со щёлоком. Вехоть – это такая измочаленная метла, которая была изготовлена из тонких берёзовых прутьев, но уже так износилась, что годилась только на выброс… Вот такой вехотью и драили мы полы до жёлтого цвета. А щёлок для мытья полов наводили из золы русской печи или бани.

Варвара Ивановна нам часто говорила: «Смотрите, девки! Вам дальше жить! И если хотите жить без тараканов и клопов и в добром здравии – хорошенько мойте полы! И не дожидайтесь утра или вечера! Как только схлынет народ – тут же принимайтесь за мытьё полов! И ещё скажу: каждую субботу – в баню! Крестьянская-то работа – и в поту, и в пыли, и в грязи! После бани – стирка! И бельё чтоб не квасили! А то и до червей ведь можно дойти! Чистота, гигиена, питание и здоровье семьи – это женское дело! При хорошей-то хозяйке и мужик будет крепок и здоров, да и дети тоже будут крепкими, здоровыми и хорошими помощниками в любом деле!» Большую стирку проводили, как правило, в бане вечером или на следующий день, если было много народу. По мелочи стирали или на улице во дворе, или в избе, если было холодно. Полоскали бельё всегда в речке. И даже зимой! Для этого прорубали купель и полоскали в этой холодной воде. Ох, как рукам-то холодно было! В доме ходили босиком по половикам, которые сами и ткали. Половики выхлопывали (выбивали, как ковры) каждый день по два-три раза, в зависимости от погоды. Меняли (стирали) половики каждую неделю. Их стирали на речке и высушивали на изгороди.

Мне, Боря, очень нравились зимние вечера. Зимой мы работали в основном дома. Пряли нити, ткали ткани и почти всегда пели. В это время я очень много новых песен услышала, запомнила. Петь на два голоса научилась. Льняные нити, одобренные Варварой Ивановной, собирали в корзины, относили их к ткацким станкам. Варвара Ивановна рассаживала нас за станки, и начиналась ткацкая работа-учёба. И это тоже – не такая уж простая работа. Тут ведь и челнок надо правильно пропускать, и правильно натягивать нити, а затем уплотнять нити так, чтобы получалась ткань, а не какое-нибудь решето или рогожа.

Во время праздника Варвара Ивановна всегда умела вовремя похвалить, поддержать ту или иную невестку. Помню, как на Пасху много гостей собралось. Я выхожу с кухни в горницу в вышитой белой блузке с огромным разборным сладким пирогом, а Варвара Ивановна и говорит: «Гости дорогие! Полюбуйтесь-ка на мою Клавушку! Она эту блузочку-то сама и сшила, и сама вышила, а какой она испекла пирог! Попробуйте, гости дорогие! Да только смотрите, языки не проглотите!»

Во время Гражданской войны всех Нечаевых полностью разорили. Коней забрали, коров и прочую живность раздали бедным по деревням, все продукты реквизировали. Ружья и клинки забрали! Вот тогда-то я и поняла (решила), что все нечаевские – из казаков. Налетели на наш нечаевский хутор не то белые, не то красные – не знаю. Дело было ночью. Кто-то из наёмных мужиков открыл непрошеным гостям северные ворота, которые открывались только по весне или по крайней необходимости. Поднялся шум, крики, стрельба… В первую очередь постреляли всех собак. Тех, кто не успел скрыться, повязали и поместили в сарай. Рано утром, около пяти часов, всё перевернулось наоборот… Братья Нечаевы и их друзья повязали всех тех, кто напал на них ночью. Всех, кто был заперт в сарае, освободили, и они в спешном порядке покинули хутор. Что случилось с братьями Дмитрия Ильича – Иваном Ильичом и Петром Ильичом – я не знаю, но вся семья, кроме Дмитрия Ильича, осталась жива.

После такой революционной заварушки все разбежались, исчезли так, что никто толком-то и не знал ничего друг о друге. Были они у красных или у белых или ещё где-то – ничего сказать не могу. Вот по этой-то причине и не хотел тебе отец рассказывать про свою жизнь. Ведь их всех разыскивали по всей волости в течение нескольких лет. Сама-то революция до нас как-то и не докатилась. Она была где-то там – в стороне.

А вот Гражданская-то война, которая покатилась вслед за революцией, прошлась прямо по людям.

Всех зажиточных-то решили под корень ликвидировать, а усадьбы – сжечь. Кровопийцы, мол, они на теле трудового народа. А кто трудовой-то народ? Разве те, кто ленился работать, или те, кто к обеду только выходил на работу?

Сравни! Нечаевых-то с другими! Они ведь всех, кто хотел работать, к себе привечали. И работу давали, и продуктами питания обеспечивали, и на рынок сколько товару поставляли… Разве они не труженики… А сколько они радостей-то доставляли и детям, и взрослым. В праздники-то все в гости к Нечаевым! Там и с горки можно покататься! Можно и научиться верховой езде. Можно и одежду справить, и коня привести в порядок, и обувку… А их ведь в один момент разорили. Бедным коров раздали… Лошадей забрали, зерно, фураж реквизировали… А кто восполнять-то будет всё это… А?

А сколько народу-то через Нечаевых-то прошло… Научились ведь и валенки валять, и огурцы плантациями выращивать, и лён выращивать, и ткани ткать, отбеливать, шить, вышивать… А, иначе в крестьянстве-то не проживёшь! Кто не хочет учиться, тот бродяжничать идёт – нанимается и в батраки, а то и даже в няньки! А куда деваться-то? Кушать-то ведь всем хочется! Да ещё и побольше да повкуснее…

Ох! Боря! Кто прошёл нечаевскую школу – нигде не пропадёт! Многие! Очень многие научились, как хозяйство-то вести надо… А сколько девок-то научились и шить, и вышивать, и коврики плести. А какая ведь большая работа была проделана при выращивании льна. Там ведь учились и как масло получить, и как ткани ткать, и как отбеливать эти ткани, и как шить, и как вышивать кофточки цветными нитями…

Да! Это была настоящая трудовая колония. Но ведь в эту трудовую колонию приходили добровольно. А уходя – благодарили за полученные навыки, за хлеб, за соль, да и не только…

Каждый приходящий получал не только уроки по тому или другому ремеслу, но и питался, да ещё и домой приносил, и своих домочадцев кормил.

Вот я сижу и думаю: такие кряжистые корни повырубали, одни кустики только остались. А когда из этих кустиков-то мощные деревья снова вырастут? Ох, Боря, не скоро, не скоро… Вот и отец твой говорит тебе: «Учись, сынок! Работай! Не ленись! И только через труд и только через учёбу – придёт и твоё время». Ты главное – не сомневайся ни в чём! Будешь хорошо трудиться – будут и хорошие плоды. Ты больше вокруг смотри да на ус мотай, как другие трудятся. Не стесняйся учиться, не стыдись, если кто-то лучше тебя. Это хорошо! Значит, есть чему учиться! Главное – мозги свои развивай! Учись и сравнивай! Учись и анализируй! И помни! Знаний никогда не бывает много! Их всегда не хватает, их всегда маловато!

Старший сын Дмитрия Ильича – Иван Дмитриевич объявился только в 1939 году. Мы тогда снимали большую комнату в деревне Балатово (теперь восточная часть города Перми) – в большом, прекрасном, красивом одноэтажном кирпичном доме из красного кирпича сбежавшего куда-то помещика во время революции. Это был единственный в деревне Балатово крепкий тёплый кирпичный дом с шестью окнами и с огромным садом-огородом. При доме были большие дворовые постройки с коровником, сеновалом, амбарами.

Иван Дмитриевич с твоим отцом тогда всю ночь проговорили. О чём они говорили – я не знаю, да и не спрашивала. Но поговорить-то им было о чём… Бог одарил твоего отца прекрасной памятью, твёрдой рукой, музыкальным слухом и превосходным чутьём художника. После разорения отец твой работал гравёром-художником на закрытой пермской фабрике по производству денежных знаков. И кто его только надоумил?.. Он ведь вместе с другими злоумышленниками решил организовать изготовление фальшивых денег.

Их быстро разоблачили, арестовали, а отца посадили в башню смертников, из которой через семь дней выходили только на казнь. Но через шесть дней отца освободили за недостаточностью улик. Ох, как я тогда напереживалась… Одному Богу только известно… Так что братьям-то, Ивану и Коле, было о чём говорить… Было что рассказать и про разорение хутора, и кто куда успел убежать.

Наутро Иван предложил твоему отцу построить собственный дом в посёлке Новоплоский. Сговорились, что дом надо строить не мешкая! Иван взял на себя обязательство в этом же году организовать всех братьев на стройку и помочь со стройматериалом. Условие было одно – мать надо было куда-то определить. Порешили, что Варвара Ивановна до конца своей жизни будет жить вместе с Николаем в будущем построенном доме! На строительство дома съехались братья, сёстры с мужьями, и все они, как хорошо организованный хор, играючи построили пятистенный дом с пристройками и садом-огородом уже к осени 1939 года. Этот прекрасный дом, который построили братья и сёстры Нечаевы, стал и моим родным домом. Мы, дети, тоже вместе с Зинаидой и Анатолием участвовали в строительстве дома, помогая возить и ошкуривать брёвна для дома. Я смотрел, как, установив на высокие козла брёвна, дядя Ваня и дядя Александр большими двуручными (на две руки сразу) пилами распиливали толстенные брёвна на толстые и тонкие доски. Толстые доски шли на пол, а потоньше – на потолок. Были, конечно, и доски потоньше. Они использовались для обрешётки крыши и для пристроек. Доски для пола по краям обрабатывались специальным рубанком для получения ступеньки. И по этим ступенькам пол набирался (укладывался) внахлёст. Набранный (собранный) таким образом пол не имел щелей и никогда не скрипел. После покраски такой пол выглядел монолитным деревянным покрытием. Я с удовольствием наблюдал, как слаженно и без крика работают мои дядьки и тётки. В свои пять лет я впервые увидел, как дядя Ваня ловко рубит сруб дома в лапу. Другие дядьки подают ему брёвна, а он из них наращивает и наращивает стены дома. Мне это очень нравилось и пригодилось и в будущем – в армии, за что я получил отпуск домой к родителям.

Наш дом №5 по улице Льва Толстого стал частью Новоплоского посёлка – на окраине города Перми. В этом доме мы пережили и Великую Отечественную войну (1941—45 гг.). В этом доме умерла и Варвара Ивановна, и мои (наши) родители.

На Урале принято время от времени собирать всех родных и устраивать посиделки! Собирались, как правило, на два дня! В первый день угощались тем, что мама наготовила, а стряпухой мама была отменной – пальчики оближешь! На второй день обязательно все гости участвовали в лепке пельменей. Это был такой семейный ритуал! В приготовлении участвовали все. Отец был самым искусным мастером по подготовке мяса для пельменей. Тётя Таня, моя крёстная мать, была самая лучшая мастерица по приготовлению пресных сочней. Дядя Саша всегда был за кашевара – он чётко знал, сколько нужно держать пельмени в кипятке, чтобы они и сварились, и не развалились. Остальные щипали пельмени. Больше всех нареканий было к щипальщикам. Бывало, кое-кому и по лбу деревянной ложкой доставалось – за халтуру. От щипача зависело, развалится или не развалится пельмень в кипятке. Будет ли пельмень аккуратным или, наоборот, таким разлапистым, что такой пельмень и в рот-то никак не пропихнёшь! Вот и приходится с этим пельменем мучиться. То ли кусать его по частям, то ли на за ножичек браться да по частям его разрезать, а потом соображать, что с ним делать. Во время готовки пельменей в праздничные дни, когда собиралось большое количество гостей, обязательно делали «счастливый пельмень», в который вместо мяса закладывали или кусочек селёдки, или луковицу, или ягоду! Хотя у молодёжи и бывали другие предложения. Считалось, что кому такой пельмень достанется – тому в этом году счастье привалит! И таким образом за общим собранием (застольем) объявляли счастливого человека и поздравляя его, говорили много хороших слов и добрых пожеланий, как в семейной жизни, так и на трудовом поприще!

Конечно, это была игра! Игра, придуманная не нами, а далёкими предками, но против неё никто не возражал, а к празднику – это была весёлая шутка!

Были и другие игры, как, например, игра в фанты! Каждый из присутствующих писал своё пожелание на маленьком клочке бумаги, и все скомканные записочки бросали в шапку или в кепку. А потом каждый по очереди с закрытыми глазами выбирал одну из записок и, указывая на одного из присутствующих, приказывал исполнить желание, указанное в записке! Обычно в записках просили спеть, станцевать или поцеловать соседа справа или слева. И, конечно же, получались смешные курьёзы, если человек не умел танцевать или петь, например. Игры были разнообразные, и их было много!

За общей праздничной работой (суетой) и во время застолья частенько спокойно обсуждали и семейные дела, и о работе говорили, и о взаимопомощи, и о болезнях, особенно детских. И во всём чувствовалось, что это настоящая общая большая семья и каждый в ней заботится о каждом человечке этой большой родни. Тут же договаривались, кому и как надо помочь. Оговаривались сроки и время исполнения договорённостей. Если была нужна какая-нибудь коллективная помощь, писали отдельную бумагу, в которой указывалась дата, кто участвует и какие обязанности исполняет. Крепкие семейные узы – это как плот, где можно и приют найти, и отдых, и взаимопонимание, и душой отдохнуть.

К концу лета вечерело рано да и становилось прохладно, и молодёжь любила посидеть у костра, попеть песни, поговорить неспеша, излить свою душу подружке и, возможно, получить добрый совет или хорошую поддержку для себя в отношении понравившегося парня. А ведь частенько и так случалось, что интересы-то в отношении к интересному парню пересекались, и подруги уже становились далеко не подругами. В такие моменты я, будучи ещё ребёнком, всегда старался присесть, где-нибудь поближе ко взрослым, но так, чтобы не мешать и не отвлекать внимания, и слушать и слушать, как они вели неторопливый разговор и приговаривали: «У нас одна семья, все наши! Жизнь! Есть жизнь! Всякое случается. Обсудить надо на семейном круге. Разобраться надо! Понять! И правильное решение принять! Никого в обиду не дадим и никого голодным не оставим. Коль какая и беда случилась – ничего! И мозги вправим, и на место поставим! В беде никого не оставим! На то мы и семья! Держитесь, мужики, все друг за друга! С нами наши бабы и наши дети! Мы за всех в ответе! Вместе – мы всё выдюжим!»

Таисия Ивановна Ширинкина

Бабушка Таисия Ивановна Ширинкина (в девичестве Каменских) была родной младшей сестрой моей бабушке Варваре Ивановне (в девичестве тоже Каменских).

Таисию Ивановну в малолетнем возрасте (в четырнадцать лет от роду) просватали (совершили обряд помолвки) с будущим мужем Алексеем Петровичем Ширинкиным – другом Дмитрия Ильича Нечаева. Женился Алексей Петрович на такой молоденькой и прекраснейшей девочке как бы впрок, когда побывал в гостях у Дмитрия Ильича Нечаева и познакомился со всем семейством и хозяйством Нечаевых.

Алексей Петрович был купцом первой гильдии и слыл в городе Перми очень богатым человеком. Алексей владел на реке Каме двумя пассажирскими пароходами и был большим меценатом практически всех частных предпринимателей (как правило, кустарей-одиночек по производству детских игрушек), которые промышляли своим ремеслом, изготавливая и продавая собственные изделия (детские игрушки) на пристанях рек Камы и Волги.

Зоя Алексеевна Ширинкина (слева) на прогулке по реке Кама на своём (отцовском) пароходе со своей мамой Таисией Ивановной и кухаркой Дусей (справа) встречает своего отца Алексея Петровича Ширинкина, который прибыл на встречу на втором своём пароходе (снимок справа)

Дмитрий Ильич и Алексей Петрович познакомились случайно – во время поездки за границу… Один – Дмитрий Ильич – ехал за струнами и планками для своих музыкальных инструментов в Италию, а другой – Алексей Петрович – в Австрию для закупки новых интересных детских игрушек с целью их воспроизводства уже в России русскими мастерами-одиночками.

В России Алексей Петрович знакомился с местными кустарями, которые промышляли своим трудом вдоль рек Камы и Волги. Алексей оценивал мастерство подельников и предлагал им сделку по производству детских игрушек по образцу интересных заграничных игрушек.

Мастеровые, которые откликались на такое сотрудничество, подписывали бумагу (соглашение) и обязательство по срокам исполнения и оговаривали ответственность и цену сделки. Изготовленные кустарями-одиночками игрушки по образцу иностранных игрушек Алексей Петрович скупал у них оптом, в соответствии с подписанным соглашением. А затем уже сам продавал их в больших городах и даже за границей. С местными кустарями Алексей проводил беседы, рассказывал, какими инструментами пользуются за границей, и если таковых не оказывалось в России, привозил их из-за границы. Алексей рассказывал местным умельцам, как за границей готовят краски для раскраски детских игрушек, и обращал особое внимание мастеров на правильный подбор красок, так как дети часто берут игрушки в рот, и краска обязательно должна быть только растительного происхождения, дабы не повредить здоровье ребёнка!

Этим промыслом – куплей и продажей детских игрушек – занимался ещё и его отец Пётр Акимович Ширинкин 1881 г.р., который также ездил за границу и привозил оттуда интересные для бизнеса различные детские игрушки.

Алексей Петрович хорошо владел немецким языком и за оригинальными игрушками ездил в основном в Германию, а иногда и в Австрию. В одной из своих поездок за границу Алексей Петрович и познакомился с Дмитрием Ильичом, который также ездил за границу, но в Италию для покупки планок и струн для своих – им же изготовленных гармошек и балалаек.

Во время одной из заграничных поездок они случайно встретились, разговорились и хорошо познакомились. Знакомство постепенно перешло в крепкую дружбу, и они вскоре породнились, женившись на родных сёстрах Варваре Ивановне и Таисии Ивановне Каменских.

Но так как младшая сестра Варвары – Таисия была на четыре года моложе, то родители Алексея и Таисии во время сватовства договорились, что до шестнадцатилетнего возраста Таисия будет жить в доме своего отца. А за эти два года Алексей Петрович должен был построить в Перми свой особняк на берегу реки Камы, и только после постройки они вместе (Алексей и Таисия) переедут туда на постоянное место жительства, и там уже и сыграют своё первое новоселье, и одновременно сыграют уже самую настоящую пышную свадьбу! Как договорились, так и сделали!

Таисия жила два года со своими родителями, а затем, когда Таисье исполнилось полных шестнадцать лет, она переехала к своему мужу в Пермь в новый двухэтажный особняк на крутом берегу реки Камы, вблизи ж/д станции «Пермь II» («Пермь вторая»).

Через два года – после свадьбы, когда Таисии исполнилось уже восемнадцать лет – она родила дочь Зою. Жили Ширинкины на втором этаже своего вновь построенного особняка. На нижнем этаже была контора, где работал Алексей Петрович и его наёмные люди.

С улицы Толмачёва был виден парадный вход особняка с широкой высокой лестницей, над которой был мезонин с множеством витражей из цветного стекла. Особняк стоял глубоко в саду метрах в ста от общей проезжей дороги, которая через сто метров заканчивалась тупиком.

Перед особняком была большая площадь, а далее к дороге стояли слева и справа постройки для лошадей, карет и различного сельскохозяйственного инвентаря…

Алексей Петрович погиб во время Гражданской войны, и женщины вместе с прислугой остались одни. Вскоре они взяли на воспитание двух сирот – Александру (Шурку) и Александра (Сашку). Затем бабушка Таисия и тётя Зоя обратились к моему отцу Николаю за разрешением взять шефство надо мной по моему светскому воспитанию.

Отец поговорил со мной и сказал, что он не одобряет барство Ширинкиных, но против воспитания моего у этих барского типа чопорных женщин не возражает. Так и договорились! Я был обязан не реже трёх раз в неделю бывать в доме Ширинкиных и рассказывать им о своих делах.

Наставники выслушивали меня, делали разбор моего поведения и учили, как надо себя вести и в школе, и дома, и как разговаривать со взрослыми и со своими сверстниками! Обучали меня, как нужно сидеть за столом, как пользоваться салфеткой, столовыми приборами, как нужно есть, не чавкая и не чуркая, как нужно пользоваться солонкой, перечницей, горчицей. Что можно и нужно брать руками и чего нельзя делать ни в коем случае!

Мои тётушки требовали от меня, чтобы я всегда ходил в чистой рубашке и чистых штанах. И чтобы я не стыдился, если у меня на одежде заплатка. Они мне частенько говорили: «Стыдно быть грязным и рваным! Одежда должна быть всегда чистой. Пусть она будет заштопана или с аккуратными заплатками, но никогда не должна быть рваной и грязной!»