
Полная версия
Озябший ангел
– Назаров, ты, разумеется, старший, но его предложения напрочь не отвергай. Я уже заметил, что у него есть и чутье, и некая подсознательная логика. Наша тактика, как видишь, не всегда приводит к успеху.
– Мне всё понятно, – сказал сержант. – Все его версии отработаем.
– Вот это я и хотел услышать, – заключил Набатов.
День был морозный, в воздухе поблёскивали редкие искорки снежинок. В десять часов Вовка и Назаров встретились у подъезда рыжего. Они обошли дом и оказались на тропе, проложенной к нему наискось. Окно в квартире Бритовых всё ещё зияло пустотой. Куски фанеры с обломками переплёта висели на приклеенных к ним обоях.
– Ну что, давай думать, с чего начнём? – сказал Назаров.
– Извините, – сказал паренёк и посмотрел на сержанта, – как мне вас называть?
– Георгием, – ответил тот.
– Понятно, – отозвался мальчик. – Георгий, а не припомните, что за обувь была у Тухлого?
– Та-а-ак, – задумчиво протянул сержант. – Кажется, у него были… валенки на резиновом ходу… укороченные. Точно.
– Отлично! – оживленно воскликнул Вовка. – А у дядьки с первого этажа?
– А у того какие-то изодранные опорки, скорей всего, стоптанные валенки, – ответил Назаров.
– Хорошо. Тогда у нас есть шанс найти следы Тухлого.
Они остановились на тропе, как раз напротив места падения двух тел. Подходить ближе не имело смысла. Потому что снег вокруг него взрыхлён ногами, по крайней мере, нескольких человек. Однако мальчика это не смутило. Он указал на борозды, берущие начало прямо у их ног и уходящие к дому под прямым углом.
– Георгий, это, наверно, следы санитаров?
– Ну, их, конечно, и Басевича; а позже ещё кто-то из наших подходил.
– А вот это чей след? – Вовка указал на две рваные полосы, идущие к тропе на значительном удалении от остальных, под более острым углом.
– Слушай, а ведь ты прав, это он удирал. Видишь, след неровный? – Под пулями бежал. Он меня бутылкой в грудь так отоварил, что я минут десять отдышаться не мог. Где уж тут попасть в него.
– Тогда идёмте туда, – Вовка жестом пригласил Назарова к той точке, где следы Тухлого выходили на тропу, – там удобнее будет.
Подойдя к нужному месту, они присели на корточки. Вовка пригоршнями стал снимать снег с краёв последнего видимого следа. Добрался до отпечатка подошвы, тщательно сдул упавшие на него снежинки.
– Вот он какой, – сказал паренёк. – Георгий, а у вас случайно не на чём зарисовать его?
– Ну как же, у меня – да не на чем? – усмехнулся сержант. Он извлёк из кармана и протянул мальчику блокнотик и карандаш. – Держи.
Вовка быстро набросал узор следа, повторил его на другой страничке, один листок вырвал себе, блокнот вернул хозяину. Они поднялись.
– Теперь у нас есть его след, – с удовлетворением сказал мальчик. – А это уже неплохая зацепка.
– А что нам его след? Это ведь не лес тебе, а город, – возразил сержант.
– Ничего, что город. Тропки сейчас узкие, а он бежал и, значит, где-нибудь да оступался. Надо искать его след. По крайней мере, можем узнать, куда он направился. Шанс, правда, небольшой, но есть.
– Ну что ж, искать так искать, – сказал сержант. Он встал спиной к дому, развёл руки в стороны. – Вот это наш сектор поиска.
Паренёк задумчиво кивнул.
– Разделимся? – спросил Назаров.
– Разделиться надо, – отозвался тот. – Только в этом секторе я бы стал искать в последнюю очередь.
– Как? – удивился сержант. – Он же сюда убежал.
– Я думаю, тот, кого мы ищем, не хуже зайца умеет уходить от погони, поэтому он и на свободе. А заяц умеет такие петли накручивать, что шею свернуть можно.
– Значит, будем искать слева и справа? – уточнил Назаров.
Вовка повернулся лицом к дому.
– Вон там, за домом виднеется труба котельной, возле неё давайте и встретимся, часа в два. Хорошо?
– Ладно, – скептически согласился сержант. – Только зачем бы ему такую дугу закладывать?
– А разве у него был выбор? Ведь выпрыгнуть он мог только на эту сторону. А если ему нужно было в другую?
– Резонно, – отметил милиционер. – Тем более, этот сектор мы худо-бедно отработали. Итак, влезаем в шкуру Тухлого и распутываем его заячьи вензеля.
– Точно, – заключил Вовка. – Только бы снег сейчас не пошёл.
Часть пути Георгий и Вовка прошли вместе. Потом по одной из тропок мальчик повернул направо, а сержант налево. Раза три они ещё видели друг друга издали, потому что дома в этом районе стоят ровно, как зубья расчёски, и нужно было каждый из них обследовать. А дальше пути их разошлись.
Вовка, как заправский следопыт, настойчиво искал нужный ему след. Но не находил. Однако, идя вдоль пятого по счёту дома, мальчик обратил внимание на алые пятнышки крови, изредка встречающиеся на тропинке. Кровь на снегу нынче не редкость. Ведь артиллерийские обстрелы не прекращаются, а значит – и ранения. Кроме того, люди обессилили и часто падают, ударяются. Носовые кровотечения тоже в порядке вещей. И всё же пренебречь такой мелочью, как пятнышки, паренёк не захотел, а взял себе на заметку.
Он предположил, что одна из пуль всё же ранила рецидивиста. И, уже никуда не отклоняясь, пошёл по алым точкам. На утоптанном снегу появлялись и другие кровавые пятна, но те, по которым он шёл, напоминали сочные ягоды клюквы. След капель часто прерывался, потом снова находился. Иногда они меняли свою форму: то становились маленькими, как родинки, то расплывчатыми, словно кляксы. Тогда Вовка садился на корточки, внимательно рассматривал эти пятнышки, рассуждал: та же это кровь или уже другая? И шёл дальше.
У одного из уцелевших окон дома, как у экрана, сидела сухонькая, словно осенняя травинка, старушка. Вовка поклонился ей и жестом спросил у неё разрешение зайти к ней. Она согласно кивнула. Мальчик зашёл в подъезд, толкнул дверь. «Здесь тоже не запираются», – отметил он.
– Здравствуйте, бабушка.
– Здравствуй, – ответила она. – Что ты там, на дорожке, разглядываешь? Или потерял чего?
– Это я на капли крови смотрел, а вы не знаете, откуда они взялись на тропинке?
– Нет. Может, кто нос разбил или ещё что случилось.
– Бабушка, а я и в самом деле ищу одного дядьку, молодого такого, круглолицего. Он у моей знакомой хлебные карточки вырвал из рук. Вчера утром его чуть не поймали, но он сбежал. Вы случайно не видели: никто не пробегал мимо вашего окна?
– Был один подозрительный дядька: морда красная, как у вампира, не в пример тебе. Но он не бежал, а шёл.
– А когда это было? – заволновался Вовка.
– Часы у меня давно уже стоят. Во сколько он проходил, не скажу. Но на улице тогда уже светло было, – ответила старушка.
– А во что он был одет, не припомните?
– Нет, не помню. Как-то легонько был одет… и без шапки.
– А что у него за обувь была?
– Не знаю, милый. Но вот мне показалось, что он хворает чем-то. Как-то руку он прижимал к плечу… вот так, что ли? – показала она.
– А лицо у него русское? – продолжал допытываться мальчик.
– Ой, нет, – оживилась бабушка, – вылитый бурят. Я одно время в Бурятии жила, так там много таких мужчин встречала: волосы тёмные, глазки узкие, щёчки – как яблочки. Вот какие.
Она приложила свои костлявые кулачки к щекам.
– Это он! – обрадовался Вовка. – Спасибо вам, бабушка.
– Ты, внучек, с ним поосторожней будь. Он хоть и невысокий, но крепкий. Я таких давно уже не видела. А физиономия – кровь с молоком. Он мне сразу не понравился. Чужак, не иначе.
– Да, чужак, это точно. Но не беда, что он сильный. У нас и на него управа найдётся. Мне бы только отыскать его. Ну, я пойду, бабушка. Будьте здоровы, – уважительно кивнул ей Вовка.
– И ты будь здоров, мальчик, – ответила старушка.
Вовка вышел на улицу и продолжил свой путь.
«Уже квартала четыре прошёл, – отметил он про себя, – и всё вправо. Хорошо хоть не на перекрёстках переходил он улицу. А не то я бы по полчаса тратил на поиски его следа. Жаль Назаров далеко отсюда. И к той котельной я, видно, не попаду сегодня. Одно радует: бандит практически не петлял. Он, не меняя общего направления, упорно двигался к известному ему прибежищу. Шёл в основном дворами. Это может означать, что он был ранен и нуждался в срочной помощи. Поэтому и подвалы, и чердаки исключались. Теперь уже ясно: Тухлый шёл к своим».
И только у Вовки проснулся азарт, как вдруг пятна крови снова пропали, причём не у подъезда дома, а между ними. Паренёк прошёл вперёд, – нигде ни единого пятнышка. Вернулся и стал осматривать дом. Обычная пятиэтажка, тропки у подъездов узкие, сразу видно, что жильцов стало гораздо меньше. Вовка минут двадцать изучал следы у подъездов – ни одного похожего следа. Он разочарованно вздохнул: «Похоже, моё везение на этом и закончилось. Но все же Тухлый должен быть где-то здесь».
Мальчик основательно продрог и страшно проголодался. «Домой бы сходить, хоть на часик», – мечтал он. Но какое-то противоречивое чувство удерживало его от этого. Вовка даже обозлился на себя: ну что он сделал не так? В чём его промах? И тогда он медленно побрёл назад, сначала вдоль ближайшего дома, потом вдоль ранее пройденного. Шёл, посматривал на алые пятна крови и думал. И вдруг он заметил, что расстояние между ними существенно увеличилось. Мальчик прошёл ещё метров пятьдесят: картина не изменилась. Он озадаченно остановился, – чтобы это могло значить? Не мешкая, он вымерил расстояние между пятнами – вышло что-то около пятнадцати-семнадцати шагов, – и вернулся к прежнему направлению. Когда частота падения капель изменилась, дистанция между пятнами сократилась в среднем до восьми шагов. Он шёл и размышлял.
«Выходит, на этом участке пути, длиной всего в двести-триста шагов, у бандита отчего-то увеличилось кровотечение. Может, он устал зажимать рану? Но ведь Тухлый, в отличие от большинства горожан, регулярно ел тушёнку, и был значительно сильнее их. Или потеря крови оказалась для него настолько серьёзной, что он стал терять силы. Но в таком случае, куда же он исчез?»
Вовка снова остановился у последней капли крови. И вдруг всё понял:
«Тухлый прошёл здесь дважды. Может, он чего-то испугался или заблудился. Ведь мог же он чего-то напутать? Значит, нужно его искать не здесь».
Мальчик во второй раз вернулся к точке, у которой расстояния между пятнами изменились. Внимательно огляделся. «Этот гад должен быть тут, в первом подъезде», – решил он. Мальчик сантиметр за сантиметром изучил не только дорожку и ступени, но и сам подъезд. И опять не нашёл ни единого намёка на то, что бандит когда-либо входил сюда. Паренёк в самых мрачных, расстроенных чувствах вышел из подъезда. «Да пропади оно всё пропадом! – в сердцах махнул он рукой. И тут же изумлённо воскликнул: – Ёлки-палки! Так вот же его следы».
От тропы, проложенной вдоль дома, чуть левее подъезда, ко второму порядку домов косо уходила взрыхлённая чьими-то ногами борозда. Вовка подошёл к ней, как и у дома рыжего разгрёб снег вокруг отпечатка ступни, сравнил узор. – «Он!» – воскликнул мальчик. И снова усталость, казалось, непреодолимая, отступила, да и голод притупился. Возбуждение, вызванное этой маленькой победой, вернуло ему прежнее настроение. Вовка, с немалым трудом пробиваясь по глубокому снегу, пошёл по следу преступника. Шагал и думал: «Почему он изменил направление? И где всё-таки его логово, в этом ли доме или в следующем? Только бы не упустить».
След вывел на тропу у дома, и тут же раздавленными клюквинами закраснели на ней капли крови. И снова в разрыв между домами, уже в третьем по счёту порядке, устремился одиночный след бандита. Он явно решил пересечь квартал по диагонали. Что его вынудило делать это? Экономия по времени – мизерная. Возможно, возвращаясь по своему следу в поисках знакомых ориентиров, Тухлый неожиданно для себя обнаружил, что оставляет за собой слишком заметные следы крови. Вот он и пошёл по рыхлому снегу, на котором их почти не видно. Эта очевидная предосторожность может означать лишь то, что его убежище уже близко.
След беглеца, то и дело ныряя в глубокий снег, лесенкой прошёл через весь квартал. Он вывел паренька в последний разрыв между домами, под прямым углом пересёк улицу и у второго от угла дома пропал, причём, полностью. Вовка обошёл все ближайшие дома – следов не обнаружилось. И тогда он вновь вернулся к последнему пятну крови, которое оставил Тухлый на тротуаре. Вблизи этого пятна в промежуток между домами уходила узкая тропа. Если мысленно продолжить линию перехода им дороги, то становится понятным, что он хотел попасть именно на эту тропку, проложенную между торцами домов. И, вероятней всего, он в одном из них.
Мальчик медленно прошёл вдоль этих домов. Дома слепые: вместо стёкол сплошь фанера, доски, картон и прочие подручные материалы. Тут свидетелей вряд ли отыщешь. Однако, совершенно очевидно, что в одном из этих домов живёт кто-то из сообщников Тухлого.
И тут Вовка почувствовал, что на него наваливается дурнота. Он сел прямо в снег, нагрёб лёгких, как пух, снежинок, окунул в них лицо, потёр виски, шею. Минуты через три обморочное состояние прошло. «Пора домой, – решил мальчик, – смеркается, да и мороз всё злее. Надо бы ещё в милицию заглянуть, но сил нет. Завтра схожу. Домой бы хоть добрести».
Через полчаса Вовка был дома. Он растопил печку, поставил разогреть уху. Достал сэкономленную им вчера корочку хлеба. Поел. Подложил в печь поленце, пододвинул к ней кровать и лёг отдохнуть. Около получаса мальчик отлёживался, наслаждался покоем, размышлял. Внезапно появилось лёгкое, как облачко, беспокойство, некое тревожное предчувствие того, что может что-то произойти. Вовка уже заметил за собой такую странность: если он всерьёз настраивается на определённую ситуацию, то иногда начинает улавливать смутный фон происходящих или же только назревающих в связи с ней событий.
«Ничего там за одну ночь не случится, – успокаивал он себя. И тут же пришла мысль: – А что, если именно сегодня Тухлый переберётся на новое место? Вот будет неудача. Тогда ни его самого, ни его сообщников завтра снова не найдём. Всё-таки хорошо было бы ещё немного понаблюдать за этими домами».
Беспокойство всё росло и росло. Вовка поднялся. Ему жалко было себя. Но куда от этих мыслей деться? Он знал, что они не оставят его в покое. В конце концов, он махнул рукой и стал одеваться. «Сейчас около шести. Часика полтора подежурю – и домой. А уж завтра возьмёмся за них как следует».
Глава 14. Персональная усыпальница
Когда мальчик вышел на улицу, понял: температура ниже двадцати. Порадовался, что надел второй свитер. Город, соблюдая полную светомаскировку, был чужим и неприветливым. Благодаря белизне снега, дорогу кое-как различить ещё можно было. Минут через двадцать Вовка был на месте. Дома стояли тихими и мрачными, словно склепы. Нигде в них ни единого проблеска света, ни звука, ни малейшего движения. Тропа тоже пуста.
Мальчик медленно побрёл вдоль домов. Он посматривал на слепые глазницы окон и думал: «За любым из них может скрываться враг. Причём, вполне возможно, что какие-то добросердечные люди искренне принимают его за пострадавшего от войны, лечат его, подлеца, ухаживают за ним. Эх, обыскать бы все эти подъезды сегодня. Но сотни семей, и так едва живых от голода, обижать подозрением никак нельзя. Нужна ниточка. Здесь могут жить родственники Тухлого или, например, тот самый снабженец. Может быть, здесь прячется и Жакан. Эх, посмотреть бы на списки жильцов в этих двух домах…»
И тут Вовка точно запнулся.
«Вот, чудеса! – удивился он. – За вечер такой сугробище нагребли. А подъезд расчистили так себе. Даже странно как-то».
У предпоследнего подъезда второго дома на месте, где в прежние времена стояли скамейки, возвышался приличный по размерам сугроб продолговатой формы. Мальчик прошёл мимо, постоял у соседнего подъезда и, не торопясь, двинулся назад.
«Жаль, меня здесь не было, – подумал он. И вдруг у него возникла твёрдая уверенность: – Это покойник. Однозначно. Их с каждым днём всё больше и больше на улицах. Только вот одна неувязка: покойников у подъездов обычно оставляют в том случае, когда не могут дотащить санки до кладбища. А тут безупречный по форме сугроб. Силы у них есть, это точно. И прикопали мертвеца не на ночь – слишком уж добросовестно. Что-то здесь не так…»
Вот и подъезд. «Уж не Тухлый ли умер? – опешил от предположения Вовка. – Ведь он был ранен». И, не отдавая себе отчёта о возможных последствиях, мальчик круто свернул к подъезду. Быстро заглянул в него, прислушался и, резко развернувшись, подошёл к сугробу. Присел на корточки у торца сугроба и, выдернув руку из варежки, подушечками пальцев провёл по заснеженной земле. «Так и есть, следы от полозьев. А голова должна быть здесь», – прикинул он. И решительно сунул руку в сугроб. Мальчик ожидал, что при таком морозе снег будет сухим и лёгким, и вдруг почувствовал, что тот довольно влажный. «Из лейки его поливали, что ли? – с удивлением подумал он. – Надо ж было додуматься до такого!» Несколько гребков, и рука мальчика наткнулась на туго спелёнатые ноги. «Вот черт! Кто же так покойников выносит? – пробормотал он. – Надо восстановить гробницу». Он привёл всё в прежнее состояние и зашёл с другой стороны.
Убедившись, что никого нигде нет, Вовка начал разгребать снег. Показались очертания головы. Это не беглец, – понял он, – а кто-то гораздо меньше его. Мальчик достал коробок, оглянулся на подъезд и, пряча огонёк, чиркнул спичкой. Неровное пламя скудно осветило голову неизвестного. Она была укутана вафельным полотенцем и покрыта тонкой корочкой подтаявшего снега. Из вырезанной ножницами дыры торчал небольшой, цвета слоновой кости, нос. Неясная тревога коснулась мальчика. И вдруг он заметил, что ноздри покойника шевельнулись.
Вовка вздрогнул и выронил спичку. Он почувствовал, как на голове у него зашевелились волосы. «Живого ребёнка… и на мороз?» Мальчик с опаской оглянулся на подъезд, нащупал под санками верёвку, толкнул их чуть назад, и мягко, но сильно потянул на себя. Санки, как оказалось, сдвоенные, выскользнули из сугроба, как из тоннеля. К ним было привязано тело, завёрнутое в покрывало.
«Нет, это всё-таки кто-то взрослый, – решил Вовка. Он вытащил санки на тропу, но, вспомнив о главном, вернулся и за несколько секунд закупорил злополучный сугроб. А потом схватил верёвку и, убыстряя шаг, потащил санки прочь. Если бы он мог, побежал бы.
«Что мне с этим делать? – лихорадочно думал он. – Куда теперь? Дома нет ничего, только печка. Но и до него с санками больше получаса ходу. Попроситься к людям, где дымит печь? Можно. Но лучше бы в больницу: там знают, что делать. Сейчас выверну на улицу, люди помогут…» И тут мальчик вспомнил, что сегодня, когда он шёл домой, где-то неподалёку, на территории детского сада он видел санитарную машину. «А что, если сейчас там больница?»
Добравшись до улицы, Вовка свернул влево, и с ещё большим упорством потащил санки. Однако уже через пять минут устал. Мальчик остановился, наклонился над головой несчастного, снял варежки, потёр одна о другую руки и стал отогревать ими белый до невозможности нос. «Потерпите ещё немного, я вам помогу», – сказал он. Затем положил одну варежку на нос пострадавшему, подоткнул её под полотенце, и снова тронулся в путь.
Вовка до рези в глазах всматривался в тёмные очертания домов. «Ну, где же этот детский сад? Ведь я его сам видел. Он был где-то здесь, рядом. И спросить не у кого, на улице ни одной живой души, будто это и не город! Неужели я так не найду его? А что если найду, а там никого?»
Тревога и сомнения стали одолевать мальчика. И тут он оступился и упал. А, когда стал подниматься, то увидел свет фар выезжающей из ворот машины. «Да вот же он, справа! – воскликнул он. – Чуть мимо не прошёл. И до ворот – рукой подать». Через три минуты Вовка втащил санки в ворота. Оставил их у дверей, вошёл в помещение.
Запахи лекарств, хлорки и дыма, надпись на стенгазете развеяли его последние сомнения: это – госпиталь. На скрип двери из ближайшей комнаты вышла дежурная медсестра. Это была круглолицая кареглазая женщина лет тридцати пяти. Её каштановые волосы заплетены в роскошную косу, переброшенную на грудь. Увидев измученного мальчика, она спросила:
– Ну, что случилось?
– Там, на санках, – махнул он в сторону выхода, – живой человек. Я его из сугроба вытащил. Помогите ему.
Она изумлённо переспросила:
– Из сугроба? Это ж надо! Мы сейчас поможем ему, не волнуйся, – провела она горячей ладонью по щеке мальчика. И крикнула: – Санитары!
На её зов из разных дверей тотчас вышли трое санитаров. Они без проволочек вместе с санками внесли привезённого им человека в тепло. Верёвки быстро разрезали, тело переложили на каталку. Вовка подошёл к ней и аккуратно снял с носа пострадавшего свою варежку. Нос был уже не белым, а голубоватым. Появившийся врач, худой седобородый старичок, при помощи санитара стал разворачивать покрывало. Под ним оказалось тело одетой по-домашнему женщины. На ногах тонкие войлочные сапожки. Её руки и ноги связаны кушаками от халатов.
– Вот мерзавцы! – негодующе воскликнул врач. – Тех скотов, что так издеваются над людьми, расстрелять мало. Ей-богу!
– Мало-то мало, да попробуй разыскать их? – разрезая кушаки, сказала дежурная медсестра.
– Петровна! Миску с летней водой и салфетку! – крикнул врач вглубь коридора. И уже медсестре: – Зина, а ты принеси бутылку спирта, ещё распорядись насчёт ванны с тёплой водой. Да, и захвати, пожалуйста, два стакана горячего чая.
– Минутку, – ответила та и отошла.
– Несу! – послышался чистый напевный голос санитарки. Прихрамывая, подошла невысокая опрятная женщина, лет шестидесяти. Врач чуть ли не выхватил у неё из рук миску с водой.
– Спасибо. – И тут же отдал ей новое распоряжение: – Петровна, готовь тёплую постель. Нагрей на бойлере два матраса, сделай тёплые грелки и прочее.
– Бегу, – ответила она и зашаркала бурками в обратную сторону.
А доктор тем временем смочил водой местами примёрзшее к лицу женщины полотенце и ждал. Как только оно пообмякло, он стал осторожно отгибать его края. Когда полотенце развернули, присутствующих ждало новое потрясение: рот женщины был забинтован. На опущенных ресницах – наледь.
– Ну, садисты! – рассвирепел один из санитаров, большой широкий в кости дядька. – Попадись они мне, всех бы перекалечил!
Доктор смочил бинты и принялся аккуратно разрезать их. Когда лицо женщины, наконец, освободили, стало ясно, что она очень молода. И только худоба да тёмные синяки под глазами затрудняли определить её возраст.
Кончиком ножа разжали ей зубы и влили в рот ложку разбавленного спирта. Женщина вздрогнула, сглотнула. Лица окружающих её людей посветлели: пришла в себя. Таким же способом влили ей ещё несколько ложек спирта. Её глаза широко открылись, наполнились влагой.
– Не волнуйтесь, вы в госпитале, – успокоил её врач. – Теперь всё будет хорошо. А вот и чаёк горячий. Ну-ка, ребята, приподнимите гражданочку, сейчас будем чаем её поить.
Вовка сел на табурет у окна с широким подоконником. Перед ним тоже поставили кружку с горячим чаем. Пожилая санитарка с глубокими добрыми глазами сказала ему:
– Пей, сынок, – и заговорщицки добавила, – он для особых случаев, на липовом цвету.
Вовка глотнул и удивлённо посмотрел на неё:
– С сахаром?
– С сахаром, – усмехнулась она.
– Спасибо.
Он стал пить, и тут, как-то не ко времени, его стал бить озноб. Зубы неожиданно залязгали. Мальчик крепко прижал их к алюминиевому ободку, и дробь прекратилась. Он успел отпить лишь треть кружки, когда услышал распоряжение доктора, касающееся обмороженной женщины:
– А теперь везите её в санитарную комнату, в ванну. И приготовьте термометр для воды. Будем отогревать её.
Вовка, не выпуская кружки из рук, подошёл к врачу.
– Дяденька, я знаю дом, где живёт эта тётя. В её квартире враги – это ясно. Если она заговорит, узнайте у неё номер её квартиры. Это очень важно.
– Хорошо, мальчик, я спрошу, – ответил он. – Ты прав, этих нелюдей нужно брать сегодня же. Чтобы они ни одного лишнего часа не прожили!
Вовка поднял разрезанные кушаки от домашних халатов, сунул их себе в карман. На удивлённый взгляд доктора ответил:
– Это на всякий случай. Где халаты, там и преступники.
– А ведь, верно, – улыбнулся врач и заспешил к пострадавшей.
Вовка подошёл к столу дежурной медсестры.
– Тётенька, разрешите мне в милицию позвонить?
– Извини, мальчик, это обязанность дежурного врача докладывать милиции о каждом подозрительном случае обращения гражданского населения к нам за помощью. Как только он освободится, сам и позвонит.
– Тётенька, моего звонка там ждут, и давно, – сказал мальчик. Он сунул руку в карман и показал медсестре спичечный коробок с написанными на нём цифрами. – Вот номер телефона их начальника.
– Ну, ждут, так звони, – указала она на телефон.
Мальчик набрал номер телефона. Там сняли трубку.