Озябший ангел

Немного отдохнул. Только взялся за пешню, в городе завыли сирены, где-то вдалеке забухали зенитки. Послышались редкие взрывы авиабомб. Было ясно, что это не массированный налёт, а вылазка одиночек. Вовка не стал прекращать своё занятие – нынче самый короткий день в году – надо ведь успеть и порыбачить. Бежать всё равно некуда, да и сил на это нет.

Минуты три спустя из-за береговых строений вывалился «Юнкерс». Летел он на небольшой высоте, а его курс пролегал чуть правее места расположения мальчика. Внезапно самолёт довернул в его сторону, а двумя секундами позже от него один за другим отделились два тёмных шарика и устремились к поверхности Невы. Вовка растерялся. «Вот гад! Чтоб тебя!..» И, как загипнотизированный, стал наблюдать за косой траекторией падения бомб. Первая, казалось, летит прямо на него. Мальчик на какое-то время оцепенел. Но вот он заметил, что она все же отклоняется и, отбежав несколько шагов в противоположную сторону, грудью бросился на снег.

И тут ледяной панцирь вздрогнул. Вовка поспешно зажал уши. Через мгновение раздался глухой взрыв. Что-то больно ударило по ногам и спине. Река упруго задышала и где-то очень близко заплескалась. Вовка же, наоборот, не дышал, словно боясь своим дыханием ещё больше раскачать лёд. На некотором удалении взорвалась и вторая бомба. Но до мальчика новая ледяная волна докатилась лишь лёгкой судорогой.

На тот случай, если под ним появится трещина, Вовка по-черепашьи раскинул руки и ноги, надеясь успеть перекатиться в безопасную сторону. Но ничего страшного не произошло. И он воспрянул духом.

Мальчик приподнялся, взглянул вслед улетающему «Юнкерсу». «Вот черт! Чуть не накрыл меня», – удивился он меткости лётчика. На левом берегу остервенело ударили зенитки. Самолёт шарахнулся в сторону и скрылся из виду. Вовка, отряхивая с себя острые осколки льда, встал на ноги, огляделся. Метрах в двадцати от него в венке мокрых обломков льда зияла огромная полынья. «Вот это луночка», – пробормотал он. И, напряжённо глядя под ноги, осторожно пошёл к воде: сначала по голой льдине, потом по плотному сырому снегу. Метров за семь до воды среди ледяного крошева, которым была забита полынья, Вовка вдруг заметил желтоватое брюшко приличной по размерам рыбины.

«Ёлки-палки! – воскликнул он. – Глушёная рыба?! Как же я забыл об этом? Ведь очухается и уйдёт». Мальчик метнулся к санкам, схватил багорчик и, на ходу высвобождая его из мешка, заспешил обратно. Об опасности он почти не думал. Приблизившись к полынье, Вовка осмотрел её: в разных местах, кроме замеченного им ранее налима, среди шуги брюшком кверху плавало ещё несколько окуней и парочка судаков.

Налим был в полутора метрах от кромки льда. Вовка лёг у полыньи и, выбив в снегу носками валенок ямки, принялся багорчиком подгребать к себе битый лёд. Льдинки неохотно, но все же начали двигаться в направлении мальчика, увлекая за собой и налима. Постепенно мальчик подвёл налима к самой кромке полыньи, обвил его крюком багра и, подхватывая его другой рукой, вытащил рыбу на снег. «Сантиметров шестьдесят, а то и больше», – радостно отметил он. Кожа налима была настолько скользкой, что удержать его в руках никак не удавалось. Тогда Вовка вложил ему пальцы в рот и отнёс его от воды метра на три.

Судака и крупного окуня паренёк вытащил быстро. С немалым трудом он подвёл к себе ещё одного окуня, чуть меньше первого. Но второго судака и двух оставшихся окуней достать он так и не смог – багор короток. Это страшно огорчило Вовку. Но азарт ещё не покинул его. И он, оставив свой улов и санки у полыньи, с багром и вещмешком заспешил к месту падения второй бомбы.

«Рыба, конечно, очнулась и ушла», – бормотал он, смягчая возможное разочарование. Но остановиться уже не мог. Однако, как он ни торопился, но минут десять на дорогу всё же затратил. Силы его были на исходе, когда, наконец-то, показалась вторая полынья. У самой её кромки болтался судак. Вовка ожил. За метр до воды он опустился на колени, лёг грудью на лёд и уже со второй попытки вытащил его на снег. «Килограммовый, не иначе», – оценил он. И теперь уже с более пристальным вниманием осмотрел полынью. С её противоположной стороны он заметил серебряный узор чешуи. Вовка вытащил из воды и леща. Паренёк посидел на снегу и пошёл по своим следам обратно. Когда он дотащился до санок, то обессилено упал на снег и лежал так, пока не стал мёрзнуть.

Поднявшись, Вовка окинул взглядом полынью и увидел, что окуни исчезли, а судак, словно трухлявый обломок ветки по-прежнему плавает среди шуги. Мальчик стал перекладывать свой улов в вещмешок и вдруг наткнулся в нём на моток верёвки. Он распутал её: длина подходящая.

«А ведь неспроста это! – подумал мальчик. – У меня есть ещё один шанс выловить этого судака. И я его использую». Вовка схватил багорчик, надёжно привязал к нему конец верёвки, а второй – намотал себе на руку, прицелился и метнул его. Недолёт. Метнул второй раз, третий… Резко потащил на себя. Ледяное крошево пришло в движение. И так, бросая багорчик снова и снова, Вовка, в конце концов, достиг своей цели: вытащил из полыньи и эту рыбину. И хоть он промочил рукава фуфайки и даже валенки, но был счастлив безмерно. Теперь бы ещё домой как-нибудь дойти…

До дома он добирался бесконечно долго: сначала, увязая в снегу, шёл по своей тропинке, потом на четвереньках карабкался на высокий берег, а после этого брёл, еле-еле переставляя ноги. Усталость просто одолевала его. Вовку часто бросало в пот, ноги стали ватными, в плечах появилась непреодолимая ломота. До дома он дотащился едва живой.

У подъезда его ждала Галя, непривычно унылая, потерянная.

– Здравствуй, – сказала она. – А я тебя уже целый час жду.

– Привет, Галка, – ответил мальчик. – Видишь, на Неве был. Помоги в дом зайти. Устал до смерти.

– Конечно. Давай санки, – протянула она руку.

Вошли в квартиру. Вовка сбросил с плеч вещмешок, тяжело сел на табурет, жестом указал ей на стул.

– Устраивайся. Сегодня на рыбалку ходил. Если бы не фриц, вряд ли бы мне удалось хоть одну лунку во льду пробить. Толщина, вот, – изобразил он руками, – с полметра будет.

– Какой фриц? – удивилась девочка.

– Да лётчик один. Летел вроде бы мимо. И вдруг, ни с того ни с сего, сбросил на меня две бомбы и улетел. Одной, правда, – чуть не утопил меня. Зато во льду такие дыры пробил, что только держись!

У Гали глаза от эмоций расширились, заблестели.

– Страшно было?

– Конечно, страшно… особенно когда лёд раскачался. Но лишь в этих пробоинах я и выловил несколько рыбин. Не случись этого, я так бы и пришёл ни с чем, это уж точно. А как у вас дела?

Глаза у девочки погасли. Лицо её снова стало скорбным.

– Плохо, – печально ответила она.

– Что плохо-то?

Галина убитым, обречённым голосом сказала:

– Мы с мамой и бабой Симой, наверное, скоро умрём.

– С чего хоть мысли такие? Что случилось-то?

– У меня… карточки украли… – давясь слезами, выговорила она, – и сумку с пакетом гороха.

– Ничего себе новости… – Вовка ошеломлённо посмотрел на неё. – И ты даже не заметила, кто?

– Ещё как заметила: это были два пацана.

– Вот же твари! А ты, случайно, не узнала их?

– Одного, вроде бы, да. Рыжий такой, высокий. Я не уверена, все так изменились, но, кажется, я видела его у дома своей учительницы.

– Далеко это? – спросил Вовка.

– Не близко, примерно в пяти кварталах отсюда. Немного правее Чарских.

– Далеко, – утомлённо сказал Вовка. – А как всё было?

Галя опустила ресницы, и тут же на их кончиках повисли слезинки.

– Я только-только вышла из магазина. Хлеб у меня уже лежал во внутреннем кармане, в руке была сумка с горохом и ещё три карточки. Я остановилась, чтобы спрятать их, и стала булавку от кармана отстёгивать. И тут сзади кто-то как толкнёт меня в спину. Я головой в снег. Встала на колени, смахнула снег с лица, смотрю: убегают двое. Разжала кулак, а там вместо карточек – ледышка. И сумки нет. Что теперь будет?

– Дома знают?

– Нет ещё. Я боюсь туда идти, – вздохнула Галина. – Без карточек домой лучше не возвращаться. Там и так дела хуже некуда. Баба Сима еле ноги волочит, мама вся опухла. А тут ещё я, ворона…

– Не паникуй, Галка. Завтра постараемся найти этого рыжего. А не найдём, станем дежурить у твоего магазина. Ведь в другом-то ваши карточки не отоварят, раз их теперь закрепили за магазинами. И продавца мы предупредим. Так что надежда вернуть их ещё есть. А сегодня хоть этот хлеб донеси до дому.

Девочка прижала руки к груди.

– Боюсь я, Вовка.

Мальчик встал, вытащил из вещмешка судака.

– Вот это рыбка! – вырвалось у Гали.

– Это вам, – сказал он и прямо в руки положил ей прихваченную морозцем рыбину. – Постарайтесь растянуть её до Нового года.

Девочка разволновалась. Её глаза опять наполнились внутренним светом.

– Ух, ты! Спаси-и-бо. Знаешь, Вовка, а ноги меня сами к тебе привели. Я как чувствовала, что ты что-нибудь придумаешь…

– Да ладно тебе. Возьми вон сумку с гвоздика, завтра вернёшь её. Погоди, сейчас бумаги дам.

Он сходил в свою комнатку, вернулся с тощим рулончиком обоев. Оторвал кусочек.

– Клади сюда.

Галя положила подаренного ей судака на бумагу с бережливостью батюшки, окунающему в купель новорождённого.

– Вовка, ты меня опять так выручил, – не умея скрыть свою радость, сказала она.

– Хорошо, что сегодня есть чем угостить, – сказал Вовка.

Девочка спрятала судака в сумку.

– Спасибо. Что бы я без тебя делала, не представляю, – сказала она. – Ну что, до завтра?

– До завтра, – ответил Вовка. И, отворив дверь, выпустил девочку на лестничную площадку.

Минут сорок Вовка пластом пролежал на кровати. Потом он встал, выложил улов в таз. Залюбовался. Рыбка вся крупная, как на подбор: налим килограмма на полтора, пара судаков по килограмму каждый, лещ и парочка окуней – граммов по шестьсот-семьсот. «Эх, если бы всё это сейчас засолить, – мечтательно проговорил он вслух. – Но ведь есть ещё и друзья…» Вовка задумчиво расстелил на столе два лоскута бумаги. Решительно выложил на один из них двух окуней, а на второй – судака. Немного подумав, оторвал ещё кусок бумаги и шлёпнул на него леща. Заглянул в таз. В нём остались лишь налим и судак. Такой улов уже не очень впечатлял. Но что поделаешь?

Мальчик завернул всю отложенную рыбу в бумагу, два пакета положил в вещмешок и сунул его в холодный ящик с обувью. А последний пакет, с двумя окунями, положил в авоську и пошёл в мастерскую.

В этот вечер там все были в сборе. Его появлению обрадовались. «Вова пришёл!» – радостно крикнул Федька. Взрослые встрепенулись, лица их посветлели. Мальчик скользнул взглядом по обитателям мастерской и с горечью отметил, насколько сильно все они изменились. Олег Павлович выглядел просто ужасно: он фантастически распух. Особенно огромным стал его живот. Остальные же «коммунары» ещё более осунулись и посерели.

– Здравствуйте, – поздоровался Вовка.

Ему оживлённо ответили. А ребята, побросав свои занятия, подошли к нему. «У них здесь тепло», – почувствовал он и снял фуфайку. Малыши с напряжённым вниманием смотрели на его авоську. Вовка вынул из неё свёрток, подал его самому маленькому.

– Русланчик, отнеси-ка это на общий стол.

– Ладно, – просиял он личиком.

Осознавая важность своей миссии и всем своим видом показывая взваленную на него тяжесть, малыш в сопровождении «почётного эскорта» отнёс на стол доверенный ему свёрток. Алия развернула бумагу и тихо ахнула. Зато Федька своих эмоций не сдерживал. «Здесь рыба!» – радостным воплем оповестил он всех. Взрослые тут же потянулись к столу. Олег Павлович, увидев приношение, воскликнул:

– О-о! Какая симпатичная рыбка. Видно, я не напрасно завёл себе аквариум, – шутя, похлопал он себя по животу.

«И в этом положении он ещё может шутить», – ужаснулся Вовка.

– А как эти рыбки называются? – спросила Алия.

– Окуни, – ответил он.

– А почему у них полоски нарисованы? – удивлённо спросил Федя.

– Для маскировки, – пояснил Вовка. – У них всё как на войне: и в засадах сидят, и нападают, и прячутся.

– Они такие хитрые? – заговорщицки прошептал Русланчик.

– Да, хитрые, – согласился Вовка. – У них страшная жизнь.

– Не страшней, чем у нас, – заметила Светлана, мать Феди.

Поговорив ещё минут десять, Вовка поднялся.

– Мне уже пора. Скоро тётя придёт с работы, а в доме не топлено. Пойду я. Бывайте здоровы!

– И ты будь здоров, дружок, – задумчиво кивнул ему Олег Павлович.

А тётя Клава, провожая Вовку, ласково погладила его по голове и сказала:

– Спасибо тебе, сынок. У тебя добрая душа, православная. Ты к нам приходишь и будто свету в лукошке приносишь. В который уж раз возвращаешь нам надежду.

– До свиданья.

Тётя Клава перекрестила его.

– Спаси тебя Христос.

Тётя Мария пришла серая от усталости, задумчивая, скучная. Села у печки. Вовка помог ей снять валенки, подал нагретые бурки, лёгкие, из фетра. Она сунула в них ноги, облегчённо вздохнула.

– Спасибо.

– Как дела, тётя? – спросил мальчик.

– Неважные дела: завод еле дышит – электроэнергии не хватает. Больше стоим, чем работаем. Такое отчаяние охватывает… Ну, а у тебя что нового?

Вовка подал ей таз, откинул рушник, спросил?

– Что будем с ней делать?

У тёти Марии глаза расширились, наполнились тихими слезами. Она потрогала налима.

– Свежая рыба? Боже! Откуда?

– С Невы, тётя.

– А я ещё с порога уловила запах, подумала: не иначе галлюцинации, – лихорадочной скороговоркой сказала она. Взяла судака и стала с упоением нюхать его, целовать. – Этот запах – такое наслаждение, не передать. От него с ума можно сойти.

Вовка смотрел на тётю и думал: «Видеть её счастливой – тоже наслаждение».

Утром пришла Галя, уже не такая несчастная, как вчера. Вовка достал из обувного ящика вещмешок с рыбой, положил в него четыре поленца, завязал.

– Раз нам по пути, то заглянем и к Агнессе, и к Антонине, малышей надо проведать, уже две недели не видел их. А потом пойдём рыжего искать, ладно?

– Угу, – согласилась девочка.

Они вышли на воздух.

– Своим рассказала? – спросил Вовка.

– Рассказала, – ответила Галя. – Я выложила на стол рыбину и тут же призналась, что мы остались без карточек. Они прямо онемели от ужаса. Бабу Симу пришлось даже валерьянкой отпаивать. А мама, уж на что у неё сильный характер, и то долго сидела и тихонько так, как у гроба, головой покачивала. Я так подвела их всех, простить себе не могу.

– Галя, это с каждым может случиться, не отчаивайся.

– Хотелось бы, да не получается. Кстати, рыбка твоя очень пригодилась. Когда мои немного пришли в себя, судачка засолили, даже потрошки, а из головы уху сварили – сказочная вещь.

– Ну, хватит об этом, – оборвал её Вовка. – От твоих гастрономических воспоминаний недолго и язву заработать: ведь брюхо, сколько его не корми, старого добра не помнит. Ты лучше расскажи что-нибудь интересное из своей жизни.

– Если из детства, то оно было не самое радостное. Жили мы на Вологодчине, в деревне. Ещё до меня мама овдовела. Её муж, Иван Осипов, погиб в гражданскую войну. С тех пор маму Анной-урядницей называли. А потом появился мой папка. Но он подолгу с нами не жил, в основном где-то на заработках пропадал.

– А деда с бабушкой помнишь? – спросил Вовка.

– Немного. Мне было три года, когда мы уехали из деревни в посёлок. Но я запомнила: бабушку звали Катя, деда – Павел. Оба хорошие, добрые люди. У них был большой длинный дом с террасой – его потом под сельсовет забрали, – а в нём мебель самодельная, резная. Однажды я играла в их доме и полезла за конфетами в шкафчик. Что-то тронула там, оттуда, как посыплется посуда. Я перепугалась: сижу среди осколков, реву. А бабушка пришла на мой крик и даже не отругала, представляешь?

– Ну, а ещё ничего такого не припомнишь?

– Был у меня один случай, только уже не в детстве, а прошлым летом. Как-то раз с девчонками мы пошли на Неву. Наплавались, лежим, загораем. А рядом с нами одна парочка купалась, люди совсем взрослые. Дядька, как мы потом поняли, совсем не мог плавать, а его жена немного умела. И вот они поплескались на мелководье, потом он вылез на берег, а она решила ещё покупаться. Хотела, наверное, вдоль берега проплыть, а когда опустила голову в воду, сбилась с направления, и саженками – на глубину.

Дядька поднялся, кричит ей: «Тома, вернись!», а та не слышит. А когда выдохлась, подняла голову, увидела, куда её занесло, запаниковала и стала тонуть. Дядька вбежал в воду по грудь и встал. Тянет к ней руку, кричит, а до неё метров пятнадцать, не меньше. И взрослых рядом ни души. А я уже неплохо плавала, даже второе место по школе держала. И бросилась её спасать.

– Ну, ты и молодец, Галка! – воскликнул Вовка. – И не побоялась же…

– Ага, – иронично посмотрела на него девочка. – Потому что дурой была самоуверенной. Так вот. Я подплыла к ней и кричу: «Хватайтесь за ногу!». Тётка и схватилась, да так крепко, что и я испугалась: поняла, что она меня теперь ни за что из рук не выпустит. Гребу к берегу изо всех сил, а та висит у меня на ноге что гиря, и нисколько не помогает мне. До сих пор не пойму, как я жива осталась? Она ведь по весу раза в три тяжелее меня была, запросто могла на дно утащить. Но каким-то чудом я всё-таки догребла до дядьки. Он поймал меня за руку и вытащил нас обоих. Ох, и трясло меня потом на берегу.

– Ну и как повела себя спасённая? – поинтересовался Вовка.

– Когда она пришла в себя, стала благодарить меня и просить прощения за то, что чуть не утопила. Позже они дважды приезжали за мной: брали меня с собой в поход по магазинам. Платье мне купили, зонтик, босоножки и сумочку, – в общем, они не жадные люди.

– Да, Галка. Ты всё же молодчина, – сказал Вовка. – Я тоже не всегда могу правильно оценить свои силы, особенно сейчас. Но бездействовать, когда люди в беде, – это не по мне. А вот и Ванюшкин дом. Зайдём вместе?

– Давай лучше ты один, – предложила она. – Так быстрее будет.

– Ладно. Я на пять минут, – согласился Вовка.

Он вошёл в подъезд и сразу свернул к шестой квартире. Постучал в дверь и тут же, толкнув её, вошёл.

– Агнесса Ильинична, это Вовка, можно к вам?

– Входи, Вова, – послышался из комнаты голос хозяйки.

Он почувствовал, что в квартире опять холодно. «Разве дети не у неё?» – тревожно подумал он. И тут же услышал: «Ребята, ну-ка встречайте Вову». Зашаркали по полу валеночки и навстречу ему вышли два крохотных человечка. Они оба смотрели на него большими серьёзными глазками.

– Привет, Сонечка, здравствуй, Ванюша, – присел перед ними Вовка и чуть приобнял их. – Как поживаете?

– Хорошо, – прошептала Сонечка.

– Вот и молодцы. Пойдёмте к бабушке.

Они прошли в комнату. Агнесса, как и прежде, сидела в своём кресле.

– Здравствуйте, – поздоровался с хозяйкой Вова. – Ну, как вы тут?

– Барахтаемся помаленьку. Вместе нам жить всё же удобней. Таня на работу ходит, я с ребятишками сижу. А в магазин с соседями по очереди ходим. Вот так и живём.

– Ну и хорошо, что всё наладилось, – сказал мальчик. – А я тут с Галей мимо иду, вот и забежал проведать вас.

– А чего же она к нам не зашла? – спросила Агнесса Ильинична.

– Чтобы не засиживаться. У неё какие-то мальчишки карточки из рук вырвали у магазина. Вот идём с нею искать их.

– Вот несчастье! – всплеснула руками хозяйка. – И как только земля таких иродов носит?

– Да вот носит, – вздохнул Вовка.

Он присел на стул, расслабил петлю у вещмешка, достал два поленца, подал их малышам.

– Дрова к печке, – скомандовал им.

Ребята торопливо отнесли поленца и вернулись к Вовке. Они встали перед ним, выражая горячую готовность носить и носить. А мальчик вытащил из вещмешка подмоченный свёрток и отдал его Сонечке.

– А это, малышка, отнеси бабушке, – сказал Вовка. И поднялся.

Девочка затопала к Агнессе Ильиничне. Вовка затянул петлю вещмешка, вскинул его за спину.

– Мне пора, – сказал он. – С наступающим вас Новым годом!

И шагнул к двери. Выходя, он услышал испуганно-восторженный возглас хозяйки:

– Вова?!

Чарские были дома. Увидев гостей, хозяйка искренне обрадовалась:

– Как хорошо, что вы меня дома застали. Я в это время обычно уже в очереди стою, а тут позволила себе расслабиться. Решила: позже выйду. И вот вы пришли, какие молодцы. Проходите, садитесь к столу.

Вовка подтолкнул Галю к столу, сам снял шапку и тоже присел на табурет. Санька подошёл к Вовке, доверчиво прижался к нему. А тот нежно, как братишку, погладил его. Потом Вовка развязал вещмешок, вытащил из него поленья и отдал их Саньке. Тот отнёс и положил их не к печке, а под кровать.

– Молодец, Санька, – похвалил его Вовка. – Взрослеешь. Уже научился думать о завтрашнем дне.

– Блокада – страшная школа, – заметила Антонина. – Ну, да ладно, хоть на часок забудем о ней. Ведь у нас, дорогие мои, радость. От нашего папки мы получили не только письмецо, но и передачку. Вчера забегал его сослуживец и передал нам несколько баночек каши и пакет сухарей. Я угощу вас. И чайник как раз закипел. Так что сейчас будем чай пить на вишнёвых прутиках.

– Мы рады за вас, тёть Тоня, – сказал Вовка. – Но и у нас для вас тоже кое-что интересное есть. Санька, кажется, мы с тобой ещё не всё достали из вещмешка. Ну-ка поищи там ещё чего-нибудь.

Санька, предвкушая нечто необычное, покопался в вещмешке и достал из него подмоченный, странно пахнущий свёрток. Такой находкой он был серьёзно озадачен.

– Неси маме, – подбодрил его Вовка, – она разберётся.

Малыш подошёл к матери и подал ей свёрток. Антонина развернула его и слабо охнула.

– Рыба? Да ещё свежая… невероятно. – Антонина шумно понюхала её. – Прямо голова кругом пошла. Откуда у вас такое богатство?

– Вчера я на речке был. И мне повезло. Вытащил и для вас рыбку.

– Спасибо, – с особым чувством сказала Антонина. – Сейчас чуточку сварим, а остальное засолим. Благодать. Теперь и Новый год встретим по-человечески. – Она положила судака перед собой. – Санька, разбуди сестрёнку, пусть на рыбку полюбуется.

– Как она? – спросил Вовка. – Ходит?

– Да, слава Богу. Поднялась на ножки. Но разговаривать совсем перестала, – уронила слезу Антонина. – Она и так всегда была худенькая, как тростиночка, а тут ещё эти испытания навалились. А что я могу для неё сделать?

На стол хозяйка высыпала горсть сухарей из настоящего хлеба, налила в кружки чай, поставила блюдечко с соевыми батончиками.

Санька привёл Анечку, всю заспанную, одетую в два или три свитерка. Она была такая жалкая, полупрозрачная, что у Вовки запершило в горле. Он протянул к ней руки.

– Здравствуй, крошка. Иди ко мне, будем чаёк вместе пить.

Девочка охотно подошла к нему. Он усадил её к себе на колени, как и Саньку, приласкал. Судака пододвинули к Анечке, она долго с изумлением изучала его: трогала пальчиком глаза, острые зубы, жабры. Увидеть это чудо природы для неё, безусловно, событие.

Все принялись за чай, с удовольствием захрустели сухарями.

– Какие батончики вкусные, – мечтательно, нараспев сказала Галя.

– Вместо сахара выдали, – пояснила Антонина. – Жаль, их никак не сэкономишь, быстро кончаются. Хочу вот на рынок сходить, внутреннего жира для детей на что-нибудь выменять.

– Тётя Тоня, а я совсем недавно держала в своих собственных руках вот такой кусок масла, – Галка решительно очертила ладонями габариты заметно потяжелевшего с тех пор куска.

– Сливочного? – подалась вперёд хозяйка.

– Самого настоящего, – клятвенным голосом подтвердила Галка.

– Не может быть!

– Я бы и сама не поверила. Но вот довелось.

И Галка рассказала историю, которую Вовка уже слышал. А закончила она её такими словами:

– Мне кажется, что этот кусок масла я буду помнить теперь всю свою жизнь. И не только помнить, но и корить себя за то, что не отрезала от него ни одной пластиночки.

– Галочка, – успокаивающе коснулась её Антонина, – ты сейчас смотришь на это с точки зрения упущенной выгоды. А что, если Бог испытывал тебя? И оказалось, что ты достойно выдержала этот экзамен. Ведь такое искушение не всякий выдержит. Я, например, видя голодные глаза своих детей, знаю, – не устояла бы. Так что не жалей об этом, а гордись. Может быть, Бог тебя уже заметил и покровительствует тебе.

Галка от этой похвалы даже похорошела. Посидели ещё немного, поговорили. Ребята начали прощаться. Хозяйка положила перед ними баночку каши и горсть сухарей. Вовка разделил сухари поровну, а баночку отодвинул Гале.

– Спасибо за всё. И с Новым годом вас!

На улице Галя искоса взглянула на Вовку.

– А ты – добрый.

– Смотря к кому, – ответил паренёк.

Глава 12. Хлебные карточки – это жизнь

Подростки проторчали у предполагаемого подъезда рыжего до начала сумерек. Проголодались и замёрзли основательно. И тут Вовка вопросом остановил остролицего старика, свернувшего к подъезду.