Большая ловитва

И было указано им: «Ваша телега четвертая!»

Замыкающая пара была важнее, ведь Забой в одиночестве был. Посему Молчан выбрал Алабыша с Твердоликом, имевшим совокупно два боевых топорика, пять сулиц, два ножа, кистень и охотничий лук.

А Басману с Талалаем, располагавшим двумя топориками, шестью сулицами, одним копьем и двумя ножами, предстояло следование в авангарде.

Телега одиночного Бармы – в пластинчатом доспехе, с луком, саблей, добытой им при отражении набега печенегов, когда состоял в ополчении, четырьмя сулицами и ножом, была поставлена в обозном ордере на второе место, вслед за Басманом и Талалаем, и впереди Буяна с Довгушем. На ней перевозились и товары Молчана. А Хотен, второй одиночка в обозе, единственный в нем со щитом, вооруженный копьем, охотничьим луком и ножом, обойдясь без сулиц, оказался на пятом месте – после Мезени с Некрасом, опережая Взрада с Дедятой.

По окончательном определении походного ордера, Молчан водрузился на коня своего, командирского, поднял десницу в знак общего внимания и огласил, якоже услышал каждый:

– Всем приблизиться!

И когда исполнили те, молвил, веско и внятно:

– Не вмешивался я в спор ваш, двигаться дальше иль возвращаться, оставив на ваше усмотрение. Сей же миг откроюсь: я и сам не рвался ехать на торг, однако, дав ране согласие, не счел возможным отказаться. Ноне же поздно спорить нам! Время изготовиться к бою! Не ведаю, когда ударят злодеи. Возможно, и на обратном пути. А все ж, из предосторожности, надобно ожидать их уже днесь.

Мыслю: навалятся они на нас, аще нападут сегодня, у Беданова камня. До него еще далече. Там крутой поворот, и самое удобное место для налета.

А возможно ли, что ударят допрежь? Для лиходеев все возможно!

Так або иначе, а ринутся на нас с обеих сторон дороги.

Я, следуя первым, а Колыван будет чуть позади, заметив неладное, крикну: «Бой!» Тогда все возницы бросайте поводья, и хватайте оружие свое!

Ежели что не так, крикну: «Стой!», и должно, немедля, остановиться.

В бою держитесь спиной к спине, оберегая друг друга!

Сулицу держите не в центре древка, а на треть от наконечника. Показываю! При броске берите немного вверх: чтобы попасть в грудь, цельте на уровне шеи. А в ближнем бою разите ей в упор, аки копьем!

Аще с топориками вы, по плечам рубите! – страшен удар сей!

Режьте ножами, когда сцепились. Изловчился, и по вые его, по вые!

Лучники, пуская стрелы, берите прицел в середину груди!

Добивайте ворогов! Пущай издохнут они! Никакой пощады!

И завершив, отер он пот с чела своего тыльной стороной шуйцы …

LXV

Се просчиталась Беляна, одна из первых бездельных говоруний во всем городище, высказавшая: не так уж и страшны тати, кои ноне напасть могут. Ведь поведала ей аналогичная подруга, что позапрошлым летом налетели они на селище у речки Неплюйки, и никого не покалечили, лишь коз увели да курей – кубыть, оголодали в лесу-то. А у нее в семье, по бедности, нет живности, опричь старой лошади, что на работах в поле. Нечего ей бояться!

И не станет она зазря вступаться за чужое! Да и иным не присоветует геройствовать даже за коз!

Ох, не к добру отворила Беляна рот, языкатый!

Кому поперек пошла, безрассудно?! Нашла, с кем тягаться!

Не то она ляпнула, и не при той, что спустит подобное!

Доброгнева и не спустила:

– От кого я услышала сие? Горазда токмо лясы точить, а к чему еще пригодна? Бедна, излагаешь, а руце твои откуда? Знамо, не из плеч! Нить в иглу, и то не вденешь! И мужа с детишками не соблюдаешь! – всегда они в грязном, ведь даже постирать ленива.

Истинно расщеколда ты, и ничего боле! Пустоцвет!

Аж покачнулась та провокаторша, вся в пятнах на ланитах, и вознамерилась срочно покинуть сходку. Да не тут-то было!

Ибо очи пассионарной Доброгневы точно молнии извергли, и гаркнула она, гневная, на дезертира в заплатанной поневе:

– Стоять! Живо ответствуй мне: сильничали тебя, аль нет?

– Почто срамишь мя? – пискнула опозоренная Беляна, кляня себя в душе, что по глупости накатила на предложенную диспозицию.

– Нет? А будут! И именно днесь – у ближнего тына, либо на подступах к нему! Не захотела оборонять городище и саму себя, сподличала пред нами, достойными, в кусты вознамерилась дернуть, так тебе и надобно! Когда же надругаются, еще и порешат: ведь убивцы! Теперь же вали, срамница! И принимай у тына супостатов тех! Готовься и жди, печалясь! – провозгласила Доброгнева, ликвидируя оппозицию в самом зародыше. Ведь женская демагогия, супротив таковой же, пуще даже мужской!

Мрачное пророчество витии – де-юре, из слабого пола, однако, де-факто, таковая поставит в непотребную позу едва ли ни любого из сильного, произвело на слушателей могучее и даже неизгладимое впечатление!

Все они, словно воочию, представили предстоящие массовые поругания, и никому не захотелось их!

Ни женам, при коих состояли в мужьях избыточно ревнивые собственники, поелику изведут вслед попреками, равно и подозрениями насчет недостаточной сопротивляемости насильникам, ни девам, кои еще не обзавелись мужьями, однако таковых может и не случиться, когда получишь дурную славу публично обесчещенной, ни Балбошу, Лиховиду, Дробну и Легостаю иже с ними, ведь им отнюдь не улыбались рога, пусть и причиненные без прямого умысла со стороны жен, понеже невозможно будет утаить их от злоязычной общественности, ни даже Предиславу с Волотом, ибо злодеи могли нанести невосполнимый урон безупречной доселе репутации поголовья городищенских девиц на выданье, а из кого ж тогда выбирать?

И истовая убежденность Доброгневы, запрограммировавшей саму себя на неизбежность налета, разом передалась всей внимавшей ей аудитории, восседавшей на плахах, отполированных заслуженными седалищами славных долгожительниц с активной жизненной позицией.

Меж тем, надвигалось голосование по кандидатуре главы воинства.

Сия представлялась для большинства слушателей бесспорной! Особливо, когда Доброгнева ловко ввернула насчет своего мужа – безусловного авторитета во всем городище, сославшись, когда излагала диспозицию, на мнение Молчана, что злодеи могут напасть токмо от реки.

«И тут я, владея сулицей, боевыми ножом с топориком, равно и луком, согласная с ним. Ведь на сей раз дело он баял!» – добавила Доброгнева, внедряя в извилины доверчивых слушателей мысль, что разбирается в стратегии лучше бывалого вояки и самого знатного охотника окрест, и способна даже его поставить на место. А столь впечатлившее всех упоминание о владении оружием сразу четырех типов, что вельми похвально для любого командира, еще боле склонило симпатии потенциальных избирателей в ее пользу.

Окончательно ж солидаризовались они в едином мнении, когда Доброгнева огласила, как надобно препятствовать прорыву злодеев от реки. Ясное дело, что допрежь надобно выставить дозорных, а к ним и смену определить. «Тут назначила бы я…».

И перечислила четыре женских имени, определив из тех, кто не особо и рвался в бой, одновременно мгновенно заручившись их признательностью и безусловной поддержкой при голосовании.

А сколь лихо, хотя и исподволь, обозначила свое началование, закрепляя неизбежность оного в подсознании избирателей!

Буде ж заметят дозорные, что вороги крадутся, либо побежали, не таясь, от реки, надлежит прибегнуть к звуковому оповещению, одновременно и запалив костер – на самом их подходе, когда те почти выберутся наверх.

И надобно подготовить наполнение оного соломой, хворостом и бесхозными чурками, дабы, когда заполыхает, не пройти ни одному лихоимцу.

А от реки нет иной прямой накатанной дороги в городище! Стало быть, попробуют, взбираясь, обойти с боков, где и будут ждать все, кто с луками и сулицами, а Балбош и с острогой. Касаемо сулиц, присоветовала она, как верно метать их, не упомянув, что се Молчан подсказал ей и обучил.

«Рассудила я, – продолжила Доброгнева, с ближним умыслом и твердо веруя в силу беззастенчивой лести, – что днесь надлежит оберегать младых, ведь воздадут они позде нам, состоящим в доблестях, за попечение о них. А мужество свое и верность городищу они уже удостоверили, прибыв сюда!»

Вслед огласила кандидатуры на подготовку наполнения и надзора за ним, буде собрано, заявив Предислава с Волотом, а в оперативное подчинение им – всех четверых заневестившихся дев брачного возраста, уже и перезрелых.

Однако кострищу должен предшествовать костерок поодаль, дабы зачерпнуть из него для большого пламени. Кому доверить его разведение и поддержание огня, равно и старшинство над всем младыми? Дробну-отцу и доверить! – ведь не поленился прихватить на поясе огниво и сынов привел. А когда возгорится преграда татям, примкнет к иным лучникам.

Так Доброгнева обзавелась очередными преданными сторонниками…

Все ж надлежало заручиться симпатиями и остальных. Доброгнева не сплоховала и здесь, воздав двум еще не задействованным мужам, а начала именно с них, ибо сильнее женок ранимы мужи от дефицита льстивых и неумеренных похвал, а вслед и каждой воительнице, обозначенной поименно. При том провозгласила, что доверяет им самые почетные позиции при отражении налета, буде главная ратная слава досталась бы самым заслуженным.

И ощущая, сколь потеплела к ней аудитории, ликовала в душе сия популистка, что не подоспел еще бывалый Балуй, способный не токмо встрять с возражениями, а и претендовать в начальствующие. А Скурата, таковой же, проживавший на ином краю городища, и подоспеть не мог: за ним послали лишь пред началом сходки.

С Балуем же обстояло иначе. По завершении дневной трапезы помчалась она к нему, как и намечала. Встретила ее Весняна – с явной настороженностью, ибо отродясь не было у них взаимной симпатии. На вопрос, а где ж муж, ответила, что еще с утра умотал с Гладышем, соседом, и еще с одним ловить бреднем карасей в озерце. А когда возвернутся, то не ведомо ей.

– Да ведаешь ли ты, что днесь нас всех поджарят, аки тех карасей? Ведь лиходеи налетят! – воскликнула Доброгнева, негодуя на недопустимую праздность тех троих в канун суровых испытаний.

А Весняна, блудливая, и не ведала о том, отчего и всполошилась мигом!

– Так живо отправляй старшого сына за ними, дабы возвращались скорей! – приказала Доброгнева. И побежала та за старшим, бывшим во дворе…

LXVI

Названый Гамаюн преуспел уже вскоре. Перешерстив всю охрану обозов нового хозяина его, именем Резвой, отбраковал половину и набрал новых, чуть ли не поголовно с обличьями и повадками, не характерными для добропорядочных обывателей.

И не искал он добропорядочных!

С каждым из новобранцев провел индивидуальное собеседование, предупредив, что в случае малейшего неповиновения отрежет уши и выпустит потроха, а при полном повиновении будет, опричь хозяйского жалованья, сам доплачивать за усердие. И мигом прониклись они, представляя в большинстве своем местный криминальный сброд, что таковому вожаку выгоднее подчиниться, понеже не станет шутить, а прирежет, ровно цыпленка! – ведь явно проступал в нем бывалый убивец с правильными понятиями.

Дале прошли они многодневные тренировки по овладению луками и сулицами, ведь с кистенями и ножами прекрасно управлялись и до того. А за день до выхода обоза воспрещалось им употребление хмельного.

Нечему удивляться, что уже вскоре недисциплинированные разбойники из местных, нападавшие на обозы с таковой охраной, не изменяя прежней беспечности, начали нести тяжкие потери. И подлинно взвыли!

Пробовали подсылать к сему стервецу, пришлому, переговорщиков, предлагавших изрядную мзду за ослабление его попечения на лесных дорогах. Однако непреклонен был он, предлагая в ответ иное: валите прочь, подобру-поздорову, пока еще живы, либо переключайтесь на речной промысел!

А еже пытались плакаться ему: мол, недостает у них резан на закупку большого числа лодок, потребных для добычливого разбоя на Днепре, Десне и Соже, а невмочь им валить из любезных сердцу лесов, ведь патриоты родного края, ответствовал, невежливо и без сочувствия, что не жалует он убогих.

И вошел Гамаюн, мнимый, в подлинную славу у смоленского купечества! Дошло до того, что многие транзитные торговцы, включая именитых, начали набиваться к Резвому, дабы отдельные телеги их с особо ценными товарами стали включаться в его обозы в сопровождении сего героя. И соглашаясь, Резвой, втихую брал с них, однако утаивая се от героя и не делясь с ним.

Проведав о скаредности оной, Жихарь лишь усмехнулся в душе. «Дурень ты, Резвой! – подумал он, незлобиво. – Рази ж кормят несушку, добрую, сорным зерном? Да ежели б я и не затаил на тебя ране, днесь точно замыслил! И возрыдав об обозе своем, сообрази, что дорого стоит жадность».

Впрочем, он и сам брал втихую, не ставя в известность Резвого, установив тайную мзду за конечные места в обозном ордере, ибо, состоя в задних рядах, легче удрать, развернув повозки, при налете, а с передних рядов – затруднительно сие. И понятно, что диктовалось оное не личной корыстью, а изысканием средств для дополнительных выплат личному составу!

Обзавелся он и иными источниками доходов, каждый раз выдвигая главными действующими лицами своих доверенных людей и в первую очередь, Звана, ставшего в Смоленске Миролюбом. Понеже предпочитал пребывать в скрытности, почитая скромность и отвергая саморекламу.

Для начала освободил все местные торги от тамошних рэкетиров – кого-то пришлось и упокоить для острастки прочим. И заменил своими кадрами, наделив их правом взимать за присмотр с теневых хозяев оного промысла.

Однако, из внутреннего благородства, повысил расценки лишь на треть!

Не оставил без опеки и гулявые дома, ибо всегда доходен организованный платный блуд. А на заднем дворе самого посещаемого из них оборудовали, по его распоряжению, пристройку, с отдельным проходом к ней – для особо состоятельных посетителей.

Ведь претило им, устремляясь к отдохновению, сталкиваться с недостойной чернью, направлявшейся по той же надобности!

Одновременно обдумывал он возможные ответвления будущего личного бизнеса, разбойного, прорабатывая, как сказали бы нынче, бизнес-план. Вельми заинтересовали его сведения о возможностях добычливого промысла на волоках.

Поелику непросто налететь разбойной лодочной флотилией, не понеся больших потерь и обретя немалую добычу, на ладьи с грузами – каждая под охраной многих стражников. А вот когда выгружают на землю и на колесах переволакивают грузы от реки до реки, отдельно от ладей, то при внезапном нападении можно изрядно поживиться!

Прибыв на разведку в то междуречье, побеседовав с бывалыми людьми и почерпнув из их опыта, удостоверился он: при наличии необходимых сил, есть смысл попробовать самому! И вдохновила его сия перспектива!

Не запамятовал он и о заветном ларце, окованном железом. Через два лета, а раньше не получилось, отпросился у Резвого в Изборск – проведать вдовую мать и увечную сестру, коя никогда и на свет не рождалась. И взяв двух поводных коней, направился по направлению к речке Торопице – на расстоянии многих конных переходов от Изборска.

Однако, по прибытии на место, а таился он весь семидневный путь туда, опасаясь быть узнанным, и даже черную повязку на око надел, с горечью удостоверился Гамаюн, он же Жихорь, сколь непредсказуемо во всех своих проявлениях человечье житие!

Ибо рукотворно оплешивел прежний бор, а от высоких сосен остались одни пни, и невозможно стало отыскать собственный клад! Явно не пощадили лесорубы и того муравейника, приметного, вышиной под три локтя: даже и следов от него не осталось.

В чем же была причина подобного надругательства над беззащитной местной флорой?

Оказалось, что возникновение пней имело прямое касательство к вышеупомянутому воеводе Домну, решившему развернуть небезвыгодное строительство теремов на пленэре в два и даже три яруса – с пейзанками и пейзанами в почтительном отдалении, для любившей сибаритствовать и нежиться в объятьях с природой местной номенклатурной знати, равно и нуворишей от купечества.

А поелику лучшим материалом для таковых теремов традиционно считались хвойные породы и особливо, сосны, не стал он долго раздумывать, вспомнив тот бор, в коем его кмети прикончили разбойную дружину…

LXVII

В любые исторические времена непременно отыщется «пятая колонна», навострившая кол в спину, либо еще ниже! К примеру, в тыл самодержавия, революции, огосударствления, разгосударствления, удвоения ВВП, под коим подразумевается валовой внутренний продукт, а не иные умножения, вертикали власти и даже дружины местной самообороны под предводительством Доброгневы.

И ежели вовремя не пресечь, случится страшное…

Вот и Доброгнева, по ее единогласному избранию вожаком, предалась необходимой бдительности. И задумалась: не действует ли в городище скрытный враг, состоящий в тайных сношениях со злодеями? Ведь не могло не быть такового, когда основательно прикинуть! Сие противоречило бы всем нормативам внешних и внутренних войн. И как тут не впасть в конспирологию?!

Оставалось вычислить оного. И в подмогу нашей воительнице пришел случай. А предстал он в облике Балуя, добравшегося, наконец, к эпицентру организационно-мобилизационных мероприятий, изрядно удивившемуся ими и вознегодовавшему. Ибо рассчитывал он еще два-три раза пройтись с бреднем, а прервали его. На месте же не обнаружилось никаких заявленных Доброгневой лиходеев, вознамерившихся поджарить городищенских обывателей!

Объектом его публичной критики стали, допрежь всего, две позиции. Первая: с чего, собственно, сыр-бор, и с каковой стати Доброгнева накрутила о налете, коего и не будет тут? Вторая: место во главе дружины, кое ей не положено: не бабье дело мужами командовать!

И подытожил: «Живо разоружайтесь, да впредь никого не смешите!»

Ох, не к добру выкатил Балуй! И нарвался. Ибо женская ответка, олицетворяя возмездие, бывает столь мощной, что прогнет и титановую поковку!

Аж затряслась Доброгнева от выпада сего, злостного! – еще и прилюдного. И высказала, вся гневная, на одном дыхании и долго не прерываясь, дабы обидчик не мог и кашлянуть в ответ:

– Во главе я, поелику выбрали меня по-честному, у тебя не спросив. Пока ты с карасями валандался, мы оборону строили!

И неладное, зрю, затаил ты! Разоружить захотел нас! Чаешь пред ворогом расслабить? Не выйдет! Не обломится гнилым твоим помыслам, вражьим! На рогатину такового надобно б!

Кто побудил тя? От кого получил команду? Почему кривишь, что не будет днесь лиходеев? С каковой подлой целью увильнул от обоза, а на карасей – пошел? Не для того ли, дабы под видом бредня и следы заметая, тайно встретиться с чуждым лазутчиком и открыть ему все подступы к городищу?

Трое вас за рыбой намылились, а вернулись сколь? Ты и Гладыш! Третий где? Нетути! Явно, лазутчик он!

При оглашении обвинительного заключения лики присутствовавших дружинников зримо посуровели. А Буяна, изрядная ростом и персями, задетая, как и соратницы ее, обидными словами, насчет «не бабьего дела», всем на смех, даже вилами встряхнула!

И приметив сие, вдохновилась Доброгнева еще боле! А Балуй, напротив, зело омрачился в душе, сообразив, что понапрасну покинул то озерце.

– В нашем отряде, доблестном, каждого, кто упорствует, супротив, а сам в сговоре с ворогами, ждут вилы в бок, неминучие, и не увернуться тебе! – вскричала главная воительница. – Открывайся, пока еще дозволяю, по всем вопросам моим! Не то навек опоздаешь…

«Совсем ополоумела баба!» – пронеслось в мыслях вконец ошарашенного Балуя, не робевшего и в бою, ведь неровен час, точно нарвешься на вилы!

Понеже порывисты и импульсивны жонки в Земле вятичей: допрежь продырявят бок, а лишь опосля опамятуются! И дрогнув волей, поникнув в душе, аки ветви плакучей ивы, решил он дать некие признательные показания.

Некто Вольтер, о коем речь впереди, предостерегал: «Выдать чужой секрет – предательство. Выдать собственный – глупость». Балуй выдал оба.

Выложил во всеуслышание, что отправился на озерце за карасями, ибо не рискнул отправляться с обозом по причине известия о предстоящем налете на оный. Поведал же ему о том Яроок, знавший Жихоря, главаря той злокозненной банды, еще с детства. Он же, Балуй, довел сие до Скураты, своего приятеля, и до Гладыша, своего соседа. А третий, зря заподозренный в сходничестве, суть знакомец Гладыша, проживающий в селище дальнем, и прибыл вернуть тому давний долг в четыре векши, вслед приглашен был, поелику бредень сподручнее тянуть втроем. И нет тут его, Балуя, вины!

А ежели в чем неправ был, и обидное ляпнул, не зла сие, а по недомыслию…

И натурально оцепенела аудитория! Ведь многое ей открылось, рождая дополнительные вопросы. Оказывается, имелись в городище те, кто знали о лиходеях, а утаили о намеченном налете, подвергнув угрозе не ведающих о ней поселян. Таковым и вил мало! Острогой бы их, острогой!

И сердце Доброгневы будто разом сдавило железной рукавицей в шипах! «Молчанушка, соколик мой, да как же ты там?! Не зря я беду чуяла!» – пронзило ее, точно насквозь.

Однако, спустя мгновения, долетел к ней из памяти наказ мужа. И усомнилась она. Не мог Молчан ошибиться, предположив налет на городище! А злодеи не рискнут разделяться надвое. Знамо дело, ударят тут!

И усилием воли своей преодолела она нагрянувшую скорбь. Ведь для истинного воеводы, радеющего за свою дружину, личное – на втором плане!

Тем паче, дошло до нее, что дружинники вот-вот задумаются, а к чему ж тогда они изготовились, аще бандформирование нацелилось на обоз?

Дабы отвлечь их, и перевести стрелки, Доброгнева скомандовала:

– Яроок, баешь? Эй, Балбош с Легостаем, и Буяна с вами! Отправляйтесь за сим изменником, и притащите сюда! Допрос учинять будем!

И наново воспрянула она! Ведь иным ярым воительницам легче пресечь разъяренного зубра, нежели избыточный огнь в себе…

LXVIII

Немало лет и зим готовил Жихорь, коего, опричь Звана, все знали, как Гамаюна, и токмо, свой уход от Резвого.

Частично переменился состав доверенных его людей: кто-то сложил голову, кто-то женился и стал непригоден на перспективу, кого-то и порешить пришлось – за непослушание, заматерел и стал самостоятельно возглавлять охрану иных обозов Зван, переменившийся в Миролюба, а все выжидал он.

Дело было в принципе: давняя промашка с изборской пушниной оставила в его душе неизгладимый след, и томился он жаждой реванша.

И вожделел уйти непременно красиво! – лишь с лучшими мехами и упиваясь собой.

Ведь мир, непреложной частью коего является и разбойный промысел, одухотворен красотой! А Жихорь обожал прекрасное в себе и округ!

Увы! – на пути к возвышенному стремлению оному имелись объективные препоны. Обозы, формируемые в самой Смоленщине, грешно и угонять было, посему и грабили их с неохотой.

Ибо профильными отраслями в ней, тогдашней, считались смолокурение, производство дегтя, кузня, гончарное дело, изготовление телег и саней, да керамика и ювелирное дело в городище Гнезново, однако его жители торговали своей продукцией лишь у себя, не вывозя ее.

Охотничий же промысел пребывал в нижней половине того перечня. Ведь оные края не изобиловали ценным пушным зверем.

Касаемо же отменных меда и воска, добываемых в них, они, как и лучшие меха, всегда переправлялись по воде – в силу боле высокой степени защищенности от разбойников, нежели при перевозках посуху. По сей уважительной причине лесные грабители из аборигенов предпочитали зариться на транзитные обозы с широким ассортиментом, где случалась, будто разбойный деликатес, и ювелирка.

И лукавили они пред Гамаюном о своем патриотизме, ибо вовсе не посягали на продукцию местных смолокуров и мастеров дегтярного промысла!

Однако, на пятом году, судьба улыбнулась-таки тщеславному эстету!

Некий преуспевающий купчина, именем Бабич, наблюдая, сколь успешен Гамаюн-страж, решил сэкономить на водных перевозках, ибо переволакивание грузов на пути к ляхам плюс оплата стражников из тогдашних ЧОПов обходились ему недешево.

И обратился он к Резвому, дабы включить в его обоз три своих повозки с предметами роскоши, одна из коих была загружена женскими украшениями – преимущественно серебряными, а две иных – сплошь мехами бобров и куниц в самую высокую цену.

«Настала моя пора, а то уж почти разуверился!» – возликовал Гамаюн, проведав о наполнении обоза, предстоящего к очередному сопровождению.

К чести его, разбойничьей, осиротил он обоз оный, убыв в неизвестном направлении с шестьнадесятью соратниками, и Зван меж ними был, лишь на содержимое тех трех повозок.

И не посягнул, из внутреннего благородства своего, на остальные двадесять две. А в них чего токмо не было!

Из кузни – ножи, долота, замки, удила, сверла, серпы, шилья, скобели, стремена, косы, подковы и гвозди; из кухонной утвари – туеса, корчаги, балакири, бурачки, ставцы, махотки, крынки, братины и даже черепушки – мелкие миски, предназначавшиеся для салатов, солений и приправ; ткани из шерсти, льна и конопли; выделанные кожи; косторезные изделия из костей коров и лошадей, рогов оленей и лосей – гребни, пуговицы, рукояти ножей, украшения. И прочая, и прочая, и прочая!