Запасный вход

Бике помолчала, вглядываясь в лицо Оленьки, ожидая разъяснений, но та лишь пожала плечами.

– А почему дедушка не смог передать бабушке кольцо?

– Ой, давно это было, еще при «Царе Горохе», – заулыбалась Оленька, – это бабушкина история, но если тебе интересно…

Бике согласно закивала, и вся превратилась вслух, но ей казалось, что это повествование предназначено только для Лиёна.

– Однажды, Петруша, в звании «младшего флагмана», в авангарде флотилии состоявшей более чем, из двухсот судов, а также с десантом, около двадцати тысяч человек, высадились под городом Дербент. Его приняли как дорогого гостя, и предложили расположиться в Нарым Кала, но он отказался, хотел быть ближе к своему войску, и тогда ему построили землянку из двух комнат, накрытую навесом от жары, рядом с крепостью. Кавказцы народ гостеприимный, развлекали гостя, как могли, в том числе песнями и танцами на свадьбе, которая случилась как раз в эти дни. Дедушка был так восхищен обычаем умыкания невесты, что сам лично принимал в этом участие.

Неистового темперамента был человек. А как он скакал на лошади, божественно, просто божественно!

Это бабушка так говорила, самой-то мне лицезреть его не пришлось, конечно. – Сделала оговорку Оленька, искоса и с хитрецой поглядывая на своих слушателей.

Но не только танцами-хороводами да забавами всякими тешили именитого гостя. Принесли однажды старейшины, два колечка, даром, что деревянные, филигранной работы были изделия. И поведали старцы, что сам Александр Македонский сотворил чудо сие, для своей возлюбленной. Да только отвергла она простое дерево. Благородные металлы были у нее в чести. Уложил, обиженный полководец колечки эти в деревянный ларец инкрустированный серебром, да и заложил в стену крепости.

А, намедни, камень возьми да и, вывалился, аккурат к Вашему прибытию, – подытожили старцы.

Долго дедушка рассматривал подарок, примерял себе на палец, тот, что побольше размером. Затем стребовал перо и бумагу и написал бабушке письмо такого содержания.

– «Любезная моя, Красавушка, приготовил я презент, на пальчик твой сахарный. Чаю, скоро паки, Богом изволиши, закончится поход, умыкну я тебя Лебёдушка, к морю Каспийскому, дабы омыла ты в нем ножки свои стройныя, да, облекшися в одежды белоснежныя, пойдем мы с тобой, рука об руку. Понеже всемогущий Господь Бог благоволил, доставил дар бесценный мне на длань. Тысячу раз поцалуй за меня дщерь нашу Аринушку. А тебя, проказница, лобызать буду, при встрече. Колечко, дабы не затерялось, времена нынче тревожныя, замурую обратно до поры, за каменья крепостные».

Вот так спонтанно, дедушка записал свою мечту, идея была замечательная, но только в землянке той, возле крепости, пожил он всего три дня и три ночи, и дальше в поход отправился, со своей армией. Бабушка ждать пождать, да и забыла, а теперь вот вспомнила, и захотелось ей это колечко иметь, как память.

– А сколько же лет твоей бабушке? – словно между делом, спросила Бике.

– Ой, да много, у нас в роду все долгожители…

– А дедушка по отчеству не Алексеевич, случайно?

– Да какая тебе разница, подруга, ты же о другом спрашивала…Что теперь делать, ума не приложу. Возвращаться в крепость нельзя, и как бабушке сказать, что потерялись колечки, просьбу – то не выполнили…

– Почему не выполнили? Выполнили, правда, без ларца…

– Ты хочешь сказать…– Оленька удивленно вскинула брови.

– Да, они у меня, сейчас принесу.

Гюль Бике направилась в дом, а Лиён поинтересовался, почему нельзя просто сказать, что твой дедушка император? А то все как-то на сказку похоже, которую ты только что придумала.

– Ага, а бабушке, четыреста лет от роду, кто же такое озвучивает, скажи честно, ты бы поверил??

– Ну, если глянуть на происходящее – ковер самолет, Нижний Мир, говорящая на моем родном языке каменная крепость, я верю. – Он на мгновение задумался, – и в самом деле, лучше помалкивать. А вот вопросы, задаваемые Бике, говорят о том, что она догадывается.

– Вот и помалкивай, зачем народ нервировать, а ее подозрения пусть с ней и останутся.

Гюль Бике протянула Оленьке красный сафьяновый мешочек.

– Вот, я сюда положила колечки ваши.

– Какая же ты умница! – восторгаясь, Ольга обняла Бике. Просто не верится. Как тебе достало мужества, притом кошмаре, что там творился, ты не только не забыла о них, но еще и нашла, и сохранила.

– Мужчину своего благодари, он такой цирк устроил, что все только на него и смотрели, ты разве не видела?

– Нет, простите меня, я впервые в жизни растерялась, и, потом это землетрясение, а что там происходило? Лиён, расскажи,– она уже не скрывала своей заинтересованности в нем, бездумно поглаживала мешочек с колечками, и нежность, вперемешку с благодарностью, разливалась от сердца по всему телу.

– Да ничего особенного, обычный бой, – он взял у Оленьки мешочек, высыпал на ладонь колечки и стал их рассматривать.

– Ничего себе, «обычная», я однажды на представлении была, так там акробаты такое же сальто крутили. А твой мужчина, еще и под пулями, кстати, вы ухо обработали?

– У тебя рана? Где? – вскинулась Оленька.

– Гюль Бике! Тебя Тимур зовет, иди скорей! – из дома послышался крик Латифе.

– Какое? Правое, левое? – Оленька потянулась, чтобы осмотреть ранение, но Лиён резко отстранился, и перехватил ее руку.

– Не надо, там ничего нет.

– Странная у тебя реакция, отпусти мои руки, я осмотрю, возможно, инфекция…

– Оставь, там ничего нет. Посмотри сюда, это не кольца, в обычном понимании, это специальное приспособление для лучников, чтобы тетива не ранила пальцы.

– Не веди себя, как ребенок, хотя… Арина говорила, что огнестрельное оружие из нашего мира не может причинить тебе вреда, его же в вашем мире еще нет…Но надо осмотреть.

– Скажи, это может быть посланием из моего мира? Возможно, мне пора возвращаться? – он отодвинулся подальше, упорно не желая смотреть ей в глаза.

«Странно, – думала Оленька, – он же только что обнимал меня, и тот поцелуй на опушке леса…Императорская особа настолько священна, что и прикоснуться нельзя?»

Лиён отвернулся и, стиснув зубы, стал пересчитывать деревья вокруг домика Латифе. Он по доброму завидовал Тимуру, похоже, он нашел, ту, единственную, с которой проведет остаток дней своих в любви и согласии. Родят сына, дождутся внуков. А я? Имею ли я право любить в этом странном и чужом мире, ведь я «временный», а что если на этом закончится моя миссия, и завтра меня отправят обратно? Нет, не имею. И пусть она, поразившая меня с первого взгляда, даже не красотой сияющих голубых глаз и белой кожей, а чем-то глубинным, реликтовым, словно встретил, ту, которую всегда знал, тосковал и ждал всю свою жизнь, пусть она спокойно проживает в своем мире, встретит такого же белокожего…

Он приложил руку к груди, стараясь унять волнение, что не собиралось отступать, несмотря на все его усилия.

– Хана, туль, сэт,* – он заново принялся за деревья. Но от прикосновения ее пальчиков закипела и вспенилась кровь в его жилах.

Оленька любовалась его розовым ушком, которое просвечивалось в солнечных лучах, и, не отдавая себе отчета, несмотря на запрет, прикоснулась к нему.

Что дальше произошло? Она плохо соображала, оказавшись в его объятиях, или на небесах? Или в другом мире, где все плыло и качалось, где звучал Божественный благовест, и шепот, – «Давай сбежим?».

И вот, они несутся рука об руку, не разбирая дороги.

Случайные прохожие еще долго рассказывали тем, кому не посчастливилось увидеть это зрелище. Предзакатное солнце раскалилось добела. Редкие облака, разбросанные то тут то там, по небу, совсем не дождевые, а белые, пушистые, вдруг скучилась в одном месте и пролился голубой дождь, и радугами, тысячами радуг осветилось небо, они сияли и переливались яркими красками и, улыбаясь друг другу, танцевали невиданный танец восторга. Это чудо длилось лишь мгновение, поэтому им никто не поверил.

Она гладила своими пальчиками его шрамы на груди и плечах, а он смотрел на нее удивленными, черными, как ночь глазами, и припухшие «шишечки» на губах, вновь и вновь тянулись к ней, чтобы в который раз убедиться, что загадочная женщина, это сокровище из иного мира принадлежит ему одному. Как? Как я мог жить без нее до сих пор?

Она целовала его, и небо слезилось от умиления, и земля принимала капли дождя, орошая семя, подталкивая новый росток к жизни. Если мужчина и женщина достигают вместе блаженства, содрогается земля, так говорили древние.

Брошенный на скамейке сафьяновый мешочек, подобрала Бике, оглядываясь по сторонам.

– И, где эти сумасшедшие? Что им нужно, на самом деле, если бросили добытый с таким трудом артефакт?

Она горестно покачала головой и пошла в дом.

***

– Тимур, брат мой, нам пора возвращаться. – Лиён присел возле постели больного.

– Что так скоро? Погостили бы еще, хотя, я сам в гостях, но, думаю, Латифе не будет против вашего присутствия.

Тимур с удивлением смотрел на брата, друга, которого, обрел случайно, но за это короткое время столько всего произошло, что расставаться с ним не хотелось. Его взгляд изменился, да, взгляд, если раньше это были настороженные, иногда сердитые глаза, то сейчас они излучали какую-то вселенскую доброту и благодать. Он стал похож на влюбленного мужчину.

И у Тимура мелькнула шальная мысль, он вспомнил, как Лиён смотрел на его сестру, как удивлялся ее красоте, и с надеждой в голосе, спросил:

– Брат мой, да ты светишься… Это Гюль Бике?

– Прости, брат, но нет, это Ольга.

– Жаль, а я бы за тебя отдал сестру, без похищения и калыма, думаю, и она не была бы против. Ну, что ж, поздравляю, рад за тебя. Наши места они такие, истинные чувства здесь проявляются очень быстро. Прости, но поначалу вы были как кошка с собакой, и я подумал, а вдруг?

– Не грусти, Тимур, и Бике встретит достойного джигита, а ты, сам то, уже нашел?

Тимур «вспыхнул» до корней волос, – да кому я нужен, медведь такой, боюсь, как бы хромым не остаться…

– Все будет хорошо, верь Ольге, она такая, все видит, все знает.

***

Последний раз, окидывая взглядом окрестности, и гору Шалбуздаг, внимание Оленьки привлекла странная скала.

– Бике, смотри, это похоже на мужской профиль, профиль Пушкина, да?

– О, Великий Будда! Это еще кто такой? Еще один император? – Лиён, по хозяйски, повернул к себе Оленьку, – все, прощайся, нам пора.

– Гюль Бике, подруга, моя, сестра, спасибо за все, прощай… А, нет, подожди, дочку Розой назови, хорошо? Вдруг, еще свидеться придется, я найду ее, согласна?

Бике, кивала головой, и вытирала платочком набежавшую слезу и махала рукой туда, где только что стояли обнявшись, странные люди, что внезапно ворвались в ее жизнь, и так же внезапно исчезли.

Часть 4 Глава 1

«Алешенька». Тамбов 2014 год.

В полном одиночестве, он сидел на лавочке за школьным двором, вытирая рукавом новенькой школьной формы слезы, и все, что с ними вытекает.

– Опять бабка пилить будет, что «замусолил рукава»…

Рыдания все еще сотрясали его. Светка обозвала «соплей», и надавала тумаков под одобрительное хихиканье одноклассников.

– Ну, что я виноват, что у меня там все время булькает и течет? Во дворе дразнятся, и в школе теперь тоже измываться будут. – Обида опять захлестнула его целиком, и под носом снова стало угрожающе мокро.

Он вытащил из кармашка платочек, высморкался, и увидел, что к рукам прилипла кошачья шерсть.

Из-за этой мохнатой твари, Светка с подружками, называли еще и «живодером».

– Подумаешь, раскрутил за хвост эту тварь, что посмела шипеть на меня.

Всем своим маленьким семилетним сердечком, он ненавидел всю кошачью породу, они, впрочем, платили ему тем же.

Когда маманя, впервые приволокла котенка в дом, как я радовался этому серому комочку, гладил его, подсовывал блюдечко с молоком, на ночь забирал к себе в постель, и мы засыпали вместе вполне довольные друг другом, пока однажды, не приехала бабка, и, брызгая слюной, категорически запретила совместные ночевки в кровати. А потом, мне захотелось погладить шершавый котёнкин язычок, а эта «мурчалка», превратился в упирающегося и царапучего монстра, за что и полетел с балкона пятого этажа. Наверное, он разболтал всем окрестным кошакам этот случай, и, теперь, даже самая драная, и голодная кошка не соблазнялась вкуснейшей колбаской, которой пичкает меня мамаша, а, задрав хвост, удирает прочь.

– А эта, «кобра гигиеничная», блин, бегала по всему двору до ночи – «Мурзик, Мурзик, кыс-кыс». Чтоб и ты пропала вместе с Мурзиком своим. Вечно, как приедет, командует всеми, и мамка слова ей сказать не может. «Алевтина Марковна, хотите коооофе, бразильский, натуральный, Алевтина Марковна – присядьте отдохнуть в креслице, тьфу», ненавижу их всех.

Не, ну мамка она ничего, она мне все разрешает, а как «эта», приедет, так хоть из дома сбегай.

– А теперь еще и эта Светка. Да ладно бы пацаны побили, а то ведь девки, – вообще, позорище, не пойду больше в эту дурацкую школу, а я еще хотел на ней жениться, фигушки, тебе, кобыла. И он погрозил кулачком в сторону школы.

– Ну, что, «кучеряш», опять накостыляли? Как всегда, ниоткуда появился Ромка, такой же черненький, кучерявый и лупоглазый подросток, внешне очень походивший на Алешеньку, только постарше. Он криво скалился, в уголке рта неизменная сигарета.

– Я – инопланетянин, – сообщил он по секрету, в их первую встречу, – мне воздух вашей планеты вреден для легких, вот и приходится дымить, хочешь попробовать? На, угощайся.

Но Алешу тошнило от бабкиных папирос, и он отказался, тогда, год назад. Но сейчас, шмурыгнув носом, он сам попросил.

– Ромка, дай закурить, достали все, забери меня на свою планету, и домой не пойду, там бабка со спринцовкой ждет.

– У тебя, что, запор? – заржал Ромка, присаживаясь рядом, щелчком выбил из пачки одну сигаретку, протянул «нуждающемуся».

– Неее, доктор сказала нос промывать, а то гайморит будет.

– Аааа, вот оно как, – клацнув зажигалкой, протянул товарищ.

Алеша набирал в рот противный дым, и, подражая старшему товарищу, выпускал его, вытягивая губки «трубочкой».

– Светка поколотила? Такое нельзя с рук спускать, ты же мужик, врезал бы ей промеж глаз…

–Ага, ты видел, ее, «жирдяйку»? Ненавижу…

– Что толку просто ненавидеть, отомстить надо.

– Ага, а что я могу?

– Ты все можешь… – многозначительно прищурившись сказал Ромка, и запустил пальцы в свои волосы, нервно почесывая макушку, – айда, покажу.

Девочки-первоклашки, играли в классы. Расчерченные мелом на асфальте квадраты, обозначали от первого по восьмой класс. Девятый, или «солнышко» – это табу, туда нельзя попадать ни ногой, ни битой, иначе проиграешь. Света выигрывала. Одернув кружевной фартук, и прицелившись, она метко бросила камушек в квадрат №8. Остался сущий пустяк, попрыгать, развернуться, стоя на одной ножке поднять биту, и вернуться.

Никто из этой «стайки» девчушек и не догадывался, что из-за угла школы за ними пристально наблюдают два мальчика.

– Смотри, – поучал старший товарищ Алешеньку, – просто представь, что Светка на развороте насупит на этот булыжник, и все.

– И чё?

– И ни чё, представляй, говорю, на нее смотри, не на меня.

Алеша послушно выполнил рекомендации. Однако каким-то образом послушалась и Света, неудачно приземлившись на биту, она упала на асфальт, протяжно закричала «Ооооой», схватившись за ногу. Девочки сгрудились вокруг нее, кто-то пытался поднять, но Света так сильно закричала, – «Больно, больно, не трогайте ноооогуууу», – что ее оставили лежать на асфальте.

Когда эти вопли донеслись до Алеши, он в растерянности вышел из-за угла, не веря своим глазам.

– Это не я, это не я. Это же не я? – он повернулся к Ромке, но того уже не было рядом, парнишка исчез так же быстро, как и появился.

– В медпункт, скорее, Светка, наверное, ногу сломала, – пробежали мимо две одноклассницы, не обратив на Алешу никакого внимания.

***

Алешеньку быстрее ветра несло к своему подъезду, задрав голову, он увидел, что бабушка курит в форточку. Теперь она спрячет пепельницу под мойку, и встретит его, как ни в чём, ни бывало. Так он раньше думал, но не сейчас.

– Домой, домой, под одеяло, под кровать, заткнуть уши, закрыть глаза, заснуть и не просыпаться никогда.

Алевтина Марковна, увидев, как ее внук несется со всех ног в подъезд, затушила окурок, спрятала пепельницу, и вооружившись спринцовкой и банкой с отваром ромашки, открыла дверь.

– Бабуляяяя, – закричал перепуганный ребенок, и по инерции, врезался в живот удивленной женщины, – давненько он не обращался к ней так ласково, подумала бабуля, и спросила:

– Что случилось, Алешенька? Кто за тобой гонится? Половина отвара от удара, расплескалась, но она не обратила на это внимания.

– Скоренько в ванну. Умоемся, и ты мне все расскажешь, хорошо?

Она подталкивала Алешу к двери, а он, обхватив ее руками, никак не хотел отрываться, от единственной защиты на этот момент. Он без сопротивления дал себя умыть, но тут, в руках у Алевтины появилась спринцовка.

– Ммммм, – замотал головой Алешенька.

– Надо, надо, внучек, доктор прописал…

Она подумала, что раз дитенок в расстроенных чувствах, он не будет сильно сопротивляться, и действительно, Алеша обреченно наклонился над ванной и позволил вставить себе в нос ненавистную спринцовку.

– Аааааааа! Дура, старая, ты мне весь мозг выжгла!!! – закричал Алеша нечеловеческим голосом, толкнул бабку в только что защищавший его живот, и выскочил из ванны.

Чуть ли не от порога, он сделал прыжок в постель, зарылся в одеяло, и, обхватив голову руками, стонал, прислушиваясь, как от невыносимой боли горят и плавятся мозги.

Алевтина Марковна растерялась.

– Но эту процедуру доктор прописал, запускать болезнь нельзя, иначе в гайморит перерастет…

Опять, мальчишка вредничает, но крик был настоящий, словно ему на самом деле было очень больно. В недоумении она смотрела то на резиновый носик, то на стеклянную банку с остатками отвара. И, вдруг, решившись, набрала полную спринцовку, наклонилась над ванной, и со всей силы выпустила струю себе в ноздрю. Однажды ее ударило током. Но это было ничто, по сравнению с этой болью. На самом деле, было ощущение, что в ничем не защищенный открытый мозг ударила струя из брандспойта.

– Дура, она и есть дура, надо было сначала на себе попробовать… Докторишко чертов, что же ты не сказал, что потихоньку вливать надо. Чтоб тебе пусто было, скотина.

Она, ухватившись за то место, где еще зудела боль, поплелась разыскивать внучика, чтобы попросить прощения.

– Вооон, из моей комнаты, старая пердунья! Вон, пошла, ненавижу вас всех!

Алеша бросался подушками, игрушками и всем что попадало под руку. На него было страшно смотреть, пунцовое лицо полыхало таким гневом, злобой, и такой недетской безысходностью, что у Алевтины от страха затряслись поджилки.

– Алешенька, прости, – она не отворачивалась, пластмассовые игрушки больно жалили ее дородное тело. Ноги, вдруг стали ватными, она упала на колени, выпучила глаза, хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды, затем ткнулась лбом об пол, и затихла.

– Ба, ты чего? – Алеша растерянно смотрел на бабушку, одной рукой придерживая голову, в которой еще сохранялась боль, – ба, ты чё, померла что ли? – он выскочил из кровати и потянул ее за рукав, – ба, вставай, я не сержусь больше, – но рука безвольно приподнялась и упала с негромким стуком.

– Нет, это не я, я не виноват. Я ничего не сделал…

Кровь схлынула с лица Алешеньки.

– Мама, маааааама! Закричал несчастный ребенок, выскочил на лестничную площадку, и, трясущимися кулачками лупил, во все соседские двери.

Глава 2. «Не такой, как все». Тамбов 2014 год.

В одно мгновение, за очками промелькнуло тысяча мыслей. И мольба о помощи, и страх за единственного сына, и попытка оправдаться, что сын не такой как все, и, самое страшное – тайна его рождения.

Наталья Ивановна бросилась в объятия к Оленьке, Чан Ми получила прохладное прикосновение к своей щечке.

– Вот…– Наташа указала на Алешеньку.

Мальчик спал под капельницей. Влажные колечки черных волос обрамляли бледное личико с заостренным носиком. Его лицо не было спокойным. Брови сейчас, были угрожающе сдвинуты, а через мгновение, все личико скривилось, словно он вот-вот заплачет, и вдруг, улыбка ангелочка растянула припухшие губки.

– Что с ним, Оля? Доктор сделал заключение – эмоциональное потрясение, это понятно, ему ввели снотворное, но сон продолжает быть тревожным.

Оленька присела на стульчик от детского набора мебели «Принц», это был подарок первокласснику Алешеньке. На семейных сборах часто вспоминали, как будучи совсем малышом, он воображал себя императором и, чтобы, непременно была у него корона с алмазами. Тогда, готовя подарок, они много смеялись, оформляя его комнату, а сейчас, в своей кроватке, украшенной двумя коронами у изголовья, лежал бледный, худенький мальчик, который нуждался в помощи.

Она взяла его тощенькие ручки в свои, они были холодны, однако, от них, по рукам Оленьки побежали горячие «мурашки». Она сидела так до тех пор, пока Алешенька перестал гримасничать, на щеках появился небольшой румянец, он задышал ровно и спокойно, как обычный, спящий ребенок.

– Дочурик, побудь здесь, а мы, с тетей Наташей пойдем, чайку приготовим, хорошо?

– Наташ, а где Игорь? – прозвучал обычный вопрос подруги, среди обычного шелеста пакетов и коробочек со сладостями, извлекаемые из дорожной сумки.

Однако Наталья Ивановна вздрогнула, как от удара. Блюдечко задрожало в ее руке.

– Он в больнице, Алевтина Марковна еще не пришла в себя. А что, все так плохо? Вызвать его? Я сейчас позвоню…

– Ты мне сейчас напоминаешь одну дамочку, что ходила к колдунье в лес за советами. Такая же испуганная и заполошная, неуверенная в себе тридцатилетняя девочка. Ну, что произошло? Что тебя тревожит?

– У меня сил больше нет никаких…

Ручки навесного шкафчика были связаны красной лентой, Наташа пыталась развязать туго затянутый узелок.

– А для чего этот бантик? Украшение? – улыбнулась Оленька.

Наталья Ивановна сняла очки и тихонько заплакала.

– Дверцы… Дверцы стучат по ночам, сами по себе…

– Понятно, – она подошла и обняла подругу, – почему раньше не позвонила? Зачем довела себя до такого состояния?

– Оля, мне страшно, я боюсь за Алешеньку, с ним что-то не так.

– Это, смотря с какой стороны посмотреть.

– Что ты имеешь в виду?

– Со стороны обычного человека, может и так, но с другой стороны…

– Что? – она закончила тереть линзы своих очков полотенцем, одела их на нос и с испугом повторила – Что?

– У тебя уникальный ребенок, со способностями, но мы, мы не будем кричать об этом на каждом углу, правда?

Наташа что-то промычала и отрицательно закачала головой.

– А что же делать?

– Для начала, исходя из того, что тут произошло, и происходит, – она посмотрела на шкафчик с бантиком, Алешеньке надо сменить обстановку, желательно на природу. А то, давай махнем к нам, в Москву?

– Нет, Алевтина Марковна, и Игорь…

– Тогда предлагай варианты.

– На дачу?

– Отлично! И Чан Ми отдохнет от своей учебы. Все будет хорошо, подружка моя ненаглядная, все будет хо-ро-шо!

Кого она успокаивала, себя или Наташу? Скорее себя. Почему, держа за ручку мальчика, она увидела «Нижний Мир»? Что это было, предупреждение? Для кого?

Глава 3.

«Лаборатория ненависти». Нижний мир. 214 год.

Меж кронами деревьев, что стволами уходили вверх так высоко, что казалось им, нет конца, статично висели, нервно метались и скользко плавали, дрались и любились, тысячи серых полупрозрачных нечистей. Смотреть на эту слизь было неприятно, и Оленька перевела взгляд на деревья. Откуда они растут кронами вниз ну, не из неба же, в самом деле.

Она выбрала самый мощный ствол, и плавно стала перемещаться по нему вверх. Облачный туман сгущался, уплотнялся, превратился в сумерки, затем в непроглядную темень. Глаза застилали «черные чернила», но она различала основной корень и множественные ответвления в разные стороны она скользила вверх, вот оно самое страшное для человека – тишина, одиночество и темень. Её исследовательский порыв иссяк, мелькнула мысль

– Ой, да ну, его. Мерзкие ощущения, надо возвращаться.

И тут она «вынырнула». В глаза ударил яркий солнечный свет.

Корни деревьев, если они были, остались там, внизу. По инерции, а может и от страха, она поднималась все выше и выше, и вдруг, как на ладони, увидела – озеро. Черное озеро. Так вот откуда растут эти деревья, из Поганого озера, вниз, в нижний мир.

Она слышала, что недалеко от «Пьяного леса», приютилось и «Поганое озеро».

– «А у нас в Рязани ядять грыбы с глазами», вспомнился потешный голос Катерины, из прошлого. Очевидно, это был намек на аномальную зону.