Запасный вход

– Жадный, завистливый, лживый! Одиночество твой удел! – последний охранник как подкошенный упал на землю и заснул.

– Ну, что, дитятко мое родное, умаялся хворостинкой махать? Баиньки надобно, баааиньки…

Очень ласково проворковала Оленька, не отводя от него взгляда. Тот так и стоял с открытым ртом, сбитый с толку происходящим, не в силах сдвинуться с места.

– Снимай, бурочку, а то пол холодный. Вот твоя постелька, так-так, приляг, отдохни.

Абул, уже смежая веки, не в силах противиться, прошептал – «Ведьма…»

***

Оленька хлопнула по крупу лошадок – «Пастись, бегом!» – приняла из дрожащих рук Бике наполненный кувшин, – все в порядке, успокойся, никто ничего не видел, возвращаемся.

– Спасибо тебе, Ольга, век не забуду, спотыкаясь на каждом шагу, приговаривала Гюль Бике, – а что это было? Гипноз?

– Да, гипноз, а разве ты так не умеешь?

– Не знаю, не пробовала.

– Я научу, это не сложно. Однако как ты ругаться умеешь, не ожидала от тебя, молодец, ты помогла мне очень, главное в этом деле, вовремя отвлечь внимание неожиданным поворотом. Князь-то он князь, но по сути избалованный, жестокий ребенок, а правда сказанная в лицо и убить может, так что мы с тобой все правильно сделали. Смотри, мальчики наши бегут, задержались мы с тобой, проболтали возле источника, и не заметили, как время убежало, да?

Густые брови Тимура сошлись в одну грозную линию. Он был бледен и сердит.

– Женщина! Ты соображаешь, который час? Да наставит нас Аллах на правильный путь! Где вас носило? Я уж думал, случилось что-то непоправимое!

Лиён не был так взволнован, и поэтому, заметил возле источника двух мирно пасущихся лошадей.

– Тимур-стха, нашим гостям Нарын Кала показать нужно, готовь арбу, в ночь выезжать будем.

– О, хорошая идея! Побывать на Кавказе и не увидеть нашу крепость… Утром раненько выедем.

– Тимур! Сказала в ночь выезжать нужно! – ее голос слегка дрожал, но все еще был звонкий и уверенный, натренированный после происшедшего в пещере.

– Брат, не спорь с женщиной, себе дороже будет. Далеко эта крепость? – вмешался в разговор Лиён.

– Далековато… – он удивленно поглядывал на Гюль Бике, – сестра, теплой одежды захвати, ветрено там, да и ночи холодные, – так ничего и не поняв, вздохнул Тимур соглашаясь.

– Кинжал у тебя красавец, Тимур, а для меня найдется оружие?

– Конечно, найдется, пойдем, покажу, выберешь, что понравится, только не на войну, в самом же деле мы собираемся. Места у нас тихие, законы соблюдаются, и ночью никто не выезжает, зачем ночью? Если только… Что-то Гюль нервничает, тебе не показалось?

– У девушек всегда есть свои секреты, – уклончиво ответил Лиен. – Ух, ты, красавец, короткий меч, да? – Лиён восторженно осматривал несколько кинжалов, что с гордостью демонстрировал ему Тимур. – Это для самообороны?

– Каждый мужчина – воин, и просто обязан носить такой клинок, чтобы в любой момент защитить себя и близких,– он приосанился, выпячивая грудь.

– А, вот этот, мне отец подарил, когда я родился.

– Красивый, – отозвался Лиён и взял в руки следующий. – А этот очень маленький, похоже изготовлен для женской ручки.

– Так и есть, говорят, такой кинжал в приданное Марии Темрюковне даден был, жене Ивана Грозного.

– Да? А кто это?

– Иван Грозный кто? Какой же ты Ван, если своих не знаешь? Царь это, Всея Руси.

– А Петр?

– Тоже царь, только, он через сто лет правил. Это уже Романовы, которых свергли недавно. А Иван Грозный, на дочери кабардинского князя женился, из адыгов она, почти что наша. Любил, говорят ее нежно, и умна и хороша собой была. Так у нас говорят.

– А это, тоже кинжал?

– Да, это «кама», в основном по хозяйству, заколоть барашка, еду приготовить.

– Пожалуй, вот этот возьму, если не возражаешь.

– Саблю? Ну, ты, брат, точно на войну собрался, бери, дарю.

Лиён полюбовался изящной гравировкой ножен, вытащил саблю, попробовал пальцем, насколько остра, взял в руку и взмахнул несколько раз, привыкая к оружию.

– Стха! Мы готовы, пора выезжать, – послышался тихий голосок Гюль Бике из соседней комнаты.

– И куда спешит, женщина… Делать нечего, пошли, Лиён, покажу как арбу запрягать. И почему у меня ощущение, что мы сбегаем?

Спит аул Орта Стал, да не спят четверо, что тихонько выезжают прочь от родного дома, дальний путь им предстоит.

Спит гора Шалбуздаг, святыня лезгин и мусульман, кто трижды взойдет на нее, считается, что сходил в Мекку.

Спит Хучнинская крепость семи братьев и одной сестры, что впустила возлюбленного, и погубила себя и братьев.

В легкой дрёме перемещает свои пески Бархан Сарыкум.

Спит Реликтовый лес, полоща свои корни в реке Самур и крепко обнимаясь с гибкими, вечнозелеными лианами.

Спит и Крепость Нарын Кала, к ней, под покровом ночи направились путники.

Задремал возница, опустил вожжи на колени, да умные животные сами знают, что надо идти. Ползет арба, по узкой дороге, подскакивая и подрагивая на камнях, усыпляя путников.

Вот и небо заалело над горой. Светает.

Легкий ветерок, преследует спящих на арбе, доносит запах влажной травы, росы и еще что-то, к чему прислушивается Лиён.

Нукер – лезг. – Друг, товарищ.

Кунак – лезг. – Приятель.

Кяфирка – лезг.– Неверная.

Руш – лезг. – Девушка.

Глава 17. «Ранение».

Дорога в горах, на пути в Дербент. 1925 год.

– Брат, просыпайся, гонение, – он толкнул локтем Тимура.

– Что? Что ты сказал? – мгновенно проснувшись, спросила Оленька.

– Слушай сама, женщина…

– Бике, просыпайся, – она тронула подругу, – погоня.

Ей не надо было слушать, она и так все поняла.

– Что предпримем, брат, твое слово? – Тимур остановил повозку.

– Предпримем бой, ответил Лиён, не скрывая ликования в голосе, одновременно обнажая саблю.

– Согласен, – ответил Тимур, бросив вожжи сестре, он спрыгнул, расправляя свои исполинские плечи и разминая ноги. – Сестра, уезжайте, это наше дело. И он двинулся навстречу противнику.

– Вы не справитесь, у них наган! – крикнула Оленька, но ее слова заглушил топот лошадей, и всадники в черных бурках взяли мужчин в кольцо. Их лица кривились усмешкой, они поднимали коней на дыбы и кружились, вокруг, как стая ворон, готовые в любую минуту броситься на добычу.

– Сколько их? – крикнул Лиен.

– Восемь!

– А девятый, что в белом плаще, почему стоит в сторонке?

– Сейчас познакомишься и с ним. Это Абул, тот, что все-таки решился на похищение.

– Слезайте с коней, трусы, деритесь как мужчины! – закричал Тимур, ощущая хрупкую спину Лиёна. – Ты от меня далеко не отходи, понял, брат?

– Понял, понял, – ему вдруг, стало смешно, – их всего-то девять, брат!

– И то, правда, – он тоже засмеялся, и вдруг запел басом: «Ветер воет, море злится. – Мы, корсары не сдаем. Мы – спина к спине – у мачты, против тысячи вдвоем!»

Абул издал резкий гортанный звук, это послужило сигналом, наездники спешились, сбросили бурки, и пошли в наступление.

Трое из четверки, что достались Тимуру, через пару секунд уже валялись на земле. Первого – ударом в пах, второго, ребром ладони по шее, и третьего ногой по коленной чашечке. Четвертый отскочил, обнажая кинжал.

– Ах ты, ишак, кусаться надумал? А ну, подойди поближе, покажи свой ножичек… Тимур раскинул руки, они казались огромными граблями, и пошел на врага, который отступая, впустую рассекал воздух своим кинжалом.

Солнце уже вышло из-за гор и удивленно наблюдало за великаном, который одной рукой поднял с земли споткнувшегося о камень вояку, покрутил его над головой, и веселья ради, бросил о землю, вместе с бесполезным, как оказалось оружием.

Лиён, тоже веселился со своей четверкой. Его длинная сабля блистала в лучах восходящего солнца, не позволяя противнику приблизиться на расстоянии вытянутой руки, одновременно он теснил их к всаднику, который так и не сошел с коня, а только выкрикивал ругательства.

– Ну, что, Абул, сдавайся, разойдемся подобру, по-здорову, ты проиграл, как видишь. Слабые твои воины, да и трусы к тому же, – крикнул Тимур, размеренной походкой направляясь к Лиёну, нет, не на подмогу, он видел, что тот играет с нападавшими, как с котятами.

– Отдай за меня сестру, Тимур, или не уйдешь живым отсюда, а она в любом случае уже моя, – ответил разъяренный князь, извлекая из-за пояса наган.

– Не хочет она тебя, Абул, ничего поделать не могу, и спрячь-ка ты свою «пукалку».

В ответ грохнул выстрел.

Не только Лиён присел от неожиданности, но и доведенные до белого каления лиходеи, растерялись.

– Что это? Гром? Не похоже… Взмахнув пару раз саблей, он освободился от назойливых противников, и увидел, что Тимур удивленно смотрит на алое пятно, что расплывалось на его белых холщевых брюках.

– Брат, что с тобой? Ты ранен?

– Брат, у него наган, прячься за меня, – сказал Тимур, и стал медленно опускаться на землю.

Лиён посмотрел на Абула, тот держал в руке какую-то металлическую штуку, из маленькой дырочки которой, струился дымок, и эта штука была направлена прямо на него.

Воедино слились дикий крик Оленьки, второй выстрел и жужжание сабли, что кувыркнувшись несколько раз, рукоятью ударила в лоб, только что, выстрелившему Абулу.

Лиён не стал смотреть, как падает тело с лошади, он бросился к другу и попытался снять с него обувь. Пальцы не слушались, скользили по кожаному ботинку, который уже насквозь пропитался кровью.

– В сторону! – он услышал окрик, и одновременно почувствовал, что его толкнули в плечо, едва удержав равновесие, чтобы не свалиться, он в гневе поднялся. – Кто посмел дотронуться до него?!?

Оленька быстро расстёгивала поясной ремень Тимура, стянула брюки вниз. Зацепившись за ботинки, они повисли на них окровавленной тряпкой.

– Что ты делаешь, Ольга??? Зачем позоришь мужчину????

– Бике, тащи сюда одежду! Но Гюль Бике, рвала на себе волосы, раскачиваясь из стороны в сторону, выкрикивая только одно слово: «Стха, стха».

– Лиён, у нее шок, неси скорей баул с одеждой, перевязку делать буду.

Из небольшой ранки толчками выстреливала алая кровь.

– Скорее! Артерия перебита! – заорала она, так, что Лиён опрометью бросился к арбе, а Оленька ввела свой палец в рану, и закрыла глаза.

– Вот, это подойдет? Смотри, белые… – он не договорил, пораженный тем, что делала Оленька. Он смотрел на Тимура, который уж закатывал глаза от потери крови, и на палец, которого не было видно, она его полностью погрузила в рану, но именно этим способом, удалось, наверное, остановить пульсирующий фонтан.

– Что ты творишь, женщина, что ты творишь…– в ужасе прошептал Лиён.

– Молчи, не мешай, рана не сквозная, пулю извлечь надо.

– Что за пулю? – прозвучал вопрос, на который никто не ответил. Он, как зачарованный смотрел на окровавленное бедро своего друга. В какой-то момент, рука стала постепенно выдвигаться из раны. Не веря своим глазам, он увидел, как вслед за пальцем тянется, словно на невидимой ниточке, кусочек блестящего металла, вот он вышел полностью, и скатился на землю. Он хотел было подобрать его, чтобы хорошенько рассмотреть, но на него прикрикнули:

– Рви рубахи на бинты. Быстро!

Обмытый и перевязанный Тимур лежал на земле без малейших признаков жизни. Оленька держала руки на бинтах, сосредоточившись на сосудах, которые видела лишь она одна. Ей уже никто не мешал. Гюль Бике редко всхлипывала, склонилась над братом, Лиён, тоже сидел рядом и крутил в руках, поднятый с земли кусочек металла.

Наконец, Оленька глубоко вздохнула, и открыла глаза.

– Все хорошо, жить будет, еще и троих сыновей вырастит. Я пойду, прилягу, отдохну,– и она, покачиваясь, направилась к повозке. Лиён следом вскочил, и, поддерживая ее, чтобы не споткнулась, помог забраться на повозку, укрыл, своей буркой, и вернулся дежурить к еще не пришедшему в себя Тимуру.

– Похоже на наконечник от стрелы, но очень странный… Возможно это «свистунка», гремучая стрела? У каждого начальника, в колчане должна быть такая стрела, во время полета она издает или свист или шипение, показывая звуком, в какую сторону должна быть, направлена атака. Но, ни одного отверстия он не нашел, сквозь которое должен свистеть ветер. И, куда крепится древко? Металл был цельный, отполированный. И каким образом, он сам вышел из раны? Ну, нет, такого не может быть, это наверняка Оленькины фокусы. Он вспомнил сизый дымок, что струился из круглой дырочки металлического предмета, в руках Абула. «Наган» – последнее слово Тимура, засело в мозгу. Это что-то типа арбалета? Хотелось немедленно получить ответы. Но спросить было не у кого, одна ушла спать, вторая еще пребывала в шоковом состоянии, она сидела рядом с братом, держала его за руку и беззвучно шевелила губами, а у Тимура, при всем желании спрашивать было бесполезно.

Лиён, время от времени смотрел на раненых, что сползались к своему хозяину и, по всей видимости, держали «совет». Все были живы, но не совсем здоровы… У Абула на лбу красовалась огромная красная шишка. Глаза заплыли, и он стонал, время от времени ощупывая своих друзей, ему было страшно оставаться одному. Кони топтались рядом. Лиён поднялся и с саблей наголо подошел к раненым, те, кто смог, схватились за кинжалы.

– А вот этого, не надо, господа хорошие, по моему, вам следует отправиться по домам, а ну ка, быстро залезайте на своих лошадок. Он помог тем, кому требовалась помощь, и подошел к Абулу, тот держал в руке наган, и водил им из стороны в сторону, пытаясь взять на мушку цель, но он не только ничего не видел, он глотал воздух открытым ртом, – его нос распух вслед за глазами.

– Да, красавец, ничего не скажешь, – сказал Лиён, вырывая «железяку» из рук контуженного. – Ну, ничего, ничего, до свадьбы заживет. Он подхватил Абула на руки, водрузил на коня, и, хлопнув по крупу ахалтекинского жеребца, – сказал:

– И, что бы на глаза нам больше не попадались, все понятно? Вперед!

– Надо бы и нам убираться восвояси, – подумал Лиён, поглядывая на арбу, где свернувшись калачиком, спала «доктор-фокусник». Но она сказала, ждать, пока раненый не придет в сознание.

– Ольга, просыпайся, пожалуйста, Тимур-стха открыл глаза.

Она спала без сновидений, что называется – «ткнулась и проснулась». Отдохнувший мозг работал четко и ясно.

– Сколько времени я спала?

– Полдень уже, часов восемь отдыхала.

– Хорошо, идем, посмотрим, – сказала, спрыгивая с повозки Оленька. Волы паслись неподалеку, их давно распрягли, бандитов не было видно. Лиён держал голову Тимура у себя на коленях.

– Пить просит, можно ему?

– Сейчас, потерпи, дорогой, рану осмотрю.

Сменив повязку и напоив больного, она с благодарностью приняла от Бике чуреки, которые та захватила в дорогу.

– Его здоровью ничего не угрожает, только покой и хороший уход, – дожевывая хлеб, ответила на немой вопрос подруги. Возвращаться нам, я так понимаю, нельзя, значит надо в дорогу собираться, сможем втроем нашего великана перенести на повозку?

– Я сам могу отнести его на спине, – предложил Лиён.

– Нет, этот способ не годится, вот так, как есть, на бурке и понесем.

Вспотевшие, и чуть ли не надорвавшиеся, устроив Тимура, они повалились рядом.

– Гюль, есть соображения, куда Тимура повезем? В больницу?

– А что, все так плохо? – забеспокоилась Бике.

– Больной, как вы себя чувствуете? – Оленька положила руку ему на лоб, ее глаза искрились синевой.

– Нормально. Спать хочу…

– Вот и славно, спи. Видишь? Все нормально, давай-давай, думай, или мне подсказать?

– Если слегка свернуть с дороги, будет аул, там живет моя знакомая, она медсестра. Да вот примет ли? Мы учились вместе, давно это было в младших классах…

– Примет, примет, – засмеялась Оленька, – еще лезгинку на свадьбе станцуем, да, «монаршество»?

– Что-то ты расхрабрилась, женщина! Ну-ка, глазки обе опустили, и бегом волов запрягать!

– Да не женское это дело! – она продолжала смеяться.

– Женское, женское, – шипела на нее Бике и тащила за руку с повозки.

А на Оленьку напало веселье, она словно смешинку проглотила, после того, как увидела трех толстеньких карапузов, что уже витали над своим папой, и мамой медсестрой, что уже приготовились, один за другим, появиться в этом мире.

– Ты еще про наган хотел спросить, спрашивай, самое время, – она все никак не могла успокоиться.

– Спасибо, не надо,– Лиён вдруг перестал хмуриться, и улыбнулся в ответ, – мне Бике уже все разъяснила.

– Ах, вот кааак, разъяснила, значит…– протянула Оленька, в ее глазах заблестели смешинки. Она выдернула руки, в которые вцепилась Гюль Бике, и, сложив руки на груди и запела.

«Милый ландыш серебристый, незабудка у ручья.

На других смотреть девчонок, запрещаю тебе я».

Зазвенела частушка, соскользнула с обрыва, и полилась, озаряя кавказские просторы озорством и радостью.

«Эээээээх, гармонь моя, да говорушечка,

Веселей играй да мой Ванюшечка!».

Ее голос был чистым, звонким, «полетным», наделенным богатством русского народа. Она приплясывала на месте, и вся, от макушки до пяток, вдруг стала озорной красавицей, из числа тех, кто всегда впереди и на работе и на гулянье.

Тимур открыл глаза, слушая пение. – Что? Приехали уже?

– Спи, спи, стха, – Бике успокаивала брата, качая головой, неодобрительно поглядывая на Ольгу.

Лиён, от неожиданности, застыл на месте. Музыкальный от природы, он оценил и чистоту голоса, и технику пения, но это была совершенно новая, незнакомая ему музыка. Его взгляд зажегся мыслью, и она уже готова была оформиться в слова, но Оленька уже бежала за волами, крикнув, – «За мной, Бике, пора в дорогу»!

Лукавая Оленькина смешинка, эхом вернулась из низовий, кольнула его прямо в сердце, и застряла там занозой, которую, впрочем, извлекать он не собирался.

– Ванюшечка, как ласково прозвучало это имя. Черт меня побери, а ведь, похоже, она ревнует…

Оглянувшись по сторонам, он приосанился, и, с едва заметной улыбкой удовлетворения, зашагал на помощь девушкам, справляться с рогатыми, неуклюжими животными.

Глава 18.

«Находка» Дагестан. Крепость Нарын Кала. 1925 год.

Группа товарищей в серых полотняных костюмах с острыми заломами на рукавах и брюках, словно они годами лежали на складе, терпеливо слушали экскурсовода.

– Древняя доарабская Цитадель Нарын Кала, славится так называемыми ханскими банями. По легенде, вода для купания, нагревалась от одной свечи. Вот, он, перед вами, великолепный архитектурный комплекс, это центральный вход, идите за мной, пожалуйста.

Мужчины выстроились в ровную шеренгу, и зашагали под каменные своды древнего сооружения. Замыкающий приостановился, острым взглядом осмотрел окрестности.

Это был немолодой уже, убеленный сединами человек, с выправкой военного. И если бы не его пухлый животик, который, ну, никак не хотел прятаться за полами пиджака, можно было подумать, что это боевой офицер Красной армии, награжденный за заслуги в боях, путевкой на Кавказ.

Он, уж было наклонил голову, вслед за своими спутниками, но что-то его остановило. Шрам под левым глазом начал дергаться, и он слегка помассировал его, выходя на открытое пространство перед банями. Вытащив серебряный портсигар, он отер его рукавом костюма, полюбовался блеском металла, закурил. Со стороны казалось, что человек просто устроил себе перекур. На самом деле, глаза человека в сером костюме тщательно ощупывали каждый уголок, каждую тень, сказывалась многолетняя привычка доверять своим подозрениям, что не раз спасали ему жизнь. Но вокруг все было тихо, безлюдно и спокойно. Раздавив окурок ботинком, он повернулся, чтобы зайти внутрь, но не сделал этого, так как обратил внимание, что за сооружением, воздух был более разряженный и дрожал, поблескивая мельчайшими искорками. Это длилось лишь мгновение, но опытному чекисту этого было достаточно, чтобы изменить свои планы. Он почти бегом стал огибать комплекс, стараясь как можно меньше издавать шума.

Вот, здесь. Он прислонился к шершавой стене и осторожно выглянул из-за нее. Он завел руку за спину, чтобы его не заметили, и осторожно выглянул. Большой палец на правой руке начал свою привычную работу. Поочередно касаясь указательного, среднего, безымянного и мизинца, это успокаивало его и одновременно стимулировало мозг.

– Что здесь происходит? – он усиленно заморгал. Три полупрозрачные фигуры, обнявшись, стояли в каком-то мареве, но это длилось совсем недолго. В лазах, как будто прояснилось, и он уже четко видел двух женщин и мужчину. Холодная волна страха и одновременно предвкушения окатила его с ног до головы, когда он понял что произошло. Вот, зачем мы здесь, вот оно – странное и непонятное что происходит в этой крепости.

По анонимному доносу: «На Кавказе, в крепости Нарын Кала происходит расхищение социалистического имущества. Как-то – артефакты и сокровища скрытые в подземельях, утаиваются от молодого государства так называемыми «черными археологами» и попадают в частные руки и коллекции».

Был сформирован отряд из сотрудников НКВД и направлен в командировку, для выяснения обстоятельств.

Филипп Кузьмич, как только услышал слово «сокровища», потерял покой и сон. Он сам напросился в отряд, и вот, оно…

Конечно, он будет тайно следить за появившимися ниоткуда людьми, докладывать пока нечего, надо самому разобраться. С годами у него выработался «нюх» на золото, которое он искал у своего отца, но так и не нашел. Теперь это стало его наваждением, ему часто снился сон, как ударив молотом о стену, в открывшийся проем на него сыплются золотым дождем монетки, круглые, звонкие, он хватает их, рассовывая по карманам, и сердце заходится от счастья, но на этом сон всегда прерывался.

– Итак, что мы имеем? Женщина, по всей видимости, горянка, опустилась на колени, ее мутит. Вторая, славянка, красивая, голубоглазая, улыбчивая, гладит по спине первую, и что-то ей говорит, наверняка слова утешения. Эти две, для нас не препятствие. Мужчина. Монгол? Татарин? Это сейчас не важно. Высокий, телосложение атлетическое, взгляд властный, пронзительный, осматривает местность в свои маленькие узкие глазки. Ничего, одной пули будет достаточно.

Филипп Кузьмич, не рискнул выглянуть еще раз, но для него и этого было достаточно. Картину и персонажей он мгновенно сфотографировал в своем мозгу, и осторожно, на цыпочках двинулся обратно к входу в ханские бани, вытащил еще одну папироску, и застыл там, как сторожевой пес.

– Древняя постройка, – Оленька приложила руку к камню и начала отсчитывать столетия назад. Один, два, три, пять. Эпоха Александра Македонского.

Она увидела мужчину, что застыл сидя на камне, его голова опиралась на руку. Курчавые темные волосы, крупный нос, пухлые губы, глаза закрыты. Ниспадающий плащ слегка прикрывал, богато украшенные кожаные доспехи, мускулистые ноги до колен прикрывала юбочка из кожи. Это воин, привыкший к седлу. И в тоже время, спокойная, уверенная сосредоточенность властелина.

Горы, море, все это было очень похоже на эту местность, в которую они только что переместились.

Перед ним невдалеке шли строительные работы. Люди, легко поднимали огромные обтесанные камни и складывали из них стену, что извиваясь, уходила в море. Стоп, человек не может поднять такой огромный камень. Она сфокусировала взгляд на одном рабочем. Но… Это не человек! Это механическое приспособление похожее на паука, с четырьмя парами лапок. Вот оно подошло к каменной глыбе, по размеру и весу превосходящей его в тысячу раз. Четыре средние «лапки» непропорционально выдвинулись, ухватили камень, – она заметила, что передняя и задняя пары «лапок», слегка просели под тяжестью, – и стали быстро удлиняться вверх, чуть ли не на тридцатиметровую высоту. Там, на стене его уже поджидал другой «паучок», он принял материал, придвинул его к уже установленному ранее камню, и засуетился вокруг него. Было похоже на то, как, строитель обмазывает глиной свежую кладку.

Другие, механические рабочие пилили камень, – Оленька насчитала их двадцать, – превращая его в идеальные кубы. Работа продвигалась очень быстро, четкие и слаженные движения механизмов, которым не нужен перекур и надсмотрщик. Но руководитель все же был, и похоже он мысленно руководил своими молчаливыми рабами, тот мужчина, что сидел на камне…Неужели она увидела великого полководца, что подчинил себе Грецию, Палестину, Сирию? И чем же он занимается сейчас? Строит крепость, с помощью магических существ?

Ах, как жаль, что ее видения – только видения, вот бы подойти, поговорить, это же сам Александр Македонский!

Но, что это? Он очнулся, открыл какую-то коробку, или сундук, что лежит подле его ног, извлек предмет, и уставился на него. Оленька опять сфокусировалась, приближая картину, и, тут у нее побежали мурашки по всему телу. Это был мозг, похоже, человеческий, живой, дрожащий. Заключенный в прозрачный тетраэдр, он пульсировал, по нему пробегали небольшие сполохи-молнии.