Запасный вход

– Нет, не позволю, не отпущу, я сама его найду. Вы только что сами подтвердили, что она еще ребенок – упрямо твердила Оленька.

– Это неоспоримая истина, и, тем не менее, этот ребенок уже самостоятельно путешествовал во времени, – настаивала на своем Красава.

– Ты знала об этом, и ничего мне не сказала, как ты могла, бабушка?!? Да я чуть с ума не сошла, обнаружив, что она вытворяет по ночам…

– Сама то, что по ночам вытворяла? Почему не была рядом со своей малышкой, а? – вскричала, Дана и с каким-то особым ожесточением поставила чашечку с чаем на стол, да так, что она развалилась на две половинки, – вот, видишь? – она указала на разбитую посудину, – ты сама во всем виновата!

– Дана, рыбка моя, успокойся, никто ни в чем не виноват, что сделано, то сделано, опыт накапливается годами, все на пользу, все впрок, как говориться. Лёка уже осознала свои ошибки, и больше их повторять не собирается, – засуетился Гриня, лихорадочно выискивая по своим многочисленным карманам тряпицу, чтобы промокнуть лужицу, что угрожающе ползла в его сторону.

– Вот-вот. Опыт. Вы только это и делаете, ставите опыты над своими детьми, а потом плачете! – и она метнула свирепый взгляд на Всевладия.

Носовик так и не нашелся, и Ариадна поднялась с кухонным полотенцем, вытерла стол и убрала разбитую чашечку.

– Лёка, девочка моя, в одиночку, в данной ситуации, ты ничего не добьешься. Наоборот, есть опасения, что из-за своего страха, от эмоционального перенапряжения, ты снова натворишь дел. Позволь напомнить, что есть МЫ, Сила Единого МЫ. Сила Рода, – Красава поднялась следом за Ариадной, подошла к Оленьке сзади и обняла ее за плечи.

Оленька, у которой настроение менялось каждую минуту, она, то гневалась, изумляясь, как могут родные люди не понимать ее, то кривлась от обиды на острый, словно мельчайшая рыбная косточка вдруг вонзилась в десну, укол Даны. То принимала категорическое для себя решение не отпускать дочь в опасное путешествие, но после тирады бабушки, смотрели на Всевладеющего.

– Дядя, о чем она говорит?

– Как всегда Красава глаголит правильные, мудрые речи, ну, частушечница наша, что наш славный народ поет в таких случаях? – почесывая бороду, пробасил дядя Сева.

Красава не заставила просить себя дважды, выскочила на середину комнаты и запела -

Стели, мать, постелюшку

Последнюю неделюшку.

А на той неделюшке,

Я буду спать в шинелюшке…

На этот раз никто не засмеялся, да и Красава, последние строки пропела с грустинкой в голосе.

Отвратительное слово война, как и смерть, является антиподом миру, жизни. Человек это такая редкость во вселенной, что никто не имеет права отбирать ее насильно, таков закон мироздания.

Но, зачем-то есть Война и ее омерзительная сестра – Старуха, что в один миг сметает своей безжалостной косой миллионы человеческих жизней и, ненасытная, бродит меж трупов. И вглядывается в их лица, дабы, ухватить последнюю, сокровенную мысль о маме, о сыне, о возлюбленной, запихнуть их в свой прогорклый мешок, и в своем аду, на десерт, насладиться этими последними эмоциями человека.

Все, включая Гриню, казалось, самого беззаботного и легковесного члена этой семьи, увидели одну и ту же картину. Боль, насилие, страх и ненависть, потеря близких, и самое мучительное, это выбор, быть убитым или убить самому.

Настенные ходики столетней давности, равнодушно отсчитывали минуты в полной тишине.

Но вот, Гриня-домовой заёрзал на своем стуле, щелчком пальца сбивая что-то со своего плеча.

– Прочь, прочь, пошла…

– Ты, чего, деда? Кто там у тебя? – испуганно прошептала Дана.

– Мерехлюндия прицепилась, а это вредно для здоровья.

– Это еще кто на нашу голову? – простонала Оленька, в который раз ей пришла в голову мысль, – за что ей такая судьба? Как хорошо быть простым человеком, без видений и предвидений, любить обычного мужчину, пусть даже и с камнем на голове, но из своего времени. Просто жить с ним в любви и согласии, родить детей, много детей, сыновей и дочерей, состариться вместе…

Она обратила внимание, что всё семейство смотрит на нее с жалостью, вот еще, противная ситуация, когда все читают мысли друг друга. Она не нуждается в жалости, которая унижает, вонзается острым жалом, делает ее слабой. И при этом эти беспокойно-ищущие взгляды «Бедняжечка, чем помочь? Что еще можно сделать»? Невыносимо.

– Не бери в голову, красавица, мерехлюндия это просто слово такое, – тоска, меланхолия. Пошутил я, чтобы разрядить обстановку. Но сбросить ее надобно обязательно, а то, перерастет в дэпрэссию. Чего молчишь, Ксанка, рассказывай, пришла пора искать всем скопом, императора нашего, Ван Ли Ёна, – он радостно хихикал, потирал свои пухлые ладошки, пришёптывая – «Вместе и чёрта бить не страшно».

Вот и Красава наконец, стала серьёзной. Она оперлась двумя руками о столешницу и как бравый генерал перед картой боевых действий начала свой рассказ.

– Итак, мы выдвигаемся не сегодня, не завтра, а, 25 февраля, чтоб вы знали! Именно в этот день, а не в какой либо другой. Кто дрейфит, может отказаться прямо сейчас! – она обвела взглядом присутствующих, – вопросы, возражения имеются?

– Холодновато будет, – подал голос Гриня, – а почему не сегодня?

– Не корректный вопрос. Для перехода, нашему отряду в составе семи добровольцев, необходима дополнительная энергия, откуда мы ее можем взять? Вот это правильный вопрос. И я на него отвечу – солнце. В этот день на нем произойдут мощнейшие вспышки, кои вытолкнут нас, благополучно, я надеюсь, в означенное место.

– Надо бы подготовиться, хотя бы приблизительно, можешь сказать, куда нас занесет, где Лиёнушка находится?

– Дурацкий вопрос, вернее вторая его часть, даже Чан Ми не знает этого, она поведет нас интуитивно. А вот, по поводу подготовиться, это, ты Дана молодец. Естественно пойдем налегке, однако минимум оружия взять необходимо. Итак, взвешивайте, думайте, готовьтесь.

– У меня только чешуйки, как думаешь, сколько их понадобиться?

– Если окажемся в пустыне, сама подумай, а также не будем преуменьшать твою способность исторгать жемчуг, подойдет для подкупа, если что, ну а обольщалки, они всегда при тебе.

– Оленька, что у тебя? – Красава вдохновенно руководила процессом. Наконец, ей представилась возможность проявить свой жесткий характер, отодвинув в сторону балагурство, дурачество и излишнюю болтливость. Она четко формулировала вопросы и требовала таких же четких ответов, это, несомненно, качество харизматичного лидера, легко идущего на контакт с собеседником, умеющий ясно сформулировать свою идею, и в беседе находить единственно правильное решение. Оленька опять залюбовалась бабушкой, она с самого детства обожала ее рассказы про «старину», но сейчас она видела перед собой совсем другую женщину – стратега, который сконцентрировался на достижении цели.

– Что? А, у меня лучше всего получатся защита, но я попробую…

– Отлично! Ничего не надо пробовать. Концентрируйся на защите, это очень важно, в бою иметь надежную защиту. Гриня, у тебя что есть?

Гриня вскочил на стул, чтобы казаться выше.

– Дык, у меня все есть! Ковер-самолет, сапоги скороходы, скатерть самобранка, игла Костькина, если, что можно его вызвать на подмогу, огниво, гусли-самогуды, что еще? – Он почесал свою нечесаную макушку. Зеркальце, опять же, Че надо-то?

– Так, понятно, с Костиком будем связываться, или ну, его? – Красава решила посоветоваться со всеми.

– Фииии, – протянула Дана, и без него справимся.

– Если только как самый последний вариант, сойдет, если понадобиться газовая атака, но только и мы все задохнемся, – поджала губы Ариадна.

– Да, нормальный мужик, ну, пованивает, маленько, зато у него одного, убойная сила, как у целой роты, – веско изрек Всевладий.

– Оленька, что ты, скажешь?

– На самом деле, нехорошо получается, мы всегда его забываем приглашать на наши посиделки.

– Тогда посиделки превратятся в душегубку, – захихикал Гриня.

– Сам – то, кудель нечесаная, – вскинулась Дана.

– Все, прекращаем базар, Гриня, на твое усмотрение. Предупреждать Костика не будем, может, обойдемся и без него. Итак, ковер самолет. Кстати, он нас всех выдержит, включая Лиёна?

– Настройки поменяю, выдержит, – важно оттопырив губу, сообщил Гриня.

– Да, уж, и постарайся хорошенько, чтобы не получилось, как на Кавказе, мы тогда с Лиёном на краю утеса посадку совершили.

– Не волнуйся, Оленька, все сделаю, как надо, – огрызнулся Гриня, усаживаясь обратно на стул.

– Сева, ну, ты свое дело знаешь, подзарядку только не забудь. Арина пространство сканирует вместо зеркала, я руковожу. Итак, решено, перемещаемся налегке, 25 февраля.

Глава 7.

«Еще один приступ у Алешеньки». Дача Натальи Ивановны 2013 г

Алешенька проснулся в своей комнате на даче, и пытался вспомнить, когда они с мамой сюда приехали. Не вспоминалось. Подниматься с постели не хотелось, голова впечаталась в подушку. Наверное, я заболел, у меня температура и гайморит. Он шмурыгнул носом, так, чисто автоматически, потому, что если их не вытирать или не подтягивать постоянно, «они дотянутся до колен», это бабка так всегда говорит. Но произошло чудо, нос был абсолютно чист, он дышал легко и свободно. Это было странное ощущение, непривычное, но очень приятное, дышать, просто дышать носом, а не ртом. Неужели помогло? Он слегка скривился, вспомнив, как струя теплой ромашки вонзилась ему в мозг, но при этом никакой злости или обиды у него не возникло. А бабушка? Наверное, умерла, равнодушно подумал Алешенька, и его отяжелевшие веки прикрылись. Но тут, в носу неприятно защипало.

– Опять бабка дымит на кухне, – в полудреме подумалось ему, и глаза сами собой открылись от удивления, сон как рукой сняло. Кто-то курит в его комнате, совсем рядом, он повел глазами в сторону. – Ромка? Это ты? Как ты меня нашел на даче?

– Да, фигня, проще простого, проследил за машиной твоей мамаши. Угостить сигареткой?

– Неее, я заболел, не видишь, разве? Разговаривать и то тяжело. А Светка, как в порядке? – на самом деле ему было безразлично, и спросил только чтобы поддержать разговор.

– В порядке, скачет на костылях, классно ты ей вмазал.

– Я? Я не виноват, она сама, – засыпая, пробормотал Алешенька.

– Слышь, чувак, конфетку хочешь? – Ромка потряс за плечо своего друга.

– У меня аллергия на шоколад…

– А это ириска, мягкая, сладенькая, с кислинкой, хочешь? К тебе друг пришел, а ты спишь. Съешь конфетку, сразу полегчает.

Он равнодушно открыл рот, позволил Ромке положить туда конфетку, и вяло стал жевать нечто, вовсе и не похоже на ириску.

– Алешка, ты проснулся? – в комнату вошла Чан Ми с тарелкой горячего бульона на подносе.

– Чанька, а ты откуда здесь взялась? – проглотив противную бурду, радостно спросил Алешенька.

– Родаки к тебе в сиделки записали, вот, супчик, покушай. Слушай, а что за запах? Ты, что курил?

– Не, это Ромка, познакомься, это друг мой, пришел проведать.

– Где? Нет тут никого, ты, что прикалываешься? – она засмеялась, и положила ладошку ему на лоб.

Глазки, только что сонного Алешеньки превратились в две острые колючки, он искал Ромку, но, тот исчез, как обычно, без предупреждения.

– Кобыла! Чего ты входишь без стука? Видишь, он сбежал из-за тебя, – он резко отбросил руку, что пыталась измерить ему температуру, выпрыгнул из постели, и начал метаться по комнате, заглядывая и в шкаф и под кровать и под кресло.

– Алеша, тебе надо лежать, выпей бульону, тетя Наташа сказала…

Но Алешенька уже бегал по всем комнатам, с каким-то исступлением переворачивая все, что попадалось под руки. Вазы, тарелки, подсвечники, все летело на пол, все грохотало и крушилось, когда больше нечего было сбрасывать, он стал открывать шкафы, выдвигать ящики, и содержимое также летело на пол.

Чан Ми в растерянности, поначалу ходила за ним, подбирая вещи, потом остановилась, раздумывая, как ей поступить, ждать Наташу? Она должна в скорости подъехать. Но тут Алеша бросился на выход, а там лес, как она его ловить там будет? Приняв решение, она в три прыжка догнала его, со спины, согнутой в локте рукой придавила шею, и прошептала на ухо: «Сыночек, мой маленький, пора в постельку, баиньки». Он еще какое-то время брыкался, но потом послушно пошел за ней в спальню.

– Опять мама будет недовольна, – мальчик спал в своей кроватке тяжелым гипнотическим сном, а Чан Ми пыталась справиться с угрызениями совести, – а как поступил бы в данной ситуации обычный подросток? Надо было гоняться за ним до вечера, пока не появятся родители? Конечно, не очень красиво получилось, даже грубо, но он вряд ли вспомнит, что с ним случилось. А если и вспомнит, я объясню ему, мы всегда ладили, его легко убедить, милый, ласковый мальчик…

Друга какого-то придумал себе… Ромка… Но ведь в комнате явственно присутствовал запах сигаретного дыма, и не от Алеши, он не курил, это точно, я бы почувствовала. Странно. Куда он смотрел, когда я вошла? Да, точно, на кресло, в котором я сейчас сижу. Но я не чувствую чужой энергетики, все как обычно. И все же, как-то тревожно, надо маму попросить, пусть посмотрит, если у него появились видения на фоне нервного потрясения, пусть почистит. Почистит, вычистит… Ой, Наташа скоро приедет, а в доме бардак, еще и с ней надо будет объясняться, она точно в ужас придет, и скорую начнет вызывать.

Чан Ми уже заканчивала прибираться, когда услышала, как заскрипели, поднимаясь, гаражные ворота.

– Чан Ми! Я пришла! Как у вас дела? С Алешенькой все в порядке? – Водружая пакеты с продуктами на стол, спрашивала Наташа.

– Да, все хорошо, мы проснулись один раз, покушали пару ложек бульона, и опять заснули, – это говорилось затылку, а Наташины пятки уже мелькали по лестнице, к сыну,– как же она вела машину в таком состоянии? Руки дрожат, глаза лихорадочно блестят, и вообще, кажется, она все время ждет, что рядом с ней вот-вот, взорвется атомная бомба.

– Сыночек, мой маленький! – она бросилась на колени перед кроватью.

– Упс…– Чан Ми прикусила губу, – это же ключевое слово, он сейчас проснется.

– Мама? Мама! У меня нос дышит! Меня бабушка вылечила! Смотри, смотри, видишь, ничего, чисто! Я выздоровел, да?

– Конечно, мой маленький, солнышко мое ясное!

«Обнимашечки, поцелуйчики, кажется я тут лишняя». – Чан Ми потихоньку ретировалась, тем более пакеты надо разобрать, не ровен час потечет, что ни будь, а то и вовсе испортится, надо все срочно, в холодильник перенести.

– Похоже, с ребенком все будет в порядке, – думала Чан Ми, сортируя овощи в целлофановые пакеты, – сейчас он возле мамы успокоится, положительные эмоции пойдут ему на пользу, и эта вспышка гнева останется незамеченной. Но почему я чувствую себя виноватой? Потому, что опять пришлось что-то скрывать? Ну, хорошо, если отбросить внешнюю форму, в конце концов, это лишь моральные устои, навязанные нам обществом. Как там, в умных книгах пишут: – «гипноз это насилие над личностью», и это плохо. Но, с другой точки зрения, я же пресекла, возможно, более драматические события, которые уже нарастали как снежный ком, и вырвись он на свободу, он мог бы навредить себе физически. Поэтому, я поступила правильно, остановив его. И никто не узнает, кроме мамы, конечно, но она должна понять, или на крайняк… Тьфу, ты… В крайнем случае пусть предложит альтернативные варианты, как надо было поступить.

И в этот момент, она почувствовала, что кт-то пристально смотрит ей в спину, – Наташа? – подумала Чан Ми и ее щечки заалели, хорошо, что она не умеет читать мысли. Обернувшись, обнаружила, что дверной проем пуст. Никого. – Странно, там точно была чужая энергетика. Она повела плечами, отгоняя это неприятное ощущение, когда в спину кто-то пялится. Показалось. Скорей бы уже мама закончила свои дела и возвратилась. Возможно, Алешка и пойдет на поправку на этой даче, но мне почему-то здесь некомфортно.

Глава 8

Срочный отъезд. Дача Натальи Ивановны. 2013 год.

Оленька спешила на дачу к Наташе, как обычно, одной рукой поддерживая руль, другую протянула в открытое окно, ей всегда доставляло удовольствие ловить ветер растопыренными пальцами. Но не сегодня. Она нажала на кнопку, и окно плавно вошло в резиновые пазы.

Два часа и она обнимет Чан Ми. «Зеленый свет» она выстроила себе, не выходя из избушки. Просмотрела весь путь, отметила опасные участки, освободила дорогу, скоординировала ее со скоростью 90 км в час.

Обидные уколы Даны, до сих пор саднили. Но она понимала ее, быть приживалкой в доме, нянчить чужих детей, не имея своих, тяжелая доля, для русалки, да, собственно как и для любой женщины. Ее заботливые руки были первыми, кто принял рожденную в воду Чан Ми, и подтолкнули малышку наверх, к солнцу, свету, она учила ее дышать, и снимала болезненные ощущения в легких от первого вдоха, и не спешила перегрызать пуповину, чтобы ценный, привычный кислород для младенца, как можно дольше поступал от матери. И, она же положила этот бесценный дар Создателя на руки Лиёну.

Ревность? Да, скорее всего. Она заулыбалась, вспоминая. Как ей приходилось с боем и скандалом отбирать у русалки свою дочь, чтобы вместе с Лиёном, покормить ее и уложить в люльку.

– Баю- баюшки баю. Баю Чанечку мою.

Приди котик ночевать, мою детоньку качать.

Прибаукивать, примяукивать.

Баю-баюшки баю, не ложися на краю, – пела тоненьким, гнусавым голосом Дана, и, похоже, Чанечка была счастлива, она смялась беззубым ротиком, дрыгала ножками, и приводила в умиление всех мамок, бабок и нянек своими глазками, которые в этот момент превращались в узкие щелочки, сквозь которые струился зеленый свет. А рядом стоял ее улыбающийся «портрет», раздутый от гордости с такими же глазками щелочками, только коричневыми.

Лиён. Во время родов, он вместе с бабушкой и мамой, стоял по пояс в воде, и поддерживал ей спину, и шептал ласковые, успокаивающие слова на своем родном языке, и она его понимала и была благодарна. Эти шесть лет промелькнули, как мгновение. Шесть лет безмерного счастья обладания друг другом, когда два сердца бьются рядом в унисон, когда одна душа поет, а другая отзывается, и дикий восторг от агукания и пускания пузырей твоей и его частички души, и споры о том, что означает ее первое слово – омма, оппа, мама? И первый зубик, и первые шажочки, и прогулки по лесу, ладошка папе, ладошка маме.

Лиён, любовь моя единственная, где бы ты ни был, мы разыщем тебя, тебя найдет Чан Ми, твоя красавица доченька, подожди еще немного, еще чуть-чуть.

***

Две кошки, потревоженные скрипом гаражных ворот, бросились наутек в разные стороны.

– Надо сказать Игорю, чтобы смазал механизм.

Поставив свою машину рядом с Наташиной, Оленька поспешила в дом, однако, уже открывая двери, она прикрыла её обратно.

– Две кошки выскочили из гаража, странно, Алешенька не любит кошек, да и хвостатые пушистики обходят его стороной, как они попали туда?

Она прикрыла глаза, в доме все спокойно. Наташа кормит сыночка с ложечки, – в конец избалует ребенка, – Чан Ми на кухне, по обыкновению, уткнулась в книгу, слегка фонит беспокойством, что-то произошло? Она прощупала окрестности дачи. Чисто. Еще раз окинув взглядом видимую территорию дачи, она посмотрела наверх. Над крышей засветилась маленькая точка. Оленька пристально смотрела на нее, точка стала увеличиваться, сползая вниз окутывая дом, гараж, хозяйственные постройки по периметру до земли прозрачным светом.

– Защитный купол, как же я забыла…Надо было до поездки его поставить, – она взялась за ручку двери, но снова передумала. Взглядом пробежалась по линии соприкосновения купола с землей, мысленно опустила светящиеся края вниз, сквозь землю метров на пять глубиной, там сомкнула его,– если есть опасность, то она придет из Нижнего Мира, – и вошла в дом.

– Мамочка! Ты приехала? Как там все? Обо мне спрашивали?

– Дана скучает по тебе.

– В следующий раз и меня возьми обязательно, хорошо?

– Конечно, в феврале они все будут у нас в Москве.

– Да? А дядя Всевладий?

– Обязательно, и даже Гриня.

– Ух, ты, домовой?

– Представь себе, Он тоже скучает. Как Алшенька?

– Нормально, он сейчас с Наташей в своей комнате. А что за вселенский сбор в феврале? Мамочка, ты голодна?

– Нет.

Оленька надеялась, что дочь сама расскажет, ей не хотелось вызывать видения, шпионить и подглядывать, это в любом случае некрасиво и недостойно в отношении близких тебе людей. Конечно, как всякому родителю, ей хотелось все знать о дочери, что кушала, с кем встречалась, о чем разговаривала с друзьями или недругами. Но, она прекрасно понимала, что такое личное пространство и как это неприятно, когда в него вторгаются, пусть даже и любящая мама, которая, естественно, хочет только добра.

– Тогда, чай, кофе или горячий шоколад?

– Давай чайку попьем. Доставай три чашки, Наташа скоро спустится.

– Я знаю.

– А что ты читала, когда я пришла?

– Троцкого.

– Кого?!?

– Льва Давидовича Троцкого. Он считал, что насилие допустимо. Революция – это насильственное принуждение пролетариата, к светлому будущему, ему же во благо.

– Насилие во благо? Это что-то новенькое.

– Как оказалось, старенькое. Мам?

– Да, слушаю тебя.

– Я тут, снасильничала над Алешей…

– Что?!?

– Ну, немножечко, ему же во благо, прости, я не видела другого выхода.

После рассказа Чан Ми о происшедшем, Оленька с облегчением выдохнула, глотнула горячий чай, схватилась за горло, метнулась к холодильнику, влила в себя полбутылки минеральной, да так и осталась стоять спиной к дочери.

– Мам?

– Сейчас, одну минуточку, – холодильник принял в себя початую бутылку и мягко шлепнул дверью, – во первых, как ты сформулировала фразу? Бог знает, что можно подумать…

– А как надо было?

– Да хоть так, – мне пришлось применить к Алешеньке запрещенное воздействие гипнозом.

– Фи, казенно.

– По крайней мере, все понятно. Дальше. Я не поняла, Алеша курил сигареты?

– В том то и дело, что запаха не было от него, вернее был но совсем другой, толи гнилостный, я не поняла, но не сигаретный, это точно.

– Протранслируй мне его, давай.

Чан Ми скривилась, вспоминая жвачку которую жевал Алешка.

– Достаточно, я поняла. И эту «конфетку» ему дал друг Ромка, который исчез, при твоем появлении?

– Ой, какой там друг, никого не было в комнате, я посмотрела, я же тебе говорю, у Алешки случился рецидив, на фоне психического расстройства, вот он и буянил, и мне пришлось его загипнотизировать, ему же во благо.

– Наташа спускается. Ты права, давай пощадим ее нервы пока.

– Олюшка! Ты вернулась! Как хорошо! Алешенька заснул, у него исчез насморк, представляешь? Алевтина Марковна ему промывание делала с травами, похоже, он больше ничего не помнит.

Вот как, сколько мы его лечили, ничего не помогало, а тут, с одного раза, правда метод варварский, бабушка плохо слушала доктора, надо было потихонечку, осторожно вливать. Это мне чай? Спасибо, девочки, вы же еще останетесь у нас? Алешенька такой слабенький, покушал и сразу заснул, видно лесной воздух так на него действует.

Наташа могла часами рассказывать о сыне, и Оленька всегда ее выслушивала, но сегодня она ее остановила.

– Как самочувствие Алевтины Марковны?

– Спасибо, что спросила, ничего, прогнозы утешительные, пришла в себя, но еще не разговаривает. Чанечка, бери конфетки, не стесняйся, Олюшка, а ты почему ничего не кушаешь?

Оленька взяла из вазочки две конфетки.

– Где покупала? Когда? – Вопрос прозвучал слишком строго, и Наталья Ивановна удивленно вскинув брови, посмотрела на подругу.

– В супермаркете, сегодня, да ты не волнуйся, они свежайшие, я уже пробовала. За стекляшками очков заблестел испуг, обида, отчаяние.

– Наташ, прости, я об Алеше беспокоюсь, кстати, конфет ему категорически нельзя, и вообще, корми его лично, и пробуй на вкус, даже если тобой приготовленное, хорошо? При любом изменении цвета, запаха, срочно мне сообщай, поняла?

– Ты мня пугаешь…

– Прости, за жаргонизм, но в нашем случае лучше перебдеть, чем недобдеть, правда? – подруги засмеялись, и инцидент был исчерпан.

– Я, пожалуй, проведаю Алешу. И, еще, лучше его одного не оставлять, пока, даже спящего.

Оленька проверила комнату, на всякий случай? глянула на Алешу, мальчик спал спокойным, глубоким сном.

Чисто. Красивая конфетная обертка на прикроватной тумбочке, тихонько зашелестела.

Любимое детское лакомство плывет по конвейеру, заливается шоколадом, ловкие руки автомата подхватывают его, заворачивают в разноцветные фантики, упаковка, машина доставки в магазин, руки продавца, руки покупателя. Все чисто. Она понюхала конфетку. Вкусно, безопасно, можно попробовать, но руки сами по себе потянулись к обертке.

– Батюшки-светы! – воскликнув про себя, не поверив своим глазам, еще и еще раз перечитывала название конфеты – «Слеза мужчины», да не могут так конфеты называться. Фантик был синего цвета, она взяла красную, – «Укус женщины». Час от часу не легче. Что это? Знаки? Пред глазами возник образ рогуль-чилимки Ады, перевертыша, что с легкостью может превратиться в кого угодно. По спине поползли морозные мурашки, она резко обернулась.