Запасный вход

Время пролетело незаметно, и вот уже Оленька смотрит на него в упор.

– Ну, что поехали?

– Куда?!?

– Вниз. Ты видишь долину и реку, да?

– Да.

– Выбери местечко, но только не рядом с речкой, купаться нам сейчас, ни к чему. Смотри в одну точку, будем прыгать по траектории твоего взгляда.

– Тебе не кажется, что прыгать с такой высоты рискованно?

– Нет, намного опасней было проявиться на утесе. Готов? Смотри.

Лиёну очень захотелось закрыть глаза, но он буквально вонзил свой взгляд в одну единственную травинку, что выбивалась из общей зеленой массы. Ему казалось, что он видит ее, она согнулась под тяжестью росинки, что висит на кончике, и вот-вот упадет в землю. Но капелька заискрилась всеми цветами радуги, стала увеличиваться в размере, превратилась в слепящий сгусток и больно ударила ему по глазам.

Голубоватое марево окутало две полупрозрачные фигуры, что, обнявшись, стояли на краю утеса – легкое дуновение ветерка, и они исчезли, словно их там никогда и не было.

Но Лиён этого не увидел, он вообще ничего не видел, хотя глаза были широко открыты.

Оленька вдруг, начала освобождаться у него из рук.

– Что, не получилось? Я, кажется, ослеп… Я ничего, не вижу!

– Да, отпусти, ты, мы уже на месте. Это временно, сейчас все пройдет, – она взяла его лицо в свои ладони, – смотри, видишь? Видишь меня?

– Да.

– Ну, вот и все, – она опустила руки.

– Подожди! Еще немного побаливает, – он возвратил ее ладони обратно, и не убрал своих рук. Так стояли они какое-то время. У Оленьки порозовели щеки. – Отпусти… С тобой все в порядке, – прошептала она.

Он отдернул свои руки и стал оглядываться по сторонам. Они крепко стояли на зеленой траве, подняв голову, он увидел гору, вершина которой скрывалась в облаках.

– Это Шалбуздаг. Священная гора мусульман. Отойди в сторонку, «ковер самолет» забрать нужно. Лиён сделал несколько шагов назад. – Хм, послушный какой, – разочарованно подумала она про себя.

Оленька протянула руку над тем местом, где они стояли, и Лиёну показалось, что почти невидимая прозрачная ткань втянулось ей в ладонь.

– Ну, что? Идем ночлег искать?

– Вот так сразу?

– А что тебя не устраивает?

– Ну, есть варианты, например, поваляться на травке. Передохнуть…

– Ты, что плохо себя чувствуешь?

– Нет, просто столько всего произошло, надо бы осмыслить.

– Пойдем, нам еще шагать и шагать, по дороге задашь свои вопросы.

Лиёну было неприятно, что Оленька вот так, запросто считывает его мысли, но он уже принимал это как данность, и первый вопрос не заставил себя ждать.

– Ты хотела искать какого-то крота…

– Не крота, а кротовую нору, так называется способ перемещения в пространстве. Вот, смотри, сейчас мы находимся в начале пути. Представь себе лист бумаги, и на краешке поставь точку. Назовем ее точкой А. Теперь, проведи прямую линию до другого конца листка и поставь точку Б. Это наша дорога, сколько на нее уйдет времени? Часа два, да? А если листок согнуть и совместить эти точки, проткнуть их иголкой, в данном случае не иголкой, а полой трубочкой, то, прыгнув из точки А, с одного конца и мы мгновенно окажемся в точке Б, понятно?

– Нет, а где крот, что проделал нору?

– Чего ж ты такой въедливый, нет никакого крота, это такое название, наверное, по тому, что кротовые норы никто не видит, они же под землей, понятно? А почему ты не спрашиваешь, что такое ковер-самолет?

– Да, знаю я эту сказку. Ковер, понятно, само-лёт, потому, что сам летает. Вообще-то я думал, что мы на нем полетим. Но я точно знаю, ковер ткут из шерсти, а то, что ты спрятала у себя в рукаве…

– Он соткан из воздуха.

– Вот как, ваш народ летает в галошах, на коврах, сотканных из воздуха?

– Нет, наш народ еще только осваивает аэропланы.

– Аэро, что?

– Машины такие, летают по воздуху, управляются человеком.

– Из чего ее эту машину соорудили, из перьев?

– Из металла и частично из дерева.

– Ха-ха-ха! Я тебе верю, что существуют кротовые норы, но чтобы поднять в воздух железо, да еще и с человеком, это ты, О- лун-кааа, мне голову морочишь, издеваешься, да?

Он ускорил шаг. А вот не буду больше ни о чем спрашивать, посмотрю, тогда, о чем болтать будешь…

– Эй, Ваше, монаршество! Обиделся, что ли? Да я правду говорю!

Лиён резко остановился.

– Я допускаю, что возможно ваша Белая Раса самая древняя, а мы только формируемся, но это не дает тебе право смотреть на меня свысока!

– Ты это так воспринял? И когда это я говорила, что твоя раса хуже? Мы просто разные, эволюционное развитие может быть моложе или старше, но никак не хуже, просто более древняя раса, и это естественно, имеет больше опыта и знаний…

– Так вот и не тычь, мне своим опытом и знаниями! Это же надо, железяка, и по воздуху летает!!!! Меня коробит, от одного твоего напыщенного вида! Пусть бы лучше Дану со мной послали! Почему, Я, Ван Ли Ён, должен терпеть от женщины подобные насмешки?

– Это я-то напыщенная? На себя посмотри!

– Да, ты! Вместо того, чтобы нормально объяснить, ты становишься в позу мелкой училки и втираешь мне всякие глупости!

– О-о-о-о… на личности перешли, может, и впрямь, отдохнем, ты как себя чувствуешь?

– Прекрасно!

Он опять резко развернулся и зашагал, разгневанно втаптывая несчастную травку в землю, Оленька с трудом поспевала за ним.

– И, правда, лучше помолчать. Пусть отдохнет, и приведет свои нервы в порядок. Похоже, два скачка с перерывом в полчаса подействовали на него не лучшим образом, – бубнила себе под нос женщина. Женщина! С каким презрением он это произнес! Павлин надутый. И впрямь, пусть в следующий раз Дана с ним прокатится, он будет свой хвост перед ней распускать, а она слюну пускать от умиления. Вот и сольются в экстазе…Порыв ветра, и она уловила крепкий мужской запах, его запах. Оленька растерялась. Даже на утесе, когда они стояли в обнимку, не происходило ничего подобного. Внезапно вспомнился поцелуй на опушке леса, неожиданно, все внутренности наполнились мельчайшими пузыриками, которые лопались, выбираясь сквозь поры, она явственно это слышала.

– Фейерверка еще не хватало! – она тряхнула головой, избавляясь от наваждения, усилием воли привела себя в обычно ироничное состояние.

И, все таки хорош экземпляр, даже со спины…Какая выправка, какие плечи… Какое благородство и одновременно уважение сквозит в его осанке, когда он так непринужденно отвешивает поклон, приветствуя старших…И где только Гриня откопал эти штаны? Но, даже эти тряпки его не портят. Эээээ, девушка, на что это ты воззрилась? Ну, уж нет! – одернула она себя, перешла на легкий бег, обогнала Лиёна и, обернувшись, подмигнула: – Догоняй, Ваше Монаршество!

Легко и весело, и она бежала по зеленой траве, словно юница, услышала музыку на танцплощадке. И она действительно слышала ритмичные звуки, пока еще неясно откуда, тем более, что долина закончилась, и начинался холм, а по ощущениям, им надо было именно туда. Она вынула шпильки из тугого узла на затылке и волосы тяжелой волной упали ниже пояса.

Подошел Лиён, его губы были плотно сжаты, отчего в выражении лица, появилась жестокость, ни тени улыбки на лице. Он был сосредоточен, словно тигр перед прыжком, но Оленька не собиралась становиться его жертвой, она мельком глянула на него, пожала плечами и сказала – «Нам наверх»! И начала восхождение.

Звуки становились все явственнее, она уже различала барабан, и еще один инструмент, в голове крутилось слово «зурна», хотя она и не знала что это такое, да и неважно, главное весело!

– «Когда у тебя возникает желание что-то сделать, нужно немедленно принимать решение и не ждать, пока это настроение пройдет». – Сказал кто-то из великих, и я полностью с ним согласна! Она отогнала от себя мысль, о том, что только что отказалась от самого древнего зова, свернула свои позывы и закинула их, куда подальше.

Подъем закончился, и Оленька оказалась на ровной площадке, где танцевали люди.

Это была лезгинка, да, лезгинка, танец гордого Орла и прекрасного Лебедя.

Суровые мужчины в папахах и черкесках, и женщины в огромных платках и длинных платьях, создали круг, внутри которого на земле был простелён ковер. На нем под бешеный ритм танцевал парень, его глаза сверкали задором, а на устах играла загадочная полуулыбка. Он – резок, быстр и ловок, и в то же время сдержан в своих чувствах. Вот он распахнул руки, приглашая в круг девушку, и она – поплыла словно лебедь, в ледяном высокогорном озере, невидимо перебирая ножками, глаза скромно опущены, ее грациозная осанка была статична, и только «руки-крылья» изящно и выразительно разговаривали с партнером.

Оленька заворожено смотрела на это действо, внутри у нее все колотилось, она хлопала в ладоши вместе со всеми, ей хотелось пуститься в пляс, немедленно, и в образе орла и в образе лебедя. Но тут ей на голову что-то опустилось, оглянувшись, она увидела женщину, что накинула ей платок.

– Откуда ты, красавица? Прикрой наряд свой чудной, у нас не принято, так разгуливать.

– Заблукали мы, тетенька, Орта Стал, ищем, не подскажете, далеко ли еще идти?

– Средний стал? Нет, не далеко, да мы все здесь, кто тебе нужен?

– Гюль-Бике, знаете такую?

Женщина повернулась, и тихонько окликнула: – «Бике»!

Оленька обратила внимание, что танцы прекратились, и все со сдержанным и слегка осуждающим любопытством ее рассматривают. Подошла женщина преклонного возраста.

– Здравствуйте! Вы Гюль-Бике? Вам привет из России от Арины.

Седая бровь удивленно поднялась кверху, видно было, что она ничего не понимает. Между первой и второй женщиной завязался диалог, языка которого Оленька не разумела.

– Тебе другая Гюль-Бике нужна, ее здесь нет, подожди немного, я провожу тебя, но попозже.

Подошел Лиён, поклонился женщинам, и отдельно мужчинам, на что сразу же послышались одобрительные восклицания. И Оленька вместе со всеми удивленно вглядывалась в пришельца, над которым привыкла подшучивать. Все взгляды были прикованы к нему, и не потому, что одет он был в обычную крестьянскую одежду, и не потому, что цвет кожи и слегка раскосые глаза были здесь в диковинку. Было в нем какое-то природное обаяние, и на его, казалось, бесстрастном лице читалась глубина мысли, в благородной осанке было поистине царское достоинство и внутренняя сила.

– Стха? – спросила тетушка, так же внимательно вглядываясь в прибывшего гостя.

– А, нет-нет, – смутилась Оленька, – вы неправильно поняли, это мой попутчик, Ван Ли Ён.

– Прости, я спросила: – Это твой брат?

– И не брат, и не сват, так получилось, мы вместе путешествуем… Меня Ольга зовут. А Вы?

– Мариам.

– Очень приятно познакомиться. У вас свадьба? – Оленька наконец оторвала взгляд от Лиёна, и повернулась к женщине.

– У вас это свадьбой называется, а мы отдаем прекрасную девушку в дом достойного мужчины.

– А кто невеста?

– Так вот, же она, в белом, Наилят, жениха Назимом зовут.

– Вы хорошо говорите на русском языке, тетя Мариам.

– Я в Москве до двадцати лет жила, там и родилась, а вот судьбу свою здесь нашла.

Вновь зазвучала музыка, интерес к новоприбывшей паре угас сам по себе.

Лиён подошел к группе мужчин, а Оленька так и осталась с женщинами, она притопывала ножками, по всему было видно, как ей хочется оказаться в центре внимания.

Солидный мужчина высокого роста, почти такого же, как Лиён, периодически указывал хворостинкой, которую держал в руках, то на седовласого старца, то на молодого парня, и они послушно выходил на ковер. Танцуя, подходили к женщине или девушке, жестом приглашали ее на танец. Веселье продолжалось какое-то время, пока хворостинка не указала на Оленьку.

– Ну, наконец! – подумала Оленька, а то ей уже хотелось взять бразды в свои руки и выйти самой в круг. Она забросила концы своего платка за спину, вышла на ковер, имитируя движения предыдущих барышень. Напарник ей достался горячий джигит, который выплясывал перед ней, выпячивая грудь, неоднозначно заглядывая ей в глаза, распахивал руки, и делал движения кистями рук, подзадоривая и без того давшую себе волю танцорку.

Оленьке надоело быть лебедем, и она, копируя движения джигита, взялась за мужскую партию.

– Носок-носок, носок-носок, притоп, притоп, коленце, коленце, – проговаривала она про себя в такт музыке. Подняв руки кверху, она кружилась, слушая барабан, и ничего не видя вокруг.

Дома, Оленька всегда одевалась по последней моде. Но, в дорогу она одела простенькое, просторное платьице плиссе, ниже колен, акцентом служил широкий пояс на бедрах. Когда она кружилась, плиссировка раскрывалась, юбка становилась «колоколом», слегка обнажая ее длинные, стройные ножки.

Обернувшись в очередной раз, вокруг себя, вместо джигита, она увидела перед собой Лиёна в папахе, и со свирепым выражением глаз. Он тоже танцевал перед ней, но, приблизившись, зашипел:

– Глаза опусти! Рот закрой! Дура!

Оленьку как будто окатили ледяной водой, и как ни странно, но она подчинилась, опустила глаза и поплыла по кругу. Танцевать расхотелось, да и Лиён, теснил ее к краю ковра на женскую половину.

А в круг, пригласили очередную красавицу. По всему было видно, что она скромна, но с чувством собственного достоинства. Новоявленный джигит в нахлобученной папахе не отставал, также выпячивал грудь и всячески выказывал уважение девушке.

Оленька стояла между женщинами, и незаметно вытирала слезинки краем платка.

Стемнело, и длинная, шумная процессия возвращалась в село.

Последний раз Оленька видела Лиёна, когда он закончил танец и обнимался с мужчинами, похлопывая друг друга по плечам. Похоже, ему были рады, и он каким-то образом нашел с ними общий язык и взаимопонимание. Все с острым интересом и довольно таки почтительно общались с ним. Почему? Задала сама себе вопрос Оленька, и сама же ответила, он принадлежит к той породе людей, на которых сам собой останавливается взгляд, это внутреннее состояние непринужденности и уверенности в себе. Что еще? И еще, пожалуй древний, животный магнетизм. Лев, пантера, тигр, кто усомнится в их превосходстве в зверином царстве? У всех великих полководцев была уникальная способность, умение подчинить себе толпу. Но я-то не толпа???

Оленька вздрогнула от легкого прикосновения. – Что?

– Вот, здесь живет Гюль-Бике, говорю, которая тебе нужна, а я тремя домами дальше. Заходи, мы гостям всегда рады. – Не очень-то сердечно, попрощалась тетушка Мариам.

Оленька смертельно устала, припухшие от слез глаза слипались, так хотелось спать.

– Ждать?.. Или пусть, его, может он тоже судьбу свою уже нашел, какую ни будь императрицу местного разлива…– размышляла Оленька присев на корточки возле ворот. Однако как же спать-то хочется… Она заставила себя сосредоточиться на Лиёне, и сразу же почувствовала, что он приближается. Узкая улочка была пустынна и темна. Где-то вдалеке играла музыка, и даже слышны были выкрики – Асса! Хорса!

Она уже погружалась в дрёму, как вдруг, кто-то схватил ее за руку.

– Лиён? Что случилось?

Вместо ответа, он зажал ей рот рукой, и, увлекая за собой, что-то говорил на незнакомом языке. Сон мгновенно испарился, она попыталась вырваться, но не тут-то было, ее, словно клещами, удерживали крепкие мужские руки. Она пыталась тормозить ногами, но и это не помогало, ее куда-то тащили насильно. Она приняла единственно правильное решение – перестала сопротивляться, и ее, словно куль, продолжали волочить всё дальше в темноту.

Первым делом, она освободила свой мозг от страха, затем отыскала Лиёна, крикнула – Помоги! – и занялась насильником. Скорее всего, это тот, с кем она танцевала на ковре. Она вспомнила его похотливый взгляд.

– Хорошо, глаза, я помню его глаза пойду через них.

Но ей не пришлось этого делать, послышался грозный окрик.

– Подлец! Так вот кто оскверняет наших жен! – и далее звук падающего тела.

Оленька мгновенно вскочила на ноги. Напротив, стояло слегка запыхавшееся «Монаршество», а на земле лежало нечто, не подающее признаков жизни.

– Вам еще нужна моя помощь, многоуважаемая госпожа? – грозно чеканя слова, проговорил Лиён.

– Ты, ты убил его? – ахнула Оленька, не обратив внимания на тон, которым было произнесен этот вопрос.

– Полагаю, ваш, ммм… поклонник пребывает в блаженном состоянии беспамятства. Но не стоит волноваться, очнувшись на рассвете, он будет опять силен, как молодой тигр перед охотой. Мы заночуем рядом с ним? – последняя фраза была произнесена с явной издёвкой.

– Нет! У тебя еще хватает наглости ёрничать?

– Ну, что вы, вовсе нет,– ледяным тоном отвечал Ван Ли Ён, – напротив, прошу прощения, возможно мое внезапное появление помешало вашим любовным утехам?

– Да кто ты такой, как смеешь мне говорить такое?

Оленька наконец обратила внимание, как изменился тон этого пришельца из прошлого. До сих пор такой внимательный, покладистый и послушный, он вдруг стал изображать из себя императора, хотя, чего греха таить, он ведь на самом деле таковым и является. Возможно, она даже посмеялась бы, глядя на эту сцену со стороны, но эти несправедливые намеки были обращены именно к ней!

– Возможно и никто, но до сих пор я искренне считал вас милейшим слегка избалованным ребенком, однако после вашего поступка…

– Продолжай, чего замолчал? Или опять провалы в памяти? Кстати, я нашла Гюль Бике, если ты еще помнишь, зачем мы здесь.

– В каких заведениях вас научили дерзить старшими, госпожа вертихвостка?

– В заведениях?!? Кто, Я?!? Кто?!?– Оленька, полная негодования, и в тоже время изумления, сделала шаг назад.

– Ну не я же… Мои подданные забили бы камнями за такое поведение. А эти люди лишь качали головами. Неслыханное везение для такой безответственной, безголовой девицы.

– Да, конечно, особенно хорош тот, что валяется сейчас позади.

– На вертлявую козочку, прежде всего, обращают внимание, а эти достойные люди не обмолвились ни одним словом порицания. Вы обратили внимание, что невеста ни разу не подняла глаз? Скромная, уважительная жена, заботливая, любящая мать, только такая девушка достойна уважения.

– Сам козел! Если такой умный, что ж молчал, почему не остановил?

– Мичхиннён! (сумашедшая двушка)– пробормотал Лиён, скрипнув зубами. Я вам мысленно сигналы посылал, отчего же вы не считывали, или от обилия черкесок, голова кругом пошла?

– Ну, знаешь, это уже слишком. Все, я с тобой не разговариваю! Сам то, хвост распушииил, да кочетом, кочетом, вокруг девушек. У вас, что тоже лезгинку танцуют? Быстро, однако, ты в роль вошел. Что замолчал? Правда глаза колет?

– Насколько я понял, вы со мной не разговариваете, – его тон слегка смягчился, – этот танец лезгинка называется? Ничего сложного, единственное правило, не касаться партнерши, ни в коем случае, главный посыл – гордый и уважительный, а в остальном музыка сама ведет.

– Да-да, отличительная черта Монарха это гордость и заносчивость, деспотизм и угнетение народа!

– Вы не понимаете… – в его голосе появился металл, – сию секунду глаза опустила, я и в темноте вижу, как они сверкают, или тот, «джигит», ничему тебя не научил? Возможно, моя миссия в том и заключатся, что бы научить кое-кого уму-разуму?

– Ты, меня? Уму-разуму? Чурбан неотесанный! Я ни в чем не виновата! Я лишь хотела потанцевать…

– Возможно, так оно и было, но Вы не понимаете разницы между быть и слыть, вы не можете сдерживать свои порывы и ваша хорошенькая головка забита всякой ерундой!

А ведь она чуть было не влюбилась в него, а сейчас его слова впивались в нее словно раскаленный прут.

Против ее воли в глазах стало пощипывать, она беспомощно оглядывалась вокруг, на миг ей показалось, что в конце улицы она увидела силуэт всадника, или призрака, очень походившего на Василия Степаныча, она рванула было в его сторону, но, Лиён схватил ее за локоть.

– Прочь, прочь, поди, не смей ко мне прикасаться! – Оленька даже подпрыгнула от неожиданности. – Научили языку, на свою голову! Курощуп! Пресноплюй! Оратор доморощенный!

Оленька вырвалась и побежала вперед, на ходу сглатывая жгучие слезы обиды. Нет больше Степаныча, нет беззаветно преданного, понимающего друга, столько раз выручавшего ее из беды. Никого нет. Одиночество и страх приняли ее в свои объятия, и тут в недоумении, она прижала руку к своему сердцу, которое яростно колотилось в груди, и вдруг замерло на секунду, заставив ее резко остановиться. Что это? Она ощутила знакомые вибрации. Это любовь? Опять, снова? Нет, никогда, только не он, жестокосердный монарх, он только что сделал мне больно, очень больно, и она что есть силы, бросилась вперед.

Она кулачком забарабанила по воротам. Узкая улочка была настолько тесна, что давила на нее со всех сторон, опять страх зашевелился внутри, к тому же все соседские собаки подняли такой лай и вой, что волосы зашевелились от ужаса.

– Гюль-Бике! Бике! Бике! – кричала прерывающимся от рыданий голосом Оленька.

Ворота открылись, и она, не дожидаясь приглашения, переступила через порог, поспешила закрыться, створка громко лязгнула от удара. Вздрогнув от этого звука, спиной погашая вибрацию железной конструкции, и как только та переставала гудеть, Оленька облегченно вздохнула.

Мерцающий свет от лампы, слабо освещал лицо молодой женщины, что стояла напротив.

– Еще одна восточная красавица, – нехорошо подумала Оленька, – в инкубаторе их здесь выводят, что ли?

– Бике? Вы Гюль-Бике?

– Да. – Тихо ответила женщина.

– Вам пппривет из России, от Ариадны.

– Вот как? А ты…

– Я Ольга, ее дочь.

– И чего же ты плачешь, девочка Ольга? Напугал, кто? Или обидел? Да хранит тебя Аллах!

От этих простых, но таких теплых и проникновенных слов незнакомки, у Оленьки хлынули слезы «в три ручья», она внезапно оказалась в ее объятиях, и дала волю своим чувствам.

– Ну, все, все, моя девочка, пойдем в дом… Ты одна приехала?

– Неееет…– и она снова зарыдала. Унижение, обида, опять сдавили горло, и все это обильно поливалось горючими потоками, от которых расплывалось мокрое пятно на платье незнакомой девушки.

Что-что, а отсутствием аппетита Оленька никогда не страдала. Обласканная и накормленная, она засыпала на белоснежных простынях, которые благоухали чистейшим горным воздухом.

Глава 14.

«Крепость Нарын Кала» Дагестан 1925 год.

Смешные эти люди, они думают, что знают все об окружающем мире.

«Дерево – это просто дерево», да еще и прибавляют «Дуб-дерево», постукивая себе или собеседнику по голове, намекают, мол, что с тебя взять, глупая твоя голова, деревянная.

Зеленый листок – просто один из миллиона, что стоит сорвать его, размять между пальцами и выбросить. А ты попробуй почувствовать, как он начинает дрожать и посылать сигналы собратьям, «Опасность»! – когда ты приближаешь к нему руку. И вот скомканный, раздавленный он падает на землю. Оборвалось его существование. А ведь он жил, и радовался ветру и солнцу и дождю, и корни отдавали ему свои соки, и по-своему любили его, как свое дитя.

Или камень. Споткнувшись об него ненароком, ты пинаешь его, ругаешься. Что с него взять – неодушевленный предмет.

И, в этом случае, ты ошибаешься, человек. В каждом камушке есть частица души, может она и очерствела, от того что в одиночестве валяется на дороге. Но всякий камень – живой.

Но бывает и так, что вы, люди, из этих камушков возвели крепость, например, и разрозненные, одинокие частицы соединяются в великолепное сооружение, которое и чувствует и мыслит, и разговаривает.

Иногда мне хочется крикнуть – «Я живая, поговорите со мной, я много чего повидала на своем веку, мне есть, что поведать миру»! Но очень редко в моей жизни появляется тот, кто способен понять, или пообщаться. Это печально, но я жду.

Меня зовут Нарын-Кала, я каменная крепость, цитадель, возведенная людьми в славном городе Дербент, что на Кавказе, и поэтому, к вам, двуногим, моим создателям, у меня особое отношение.

Ох,ох… Сейчас солнце взойдет, опять жара…Если ты проснулся утром и у тебя ничего не болит, значит, ты умер, а если мыслишь, значит жив. Поживем еще маленько, какие наши годы…

Вчера нестерпимый зуд слева. Прискакали, подлатали, освежили кладку. Терпимо. Сегодня внизу подтекает, сырость одним словом, а там где надо – сушь и пустота, хоть бы кто водички плеснул, а еще «ханскими банями» называют… Никому, до стариков дела нет. Одно развлечение, когда эти двуногие стайками бегают и восхищенно чирикают: – «Ах, ох, великолепно! Ах, ох, впечатляюще!». То «солнечной» назовут, то «нежной», то «маленькой». И это все обо мне, приятно, конечно, ничего не скажешь… Разомлеешь от похвалы, только расположишься поговорить, только рот раскроешь, а их уже и след простыл… И куда спешат?

– Ууууу, прилетел? Салам алейкум, дорогой, доброе утро, хийир! Где побывал? Что нового увидал? Эй, эй, куда???