Тайны лабиринтов времени

– Согласен, но на первое место будем ставить профессионализм, а не национальность. Нужно писать уставы ремесленных цехов, устав флота торгового и военного, рыбаков и табунщиков, учителей и чиновников.

– Архонт, ты говоришь сам с собой?

– Нет, я просто думаю вслух. В этих уставах нужно более детально описать требования к профессии и должностные обязанности, заработок и удобное для данной профессии рабочее время. Такие уставы и есть суть нашей хартии, то есть основного закона. Каждая профессия имеет свои особенности, так вот, эти уставы и должны учитывать их, и писать их должны сами люди. Флотские свой устав напишут, табунщики – свой.

* * *

Храм девы Артемиды, покровительницы города, навис над морским побережьем и привлекал взгляды белым камнем, из которого был построен с изящной величественной красотой. К нему можно пройти только через священную рощу.

Утро стояло чудесное, ветра не было, и лишь изредка легкий бриз шевелил листья деревьев. Сегодня особенный день: огромное количество животных принесут в жертву богине Артемиде, город получил новое имя и слухи опередили глашатаев архонта. По дороге гнали стада быков и овец, в жертву приносили только животных белой масти.

Отец Агрипа подарил богине двадцать быков и овец. На расстоянии от бредущего стада, чтобы не идти по дороге, избитой копытами животных, шли горожане. Люди одели праздничные хитоны и пели гимны, в которых прославлялись чудесные деяния богини. Олгасий шел рядом с Агрипом.

– Как думаешь, то, что задумал архонт и ваш жрец… не будет ли это большой и гибельной глупостью для нас?

– Агрип, у тебя уже зажила рука?

– Я захотел забыть эту историю – и забыл, не напоминай мне о ней, а ответ, вероятно, ты и сам не знаешь.

– У меня есть свое мнение, думаю, оно не совпадает с твоим, хотя ты будешь согласен с мнением архонта. Я прав?

– Не только я, но и отец согласен, что лучше торговать, чем воевать. Я этим летом был купцом, ездил с отцом в Ольвию. Мы скупали меха и мед, а теперь я буду впервые торговать скифским скакуном трехлеткой – и все деньги, вырученные с продажи, отец отдаст мне. Я заинтересован, чтобы варвары… ой, извини, дорийцы… нет, не так… Сколоты, правильно?

– Правильно.

– Чтобы сколоты, пригнали табуны, и ярмарка состоялась. Ты знаешь, ну, хоть что-нибудь об этом?

– Знаю! Все зависит от вас, греки – примете вы хартию или нет.

Юноши вошли за ограду храма и стали в очередь к огромному валуну, который стоял на самом краю большой, выложенной кругляком, площади перед храмом. Они подходили к камню один за другим, ненадолго останавливались, чтобы взять ножницы и отрезать небольшой пучок своих волос, после делали два-три шага вперед – и оказывались у самой пропасти над морем. Стоя над безграничным морским простором, юноши читали молитву, бросали волосы в море и, отойдя в сторону, благоговейно умолкали.

Отныне они под покровительством всемогущего владыки морей бога Посейдона, живущего на дне моря. Когда Посейдон одет в лазурный хитон, то море ласково шелестит о берег и не вмешивается в мирские дела людей. Но, как только Посейдон одевает черный хитон, море становится страшным, грозным и смертельно опасным. Огромные черные волны в белых шапках пены своими копытами давят корабли, обрушивают скалы, и бог забирает огромное количество душ моряков, отнимая разум у их близких; лишает смелости молодых, впервые вышедших в море моряков и купцов.

Почтив владыку морей, юноши входили в храм, где перед ликом богини-девственницы жрец облачал их в плащи, а архонт вручал меч каждому молодому мужчине, теперь они эфебы и проведут три года в воинских упражнениях.

За эти три года юноши должны стать моряками, выходя в морские походы на триерах под неустанным присмотром своих наставников. Служба по охране границ города со стороны степи должна сделать из них кавалеристов, хорошо владеющих мечом, копьем и луком; такая же служба, со стороны моря, научит управлять парусами, укрепит мускулы служба гребцом на боевом корабле. Мальчишки мечтали о такой жизни и были готовы к суровым испытаниям солдата и моряка с раннего детства. Достигнув двадцатилетия, они, перед ликом Геракла, пройдут еще одно посвящение в мужи и получат право вступить в брак. Мужи имеют право голосовать и высказывать свое мнение по любым вопросам архонту города. Такие законы были испокон веков приняты еще в Элладе и они священны памятью героев прошлого.

– Олгасий, как думаешь, – прошептал Агрип, – мы станем эфебами или теперь все будет по-другому?

Олгасий рассматривал святилище. Гладкие стены храма от попадания на них прямых солнечных лучей прозрачно розовели, но под сводами стоял сумрак, и от этого конические колонны, подпирающие свод, казались особенно высокими и уходили куда-то вдаль, в бесконечность. Над жертвенником, огромной ямой, отделанной огнеупорными камнями, возвышалась статуя Артемиды – гордой и прекрасной девы с золотым луком в руках, застывшей в стремительном беге.

Церемония посвящения прошла неожиданно быстро и незаметно. Сколько лет мальчишки готовились к этому дню! И вот на бедре Олгасия меч, а на плечах – плащ.

На площади собрался весь город, греки в ярких хитонах, скрестив руки на груди, ждали, обливаясь потом на солнце, и сопели. Женщины и девушки, по обычаю, стояли в венках, и видно было, что настроение у них праздничное. В отличие от мужчин, они не боялись предстоящих перемен или не думали о них. Вдоль площади выстроились рабы. Легионеры стояли во внешнем кольце оцепления.

Наступила тишина, только волны тихо плескались о берег. Архонт и верховный волхв сколотов взошли на холм, осмотрели площадь и, собравшись с мужеством, архонт заговорил.

– Жители города Одессос! Отныне мы так будем называть наш город и, по проведенному опросу, вы с этим именем согласны.

Все греки подняли руки в знак согласия.

– Рядом со мной Левий, верховный волхв сколотов, свободных людей, хозяев этих земель. Слушайте хартию и думайте, от вас зависит наше будущее.

Архонт читал хартию медленно и с большими паузами, ждал реакцию греков – и боялся ее. От напряжения у него дрожали щеки, но голос был тверд, и речь получилась ровная и без давления и намеков на принятие решения горожанами. Слова проникали в умы греков, архонт заканчивал читать.

– Мы поклялись богами, что сделаем наш край богатым и свободным, и граждане Одессос не будут знать рабства и нищеты!

Архонт замолчал – и наступила гробовая тишина, чувствовалась напряжение на площади, и тишина взорвалась вопросами, которых так боялся архонт, и ведь готовился к такой реакции греков на хартию, но все же надеялся, что этого не произойдет.

– Рабы рождены, чтобы обслуживать нас, ублажать и подчиняться – так?!

– Архонт, а как быть с запретом на смешанные браки с рабами?!

– Закон о наложницах тоже будет отменен?!

– Я заплатил деньги за рабов, кто вернет мне их?!

– Где они будут жить, в наших домах?! Тогда скажи, в качестве кого?!

– Они нас ненавидят, а мне перед ними раскланиваться?!

– То же мне, сколоты! Смех, да и только!

Архонт молча выслушал вопросы и выкрики из толпы, обнял волхва, и когда толпа перестала возмущаться, заговорил:

– Мы проведем ярмарку скакунов через неделю. К нам приедут купцы из-за моря, вы знаете, что скифские скакуны ценятся на вес золота, город выкупит всех рабов с прибыли.

Денег будет много, нам не нужно отдавать большую часть прибыли персам, за эти деньги и выкупим рабов. Часть прибыли пойдет на улучшение условий жизни бывших рабов, на их образование и социальную помощь. Если бывшие рабы согласятся остаться жить и работать в доме у своего бывшего хозяина – это очень хорошо. Бывшим господам необходимо будет заключить со своими работниками трудовые договора и оплачивать их работу. Трудовой договор на работы прислуги по дому у меня есть, можно с ним ознакомиться.

Теперь, что касается законов Эллады – это законы рабовладельческого государства, а у нас нет рабства, и законы эти нам не подходят, мы будем руководствоваться хартией, как основным законом.

Понятия «смешанные браки» не существует; наложницы, то есть гетеры – это такая же профессия, как и прочие, женщины добровольно могут заключить договор и работать на определенных условиях.

В воскресение я должен знать ваш ответ: примете ли вы хартию и откажетесь ли от рабов как таковых. В понедельник, если мы не примем хартию, может разразиться резня. Я призываю вас подумать.

У сколотов нет обратного пути, они будут сражаться за свою свободу! Нужна ли нам гражданская война? Подумайте хорошо, прежде чем ответить в воскресение, за принятие вы хартии или нет.

– Мы согласны подумать!

– К хартии будут написаны уставы цехов: ремесленников, коневодов, крестьян, прислуги, гетер, военных, моряков, юристов, купцов и т. д. В уставах вы опишете все специальные требования профессии, обязанности и оплату труда; оговорите длину рабочего времени и меры ответственности как работника, так и хозяина. Определите требования взносов, чтоб войти в цех и получить квалификацию.

Один пункт – работа бесплатно в счет долга – приниматься не будет магистратом, этот пункт позволяет сохранить рабство. Горожане, на правах архонта города Одессос объявляю наш город вольным от рабства, и в воскресение я либо покину этот город, либо объявлю о начале новой жизни на берегу Румского моря.

– Ты не забыл о персах, архонт?

– Я не забыл о них, персы не придут к нам с войной, им это не выгодно: затрат больше, нежели прибыли. Узнав, что мы подружились со сколотами, и наша армия стала сильнее и маневреннее – не посмеют.

– Но мы ведь греки, наши города построены на фундаменте законов Эллады, и все рухнет, когда мы предадим наши святыни!

– Наши города всегда выживали самостоятельно, и никто не стремился нам оказать хоть какую-нибудь помощь. Наши святыни и святыни сколотов не исчезнут, и никто не имеет права силой заставлять менять веру в своих богов; больше скажу, никто и не собирался отказываться от своих богов. Я не призывал вас к этому. Эллада никак не помогла нам во время войны персов со скифами. А что сделал Дарий с архитектором греком, который построил ему мост? Убил его! Греция забыла о нашем существовании – колонии хороши, когда приносят доход. Доход мы будем тратить исключительно на себя, а вольный человек выполняет работу качественнее, чем раб. Вы сами это прекрасно знаете.

Наша родина – на этой земле и рядом с этим морем, и под этим небом. Кем мы были для персов? Да такими же рабами, какими стали скифы для нас после войны с Дарием. Мы унижали скифов, а персы унижали нас. Мы пользовались покровительством персов на положении рабов, неужели вы не понимаете этого? Захотели – накормили, захотели – удавили.

Сколотам и грекам вместе строить новую жизнь, идите и думайте! Хартию можно прочесть в библиотеке, школе и во всех храмах.

Легионерам, морякам получить текст хартии у своего руководства, в порту и в магистрате хартия доступна любому жителю города. Разговаривайте со своими бывшими рабами, поймите, если вы не станете считаться с мнением бывших своих рабов, то одной хартией ничего не изменить, и мы окажемся по колени в крови.

Архонт наклонил голову – и как-то съежился весь. Верховный волхв сколотов вышел вперед.

– Граждане города Одессос, хочу рассказать вам о законе совести, который исполнялся скифами неукоснительно на протяжении многих веков. По этому закону всякий вольный скиф обязан был сам и только силой своего рода пасти скот, доить кобылиц, строить жилище и защищать свою землю, размеры которой определялись по тому, сколько всадник мог обскакать на коне земли за один день, от восхода и до заката.

В прошлые времена не разрешалось нанимать изгоев, закон совести запрещал покупать и использовать рабов, которые бы пасли стада и табуны, кормили и чистили скот, услаждали бы прихоти своих хозяев. Только плененные на войне враги лишались свободы и тем самым возможности отомстить за поражение, да и то, если раб был болен или ранен, следовало его лечить и кормить до смерти или отпустить и дать денег на дорогу, предварительно взяв клятву не мстить. Клясться раб должен был своими богами.

Суть закона в том, что он не был написан и потому как бы не сущ. Соблюдая его, нельзя было поступиться малым во имя великого и наоборот. Стоило единый раз сотворить не по совести, как от сего закона оставались лишь одни осколки. Скифы, а не кто-нибудь другой, только они соблюдали этот закон.

Сарматы, греки, а о персах и не говорю, кроме своих богов почитают единого бога – золотого тельца. Торговля стала святыней государств. Торговля всем, что продается, в том числе и людьми – вот каким законом управляется мир.

Закон совести – в крови нашего народа. Вы, благодаря персам, живете на нашей земле, но мы будем рады стать вашими братьями и жить вместе по закону совести.

Солнце стало уходить за горизонт, когда площадь пришла в движение. Люди стали сперва перешептываться, потом голоса стали громче, и гомон стих, лишь, когда площадь опустела. Архонт и волхв сошли с холма, и пошли в гостеприимный дом градоначальника, где уже был накрыт стол для друзей. Взрослые разошлись, а юноши и девушки, стоя на краю обрыва, любовались закатом и прощались с детством.

Девушка обняла Олгасия и усадила рядом с собой.

– Я все еще не могу привыкнуть к тому, что ты уже стал взрослым. – Она притронулась к его немного ощипанному венку на голове. Олгасий снял венок и смял его в руке.

– Розы осыпаются, – сказала она с сожалением.

Олгасий посмотрел на венок и кулаки его сжались.

– Я сплету тебе новый венок, для пира и ярмарки, тебе подойдет пурпурный.

Раздались шаги за спиной и повернув голову Олгасий увидел подходящего к ним Агрипа.

– Я смотрю, тебе нравятся эти сколоты?

– Не ехидничай, ты просто завидуешь Олгасию, сознайся. Ведь так?

– Даже когда ты злишься, ты прекрасна, как богиня зари.

– Олгасий, а почему ты меня не хвалишь?

– Я волнуюсь и не могу расслабиться или думать о красоте, о богах.

– Теперь ты станешь свободным сколотом и будешь пользоваться всеми правами полноценного гражданина города. Не хмурьтесь, я это к тому, что Олгасий смог бы заказать твою статую, но если он не желает тратиться, то я с удовольствием преподнесу тебе этот подарок.

– Агрип, я видела статую, заказанную тобой в честь Афродиты.

– Правда, красиво?

– Да, она поражает, но не красотой, а размерами. Чем больше – тем красивее, так?

– Что бы ты понимала? Ее хвалил мой отец, а он признанный знаток скульптуры.

– Еще бы не быть знатоком! По его заказам было налеплено столько девушек с лирами и веслами, копьями и венками, что живые могут ходить по улицам только боком. Все в городе в восторге от статуй, принадлежащих твоему отцу. Ему самому необходимо поставить памятник, как великому меценату зодчих.

– А ты угадала его желание, или кто рассказал?

– Пошли на пир, – проговорил, как бы про себя, Олгасий и поднялся.

На пиру пили за товарищей, выплескивая по обычаю полчашки в чашку друга. Красиво плеснуть вино на пиру считалось большим искусством – и юноши залили скатерть и одежду друг другу.

– За тебя, Олгасий, и за Афродиту!

– Я пью за тех, кого люблю и уважаю!

– За сколотов, за мир без рабства, – сказал Олгасий.

– Твои сколоты – не существуют, да это попросту рабы, презренные скифы, грязные и безграмотные дикари, а за рабов не пьют на пирах. Олгасий, чтобы не быть рабом, нужно родиться свободным, вот как ты, например. Сколоты родились рабами, они даже не скифы, они никто. Их нет!

– Что вы знаете о рабстве? Маменькины сынки, в большинстве вы ленивы и глупы, хоть и богаты. Я, сколот, больше знаю об истории Греции и больше горжусь этими знаниями, чем вы, свободнорожденные эллины. Я не рожден рабом, но мой народ… А с сегодняшнего дня, если вы, конечно, не идиоты, мой народ будет свободен от рабства. Сколоты не вернутся к своей рабской участи, а вы сможете сохранить рабство в Одессос только с помощью персов, для этого вам нужно как следует вылизать их ноги. Персы отберут у вас последний кусок хлеба за свою военную помощь и неизвестно, кто победит на этот раз – мы или персы. Начнись война – и вам несдобровать. Персы победят, или мы – вам все равно не жить на этой земле, и понимаете ли вы меня – неважно, главное, чтобы ваши отцы понимали.

Земля и воздух млели от струившегося жара, полуобнаженные девы и юноши в ритуальных козьих шкурах вокруг бедер собирали урожай винограда. Перезрелые ягоды лопались в руках и сок, стекая по пальцам, попадал на шкуры, разукрашивая их в радужные тона.

Юноши, увиливая от работы, подкрадывались к своим соседкам и давили ягоды на их плечах. Девушки смеялись и визжали, сердились и бросались ягодами в мальчишек.

Все было бы прекрасно, но корзины, переполненные ягодами, никто не уносил под навес. Раньше это делали рабы. Под навесом на широкой каменной площадке двенадцать знатнейших мужей города Одессос, потные и полунагие, топтались, не зная, что им делать. Ритуал требовал, чтобы они, хохоча, давили ногами ягоды, чтобы сок наполнил огромный чан, ну, а в котле, пока, не было ни капли сока.

Архонт вышел из-под навеса в поле, взял корзину, принес ее обратно, высыпал ягоды в чан и пошел за второй. Мужам, хоть и знатным, богатым и уважающим себя, пришлось присоединиться к градоначальнику и, вымучивая из себя улыбку, начать танцевать на ягодах, выдавливая сок.

Вакханки, увитые золотистыми и яркими гроздьями винограда, размахивая посохами и тирсами, кружились вокруг мужей и в экстазе задора подгоняли их выкриками и возгласами:

– Эвое! Эвое! – кричали вакханки и дразнили именитых своими полуобнаженными телами, подмигивали им и щекотали их телеса. Юноши наполняли ароматным соком амфоры.

Когда закончится сбор урожая, эти амфоры, нагретые на солнце, зароют в землю. Обряд погребения бога Диониса на том и закончится. Дионис сошел к людям на землю, чтобы пострадать за них и, растерзанный демонами, он воскрес. Каждый год Вакх умирает, а весной возрождается к жизни.

– Эвое! Эвое! Слава Вакху! – жрицы носились вдоль виноградника, и их смех разносился по всей округе.

– Лоза родит сок! Сок родит вино, а вино – радость! – кричали вакханки.

Олгасий сидел на земле, окруженный ворохами листьев и виноградными гроздьями. Лицо горело от солнца, а пальцы слипались между собой.

– Лови меня! Я вакханка! – И она, пробегая, ущипнула его за щеку. От неожиданности Олгасий вздрогнул, голова еще кружилась после вчерашнего пира, а тут такая жарища, и сегодняшнее веселье совсем одурманило голову. Он задыхался от зноя, от испарений земли, от сладкого запаха раздавленных ягод винограда, который пьянил и без того тяжелую голову.

За кустом изловили вакханку, ее стан извивался, освобождаясь от объятий. Волосы девушки рассыпались по земле, она была прекрасна. Трепет прошел по телу Олгасия: скорее к морю, к прохладной воде – бегом. Дорога к морю уходила от виноградника вниз, резко поворачивала и прямой стрелой врезалась в прибрежный песок.

По дороге шли девушки и пели хвалу Вакху, в прозрачных и разноцветных пеплосах они несли на головах корзины с медовыми лепешками, козьим сыром и прочей едой на виноградник. В дни сбора винограда девушки лучших семейств города считали для себя честью прислуживать всем, кто окроплен соком бога Вакха. Олгасий налетел на девушек, сбил их с ног и сидел на земле, раскрыв рот.

– Чего ты молчишь? Смотри, как смешно открыл рот, словно окунь, которого вытащил рыбак, – сказала девушка своей подружке, и они громко захохотали.

Олгасий, внезапно для себя, подхватил девушку на руки и помчался к морю. Он так несся, будто убегал от погони, девушка прижалась к нему всем телом, и от неожиданности и стремительности произошедшего ее испуг ослепил Олгасия, сделал его глухим и безрассудным. Подбежав к обрыву, Олгасий не смог остановиться и полетел вниз. Они катились, цепляя кусты, расцарапывая спины, и почти одновременно скатились на песок. Девушка неожиданно рассмеялась:

– Похититель! Посмотри на себя, какой ты смешной. Ты порвал на мне одежду – как ты объяснишь это моему отцу? Ты погубил меня! – Говоря так, она смеялась и поправляла одежду нарочно так, чтобы подразнить его, кокетничая и заигрывая всем своим телом. – Отойди за камень – и не смей поворачиваться, пока я тебя не позову.

– Я дам тебе свое покрывало, – виновато и еле слышно проговорил Олгасий.

– Оно пропиталось все соком винограда, покрылось пылью, пока мы, по твоей вине, скатывались по склону к морю. Сполосни его в море, выжми хорошенько и дай хоть немного просохнуть. Я замерзла, не стой как истукан, сейчас же дай мне покрывало. Ты что, ослеп, и не видишь, как я дрожу?

Олгасий зажмурился и, протянув покрывало, отвернулся. Девушка вышла из-за камня – и огромное уходящее солнце, просветив насквозь покрывало, обнажило фигуру девушки.

– Ты и правда, сама Афродита.

– Странный ты: хватаешь, тащишь неизвестно куда, а теперь в любви признаешься. Или я не права? Пойдем же!

Когда миновали последний поворот, увидели Алкея, окруженного толпой юношей и девушек. Лицо его пылало, глаза выражали пьяное сумасбродство и злость. В правой руке Алкей сжимал меч и, размахивая им, что-то кричал. Алкей увидел сестру и Олгасия на дороге.

– Ты?! Мне сказали, что он тебя… Я убью его! Ты вся в крови!

Алкей бросился на Олгасия и атаковал его. Миг – и на дороге лежал бы труп.

– Сколот грязный, насильник, раб! Воли захотели?

Он размахивал мечом и выкрикивал оскорбления, но вдруг упал чуть не заколов себя собственным мечом.

– Успокойся! Я сказал: лежать, бешеный! – голос буквально раздавил Алгасия, – Я все видел. Никакого насилия не было, они просто скатились с обрыва и расцарапали тела в кровь, – это был Аристоник, стоя над Алкеем и не давая тому подняться на ноги, он продолжил, – Ты слышишь, что я говорю? Это была случайность и только! Могу перед твоим отцом поклясться именем Зевса, что они скатились и расцарапались о землю, притом оба. У Олгасия не было злого умысла и хватит твердить, что сколоты – рабы, твое ослиное упрямство до добра не доведет. Хочешь, чтобы в городе резня началась? Так тебя же первого и прирежут. Ты, сопля, потеряешь не только свою глупую жизнь, но могут погибнуть твоя мама и отец, сестра и друзья. Ты услышал меня? Лежать, сказал! Думай, эллин-дурак.

От виноградника, полунагой, обрызганный соком, бежал отец Алкея. Его движения утратили всю величавость, он задыхался от жары, и, обливаясь потом, трясся, медленно приближаясь. Подбежав, он обнял дочь и буквально повис на ней всем своим необъятным телом.

– О, боги! Ты жива и невредима, а мне сказали, что тебя похитили пираты. Слава богам – это неправда… Раскаленный уголь во внутренности лжеца, напугавшего меня до смерти! Дитя мое!

– Отец держись! Я жива и здорова! Не волнуйся.

– Ты вся в ссадинах? Алкей, вы подрались с Олгасием, но отчего?

– Он хотел похитить сестру и…

– Глупости не говори, над тобой будет смеяться весь город. В праздник Вакха всякое может произойти, но, чтобы Олгасий захотел похитить вакханку – бред.

– Я люблю ее и хочу жениться! Давно люблю, клянусь богами.

– Ух ты! – неожиданно громко рассмеялся почтенный отец.

– Уже и любишь?

– Люблю.

– Олгасий, ты мне нравишься, и потому говорю при свидетелях: клянусь именем Зевса, обещаю отдать тебе в жены дочь, если будут выполнены два условия. Первое – если через три года, которые должны пройти у Олгасия в походах и службе, они с дочерью будут еще любить друг друга. Второе – если Олгасий к этому времени будет обладать положением, достойным нашей семьи и станет обеспеченным человеком. Мне не важно, будет ли он легионером, толмачом у архонта, дипломатом или ремесленником – важен только его капитал и положение в обществе. Ремесленники разные бывают, сынок. Хозяин цеха тоже ремесленник, а теперь у тебя, Олгасий, такие же возможности, что и у моего сына. Вы все свидетели клятвы. Ты – то дочка сама любишь хоть его?

– Не знаю, – кокетливо пропела девушка.

– Все, пойдем домой.

***

Одессос жил по своим писанным и неписанным законам, хартия была принята греками и приход христианства в город не принес катастроф. Язычество прекрасно уживалось с христианством, как летний грибной дождь уживается с ярким солнцем. Жрецы и монахи не делили между собой власть над душами людей. Греки клялись Зевсом и Христом, сколоты – Папаем и Христом.

Пушки – вот что нужно было городу, чтоб защитить себя от пиратов всех мастей.

Боги благоприятствовали Олгасию. Много тысяч стадиев отделяли его корабль от берегов Одессос, но люди были живы и здоровы. Корабельные бока, плотно сшитые деревянными гвоздями и дорогими нержавеющими скобами, не пропускали воду. Двести таланов свинца пошло на обшивку корабля, чтобы морской червь не источил и не продырявил днище. Олгасий поднял голову и посмотрел на паруса, хорошо ли они наполнены ветром. Ходко бежит корабль, шипит вода, обтекая крутые бока триеры. Южный ветер дует через все море с берегов Одессос и несет корабль к Геракловым Столбам.