Тайны лабиринтов времени

– Царь, мы ведь торгуем с ними. Берем их монеты, они принимают нашу монету как равнозначную, греки обязались дружить с нами и обучать детей наших, а сами корабли им дали, и армию их на смерть нашу переправили через море – это как?

– Греки малодушны, а у кого сила, с тем им и по пути.

– Царь Египта кланялся тебе, царь, умоляя не разорять его земли.

– Египет слаб, римляне ослабили его настолько, что нам не составило труда привести их в повиновение, да нам и не к чему было это. Персы – вот причина нашего похода, теперь они три раза подумают, прежде чем нас идти воевать, а Египет наглядно показал, что мы могущественны. Вот ведь зверьковый народец, напакостить хотят на всей планете. Ну, ничего, мы руки им отобьем.

За шатром послышался гул – и ноги сами по себе стали ритмично подпрыгивать. На водопой по степи двигалось стадо туров, огромные быки бежали вокруг своих серо-голубых коров. Не дай бог оказаться у них на пути. Люди и туры ладили между собой, все зависело от количества животных и встретивших их всадников. Если воинов было больше, а быков мало, то туры, увидев людей, уступали им дорогу. Медленно и нехотя, наклонив свои огромные головы и наблюдая за людьми, гиганты расступались. Быки готовы в любой момент втоптать людей в землю, что бы им это ни стоило, но, уважая силу, отступают. Но когда туры чувствуют свое превосходство, их ярость страшна и стремительно смертельна. Они выставляют рога – и с утробным ревом, дразня и зля сами себя, хлеща своим хвостом по своим же ребрам, кидаются на людей, – и мощи, равной силе этого разъяренного стада, уже не сыскать. Стадо прошло – можно и беседу продолжить. Хотя шатер находился в самом центре города, но грохот бегущего стада туров заглушал любой голос, и требовалось кричать, при этом все тело тряслось. Вибрация земли переходила на тело и сказывалась на речи. В шатер зашел сармат:

– Царь, тебе зеркало принесли.

Я никогда не видел такого огромного зеркала. Скифы пользовались маленькими зеркальцами, хранившимися в специальных чехлах на поясе, рядом с полотенцами из скальпов врагов. То, что Олгасий увидел, потрясало воображение, в зеркале отражался весь шатер.

Скифы не берут с собой в дорогу ничего лишнего, только необходимое: колчан, стрелы и, может быть, то, что невозможно добыть в самой степи и Олгасий взял ножи, зеркальце и полотенце. Ехать нужно тайно и поэтому тихо, не вступая в стычки с врагами, однако скальпы пригодятся, чтобы менять свою внешность. Скифские воины – посыльные царя, должны превратиться в тени и проскакать через всю степь, переправиться через море и не быть никем замеченными. Следов после себя оставлять нельзя, и даже памяти о всадниках-скифах, у случайно встреченных ими по дороге, не должно остаться.

– Дары брать с собой? – спросил я у царя.

– Никаких даров: не на праздник зовем, вести хуже некуда. Поскачешь быстрее ветра, персы уже на нашем берегу, и собрались затоптать нашу землю. Мне нужна любая помощь, ойранцы, мне нужны ойранцы .

В дороге нужно есть, и скифы разжигают костры днем, делая их бездымными, тогда тонкое марево над огнем сливается с жарким воздухом и становится незаметным для постороннего глаза. Врагов может привлечь разве что запах жареного мяса, но для этого нужно оказаться почти рядом с костром, а степь хорошо просматривается дозорными во всех направлениях. Высокая трава степи надежно скроет неподвижного воина. Двигаться в траве – это особый навык, ветер колышет ковыль – и так же должен двигаться воин, если хочет остаться незамеченным. Скиф всегда знает, был ли кто на этом месте раньше него. Там, где стоял человек или конь, вырастает сорная трава, редкая и противная на вкус, а не густая и сладкая. По следам сорной травы скифы находят врагов и зверей. Скифы учатся быть незаметными для других всю свою жизнь, и как находить и видеть врага, когда глазу не за что зацепиться, все это впитывается с молоком матери. Жизнь зависит от того, сможет ли скиф убить врага до того, как тот натянет тетиву лука. Выбор невелик: смерть, рабство или жизнь. С раннего детства скифы учатся все примечать; не оставлять следов, добывая пищу; устраивать теплый ночлег в снегу и уютный в земле – это умеет каждый скиф.

Степь полна дичи, леса – зверья, море – рыбы, с голода может помереть – разве что полный калека, дурень или не скиф. Даже лентяй, если его прижмет, что-нибудь да раздобудет. Скифы не запасаются впрок мясом, а только тем, что смогут съесть сейчас. У скифа есть не писанные законы, которые соблюдает всякий скиф: нельзя убивать самок с детенышами, нельзя забирать себе старых или больных с виду животных – они предназначены судьбой шакалам и волкам. Охотиться можно только на сильных и здоровых животных, которые могут убежать от лошади, увильнуть от неточно выпущенной стрелы или дать отпор группе охотников, как туры. Если скиф будет юлить и искать легкой охоты, то боги не простят и накажут за это.

Олгасий не стал останавливаться даже на берегу реки Герр, она широка, но бурная весенняя вода уже спала, и течение теперь спокойное. Впереди Фракия. Переплыв Герр и спрятав лошадей в плавнях, Олгасий решил провести разведку. Там, где Герр впадала в Румское море, творилось невообразимое. Тысячи людей, словно муравьи, сновали от кораблей к берегу, неся на себе огромные бревна.

Мост будут строить, подумал Олгасий, наверняка Фракию уже заполонили персидские воины. Решили весь мир завоевать. Персы уже повелевают Азией и Грецией, теперь им понадобилась еще и Скифия.

Царь царей сидел на золоченом походном троне в дорогом облачении, поддержание такого блеска требует богатства, а оно у Дария было, требует неимоверных усилий, так не его же – царя царей.

Скифы говорили, что боги даровали им плуг, ярмо, топор и рог. Манила эта земля персов черноземом, богатыми стадами, огромными территориями, золотом и рабами. Никто из персов или их прислужников греков не сомневался, что множество рабов и скифское золото достанется каждому, кто примкнул к армии персов. Поход виделся маршевым прохождением воинов сквозь степь, скифы должны побежать от такой огромной армии.

Дарий знает, что внушает всем богоподобность, и греки не смели поднять своих глаз, проходя мимо персидского царя.

Греки хотели пережить войну. не воюя, остаться в живых во что бы то ни стало, заполучить скифское золото с помощью персов, помогая им, но не участвуя в сражениях; обосноваться в прибрежных городах, как хозяева, и основать новую страну эллинов. Со скифами они тоже не хотели ссориться, если тем удастся каким-то чудом выжить, пусть думают, что их победа целиком и полностью – заслуга греков.

Дарий не сомневался, что греки успели сообщить своим землякам, живущим в городах скифов, что персы высадились на берегу Румского моря. Пусть страх бежит впереди моего войска – это полезно, думал царь царей. Города я сожгу… нет, не сожгу; греки пусть в них живут, и дань мне платят. Греки будут по гроб жизни мне благодарны за этот подарок, потом они станут рабами персов, как когда-то евреи для египтян. Царь остался доволен своими радужными мечтами.

Олгасий переплыл реку и подобрался к костру, вокруг которого сидели ойранцы, незаметно не подойти к костру – и Олгасий решился идти открыто. Опасаться необходимо, но сейчас случай давал возможность узнать все, ради чего проделан этот тяжелый и опасный путь.

– Добрый вечер.

Ойранцы затихли и рассматривали князя. Олгасий не торопился, суета ни к чему хорошему не приводит.

– Дальше не ходи. Ты же скиф? Скифам даже в Истрии опасно. Персы пошли войной на вас. У царя персов огромное войско и наемников тьма. Греки строят его армии мост, перед персами нет скифского войска на территории в два дня пути, и они решили, что война уже выиграна. Персы снисходительно относятся к нам, а вот греки…  Персы перебили всех гетов, которые посмели сопротивляться.

– Зачем персам скифы, они же никогда не будут рабами?

– Это ты у перса спроси, – сказал гет.

– Мне нужен царь ойранцев, наш царь желает задать ему вопрос.

– Можешь задать его мне, скиф.

– Мне нужен царь, где я могу его найти?

– Он с богами беседует, а ойранцы вас не поддержат, не смогут.

Олгасий решил, что самое лучшее, что сможет сделать – это пойти на рынок и попытаться разговорить перса или ойранца, грека или еврея. Они многое знают, а в корчмах, когда от вина развязывается язык, можно узнать не только численность и настроение войска, но и его возможности. Олгасий выяснил, что большая часть войска только подходит. Сколько же Дарий привел воинов, думал Олгасий. Греки любят вино разбавлять, а персы не опускаются до такой слюнявости – и Олгасию это очень пригодилось. Он, переодевшись ойранцем, одев один из скальпов вошел в таверну и стал угощать вином воинов, подзадоривая персов:

– Ну, пить, так пить! – выкрикмвал князь и щедро угощал персов.

– Персия будет править миром, – кричали солдаты Дария, – и египтяне нам помогут, они не забыли, как эти грязные скифы разоряли их земли.

– Сам царь Египта выехал их встречать. В Палестине Египетский царь преподнес подарки этим скифам, богатую дань отдал, хочу тебе сказать, – блеял пьяный солдат перс. – Египтяне не решились отплатить за свое поражение и напасть на Скифию, а мы ее сейчас сотрем ее в пыль.

– Неужели воины не боятся скифов? О них ходят легенды.

– Боимся, еще как боимся, но нас много. Вся Азия поднялась против скифов, все греки, между прочим, с нами.

– Так им и надо, – подхватывали пьяные голоса, – мы затопчем могилы их предков! Мы сотрем сам народ и историю его.

– Э, да ты не простой воин… – А ты кто?

– Смиренный раб твой, воин.

* * *

Царь царей сидел на троне, а перед ним красовался мост, построенный греками. Мост был крепкий и огромный. Фракийские граждане и греки, допущенные под взгляд Дария, с опаской смотрели на него.

– Первыми по мосту … , – сказал царь, указывая пальцем на ионийцев, ойранцев и гетов, погоните их перед моим войском. Греки пусть остаются на том берегу наблюдателями, пока не переправятся мои непобедимые. – Царь царей наблюдал переправу, а противоположный берег был у него, как на ладони.

– Где же скифы? Едва увидели моих воинов и тут же удрали, трусы. Скифия – это двери, ведущие к царствованию на всей земле, с такой армией никто не сможет меня победить. Такой армии нет ни у кого. Персия века будет восхвалять мое имя, и править миром. Я хочу разорить и поработить Скифию, они не имеют право пользоваться такой огромной территорией, она уже моя с сегодняшнего дня. Мои сундуки пополнятся скифским золотом, и я стану самым богатым человеком на земле. Мое имя уже внушает страх и уважение, а через века обо мне сложат легенды. Пусть все видят и знают, какая у меня армия.

Все, окружающие царя царей, молча кивали, а перед его взором стояли сундуки с золотом, амфоры, изделия из кости и табуны скифских скакунов. Некоторым скифским украшениям он изумлялся сам, хотя, чего только не видел в своей жизни, но такой тонкой и ажурной резьбы – никогда. Дарий рассматривал костяной гребень для волос. Ну, надо же! – думал царь.

Такое впечатление, что спицами вязали, а не по кости резали. Какие доспехи у этих скифов! А оружие – чудо, просто чудо!

Народ талантливый, и он будет служить всей Персии, иначе я их уничтожу, и ни один царь, какой бы он могущественный ни был, меня не сможет остановить в стремлении к власти. Я открою двери истории перед собой, даже если эти двери будут завалены трупами моего народа и народов всего мира. Так это же мой народ, вот я что хочу, то с ним и делаю – эта мысль развеселила Дария. Мои воины думают, что будут обладать женщинами, золотом, землей и рабами. Это они так думают и мечтают, что война избавит их от нужды, дураки. Я буду владеть, а они, как и суждено народу – служить мне. Надо же быть такими тупыми, чтобы бросить свои семьи, мастерские, уйти из своих городов, чтобы погибнуть в безводной степи для меня одного; ради моего могущества убивать, жечь и разорять. Я всемогущ, если мой народ так слепо идет от сытой и мирной жизни на лишения, голод и убийства ради меня.

***

Олгасий стоял перед своим царем.

– Персы переправились на наш берег, они хотят наказать скифов за их владычество над Ассирией и войну с мидянами.

– Уже в живых нет никого из тех, кто ходил в Египет.

– Это все, мой царь.

– Возьми воинов – и разведай обстановку, в бой не вступай и узнай, далеко ли персы продвинулись.

– Сделаю. Греки – хорошие строители. Они построили мосты через Истру и Герр – и все для того, чтобы по ним переправилось войско персов и уничтожило нас.

– Гонцы отправились в разные стороны. Я хочу собрать всех вождей соседних племен. Скажи, чтобы отправляли женщин и детей в леса, к сарматам, и подальше от городов. На север, туда персам никогда не дойти живыми.

Для жертвоприношений у скифов есть специальные места, где складывают огромные вязанки хвороста из года в год, и гора из сухого дерева растет. Порой вершина такой горы становилась настолько высока, что приходилось подниматься по пологому склону медленно и долго, такое восхождение требовало времени, сноровки и силы. Вся гора из сухого хвороста пропитана кровью жертвенных животных и рабов-пленников, поэтому ноги скользят, не находя опоры, а сухие ветки деревьев проламываются под тяжестью человека.

Вожди и свободные скифы собрались в поле перед жертвенным холмом, на нем была сложена огромная гора хвороста. Воины стояли, опершись на свои мечи, все лица – суровые и напряженные. Из шатра вышел царь, он медленно взошел на холм и водрузил на самую вершину хвороста свой меч. Скифы вскинули вверх свои акинаки, приветствуя царя.

– Сегодня принесли в жертву самое дорогое и ценное для скифского воина – молодого скакуна, для этого мы выбрали самого выносливого и красивого коня из табуна. Папай должен принять эту жертву. Мелкие набеги разбойников, а не воинов бывали всегда и желающих поживиться за чужой счет немало среди наших соседей, да и среди самих скифов хватает неполноценных и ленивых, живущих грабежами и воровством, но это так, стычки и драки. – Царь обдумывал каждое слово, – война может уничтожить всех мужчин, и все уже знают об этом, но нельзя допустить гибели женщин и детей. Огромное войско персов способно в течение одного боя уничтожить всю армию скифов. Страна превратится в руины, мужчины погибнут, а женщины и дети, даже если выживут, то станут рабами – вот тогда сама память о Скифии исчезнет. – Царь поднял голову. – Биться до полного истребления нельзя. Кто даст новое семя женщинам?

Скифы молчали.

– Кто защитит детей? Нельзя победить врага, оставив на поле боя всех мужчин. Нам нужна победа малой кровью!

Долго поливали меч вождя жертвенной кровью молодого скакуна, обещая полить его кровью врагов. Сердца скифов, сарматов, Будинов и Гелонов бились в унисон.

– Не допустим врага к большому, священному мечу у Каменных могил и к курганам предков! Не подпустим персов! – прорычали скифы, подняв свои акинаки.

– Царь должен думать о самом худшем, а сделать должен так, чтобы не погиб народ и Скифия выжила, а армия скифов одержала победу. Смысл победы в том, чтобы сохранить народ, дать ему будущее и выгнать захватчиков с собственной земли. Согласны ли со мной воины?!

Царь достал связку гадальных прутьев, эти веточки не раз подсказывали ему, как поступить, вот и сейчас он сосредоточился, мысленно посоветовался с богом Папаем и принялся раскладывать прутики. Никому из непосвященных скифов не известно, что означала та или иная ветка, только своему сыну и наследнику по трону старый царь передал гадальные знания.

В Скифии знания хранили и приумножали волхвы, они записывали и зарисовывали законы природы и человеческого бытия. Скиф-воин должен был расти не только воином, но и художником своей жизни. Школы волхвов были открыты для всех малышей, рожденных скифами.

– Царь должен придумать, как не погубить народ, я твердо решил вымотать персов до предела, до ужаса, довести их до сумасбродства, чтобы стали убивать друг друга ради куска хлеба, чтобы съели всех купленных коней у предателей, которые клялись своими богами в вечной дружбе Скифии, чтобы персы подыхали в выжженной степи от жажды и злобы друг к другу, а там можно и сражение дать. Города разрушим, поля сожжем. Все, что не сможем взять с собой – уничтожить! – Царь проговорил эту фразу сквозь зубы и, как ему показалось, очень тихо, но волхвы и воины услышали его. Они были в ужасе: все, чем гордились архитекторы и граверы, инженеры и художники, философы и жрецы, резчики по кости и кузнецы – все нужно уничтожить, превратить в прах.

– Затем, когда мы увидим, что противник ослабел и потерял боевой дух, мы дадим бой! Эзоп восхищается ученостью скифских жрецов и философией воинов, мастерством ремесленников и изяществом наших художников. Он говорит, что воины мудры и романтичны. Ему простительно восхищаться и предаваться восторженным мыслям, а мне нельзя! Дорого придётся скифам заплатить за мою восторженность. Приказываю воинам сберечь народ, а значит, не оставлять врагу ничего. После войны должна остаться не только память о нас, мы не имеем права погибнуть и должны выжить, дать новую жизнь. Мы еще построим и создадим, напишем и расскажем, но для этого мы должны выжить и победить!

Царь велел собраться всем вождям за городом, а воинам подготовиться к боевому походу. Сформировать обоз и уезжать на север в леса – и немедленно. На повозки посадить женщин и детей, погрузить продовольствие и шкуры, взять все, чем можно питаться в дороге. Мужчины, независимо от специальности и призвания, должны взять оружие и сражаться. Город разрушить, склады сжечь, не жалеть ничего, пристань и корабли сжечь. Мы не можем спастись морем, персы легко потопят наши корабли.

Так очередной раз был разрушен город у Черного моря, жители покинули места обетованные, чтобы победить и выжить.

Все указания царя были выполнены, но мальчишки показали жрецам дыры в земле, детям строго-настрого запрещалось лазить под землю под страхом смерти. Надо сказать, что не все мальчишки рисковали посетить преисподнюю под землей. Волхвы, зная, что персы боятся, как и скифы, подземных богов и ни за что не полезут в черную мертвую бездну. Даже испросив разрешения своего бога, перешагнуть через страх духа и плоти своей – не каждому под силу. Мальчишки с открытыми глазами и при свете факелов прятали свитки, золотые изделия и резьбу по кости в катакомбах у Румского моря. Священные письмена вкладывали в сосуды и заливали смолой, гребни из белой кости, кулоны и кольца, обработанные самоцветные камни и резные шкатулки из камня и рога тура опускали под землю, а мальчишки утягивали скифские сокровища по подземным лабиринтам вглубь земли. Все, что могли спрятать и тем самым сохранить для потомков, пряталось под землей. Скифы верили, что персы не переживут эту войну, но и не были уверены в собственном будущем. Скифы готовились победить.

Геродот сравнивал скифского бога Папая с Зевсом, он писал, что скифы очень умны; они переродились, поменяв имя, остались жить на своей земле, а персы ушли с Румского моря, не солоно хлебавши.

Дарий не чувствовал торжества победы после разгрома армий скифского царя. Города скифов были сожжены, сарматы ушли в леса, а скифское золото – сундуки несметных скифских сокровищь, о которых ходили слухи, но, которыми царь так и не смог овладеть. Дарию, потерявшему в этой войне огромное войско, растратившему понапрасну большую часть казны, нужно золото победителя.

– Что проку в этих покоренных скифах, если их даже продавать не выгодно! Калеки, старики и дети, попавшие в наши руки, не окупят перевозки через море на рынки рабов, а голая степь, выжженная скифами во время войны, никому не нужна. Слава и почет победителя – это просто дым, если нет золота, но недаром меня зовут мудрым.

Дарий основал колонии греков на побережье Румского моря, с которым граничит эта мертвая степь; не затратив ни одного золотого на строительство городов, пристаней и поселков, он уже владел большими городами, греки сами должны были отстроить сожженные войной города. В греческих колониях царь царей собирался продавать знаменитых скифских скакунов за золото. Вот где пригодились калеки и дети скифов, взятые в плен. Эти рабы будут следить, и ухаживать за табунами, улучшать породу скакунов, а греки вести торг с заморскими купцами и платить персам огромную дань с продаж за разрешение жить на бывшей скифской земле господами скифов и рабами персов.

Прошли годы, и персы не заметили, что степь дала жизнь новому народу, ходящему по старым скифским кочевым путям. Греки и новоиспеченные племенные вожди бывших скифов не видели, что дети, выжившие в войне, выросли и, став воинами, мечтают избавиться от греков и персов, и, сбросив их в море, обрести свободу.

Лето подходило к концу, и табуны спешно вели из степи к морю; недалеко от Ольвии, самого крупного на Северном побережье города, раз в год персы устраивали огромную ярмарку скифских скакунов. Табунщики спешили, их беспокоило, что они не вовремя пригонят на ярмарку свой драгоценный товар – трехлетних жеребцов. Такие скакуны шли на вес золота, и персы ожидали больших барышей от продаж. Кобылиц не продавали вовсе, дабы иноземцы не попытались самостоятельно начать разводить степных скакунов. Однако кони, которым отпущено жить до двадцати лет, а служить и того меньше, всего три года, если до этого времени скакуна не убьют или не покалечат – такой товар становился скоропортящимся. Не пригони вовремя табун и не продай коня, которому три года на ярмарке – и цена на следующий год падает вдвое, а коня пяти лет от роду уже никто не покупал.

Табуны двигались медленно, охрана, состоящая в основном из наемников-греков, выбивалась из сил, полчища волков сопровождали табуны. Звери не давали ни минуты покоя охране, отвлекся охранник – и стая тут же устраивала быструю и кровавую расправу над табуном. Охранники часто менялись, ведь без отдыха и глаза не видят, одна надежда у греков – на огромных волкодавов. Греки не ориентировались в степи, и с сочных степных пастбищ к морю табун вели скифы-рабы.

Однажды, проснувшись поутру, греки увидели, что табуна нет, а отряд охранников, стоящих ночью в карауле, перерезан людьми, но не волками. Скифы табун угнали.

По древнему закону степь принадлежала всем, кто живет и кормится на ее просторах, ибо люди, прирученные животные и дикие звери относятся к одному виду земных тварей. У скифов волк был почитаемым и уважаемым существом, так как считалось, что не всякий волк есть зверь. Волк мог быть и человеком, воином-скифом, который предпочел вести жизнь в облике свободного зверя, а не человека-раба. Вечные путники и скитальцы живут в волчьей шкуре, они – служители бога Папая, которых он посылает в наказание персам и грекам. Волхвы знали: если волк вдруг остановился, закрутился на месте и лег – это верный знак, значит, не зверь это, а воин – оборотень.

Дорийцы, так греки стали называть скифов, выбрав волка, а не оборотня, приносили его в жертву празднику зимнего солнцестояния. Серых бичевали, прежде чем выпустить в степь. Всадник настигал волка и должен был перед его носом щелкнуть бичом; если после третьего щелчка зверь продолжал бежать, значит не оборотень, можно располосовать его шкуру вдоль позвоночника, содрать ее, пока кровоточит тело. Из меха шили шапки, плащи, а из нежной подбрюшной части волчиц шились женские подперси, поддерживающие грудь кормящих матерей и дев, коим до замужества разрешалось ездить верхом. Тело волка сжигали на священном костре.

Охранники не осмелились пойти по следам угнанного табуна – кому охота стать жертвой оборотня-скифа? Но и вернуться на побережье без табуна – значит, совершить самоубийство. Греки растерялись и проклинали строптивых скифов, этих грязных рабов, объявивших новую войну грекам и персам.

Греки называли плененных скифов дорийцами, рабами царя Дария. Волхвы дорийцев уходили в пещеры, прятались в катакомбах, забирались подальше от греческих поселений и городов, но в скалах на побережье или в степи не выжить без охоты, а у волхва нет ножа или копья, у него другое оружие. С волком, вором или воином не повоюешь заклинанием и заговором, а ватаги дорийских юношей, убегающих в степь от рабства, стремились отыскать такого волхва и стать под его начало. Юноши и девушки, сбежавшие от рабства, были неробкого десятка и прекрасно управлялись с ножом и акинаком. Волхвы – эти кочевые дорийские колдуны – бродили по степи, собирая разрозненные группы беглецов, и предрекали новую войну.

– В жаркой пустыне готовится к походу царь оскорбленных персов, – говорили они. – Не простит царь угнанных табунов, потерянного золота своего. Персы считают степь мертвой, а греков – слишком разжиревшими на их золоте. Не прощайте и вы своего рабства и погибели великой Скифии.

В древние вольные времена степь оживала во время кочевья, которое начиналось от Хвалынского и Румского морей и, словно огромный веер, расходилось в разные стороны полутора десятком кочевых путей, достигающих дремучих лесов за Обавой рекой и за рекой Окой. Кочевые пути подходили к Рапейским горам в полунощи; доходили до Одера на западе и реки Танаис; подходили к реке Герр, втекающей в дремучий лес. В прежние времена эти пути, будто кровоток в теле, оживляли и делали чувствительным все пространство скифских земель. Теперь по этим дорогам бродил и пытался кочевать другой народ: он рожден у моря и в рабстве, а к степи не приучен. Юноши умеют ловить рыбу, строить дома, знают кузнечное дело, умеют столярить и научились у греков философствовать – дорийцы, одним словом. Городские, а значит, изнеженные юноши и девушки и кибитки в степи, война или охота – не для них. Но скифы еще не погибли и не отказались от борьбы.