Тайны лабиринтов времени

– О чем ты?

– Дарий задумал мост строить, все об этом говорят, а строить будет грек.

– На земле много греков – и все разные.

– А запомнят только то, что мост строил для персов грек, просто грек.

– Скифы имеют право нас обвинить в предательстве.

– Это произойдет, если они выживут после этой войны.

– Пускай перебьют друг друга, а мы станем хозяевами этого побережья.

– Скифы у нас еще будут рабами.

Греки разговаривали и не замечали горбуна – нищего и грязного, притаившегося недалеко от харчевни под навесом лавки портного. Горбун поднялся и пошел по базару, направляясь к харчевне и прося по дороге милостыню. Проходя мимо, горбун прислушался. Вся одежда его истлела, но башмаки с загнутыми вверх носками были новенькие. Бродяга сел на землю и закрыл глаза. На лице оборванца темнели пятна крупных оспин, казалось, что он уснул. Однако его ухо, обращенное к харчевне, вздрагивало.

– Персы уйдут из Скифии, поджав хвост.

– При этом заберут наших девушек в свои гаремы, а нас в рабство продадут.

– Нужно что-то делать, нельзя же так…

– Тихо! Что вы раскричались? По базару ходят предатели, донесут – нам будет так же плохо, как тем беднягам волхвам.

– Да сожрет их посевы саранча! – сказал землепашец.

– Да будут они воздух пить из гниющих ям, и есть трупы своих воинов, – сказал гончар.

– Да обратится их золото в прах, – добавил торговец.

– Пусть сгорят они в пламени кузни, – пожелал кузнец.

– Четыре года назад престолом Персии овладел Дарий – и долину Мургаба озарили костры великого восстания. Он затопил эти костры кровью. Но сколько воинов потерял Дарий…

– Сюда, в Скифию, Дарий привел миллион воинов, и это восстание не повлияло на могущество его армии.

– Я не об этом, торговец. После себя персы оставили разрушенные плотины и города, мертвые жилища. Пустыня после их ухода сожрала поля и дороги, изгнав рисунок жизни с тех земель. По миру словно прошлась чума.

– И эта чума – персы!

– О, небо! – повысив голос, проговорил хозяин харчевни.

– Причем здесь небо? Персы побеждают числом, а не умом. Тактикой боя владеют скифы.

– Дарий не так глуп.

– Что ты имеешь ввиду?

– Слышали, что выкрикивали глашатаи? На базаре только про это и говорят. Дарий желает купить коней для своей армии, и не каких-нибудь, а боевых, лучше – скифских скакунов. А кто, по-твоему, сможет ему продать боевых коней? То-то. Только вожди племен, что кочуют по соседству со Скифией.

– Думаешь, вожди племен предадут скифов?

– Все может быть, им то какое дело, что станет со скифами.

– Я даже больше скажу… Например, сарматам даже выгодно, чтобы Скифии не стало – у них тогда территория для кочевья увеличится.

– Тогда конец скифам.

– Я не согласен с вами. Персы в степи должны что-то есть и пить, так? Кони – тоже твари прожорливые, не накорми коня – и он умрет.

– Скифы всю жизнь так живут, шастая по степи.

– Именно, что скифы, а не персы. Они родились и выросли в степи.

Рынок шумел и галдел разными голосами, персы отбирали товар, но только тогда, когда продавец завышал цену. Персы обступали товар со всех сторон, отпихивали продавца и уходили, прихватив с собой и товар, а иной раз и сам прилавок, при этом хохоча и насмехаясь над плачущим торговцем. Волхвы сидели на солнцепеке, их никто не охранял, а конвойные решили пройтись по базару. Горбун поднялся, подошел к конвойным, но воин оттолкнул горбуна, поддал ногой и выкрикнул какое-то ругательство. Горбун, лежа в пыли, вытащил руку из-под халата и что-то показал солдату. Перс наклонился и, поставив на ноги горбуна, подтолкнул его вперед. Персы увели бродягу, оставив на площади волхвов одних. Старцы недоуменно смотрели, как персы уходили прочь, а от харчевни к старцам бежал человек.

– Прошу к нам, уважаемые. Я принес мяса, лепешек, овощей и вина – прошу сюда, в тень.

– Я просил богов удачи для всех людей, которые живут на берегу нашего моря; для всех, кто живет в степи и за ней, в лесах и на реке, а меня избили, я думал, что убьют.

– Вы бродячие волхвы? Я слышал о вас, но ведь у скифов один бог Папай, или я ошибаюсь? Просто ты сказал, что молился богам.

– Мы ходим по степи, чтобы усмирить между собой богов всех племен, проживающих в степи и в лесах, объединить их для войны против персов.

– А ты еще удивляешься, что тебя избили персы.

– Я не удивляюсь, что избили. Я уже попрощался с жизнью и вдруг – чудо, но они нас оставили…

– Война имеет свои законы, а вы, скифы, даже не знаете, что у вас под носом творится. Дальше степи носа не кажете, вот и сейчас царь скифский ничего не знает.

– Я, например, не скиф, а грек, жрец огня, – сказал один из старцев и добавил, – я просил удачи для всех греков, как он – за всех, кто кочует.

– Пока ты ходил по степи и бормотал свои молитвы, персы резали глотки грекам! Вы хоть о пиратах слышали?

– Прекрати, – сказал кузнец, – если бы волхвы могли защитить людей от пиратов, то на земле наступил бы золотой век. Ты просто срываешь свое зло на этих старцах. Вот уж кто действительно виноват, так это купцы.

– Ха! Нет, вы слышали? Купцы, оказывается, еще и виновны, что люди воюют между собой, убивают друг дружку. Видите ли, мы не защитили людей! Купцы – не воины, как и жрецы, мы не машем мечом на поле битвы.

– Во-первых, купчишки не машут мечами только тогда, когда им это не выгодно. Посмотри, как довольны торговцы, что персы покупают товар, и торговцев на базаре с течением времени не уменьшается. Какой хороший сегодня был базар, – скажут они, придя домой.

– И что?

– А то, что это враги, ты сам на их голову проклятия призывал.

– Вот, что я вам скажу, мои братья. Персы хотят земли скифов, коней скифов и рабов скифов. А больше всего Дарий хочет заполучить золото скифов. Персы пришли завоевать Скифию, а не Грецию. Всем, кто живет на побережье, выгодно, чтобы скифы исчезли, а часть просто стала рабами, ведь нужны и нам рабы. Мы еще персам благодарны будем за эту войну. Попомните мое слово, персы после этой тяжелой войны рады будут унести ноги отсюда, а скифов уже не будет. Мы останемся хозяевами побережья.

Горбун вышел из-за стены дома, за ним шли воины.

– Смотрите – горбун. Нам конец.

***

Дарий поднял в поход не только самих персов, но и все подвластные ему народы, сатрапы подчиненных земель выставили сотни и тысячи воинов. У персидского царя хорошие и решительные советники, сомневающегося Артабана он оставил в Сузах, дожидаться победного возвращения Дараявауша, которого после похода назовут даже не Великим, а Величайшим! Даже Гобрий признавал, что против такого войска устоять будет трудно любому врагу, а Гобрий славился своей осторожностью.

– Зачем тебе нужен был весь этот спектакль?

– Я слушал.

– Для этого у тебя есть люди, не обязательно самому ходить в лохмотьях.

– Скифы задумали заманить твое войско глубоко в степи и уморить голодом и жаждой.

– Скифский царь еще не знает, что мы пришли уничтожить Скифию, а ты мне рассказываешь, как он задумал меня победить. Скажи мне лучше, продают нам коней вожди племен?

– Да, мой повелитель.

– Вот видишь! Продают, хотя знают, зачем они мне нужны. Им безразлична судьба скифов, а может, они и рады будут избавиться от таких воинственных соседей.

– Мой царь, одна пыль от сапог твоей армии приведет в ужас эти дикие племена.

– Мне нужно их золото и города, их скакуны, их земли, а особенно побережье и порты. Мы будем ими пользоваться, а греки, мы их не станем убивать, будут платить нам дань. Но для того, чтобы они боялись меня, сожги несколько рыбачьих поселков – вместе с жителями, разумеется. Я хочу встретиться с вождями племен, продавших мне скакунов и, прежде всего, с сарматами. Приведи ко мне их вождя.

Ночью персидский стан взбудоражил вой. Это был даже не вой, а детский пронзительный хохот и плач одновременно, переходящий в жуткое завывание. Лошади забеспокоились, стража вскочила со своих мест, и воины принялись вглядываться в ночную тьму, а за пределами световых пятен от ночных костров раздавались голоса из ада.

Рыбачий поселок – это несколько домов, пристань и сарай, где разделывают рыбу в плохую погоду. Рыбаки, услышав вой, долго не могли понять, откуда он доносится. Неужели из соседней деревни? Как такое может быть? Шакалы у моря – это немыслимо. Этих тварей здесь отродясь не было. Рыбаки схватили ножи и побежали на крики шакалов. Добежав до домов, они стали открывать двери в каждый дом, бегая от дома к дому, но шакалов нигде не было, однако дома были пусты, персы разграбили поселок, многих жителей убили, а выживших увели в рабство. Рыбаки побегали и, никого не найдя, собрались на берегу у самой воды.

– Персов не боитесь? Вдруг вернутся? – спросил Олгасий громко, выходя из своего укрытия. Олгасий говорил на греческом языке, но диалект выдавал в нем скифа, князь купил коней на базаре и собирался в путь. Своим воем Олгасий выманил рыбаков и всполошил персов.

– Греки оказывают помощь персам, но посмотрите, что они сделали с жителями этого поселка.

– Скиф, ты, вероятно, еще не знаешь, что ваши друзья сарматы готовы персам продать лучших своих скакунов? А как думаешь, для чего Дарию лошади?

Неужели сарматы продают коней Дарию, думал Олгасий. Не могут же они не понимать, что персы хотят уничтожить Скифию. За рекой Танаис заканчивается Скифия, но мы всегда считали сарматов братьями. Но хватит думать, пора в путь!

Временный стан аорсов, расположенный на берегу великой реки, затих, даже лохматые сарматские псы перестали лаять. Аорсам предстояло решить – сражаться ли со скифами в войне против персов или нет. Захватив Скифию, персы направятся к реке Герр и выйдут к Гирканскому морю, а там может погибнуть и весь народ. Липоксай, старший сын и родоначальник рода великих и славных ахватов объединял кровью аорсов и скифов. Народ не может, да и не хочет противиться зову крови, правда, царь скифов еще не звал на совет, но обязательно позовет.

– От меня не зависит способ ведения войны, – говорил вождь аорсов, – но погибнуть своему народу я не дам.

– Отец, а если мы не поддержим скифов?

– Тогда нам смерть от персов, они придут сюда.

– Ты уверен?

– Нет, но очень возможно.

– Принять дары от персов, продать им коней и уйти в Армению, а, отец?

– В Армению? Можно, но там тоже придется воевать. Куда ни кинь – везде нужно убивать, чтобы выжить. Мы со скифами один народ, и эти степи – наши. Сколько лет мы живем здесь, и как счастливы тут? Ты подумал, что с нами станет, если отдадим эти земли? Где же будет наша земля?

– Армения…

– Это чужая земля, сын. Там тоже идет борьба племен за власть и землю. Тут нам не нужно воевать за власть над землей, она у нас уже есть. Пойми, Армения – не наш край, и мы вынуждены будем вечно воевать с местными племенами за право на жизнь, а скифы – наши братья, и я считаю, что не имеем мы право предавать своих братьев! Я жду решения совета.

– Совет предлагает поддержать скифов.

– Отправляйте гонца к сиракам и начинайте готовиться к походу.

В последнее время отношения между сираками и аорсами не ладились. Сиракам не нравилось, что аорсы оттеснили их от побережья Гирканского моря и взяли под свой контроль караванные пути с юга на север и с запада на восток. Сираки вели полукочевой образ жизни, хотя у них были свои деревни, в которых стояли каменные дома. Большая часть сираков занималась земледелием. А какой воин будет заниматься ковырянием в земле, к тому же еще и гордиться этим грязным делом?

– Вождь, вернулись гонцы от сираков.

– Говорите.

– Мы вместе били римлян, теперь побьем и персов.

– Что слышно об аланах? Гонцы вернулись?

– Они кочуют у Оксианского озера.

– Что войско?

– Готово, вождь.

– Выступаем на заре. Коней накормить на три дня вперед. Этот меч я принял из рук моего отца, прими теперь и ты его. Им отец учил меня сражаться с врагами племени, я учил тебя. Сарматы – великий народ, и этот меч в моих руках был залогом удачи и процветания нашего народа. Пришел твой черед, сын.

– Отец, ты разве не пойдешь в поход?

– Почему ж, пойду, но я стар, а ты молод; я мудр, а ты горяч и вынослив. Я поведу тебя, а ты поведешь войско.

Умабий утром оделся в лучший наряд, на нем была темно-коричневая куртка, красные сапоги из мягкой кожи, кожаный пояс с золотыми застежками, изображающими драку львов. В дорогих ножнах – короткий меч-акинак, подарок аланского вождя. Такие же мечи носят и скифы, и сираки, и аорсы.

Жрица племени держала бронзовую чашу с горящими углями – детьми священного очищающего огня. Подняв голову к восходящему солнцу, она заговорила, но никто не мог понять, о чем говорит жрица. Это был язык их далеких предков, давно всеми забытый и теперь доступный только жрецам племени. Жрица закончила говорить и упала на колени перед Великим Светилом, дающим всем живым жизнь. Жрица вскинула руки к небу, медленно стала опускать их к матери земле – и вновь заговорила. Все воины повторяли движения жрицы, как один человек.

– Пора принести жертву.

Два молодых сармата привели белого барана – символ небесного и чистого блага. Ему связали ноги и повалили на землю. Жрица достала из ножен жертвенный кинжал – и белая шерсть барана обагрилась кровью. Жрица наполнила золотую чашу жертвенной кровью и передала ее вождю. На холме были сложены сухие ветки и укрыты таким же сухим мхом. Жрица бросила из бронзовой чаши тлеющие угли на мох. Огонь разгорался быстро. Вождь вылил из золотой чаши жертвенную кровь на огонь.

– Вскоре мы обагрим наши костры жертвенной кровью врагов наших.

Степь разорвало ржанием коней, бряцаньем оружия и громкими голосами воинов.

– Войско готово, вождь.

Впереди войска шла тяжеловооруженная конница, она сметала на своем пути любую преграду. Воины держали в руках копья с железными наконечниками, длинные мечи-акинаки висели у пояса каждого всадника, кроме того – лук на спине и железный панцирь на груди, а на голове полусферические железные шлемы, похожие на конусообразные колпаки; красивая и устрашающая броня закрывала коня. Тяжелая конница сметала со своего пути пехоту, конницу, фланговые отряды и любые оборонительные заграждения. Такая конница была только у сарматов. Все племена, живущие на побережье Румского и Гирканского морей, были благодарны скифу Лиду, он первый в Скифии стал плавить камни, из которых вытекало расплавленное железо. Следующий отряд конников – это воины не в железных доспехах, а, как скифы, в кожаных, а бычья кожа хорошо защищает от стрел и мечей. На воинах такие же конусообразные, только кожаные, шлемы. Щиты из дерева, дротики, короткие акинаки, луки с колчаном за спиной брала были у легкой конницы, часто используемой в разведочных целях. Наконечники стрел смазаны ядом, от них противнику не спастись и не излечиться. Но не в стрелах сила, а в скифских скакунах и мастерстве воинов сарматов.

«Когда сарматы появляются конными отрядами, едва ли какой народ или племя может им противостоять», – писал Тацит.

Олгасий гнал лошадей, торопясь принести в город весть, которая изменит всю размеренную жизнь городских семей; кочующих скифов и женщин-воинов, живущих в женской общине; мужчин, сидящих у гончарного круга, строящих дома, ведущих торговлю, лечащих людей и поющих на площадях – всех, кто мог стать воином. Олгасий невольно стал вспоминать рассказы об Опис, предводительнице женщин-воинов.

Она – правительница женской общины, и ей решать, когда произойдет встреча воинов скифов с женщинами общины. Два раза в год воины-мужчины могли встретиться с воинами-женщинами для продолжения рода. Женская община воспитывала только девочек; мальчиков отдавали мужчинам на воспитание. Так и кочевали, усваивая науку войны: девочки – со скифскими амазонками, а мальчики – с охотниками и воинами, мужчинами. С семи лет детей учили ездить верхом, владеть акинаком, вести кочевое хозяйство.

Олгасий мчался на молодой гнедой лошади. Задерживаться нельзя, поэтому рядом с ним шел аллюром молодой жеребец под седлом, готовый прямо на скаку принять воина на свою спину и понестись вперед быстрее ветра. Скиф – отменный всадник, с малых лет привыкший к конской спине, и Олгасий перепрыгнул в другое седло, не сбавляя скорости скакунов. Кони даже не заметили ничего. От всей фигуры князя веяло мощью. Предки постарались, заложив прекрасную основу телу этого воина: мощный торс, крепкие ноги, привыкшие сжимать бока скакуна, чтобы управлять им в бою, а свободные руки нужны, дабы держать лук и метко разить противника.

И чего люди ищут на чужбине, рассуждал князь сам с собой, чужое – оно и есть чужое, будь то людская речь, обычаи или боги. Им просто придется убить всех нас и, бросив свою родину, поселиться на нашей земле. Зачем им это надо? У скифов давно мир, небольшие стычки с соседними племенами – это не война. Скифия торгует с персами, кормит их… Ведь так они и голодными могут остаться… Глупые совсем, что ли?

***

Персы решили завоевать земли скифов: об этих кочевниках ходили разные сказки и слухи, но у них были города, а в них – золото. Знаменитое золото скифов! Искусные мастера все-таки у этих варваров, думал царь царей, рассматривая женский гребень из клыка вепря с вырезанными фигурками коня, сражающегося с волком.

В империи персов побаивались скифских воинов. Помня их набеги и горечь своих поражений, персы еще не забыли скорбь по погибшим, и царь царей сыграл на этом, он использовал горе людей и призвал империю к мести. Дарий не верил в сказки о скифах. Дескать, они четырехрукие, сидящие на скакунах задом наперед; стреляющие из лука, стоя на коне и без промаха, да еще и во время бешеной скачки. Как они могут управлять конем, когда руки все время держат лук? Ну, разве и вправду это возможно, если иметь четыре руки…

Олгасий летел в город предупредить царя о персах. Издали заметив конный разъезд, патрулировавший степь, князь придержал коней и поднял руку в знак приветствия. Разъезд должен был сопроводить воина в город. Миновав земляной вал, они въехали на улицу и помчались к царскому шатру. У скифов не принято показывать свои чувства и поведением демонстрировать свои мысли, их лучше держать при себе. Весь путь от границы города со степью и до шатра прошел в тишине, слышались только ветер и стук копыт. На ходу Олгасий спрыгнул с коня, бросил поводья охранникам и побежал к шатру. У входа стоял рослый воин сармат. К чему царю сарматская охрана, своих, что ли, мало?

– Персы с моря пришли, все воины, и готовы к войне. Много их, царь, очень много.

Олгасий посмотрел на сармата: тот стоял, словно каменный, если бы сармат не занимал своей фигурой изрядную часть шатра, его можно было бы и не заметить. Князь спокойно ждал, теперь нечего суетиться, он сделал все, что мог, только сейчас его пыл остыл от сумасшедшей скачки и напряжения. На улице погода далеко не летняя, но скифы не боятся холода, спят на голой земле, даже если та покрыта снегом. Воинам не нужны теплые постели, как разнеженным персам. Здесь, в городе, совсем другое дело: дома, а в них спальня, матрасы мягкие, комнаты теплые и вода под боком. Олгасий ждал распоряжений царя и не двигался, хотя очень хотелось расслабить ноги, размять шею и спину. Правитель молчал. Завалиться бы сейчас прямо тут, на земле, под голову седло, и проспал бы, наверное, до вечера, размечтался князь.

– Устал?

– Я устану, когда не смогу больше держать меч.

– Иди, потом вызову.

Олгасий вышел из шатра и взял коня, того уже накормили, и он, довольный, фыркал и дружески заглядывал в глаза. Князь, впрочем, как и любой скиф, любил своего скакуна – это брат и боевой друг. Быстро потемнело тут, у Румского моря, ночь наступает почти мгновенно. Только что на небе было солнце, зашел в шатер на минуту, а выйдя, уже не увидишь солнца, яркие крупные звезды покрыли черное небо своим сверкающим ковром.

Скифу-кочевнику не по себе в городе, непривычно как-то, но куда ни бросишь взгляд, он обязательно упрется во что-нибудь. В степи не так, там раздолье, она огромная и такая же, как море, безбрежная. Выглянешь из-за повозок, если в стане ночуешь, – и взгляд скользит по степи, сердцу приятно. Тревожно, когда взгляд зацепился за что-нибудь, жди беды. Вокруг стана всегда кругом ставят повозки, круг настолько велик, что внутри помещаются и скот, и люди. Повозки – хорошая защита от степных хищников, а от людей прятаться уже разучились. Соседние племена, если бы надумали напасть, то постараются сделать это не в степи, в ней незаметно даже заяц к стоянке кочевников не подберется. Скифы часто уходят в лес, там они соседствуют с теми же сарматами, вот там, конечно, может лесной народ рискнуть и напасть. С наступлением ночи воины разжигают костры, и Олгасий с удовольствием вспоминал, как когда-то вдыхал его запах.

Сарматы и скифы сидели своим кругом: дружба дружбой, а душе приятнее среди своих, родных и близких твоему сердцу. Скифские женщины прячут в повозках детишек на ночь, рядом укладываются спать сами. Никто еще ничего не знает. Мужчинам хочется повоевать, но то, что видел Олгасий, не отпускает и грызет изнутри, не дает расслабиться и осознать, что он, наконец, дома, и после стольких лет разлуки звучит родная речь и пахнет детством.

Сколько же их пришло по нашу душу? Война… Я и сам еще толком не могу осознать, почувствовать кожей свое будущее. Я бы спрятал женщин и детей, да побыстрей, думал Олгасий. Чего гадать, царь примет верное решение, и он не глупее меня. Я подошел к костру, вокруг которого сидели сарматы. Законы гостеприимства для всех святы: прикоснувшийся к очагу или испачкавшийся его сажей получает защиту всего племени.

– Мы слышали, что ты с границы с вестями?

– Персы не любят холодов.

– Зато горазды пить вино и согреваться изнутри.

Все засмеялись. Скифа и сармата споить невозможно, и не потому, что могут много выпить, а потому как не пьют. Греки, те праздников, в которые можно напиться, придумали столько, что времени на работу или войну едва хватает. Насмотрелись скифы на пьяных эллинов – они, словно свиньи. Олгасий сейчас вспомнил, как жалел греков и думал: ведь помрут, не доживут до утра, а они чуть свет – и за кувшин. Руки дрожат, вино по всему лицу стекает, пока грек жажду утолит.

У костров одни разговоры – сарматы и скифы гадали, зачем персам Скифия? Сколько ни спорили, сколько ни обсуждали – ничего так и не поняли. Пришли к выводу, что пусть царь думает, на то он и царь, а наше дело воевать, а не гадать. Постепенно все притихли и стали засыпать, только слышен далекий вой волка, да пофыркивание лошадей. В степи на волков до полуночи не обращаешь внимания, зато под утро от них не станет покоя. В лагере каждый знает свое дело, дозорные быстро с волками расправятся, даже будить никого не будут. На зорьке вся степь как на ладони, к становищу подойти незамеченным нельзя.

Первые лучи солнца разбудили меня и, прищурившись, радуясь ярким лучам и сладко потягиваясь, я размял застоявшиеся за ночь мышцы. Теперь купаться! Конь с радостью пошел к морю. На берегу еще никого не было и, потрогав ногой воду, я ощутил легкую дрожь – прохладная. Море не замерзает зимой, и, бывало, снег идет, а морской водой умоешься – и вся усталость улетела куда-то. Сегодня солнечный день, но настоящее лето еще не началось, и разве что умыться самому, да коня ополоснуть, а воздух какой – дух захватывает! Море и степь очень похожи между собой, поэтому наш народ так полюбил эти бескрайние просторы.

Примчался гонец от невров. Они живут на севере, но так же, как и сарматы, – близкие друзья скифов. Вероятно, царь собирает военный совет, и придется дожидаться его решения.

Невры обитают в лесу и большая поляна для них, наверное, редкость. Города же они и вовсе не строят. Среди племен о наших городах ходят легенды, лишь сопровождающие вождей и старейшины родов, видели наши города, вот и ходят фантастические рассказы о нас. Мы также верим в сказки о воинах соседних племен. Я знаю, что невры умеют превращаться в волков; когда нужно атаковать врага, с пронзительным волчьим воем бросаются они в атаку. Ужас! Прямо мурашки по коже. Невров у нас не любили, не раз они, дав слово, тут же нарушали его – и ищи их в дремучих лесах, могут предать или просто сбежать, не то что сарматы.

Ополоснув коня, сам окунулся в море, – и пора идти к шатру. По дороге высохли одежда и конь. На пороге шатра стоял царь.

– Корабли, чьи?

– Триеры, мой царь.

– Значит греки.

– Да, они.

– Зайди, князь. Поскачешь во Фракию, морем туда не попасть. Еще не разучился сутками в седле сидеть? У греков, небось мягкотелым стал за столько-то лет?

– Я бывал в Истре, а оттуда куда прикажешь, царь?

– Язык ойранцев знаешь?

– Знаю, и греческим владею, знаю языки сарматов, персов и римлян.

– Поскачешь на заход солнца к Истре, там Фракия. Пересечешь вдоль моря, переправишься через Герру к ойранцем, вернее, на подвластные им земли. Они, как и невры, живут сами по себе, но делают все с оглядкой на персов. Ойранцы боятся и персов, и нас. Сарматы свернули шею их предыдущему царю, а мы побили греков и вынудили считаться и уважать нас. Персы сильны, и их армия огромна, хотя три года о них не было ни слуха, ни духа. Близко не подходили к нашим берегам.