Весеннее признание

– Пустяки. Тебе хоть немного легче?

– Конечно! Я же здесь, с тобой! Да и лекарства действуют…

Анатолий дал Зое обезболивающее и снотворное. Но сам он сомневался, что принятых им мер достаточно. Его спортивный опыт подсказывал ему, что у девушки сломано несколько рёбер и, вполне возможно, есть и внутренние повреждения.

Он несколько раз сменил воду, прежде чем смыл кровь с ярко-алых вздувшихся рубцов, покрывающих тело Зои. Впрочем, в такой работе было мало смысла, потому что рубцы продолжали кровоточить. Анатолий набросил на Зою лёгкую простыню, она закрыла глаза, тяжело вздохнула… Немного выждав, потушил свет, вымыл в ванной таз, губку и руки, пошёл прочитать записку. Отец сообщал, что его срочно вызвали по делу, но поздно вечером он вернётся.

В передней позвонил Косте. Трубку долго никто не брал, потом тихий голос матери ответил, что товарищ ещё не вернулся. Поколебавшись, Анатолий набрал номер Юрки.

– Тебе повезло, – испуганно зашипел тот в трубку, – фазэр запретил мне общаться с тобой…

– Плевал я на твоего фазэра! Сарычев не у тебя?

– Нет и не будет. Предки сказали, что обоих вас на порог не пустят! Толь, ну ты прости меня, понимаешь, ничего личного…

– Нормальный ты друг, Герет!

– А что?! Я же ничего… Толь, случилось что?..

– Случилось, – ответил Анатолий и повесил трубку. Как он сейчас мучился из-за того, что у Тани нет телефона! Нет, он ни за что не стал бы обременять своими проблемами, но просто – услышать её голос!.. Вновь перезвонил Сарычевым. Трубку снова взяла мать Кости, Анатолий не отозвался, она спросила сама:

– Это ты, Толя? Почему молчишь? Что-нибудь случилось? Ты один?

– Нет. Тётя Лена, если человека избили до полусмерти, а в милицию и «Скорую» обращаться нельзя, и в школу нельзя сообщить, и вообще никому, как быть?

– Думаю, в первую очередь надо всё же обратиться к какому-то врачу, которому можно доверять, – после паузы ответила Сарычева. – А там уже решать всё остальное. Толик, что мне сказать Косте? Тебе нужна помощь?

– Пусть он завтра зайдёт ко мне перед школой. Пока попробую справиться сам.

– Может быть, я прямо сейчас приеду к тебе? – настаивала женщина.

Анатолий немного подумал.

– Спасибо, тётя Лена, сегодня не нужно. Спокойной ночи!

Заглянул к Зое. Она спала под расцветшей кровяными разводами простынёй, вздрагивая и постанывая во сне. Анатолий бережно погладил её худую детскую руку, сжатую в кулак. Зазвенел звонок.

***

Ночью вернулся отец. Зашёл в комнату Анатолия, включил свет и остолбенел.

– Это что значит?! – спросил сквозь зубы, глядя на красные пятна на простыне.

Со стула возле кровати поднялся сонный Анатолий.

– Это Зоя.

– Я вижу. Что с ней?

– Папа, ей очень плохо.

– Почему ты не вызвал «Скорую помощь»?

– Она не разрешает. Это её отец.

– Отец! …, а не отец! Наехать на него в тёмном месте – вот и весь разговор! Подонок!

– Ни на кого ты не наедешь, – зевая, сказал Анатолий. – Это же ваш дорогой Ясь! В авторитете у вас ходит, скажешь, нет?!

– Да мне …, где он ходит! Для меня нет авторитетов! Я простой водила!

– Я знаю, папа, – почти ласково сказал Анатолий. Отец посмотрел на него и спросил гораздо мягче:

– Что же, ты хочешь, чтобы она осталась у нас?

– Пока придётся, наверное… – уклончиво ответил Анатолий.

– А что? Я не возражаю! Пускай хоть навсегда остаётся!

Высказав это из самых лучших побуждений, Владимир Анатольевич удивился – так изменилось лицо сына.

– Отец, это невозможно! – прямо глядя ему в глаза, жёстко ответил Анатолий. – Ты должен знать, я люблю Таню и собираюсь жениться на ней.

Глаза Владимира Анатольевича расширились.

– А… Зоя как же? – поражённо выговорил он.

Анатолий молчал.

– И потом – что значит «собираюсь жениться»?! – немного придя в себя, отец решил взять инициативу в свои руки. – Ты имеешь в виду официально, в загсе, или… – покосившись на спящую Зою, вывел сына в переднюю и прикрыл дверь. – Ты понимаешь, о чём я!?. Бедная девочка! Ты хочешь оприходовать и бросить ещё одну?! Долго ли умеючи!.. Этому ли я учил тебя, сын!..

Анатолий вспыхнул.

– Я никогда не брошу Таню, папа!..

– Тебе на днях лишь исполнилось шестнадцать! Какой из тебя муж?! Ты работаешь? Можешь содержать семью? Ты ещё даже девятый класс не закончил! А она… Толик, я предупреждал тебя! Она тебе не пара!

– Папа, ты совсем её не знаешь!

– Ну да, у неё классная грудь и пара миленьких синих глазок, я это заметил, я же не слепой, сынок! Зоя тебя действительно любит, она за тебя готова в огнь и в воду, я думаю, отец избил её именно из-за вашей… дружбы, и после этого ты готов бросить её из-за какой-то нищей девчонки?!

Анатолий тяжело дышал.

– Если ты будешь так говорить о Тане, я уйду из дома, папа!

– Я так и понял, – устало сказал отец. – Ты уже собирался сегодня уйти – к ней, не так ли? Что ж. я не держу тебя. Если ты считаешь себя взрослым – уходи. Только сначала разберись с Зоей! Она не должна страдать из-за чьей-то подлости!

Боль, даже во сне мучившая Зойку, отступила. Открылась бескрайняя синяя равнина, в которую Зойка, медленно взмахивая руками, падала с высокой скалы. Анатолия внизу не было, она должна была разбиться и ждала неминуемой гибели. Но в последний момент она поняла, что синяя равнина – это море, и что она не умрёт, а плавно опустится на синюю воду и поплывёт, как чайка.

Как много воздуха, воды и света!..

… В окнах один за другим гасли огни. Подполковник Ефремов сидел за своим столом и смотрел на помятую, потерявшую блеск, с растрепавшимися уголками фотографию. Каких трудов ему стоило прятать её все эти годы. С фотографии загадочным и немного косящим взглядом смотрела на него девушка с маленьким нежным ртом и тяжёлой копной волос. Его бывшая любовница… Мать его незаконного сына… Любимая…

Сердце Ефремова забилось чаще. Голубые глаза очистились от серой усталой дымки. Время вдруг лишилось своей грозной силы. И не шуршащая женщина за дверью, а вся огромная могучая Вселенная с мириадами звёзд стала его миром, неотделимым от него. Во Вселенную входили его золотоголовые сыновья, и та, кому он был дороже жизни, и мальчик, хотевший убить своего отца, и его младший брат, и все дети, лица которых смутно запомнились ему, и все они, как звёзды, были светлы, бессмертны и полны замечательной, торжествующей жизни.

ГЛАВА 9.

Таня лежала в пепельном свете пробуждающегося утра и смотрела на свои руки. Тонкие, сейчас неправдоподобно красивые, они казались ей чужими, не имеющими отношения к ней, как и то, что произошло вчера.

Может быть, она просто сошла с ума, и ничего не было?..

Таня встала, сняла ночную сорочку и подошла к зеркалу. Её фигура, уже почти взрослая, тоже показалась девушке чужой. Казалось невероятным, что с ней, с Таней, могло произойти такое…

«А ведь она довольно-таки красивая, – внезапно, словно со стороны, подумала Таня. – Не такая, конечно, как Лида, но всё-таки. У неё тонкая талия, высокая грудь, гладкая кожа. Нежные руки – он вчера так и сказал. Губы припухли, волосы растрёпаны, но это тоже красиво».

Таня прищурилась.

– Я люблю тебя! – прошептала она своему отражению, представляя, что это говорит ей Анатолий.

Проехавшая по улице машина на миг осветила фарами её силуэт в зеркале, и в красно-жёлтых бликах Тане вспомнился её сон во время болезни. Она, совсем без одежды, перед отцом Анатолия… Горячая волна залила её лицо, шею и грудь. Почему-то стало трудно дышать. Она метнулась в постель, укрылась с головой одеялом.

«Я счастлива, – сказала она себе. – Это прекрасно, что первым стал именно он, Толик! Я очень счастлива, и впереди меня должно ждать только счастье!»

Примерно то же самое, проснувшись, сказал себе утром Анатолий… Смочил губы стонавшей Зое. Перелистал физику. Глянув на часы, пошёл в ванную. Холодный душ, зарядка с гантелями и эспандером. В кухне брился отец. Анатолий потянул провод к себе.

– Не сходи с ума, – сказал отец, отнял электробритву, уложил её в футляр. – Тебе ещё нечего брить, несмотря на все твои любовные подвиги. Как Зоя?

– По-моему, у неё жар.

– Измерь температуру. Советую тебе вызвать «Скорую», это может плохо кончиться.

– Она умрёт, если кто-нибудь узнает.

– Она легко может умереть и без этого. Где антибиотики, ты знаешь. Дай ей что-нибудь. Завтрак на столе. Часам к шести буду.

Сухими губами коснулся щеки сына.

– Толик… – Зоя с усилием приподнялась на постели. Анатолий поправил подушки. Опухоль и краснота с лица девушки немного спали. Стало заметно, как она исхудала, как ввалились её светло-голубые глаза под слипшейся в засохшей крови чёлкой…

– Зоенька, лучше тебе?

– Лучше… Дай зеркало.

Анатолий колебался.

– Дай!

Он принёс ей зеркальце. Глянув в него, Зойка со стоном упала лицом вниз в подушку. Анатолий молчал. Знал, что ей не помогут, не нужны никакие слова, кроме: «Ты для меня всё равно самая красивая, Зоя. Я люблю тебя». Но этих слов он не мог ей сказать…

Напряжённую тишину разорвал звонок. На площадке стояли Костя и его мать, одетая в чёрное пальто, чёрную шапку и чёрные сапоги, с чёрной сумкой через плечо. Чёрный цвет удивительно шёл к ней, и вовсе не казалось, что она одета в траур. Но её сын выглядел очень плохо. Анатолия поразила восковая бледность лица товарища, тёмные круги под глазами. Похоже, он всю ночь не спал…

– Всё понятно, – Елена Кирилловна открыла аптечку. – Вы, мальчики, идите в школу, вам здесь делать нечего. Толик, всё будет в порядке, обещаю.

– Но вы мне даёте слово, что не вызовете «Скорую помощь»? – умоляюще спросил Анатолий. – Понимаете, я обещал ей…

– Честное слово.

– Даже если будет совсем плохо?

– ТАК плохо не будет, – твёрдо сказала Сарычева.

Костя тяжело перевёл дыхание. Анатолий подумал: «Неужели он так волнуется за Зойку?» Ему самому было очень не по себе, и всё же… Вот если бы такое случилось с Таней… Он разорвал бы виновника, несмотря на все её запреты!..

На улице было сыро, холод пронизывал до костей. В тумане светились фары автомобилей. Костя заботливо застегнул «молнию» на куртке друга, надел капюшон ему на голову.

– Что ты, вечно как нянька… – досадливо проговорил Анатолий. – Чего такой измученный? Где ты был вчера? Я звонил тебе весь вечер!

– У… того подполковника. Ну, у которого мы сорвали лекцию…

– Ну, ты даёшь!.. И что, вышло что-нибудь?

Костя смерил его долгим взглядом.

– Посмотрим.

В два часа в школьном актовом зале состоялось комсомольское собрание, на которое приехал Ефремов. Зал был полон подавленного гула. Про срыв лекции никто не заикнулся. Из комсомола исключили одного Сергея Збанацкого. А в конце собрания произошло незапланированное. Обратившись к присутствующим, Ефремов негромко заговорил. Его слова падали, как тяжёлые камни, и ложились на совесть всех находящихся в зале. Он не щадил никого, и меньше всех себя. Его слова многие присутствующие запомнили на всю жизнь…Поряжённые учителя молчали. После собрания Нина Александровна стала возле дверей и сложила из ладоней рупор.

– Девятый «В», не расходиться! Всем собраться тут!

В это время Костя и Анатолий разговаривали с Ефремовым. Анатолий рассказывал о Зое. Видя внимательные, полные грусти и участия, окружённые сетью морщин светлые глаза отца, Костя думал: «Как я мог считать его равнодушным?!»

– Сарычев! Шандрик! – на весь опустевший зал закричала классная руководительница.

Худенькое плечо Кости напряглось под железными пальцами Ефремова.

– Спокойно, – прошептал Алексей Николаевич. Ему всё больше нравился товарищ его сына. В нём чувствовалась выдержка и незаурядное мужество. Анатолий чем-то напоминал Ефремову лучших друзей его молодости. Странно, что даже лицо мальчика показалось ему смутно знакомым…

Нина Александровна подошла сама.

– Извините… но у меня важная беседа с моим классом, и эти двое учеников мне нужны. Особенно ты, Шандрик!

– Вряд ли вам понравится моё мнение, Нина Александровна, – с усмешкой мне сказал Анатолий. – Такую мразь, как Серёжкин папаша, я бы расстреливал.

Лицо учительницы полиловело.

– Ты… ты оправдываешь преступление!?

Ефремов поспешил вмешаться.

– Уважаемая Нина Александровна, я прошу вас провести беседу без Кости и Толика, или перенести её на другой день. Они сейчас поедут со мной по важному делу. Кстати, я высказал своё мнение по поводу педагогических бесед и методов воспитания в этой школе. Надеюсь, оно будет учтено.

Глаза учительницы блеснули ненавистью, но она промолчала…

Когда Анатолий открывал дверь квартиры, Костя вдруг страшно побледнел и вошёл последним, пропустив всех вперёд. Сидящая у постели Зойки Елена Кирилловна вскинула на вошедших взгляд и тотчас опустила его. Ничто не изменилось в её лице… Приподняв простыню врач, которого привёз с собой Алексей Николаевич, тут же велел всем выйти из комнаты и спросил у Анатолия, где можно помыть руки.

Елена Кирилловна осталась помочь, остальные пошли в большую комнату. Мальчики слонялись из угла в угол, Ефремов неподвижно сидел на диване. Никто не в силах был ничем заниматься. Беседа гасла, едва зарождаясь.

Костя в отчаянии смотрел на отца. Ему хотелось подойти к нему, прижаться к его груди, тихо рассказать свою вторую тайну – о Зое… Но он знал, что не имеет на это права. Почему так сложилось, что он не мог быть рядом ни со своим отцом, ни с девушкой, которая была для него дороже всех на свете?! В свои шестнадцать лет он искал и не находил на это ответа…

Анатолий не мог дождаться, когда всё закончится. Почему так долго?.. Он встрепенулся, услышав шаги. Выглянула Сарычева, поманила его.

– Подойди к ней, она звала тебя. Только недолго.

Зоя была вся обмотана бинтами, виднелись одни глаза. Но она была в сознании. На Анатолия глянула с укором.

– Зоечка, тебе больно? Не бойся! – он стал на колени перед топчаном. – Это не милиция и не «Скорая», это свои, друзья!

Елена Кирилловна мягко коснулась плеча Анатолия.

– Толик, она очень устала. Всё пришлось делать без наркоза, у неё слишком слабое сердечко. Сейчас Алексей Николаевич вызовет машину, её перевезут к нам. Ей нельзя оставаться без женского ухода, – добавила она, хотя Анатолий ни о чём не спрашивал, раздавленный грузом своей вины.

Он отправился на кухню и стал там убирать, пытаясь хоть чем-то отвлечься от невесёлых мыслей. Услышав шаги в коридоре, выглянул, это вернулся его отец и сейчас разговаривал с Костей. Ефремов вышел из большой комнаты и направился мимо них к двери. Увлечённый разговором, Владимир Анатольевич приветствовал его лишь кивком головы. Алексей Николаевич вздрогнул и пристально вгляделся в его лицо. Его пальцы рефлекторно прикоснулись к старому шраму…

Вскоре приехал вызванный автомобиль. Владимир Анатольевич вызвался донести Зою.

– Благодарю вас, – сухо сказал Ефремов, – я и сам ещё в силах.

И бережно поднял девушку, завёрнутую в покрывало. Её светловолосая головка доверчиво прислонилась к его плечу, пальцы, покрытые кровоподтёками, стискивали руку Елены Кирилловны. Они поместились на заднем сиденье, врач уселся рядом с водителем. Придерживая дверцу, Анатолий заглянул в машину. Зойка взглянула на него огромными, блестящими от слёз глазами.

– Толик, спасибо… я никогда не забуду…

– Что ты, Зоя, – с трудом шевельнул он губами.

– Толик! – слёзы потекли по её забинтованному лицу, она протянула к нему руки. – Прости!..

Ефремов, нахмурившись, тяжело посмотрел прямо в лицо Анатолия и решительно захлопнул дверцу. Машину отъехала.

Анатолий в недоумении пытался понять последний взгляд Алексея Николаевича, даже попытался спросить об этом своего друга. Но Костя сам с изумлением глядел на неподвижную фигуру Владимира Анатольевича. Шандрик-старший пристально смотрел вслед отъезжающей машине, холодный ветер шевелил его непокрытые тёмные волосы, руки были стиснуты в кулаки, а на щеках, под побледневшей смуглой кожей, резко обозначились бугры…

– Вы, дядя Вова, будто приведение увидели, – пытаясь всё перевести в шутку, пробормотал мальчик.

В тёмно-серых глазах Владимира блеснула сталь.

– Скорее старого друга, – ответил он загадочно. – Ну что, пацаны, поехали покатаемся?..

На следующий день перед школой Анатолий заехал на своём мопеде на Заточную, но сколько он не нажимал на кнопку звонка, дом не подавал признаков жизни. Анатолий поехал на занятия с тревожными предчувствиями. Он оставил Тане записку, чтобы она, вернувшись, обязательно перезвонила, но телефон всю вторую половину дня безмолвствовал. К вечеру Анатолий поехал навестить Зойку и просидел у Сарычевых довольно долго. Тревога его немного улеглась. Мало ли куда, в самом деле, требовалось отлучиться бабушке с внучкой, к врачу или к родственникам… Он ругал себя, что ещё почти ничего не узнал о Таниной жизни. Но в этой скромной квартире, где до сих пор проходила его вторая половина жизни, он всегда ощущал себя удивительно хорошо. Кроме матери с сыном здесь жила ещё парализованная бабушка, за которой Костя ухаживал с поразительной для мальчика его возраста заботливой нежностью. Зойка чувствовала себя намного лучше, она полулежала на диване в халатике Елены Кирилловны, лицо её было густо замазано кремом, сквозь который багровели непрошедшие рубцы и синяки.

Возвращаясь домой, Анатолий с трудом удержал себя от вторичного заезда на Заточную, сам не понимая, почему он так поступает. Ещё издали увидел – дома горит свет. По комнате расхаживала молодая женщина в модном брючном костюме, встряхивая копной прямых блестящих чёрных волос. Это была Ольга, подруга Владимира Анатольевича, журналистка молодёжной газеты.

– Привет! Папа скоро вернётся, – сообщила она, увидев Анатолия. – Ты чего такой хмурый? Двойку получил?

Анатолий криво усмехнулся. Потрогал пальцем пёструю этикетку бутылки, стоящей на столе. Спросил:

– Мне никто не звонил?

– Никто, Толик, – вздохнула Ольга. – Что, с девочкой нелады?

– Какая ты чуткая, сплошное сопереживание, – буркнул Анатолий.

Ольга присела к столу, пригладила причёску, вытащила пачку «Мальборо».

– Ну, а чего же ты хотел? Может быть, я вообще скоро стану твоей мамой.

Глаза Анатолия сузились.

– У меня своя мама есть, – выдавил он. – А ну, мотай отсюда!

Ольга спокойно закурила.

– Это уж как Вовик решит. Он тут главный, – под накрашенными ресницами блеснули живые искры. – А ты не ревнуешь? Признайся, я тебе нравлюсь?

Анатолий резко повернулся и вышел из комнаты. Закрывшись у себя, бросился на топчан и долго смотрел в темноту. Потом встал, зажёг свет, вытащил фотографию матери. Она беспечно улыбалась сыну.

У Анатолия задрожали губы. Он достал кнопки и приколол фотографию над изголовьем, рядом с изображением Тани. За стеной громко заиграла музыка, послышался смех Ольги. Анатолий подошёл к своему столу с инструментами, не спеша выбрал тяжёлый молоток и изо всех сил запустил им в стену. Смех оборвался, раздался стук в дверь, голос отца резко окликнул его. Анатолий молчал.

… На следующий день, в субботу, Анатолий стоял у жёлто-красного забора и ждал Таню. Её бабушка сообщила ему, что внучка вполне нормально себя чувствует и решила выйти на занятия. Сам Анатолий в этот день в школу не ходил, был озабочен всем происходящим и поэтому не заметил странного выражения на лице и в голосе Анны Михайловны.

… Таню он увидел неожиданно близко от себя. Она шла в толпе учеников в своей громоздкой бурой шубе, бледная, погружённая в свои мысли. Он радостно бросился к ней:

– Танечка!..

Она, не глядя на него, продолжала идти. Её глаза были широко раскрыты и казались сделанными из синего стекла – в них ничего не отражалось.

– Таня, что с тобой?!

Она молча отвела его руку.

Они вышли из толпы. Таня остановилась у тумбы с афишами и звонко сказала:

– Спасибо за всё! Больше мы с тобой не встретимся. Не ходи за мной, не приезжай – я не хочу тебя видеть. Куртку я вернула посылкой. Прощай!

И быстро пошла прочь. Ошеломлённый, Анатолий ничего не ответил, не сделал попытки догнать. Он стоял и смотрел ей вслед, пока её белая пушистая шапка не исчезла в водовороте людей на остановке автобуса. Потом яростно ударил по мокрым голым чёрным ветвям большого куста, рядом с которым стоял. В лицо ему полетели грязные брызги – последние следы последнего снега этого года…

_______________________________________________

КОНЕЦ 1 ЧАСТИ.

ЧАСТЬ 2

«РАДОСТНОЙ И ЯРОСТНОЙ!..»

.

ГЛАВА 10.

Сквозь чисто вымытое стекло в комнату щедро лились солнечные лучи. Стоя у окна, Таня любовалась белоснежным цветеньем фруктовых деревьев, которыми была засажена их улица. Её казалось, что никогда ещё они не цвели так буйно и так прекрасно. А может, дело в том, что она сама стала другой?..

Она мечтательно посмотрела на голубое апрельское небо с белыми пушинками облачков. Что-то вот-вот должно было измениться в её жизни, она чувствовала это, она знала!.. Но боялась даже подумать о своём желании, а не то, чтобы загадать его. Всё равно оно не могло сбыться…

Тут раздались быстрые шаги, в комнату не вошла, а словно влетела девушка в сером плаще, со светлой косой, переброшенной на грудь.

– Таня, Олег приехал! – задыхаясь, крикнула она.

– Как, совсем?!

– Нет, в отпуск… Он спрашивал о тебе! Одевайся скорее, бежим, а то сейчас все его девчонки набегут, шум поднимут!

Таня колебалась всего несколько секунд. Схватила с вешалки новое голубое платье, искала туфли. Подруга носилась по пятам за ней со своей косметичкой. Сверху бабушкин белый плащик, последний взгляд в зеркало, и бегом!..

В подъезде перевели дыхание. Сестра Олега пригладила Тане растрепавшиеся волосы, мазнула её сухими духами.

– Вот увидишь, он обалдеет, не узнает!..

Таня криво усмехнулась. Она немного изменилась со дня их последней встречи, конечно, но «обалдевать», по её мнению, было не с чего…

Молодой светловолосый человек с приоткрытым ртом застыл в дверях, и Таня подумала, что вид у него довольно глуповатый. Она спокойно сняла плащ и повесила на вешалку. Он просиял и кинулся к ней.

– Мариночка, здравствуй!..

– Олег, это Таня, – оборвала его сестра. – Ты что, не узнаёшь?

Олег пробурчал что-то вроде: «Какая разница!», Таня оказалась зажатой среди пропахшей табаком жёсткой хэбэшки. Олег шершавыми ладонями сжал её щёки, глянул сияющими глазами куда-то внутрь Таниных глаз и поцеловал её…

За их спинами надрывался телефон, отпустив Таню, Олег кинулся к нему, закричал в трубку:

– Привет, старик! Да, в отпуск! Когда обратно? Послезавтра! Дали младшего сержанта… А как ты? На сессии?..

– Ну, это надолго, – Катя махнула рукой. – Ты взяла кофту? Идём, я дам мою синюю. Она как раз подойдёт.

– Кать, так я, наверное, пойду домой?..

– Ничего подобного! Ты сейчас пойдёшь с Олегом в кино!

Услышав это решительное заявление, Таня растерялась. А подруга, не давая ей опомниться, уже надевала на неё синюю мохеровую кофту, потом помчалась в переднюю и надавила на рычаг телефона.

– Всё! Хватит трепаться! Сходи лучше с Таней в кино!

– Катька, ты что делаешь?!

– В самом деле, сходил бы с девочкой, – вмешалась мать, появляясь в дверях с кухонным полотенцем. – Она к нам часто прибегала, не то, что твои Светки-Маринки: «Как там Олежек? Пишет? Не болеет?» И семья у них такая хорошая, бабушка интеллигентная…

Олег метнул взгляд, который показался Тане затравленным, но покорно сказал:

– Хорошо, только оденусь.

– Иди так! – приказала сестра, не снимая пальца с рычага. – Ты в форме лучше выглядишь!

Не успела Таня опомниться, как вместе с Олегом, действительно внушительно выглядевшим в «парадке» с белым поясом, оказалась в ярко освещённом вестибюле, а потом и в душной темноте кинозала. Наступая на ноги, пробрались к своим местам в последнем ряду. Олег снял фуражку, положил к себе на колени, закрыл глаза и удовлетворённо вздохнул. Глядя сбоку на его исхудавшее и словно затвердевшее лицо, Таня почувствовала почему-то жалость к нему. Светлые волосы его были коротко подстрижены. Интересно, колются они или нет? Ей захотелось погладить его по голове. Не видя в этом ничего дурного, Таня подняла руку и провела по упруго пружинящим мягким волосам младшего сержанта. Он не вздрогнул, но весь напрягся. Тане стало неловко, и она убрала руку.

Где-то примерно на середине фильма девушка почувствовала, как пальцы Олега осторожно касаются её локтя. Она сделала вид, что не обращает на это внимание. Он осмелел, его рука обняла её за талию и слегка притянула к себе. На миг он показался Тане противным и чужим, усилием воли она стряхнула с себя это состояние. «Ведь это же Олег, – говорила она себе, – тот самый Олег, который мне нравился, мой Олег, и он сейчас со мной, и я с ним, мы сидим в кино, другие девушки мне ещё позавидовали бы… ну, вспомни, как ты мечтала, чтобы он прикоснулся к тебе! И вот – он обнимает меня, даже, может, и поцелует… Боже, как мне это безразлично, даже тягостно, но почему?!»