Весеннее признание

Зойка быстро отошла к балкону и долго смотрела на тускнеющие солнечные отблески на кирпичной стене соседнего дома. Чтобы не плакать, она закусила губу и слизывала имеющие вкус солёного металла капли крови. Анатолий смотрел на её гордо вскинутый золотистый затылок, на тонкую упрямую шею и верил: её не сломить!

ГЛАВА 14.

Костя съездил в больницу и забрал оттуда вещи Анатолия. На выходе увидел подъезжающую «Волгу» Владимира Анатольевича. Он бегом бросился на автобус, задыхаясь, ворвался в квартиру, бросил другу ключи от гаража, где стоял мопед. Оба мгновенно умчались. Через несколько минут подъехал Шандрик-старший. Он задержался, потому что ездил на Заточную, узнав в больнице, что его сын исчез после звонка «Тани». Открыла ему Зойка.

– Толика здесь нет.

Он попытался отстранить её и войти, но Зойка преградила ему дорогу.

– Вы чего?! Сказано вам – нет его! И не будет! У другой его ищите!

Глаза мужчины почернели от гнева. В следующую секунду он, забыв о том, что Зоя – девочка, забыв, что она ещё не оправилась от тяжёлой болезни, сбил бы её с ног и вошёл бы, но тут в переднюю вышла Таня, и на миг он забыл обо всём… Девушка тоже не отрывала от него глаз. Она не видела его после той их поездки, и только сейчас поняла всю глубину своей тоски… Встретив странный взгляд Зои, Таня опомнилась.

– Его здесь нет, Владимир Анатольевич.

– А где он?! – он схватил её за руку и сжал до сильной боли, возможно, не сознавая этого. – Вы соображаете… Он же ранен!

– Он сказал, что не хочет больше видеть вас. Вы нарушили слово.

– Какое… к чёрту слово??! Где этот малолетний…

– Владимир Анатольевич, вам привет от Димы Белого, – спокойно произнесла Таня. – Он передал, что не хочет больше быть шестёркой. Больших дел ему хочется, таких, как у… вас.

У Шандрика вырвалось несколько нецензурных фраз. Он крепко сжал кулаки.

– … вместе с Димой! Я спрашиваю, где мой сын? Ты звонила ему?

– Нет. Я ему не звонила.

– Неужели это ловушка?.. – пробормотал Шандрик. Его лицо так потемнело и осунулось, а в глазах была такая тоска, что девушка снова ощутила жалость к этому большому и сильному человеку. Она считала, что Анатолий слишком жесток и несправедлив к нему. Она не имела права выдавать друга… но её взгляд был невольно слишком красноречив, и Владимир, мгновенно уловив это, обратился к ней с такой лаской в голосе, что даже Зойка была потрясена:

– Танечка… милая моя… я прошу… умоляю тебя… просто скажи, где он. Я не буду насильно тащить его никуда. Просто скажи, одно слово…

В тёмно-синих, фиалковых глазах девушки это «одно слово» читалось без труда, но сейчас он требовал совсем других слов, которых она не могла сказать ему…Анатолий навсегда стоял между ними… О чём догадалась Зоя – неизвестно, но она поняла главное – Таню необходимо срочно выручать и, буквально встав между ними, быстро заговорила:

– Это я звонила в больницу, дядя Вова. Вы уж извините, что так получилось. Да, я назвалась Таней, очень хотела, чтоб Толик быстрей подошёл к телефону. Вы же знаете… Мы договорились, что встретимся, и Толик съездил сюда ко мне. А сейчас он поехал обратно в больницу.

– Правда? – с иронией спросил Шандрик.

Зойка не смутилась.

– Ну… он так сказал.

– Честное комсомольское слово?

– Честное комсомольское! – Зоя ещё была пионеркой, в комсомол её только должны были принять…

У Тани запылали щёки, она опустила голову, чтобы не видеть презрительных глаз Владимира.

– И ты, Таня, это подтверждаешь? – он отлично видел её состояние и не был намерен её щадить.

– Да… – едва слышно ответила она.

– Отлично! Тебе я верю. Я знаю, ты не можешь меня обмануть. Раз ты подтверждаешь, что мой сын поехал в больницу, значит, он там.

– Дядя Вова! – резко вмешалась Зойка. – Чего вы ещё хотите?! Толика здесь нет. Хотите его видеть, поезжайте к нему в больницу. А нам с вами разговаривать некогда, у нас бабушка больная.

Владимир прямо глянул в глаза Тане и стремительно вышел. Оцепенев, девушка слушала его удаляющиеся шаги на лестнице. Вдруг в ней что-то сорвалось, она рванулась за ним, не слыша крика Зойки. Когда она выбежала на улицу, «Волга» уже трогалась с места, но, увидев её, водитель притормозил. В глазах его мелькнула дикая радость. Таня упала на сиденье рядом с ним, учащённо дыша. Несколько секунд она не могла говорить от волнения, затем выпалила:

– Я еду с вами!

Автомобиль на огромной скорости вылетел со двора. Зойка, застыв на балконе, не мигая, смотрела вслед.

Наверное, у каждого в жизни бывает хотя бы один такой момент, когда забывается всё. Больше не имеют значения друзья, родные. Да, потом это пройдёт, но в это время находишься словно вне любых измерений, обязанностей, даже мыслей… И всё-таки – он должен быть у каждого, такой момент! Может быть, именно он – самое главное в твоей жизни. Что бы потом тебе не говорили родители, муж, жена, дети… Это мгновение – ослепляющий тёмный вихрь – должен пережить каждый человек!

… Таня едва замечала, как быстро темнеет зеленоватое небо над улицами, по которым неслась «Волга», как вспыхивают огоньки в домах. Она полулежала на сиденье, безвольно опустив кудрявую голову. Ничего не было важно, кроме одного – она с этим человеком, она признала его абсолютную власть над собой. Чувства раскаяния, вины, стыда придут потом. Сейчас, пожалуй, она была счастлива, как никогда в жизни. Но эти удивительные минуты всё же проходят. И что придёт на смену им?..

Таня подняла голову, глянула на убегающие назад огни и почувствовала безотчётный страх.

– Куда мы едем? – спросила тихо.

Скорее почувствовала, чем увидела его насмешливо-ласкающий взгляд…

– В больницу, наверное.

– Зачем? Там никого нет… Простите меня… Прости… Я сказала неправду… Но я обещала ему…

– Глупые дети! – с досадой произнёс сквозь сжатые зубы Шандрик. – Не нужны мне ваши секреты! Я и так всё знаю! Что же, ты думаешь, я не в силах разобраться в своём единственном сыне?! Это он почему-то видит во мне врага!

– Он сказал, вы нарушили слово…

– Неправда! Я всегда выполняю свои обещания! Тем более – данные сыну! Не могу понять, что с ним происходит… Но мы потом разберёмся. Теперь главное – вернуть его домой. Ты должна помочь мне!

– Я попробую, – после паузы сказала Таня.

Они выехали на автостраду. С одной стороны дороги во весь горизонт висело необъятное звёздное небо, пахло солью и тиной. Там было море. С другой – ещё мелькали редкие огоньки, пролетали тёмные посадки, монотонно покрикивала вдали какая-то птица… Владимир Анатольевич включил негромкую музыку. В машине было полутемно, но не настолько, чтобы не видеть слёзы на глазах девушки…

– Вы… знаете, что мне сейчас хочется больше всего на свете? – всхлипывая, спросила она.

– Конечно, знаю. Ехать так весь вечер, всю ночь, вечно… по дороге, ведущей в никуда, и в конце-концов – приехать в страну, где царит одно только счастье! Эх, Таня, неужели ты думаешь, мне никогда не было семнадцати лет?! Да и не в возрасте дело, не в разнице между нами, ты права… Если бы не… Боже, прости меня, девочка, милая! Я знаю, это я должен был бы распутать, разорвать этот чёртов узел, я взрослый человек, а вы оба ещё дети, но я… не могу! Не могу нанести своему сыну такой удар, разрушить его любовь, разбить всю его жизнь! Лучше умереть, вот сейчас сорваться на этой машине с обрыва!..

– Я умру с тобой! – она порывисто обняла его. – Я не могу жить без тебя, неужели ты не видишь!?.

Он затормозил, привлёк к себе Таню, и они долго сидели, обнявшись, не двигаясь, не разговаривая, под весенним небом, полным огромных, празднично-ликующих звёзд… Потом Шандрик завёл мотор, они ещё немного проехали и остановились прямо в степи, неподалёку от обрыва, среди жёсткой сухой прошлогодней травы. Оба вышли в запах полыни и моря, в шум прибоя и какой-то едва заметный треск – это поворачивались в небе, вокруг гигантской оси, светила и созвездия, увлекая за собой мироздание…

– Как здесь хорошо… Где мы?

– Слушай меня внимательно. Ты стоишь в начале тропинки. Ты должна немного спуститься по ней. Там будет домик. Скорее всего, Анатолий там. Останься с ним, а завтра утром уговори его вернуться в город. Если хочешь… Если найдёшь в себе силы, можешь сказать ему… правду. Мы… как-то решим всё это.

– А если там никого нет? – испуганно спросила Таня.

– Тогда… Тогда я останусь здесь с тобой. Иди, не бойся. Я буду рядом. Уеду, только когда увижу, что у вас всё в порядке. Да, обязательно зайду к твоей бабушке, успокою её, чтобы не волновалась. Мне давно пора с ней познакомиться, правда?

Таня кивнула. Сделав над собой огромное усилие, отняла у него свою руку и, не оглядываясь, пошла по еле заметной тропинке. С каждым её шагом шелест ветра в сухой траве всё больше перебивался шумом прибоя. Вскоре тропинка уткнулась в небольшое строение, прилепившееся к обрыву, как гнездо ласточки. Дверь в домик была закрыта и приперта глыбой ракушечника.

«Тут никого нет… Он сказала, что останется… со мной… Господи, это невозможно, я не верю, что такое может быть!.. Я умру от счастья!»

Таня повернулась – бежать обратно, набрала в грудь воздух… и увидела на белой стене домика оранжевый отблеск огня.

Таня обошла вокруг и оказалась на небольшой площадке, посреди которой в неглубокой яме догорал костёр. Рядом в одних джинсах и светлой футболке, раскинув руки, как ребёнок, крепко спал Анатолий. Его мопед стоял, прислонённый к большим камням, огораживающим площадку и делающим её наподобие балкона над крутым обрывом.

Таня присела на корточки и долго смотрела на худое, в дорожной пыли, освещённое бледно-золотистыми отсветами огня совсем юное лицо спящего. Потом со вздохом подняла валяющуюся рядом куртку, прилегла на бок рядом с Анатолием, укрыв курткой их двоих. Через какое-то время послышался удаляющийся шум мотора. Глотая слёзы, девушка убеждала себя, что поступает правильно… Обнимая сына, она думала о том счастье, которое она испытывала, просто находясь рядом с его отцом, просто зная, что он живёт на свете…

Улица Заточная была погружена во мрак. Среди спящих домов ярко выделялись горящие окна дома, у которого Шандрик безошибочно остановил автомобиль. Едва он захлопнул дверцу машины и пошёл к крыльцу, навстречу ему стремительно выбежала пожилая женщина.

– Таня?.. Простите… Что же это такое, где она?!.

– Добрый вечер. Меня зовут Владимир, я… отец Анатолия Шандрика.

– Толика? Да… Конечно… Здравствуйте. Заходите…

Анна Михайловна безнадёжно оглядела слабо освещённую улицу и отступила, пропуская незваного гостя в дом. Хотя он назвал себя, она окончательно поняла, кто это, разглядев его при ярком свете в большой комнате. И, естественно, вообразила, что его ночной приезд означает что-то ужасное…

Дрожащими пальцами бабушка попыталась ухватиться за косяк двери. Владимир Анатольевич подхватил её, усадил в кресло.

– Ничего страшного не произошло! Ваша внучка в полном порядке!

– Что с ней? Где она?

– Таня жива и здорова, сейчас, по всей вероятности, крепко спит, а завтра вернётся к вам целой и невредимой.

– Я вам не верю, – прошептала бабушка. – С ней что-то случилось… Она никогда бы не бросила бы меня одну!..

– Конечно, она бы вас не бросила. Я знаю, как она вас любит. Но мой сын… Толик… попал в беду… И я её попросил…

– Мне нет дела до вашего сына. Из-за чужого, из-за какого-то мальчишки бросить, предать меня!..

– Вы забываете, что Анатолий Тане не чужой. Он – её друг, близкий, дорогой ей человек. Он… мечтал, что она станет его невестой.

– Какой невестой?! У неё уже есть жених! – Владимир Анатольевич вздрогнул. – Прекрасный молодой человек! Сейчас он проливает свою кровь в Афганистане, а что делает она!? Где она?! Немедленно говорите! Я поеду к ней! – бабушка заметалась по комнате, хватая то плащ, то сумку, то зачем-то зимнее пальто.

– Другой жених? – бессмысленно переспросил Шандрик. – Значит, она… Она тоже…

Владимир Анатольевич взял со стола и сдавил в руке графин. Потом медленно разжал ладонь, оцепенело глядя, как падает на пол стеклянное крошево. Залившая всю кисть кровь начала капать с кончиков пальцев, тогда Анна Михайловна пришла в себя.

– Я перевяжу! – метнулась к шкафчику. – Где бинт?!

– Не нужно, – он спрятал пораненную руку в карман и вышел в ночь…

… Над холодным серебряным морем вставало круглое, ослепительно-розовое солнце. «Волга» развернулась над самым обрывом. Из-под колёс сыпалась вниз глина и мелкие камни. Выскочив из машины, Владимир Анатольевич бросился к домику. Но он был пуст. Посреди площадки ещё дымился залитый водой костёр. Следы колёс мопеда были едва видны на сухой почве.

Едва успело рассвести, но тёмная лента автострады была уже полна автобусов, легковых и грузовых автомобилей. Они шарахались, сигналя, когда мимо них, едва не задевая белую разделительную полосу, неслась «Волга» Шандрика. Неизвестно сколько продолжалась эта безумная гонка, когда он, наконец, увидел впереди мопед, хрупкую фигурку девушки, обнявшей его сына. Увидел, как она обернулась, вглядываясь назад. Мопед резко прибавил ход.

Владимир Анатольевич сцепил зубы. Руль стал влажным и скользким от крови – носовой платок, которым он обвернул руку, давно промок насквозь. Ему было не столько больно, сколько он боялся, что руль может выскользнуть, и всё же он не прекращал гонку.

Но сын сделал это за него. Как только показался боковой съезд, Анатолий решительно свернул туда мопед и, описав дугу, замер у берёзовой рощицы. Соскочив с мопеда, бледный, со сжатыми кулаками, повернулся навстречу к едва не сбившей их при торможении машине.

Стоя у мопеда, Таня медленно снимала шлем. В уши Владимиру ворвалась тишина, такая неожиданная после скрежета колёс и автомобильных сигналов. Возле берёзки стояла девушка, ставшая для него единственной в мире, – тоненькая и белая, как само деревце, и смотрела на него… пожалуй, с ужасом. Рядом с ней – его сын, готовый защитить свою любимую от всего на свете. И от своего отца – тоже…

Владимир Анатольевич глубоко вздохнул. Повернулся. Зашагал в противоположную сторону. Дойдя до куртины голубоватых цветочков, упал в них ничком, раскинув руки и вдыхая их слабый нежный запах.

– Пап, ты что? – испуганно спросил издали голос его сына. – Что случилось?!

Он не отвечал. Он знал, что прежняя его жизнь кончена, а вот какая будет новая… и будет ли вообще… А пока – он просто хотел отдохнуть. Он очень, очень устал…

Они подошли, долго смотрели на его вздрагивающую широкую спину. Казалось невероятным, что этот большой, сильный человек мог плакать…

ГЛАВА 15.

… Они мирно сидели в широких креслах друг напротив друга, их разделял лишь журнальный столик, на котором стояли недопитые бокалы с ситро. Совершенно спокойный с виду Анатолий в джинсах и белом свитере. И очень коротко подстриженный Сергей в сером полувоенном костюме с маленьким портретом Сталина на значке.

Сергей пришёл один – это было неожиданно. Обычно за ним, как тени, следовали Виталий либо Артур. Но ещё неожиданней было, что он решился прийти сюда, в дом, где жил человек, который поклялся найти его и уничтожить…

Увидев его на площадке, Анатолий не проявил ни удивления, ни страха, будто знал, что Сергей должен прийти. Покачал головой, когда тот достал бутылку.

– Мне нельзя. Ситро будешь?

– Давай хоть ситро…Вообще-то я хотел распить мировую…

– Нужна мне твоя мировая, как… Что ты хочешь?

– Чего я хочу? – Сергей прищуренными глазами следил, как лопаются серебристые пузырьки в бокале. – Хочу, чтобы ты знал: я не хотел убивать. Вернее, не хотел тебя. Да и этого… Сарычева твоего не стал бы трогать, он первый начал.

– Брось, Серый. Думаешь, я тебя не знаю?

– А ты думаешь, что так хорошо всех знаешь? – Сергей покачал головой, как-то жалко усмехнувшись, и Анатолий увидел, что его красивое лицо искривлено, носит отпечаток какой-то неправильности – след удара Кости. – Все дураки, один ты правильный… Ох, Толичек, стукнет тебя ещё жизнь, ещё как стукнет…

– Ты пришёл мне это сказать? А Иосифа зачем нацепил?

– Потому что он – сила… А я всегда искал силу… Вот – кажется – нашёл. Можешь передать своему предку, я больше не боюсь его. Даже могу оставить свой адрес. Если он попробует сунуться, с ним разберутся…

– Ты угрожаешь моему отцу?!

– Я? Нет. Просто советую, и не ему – тебе – быть умнее. Ты мне всегда нравился, Толик… Я хотел бы, чтобы ты был в наших рядах.

– Не дождётесь!

– Я знаю… Мне жаль. Я рад, что ты остался жив. Я вправду не хотел… Если бы не эта сука Полунин…

– Что – Полунин? – насторожился Анатолий.

– Да так, ничего… В общем, чао, бамбино. Будущее нас рассудит. Оно уже не за горами. И это от нас с тобой зависит, каким оно будет! Сечёшь, старик?

Сергей резко поднялся и ушёл, не прощаясь. Анатолий открыл все фрамуги и двери на балкон, выплеснул в туалет ситро из бутылки, горячей водой с порошком вымыл бокалы. Потом позвонил Лиде Макаровой.

– Ты дома? Я сейчас зайду к тебе.

Лида вышла к нему в каком-то старом чёрном платье, похудевшая и побледневшая. Её роскошные волосы были перетянуты на затылке аптечной резинкой. Чёрное платье, слишком короткое и узкое для её крепкого юного тела, чётко обрисовывало фигуру девушки. Анатолий вспомнил тот миг, когда видел её обнажённой, нахмурился, отвёл глаза…

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Лида безжизненным, равнодушным голосом.

– Спасибо, хорошо. Я хотел спросить, ты давно видела Виталия? Ну… кроме школы.

Лида побледнела.

– Давно… в тот вечер.

– Когда меня ранили? Лидочка… я не поблагодарил тебя ещё за всё, что ты для меня сделала. Я знаю, ты так пыталась меня спасти…

По её щекам покатились слёзы.

– Я не смогла… Прости меня, Толик…

– За что?! Если бы не ты, убили бы Костю! И я бы погиб, если бы ты не побежала бы за мной, не вызвала бы «Скорую»! Ты такая смелая девочка, не побоялась идти к бандитам!

– Как я могла не пойти?! Ведь там был ты!.. И… – Лида слегка покраснела, – Виталий не допустил бы, чтобы со мной что-то случилось! – закончила с вызовом.

– Да, он не допустил бы… – Задумчиво согласился Анатолий. – Он тебя любит, ты ведь знаешь?

– Ну… знаю. И что?

– А то, радость моя, что теперь ему грозит опасность. Его хотят убить.

Лида скривила губы.

– Допрыгался… Всё хотел между двух стульев сидеть. И с тобой дружить, и с ними… И чего ты от меня хочешь, Толичек? Чтобы я его тоже спасала?

– Просто хотел попросить тебя, если он вдруг придёт: попрощайся с ним по-человечески!

– Попрощайся? Он что, уезжает?

– Всё может быть… – глухо произнёс Анатолий. – Только ты понимаешь… не болтай… Это тебе не хаханьки. Это вопрос жизни… и смерти. Так вот, Макарова. Пусть никто больше не умрёт!

У Лиды расширились глаза.

– Толик, ты что! Я никому…

– Вот и умница. Я всегда буду помнить… – Анатолий посмотрел на Лиду, вздохнул, обнял за плечи, поцеловал в губы и немедленно ушёл. Девушка ошеломлённо поглядела ему вслед и села, чтобы не упасть, прямо на пол. Она тихо плакала, сама не замечая этого. Ей было кого-то очень жалко – Виталия, Анатолия, себя… Даже, может быть, Таню…

Среди ночи её разбудил какой-то шум. Открыв глаза, Лида увидела стоящего над её кроватью Виталия и в ужасе натянула простыню до подбородка.

– Как ты сюда попал?! – воскликнула сдавленным шёпотом.

Виталий мрачно усмехнулся.

– Это не проблема. Я слышал, ты хотела со мной проститься?

– Да, я… Ты действительно уезжаешь?

– Удивительно. Что это с тобой? Ты же терпеть меня не можешь?

Лида покраснела.

– Неправда…Кто тебе такое сказал?

– Сама же всегда и говорила. Ты же сохнешь по Тольке!

Лида прямо посмотрела ему в глаза.

– Знаешь, я поняла сегодня… Не знаю, как и когда это случилось, но я люблю Толика, как брата, и всё! Можешь не верить, но это правда!

– Лида!.. – со стремительностью, удивительной для его мощной фигуры, он очутился рядом с ней, страстно обнял сквозь простыню. – Лидочка, красавица моя!

Она испуганно положила ладонь ему на губы.

– Тише!.. Мои не видели, как ты заходил?

– Нет, нет… Никто не видел… Лида… – он пытался её поцеловать, она, дрожа, отодвигалась к стене.

– Отпусти! Я не одета…

Он печально глянул и отстранился.

– Ты хотела проститься? Прощайся, – сказал отчуждённо.

Лиде стало стыдно. Приподнявшись (простыня эффектно поползла с её голых плеч), она закинула обе руки на сильную шею Виталия, прижалась губами к его губам. Он сдавил её податливое тело в своих могучих объятиях…

– Нет, нет, Виталик! Не сегодня! Потом!..

– Но почему?!

– Так… Я боюсь… – неожиданно для себя призналась девушка.

Он отпустил её и слегка отодвинулся.

– «Потом» не будет, Лида, – сказал грустно. – Мы прощаемся навсегда.

– Неправда!

– Правда. Я уезжаю. Далеко-далеко. И, если приеду сюда, то очень нескоро. У тебя уже будет семья. Нам будет много лет, Лида. Может быть, мы даже станем старыми.

– Виталик… А может… не надо?

– Нет, Лида. Это единственный для меня выход, кроме смерти или позора, а этого не переживёт моя мать. Там, далеко, я начну новую жизнь.

– Тогда… я согласна, – Лида сама обняла Виталия, но он решительно отстранился.

– Я так не хочу. Ты не любишь меня.

– Люблю! – слёзы жгли лицо Лиды. – Люблю, Виталик! И не хочу с тобой расставаться! Я поняла это сегодня… Давай начнём новую жизнь вместе! Когда устроишься, напиши, я приеду к тебе! Напишешь?

– Конечно!

– Тогда поцелуй меня! Или ты не хочешь? Я люблю тебя!..

За окном медленно серело небо. Чётко вырисовывались громады соседних многоэтажек, в окнах кое-где вспыхивал свет…

– Поклянись, что ты мне напишешь, что ты не забудешь меня! – умоляла Лида.

– Клянусь. – Он в последний раз поцеловал её. – И ты поклянись. Что будешь беречь себя.

– Постараюсь.

– Прощай, Лида!

– Нет, до свиданья! Проводить тебя?

– Не нужно. Я уйду так же, как вошёл.

Он бесшумно удалился. Лида поправила постель и стукнула в дверь родительской спальни.

– Мам, я сегодня в школу не пойду. Мне что-то плохо…

– Оставайся… – долетело через зевок.

Лида не обманывала. Она и в самом деле чувствовала себя в последние дни очень плохо. Когда она снова легла, у неё всё полетело перед глазами, быстрее, быстрее… И – наконец – темнота.

Выйдя от Макаровых, Виталий направился прямо к Анатолию. Тот сразу передал товарищу свой разговор с Сергеем. На исхудавшем, сером от усталости лице Виталия не отразилось ничего.

– Я знаю, Толик. Спасибо. Ты прости, что я тебя так подвёл…

– Брось. Ты всё же решил уехать?

– Да, на Дальний Восток. Там меня никто не найдёт. Мать только жалко. Без меня её этот алкаш совсем замучает. Бабки, конечно, высылать ей буду, но это не то, сам знаешь… И Лида остаётся. Вы с Костей присмотрите за ней, чтобы её никто не обидел без меня. Знаешь, мы… решили пожениться… потом.

Друзья крепко обнялись. Когда Анатолий, проводив товарища, вернулся домой, из своей комнаты вышел уже одетый отец.

– Что, Виталька впрямь решил уехать?

– Решил, – сдержанно ответил Анатолий. Хоть он и вернулся домой, их отношения с отцом оставляли явственно желать лучшего, будто между ними пролегла малозаметная, но глубокая трещина. Проявлялось это даже в том, что раньше они непременно поговорили бы по душам, чтобы прояснить возникшее напряжение, но теперь оба предпочитали молчать и делать вид, словно ничего не происходит.

– Ну и правильно. Тут его либо эти, либо менты достанут… Ты идёшь сегодня в школу?

– Почему нет?

– Да, да… – Владимир Анатольевич посмотрел в зеркало, потрогал подбородок и спросил глухо:

– Ты видишься с Таней?

– А что? – после паузы спросил Анатолий.

– Ну… ничего. Как она… нормально?

– Вполне.

– Ну… я рад. Вы наладили отношения с её бабушкой?

– Ты тогда её жутко перепугал. Что с тобой случилось, папа? Анна Михайловна ничего не хочет рассказывать.

– Тогда и я не буду. Значит… у вас с Таней всё хорошо?

– Знаешь, папа, я что-то не понимаю. Ты хочешь, чтобы у нас было плохо?

Владимир Анатольевич пошёл на кухню, поставил на плиту турку с кофе. Анатолий зашёл за ним.

– А с чего ты решил, будто я хочу, чтобы у вас было плохо? – глядя в окно на бегущие по ветру алые облака, спросил отец.

– Да так, голос у тебя какой-то странный. И вообще, ты стал странный в последнее время.

Владимир Анатольевич невесело улыбнулся.

– Ну вот, найду этого подонка, снова стану прежним. Потерпи, брат, недолго уже осталось.

– Не нужно! – решительно сказал Анатолий. – Не надо, пап, никому мстить! Давай жить, как раньше!

– Как раньше уже не выйдет, сынок. Ты сам всё изменил. Нашёл себе девушку… настоял, чтобы я ушёл с работы…А голос отчего странный… У меня неприятности, Толик. Даже можно сказать, большие.