
Полная версия
Весеннее признание
– Таня, Танечка, не плачь… Я не могу… Не могу предать своего сына!!! Если бы такое случилось, я бы… наверно, покончил с собой. Пойми… и прости. Это не потому, что я … что ты не нужна мне… Неужели ты не видишь?!
– Вижу… – всхлипнула она.
– Ну, постарайся же меня понять! Я вовсе тебя не заставляю делать то, что тебе не хочется. Я думал, что ты любишь Толика… А насчёт меня – это просто детское увлечение… Девочка! Милая! Не плачь!..
Таня, захлёбываясь от слёз, неумело целовала его куда попало запёкшимися губами. Он решительно отстранился.
– Нет. Нельзя.
– Я так люблю тебя!..
– Знаю. Я… наверное, тоже… Но ты должна немедленно забыть это. Мы оба должны забыть…
… Тогда, тёмным вечером, в самом начале марта (теперь Тане казалось, что прошли годы), к девушке, мрачно сидевшей в каком-то странном оцепенении на диване в библиотеке, подошла бабушка.
– Танюша, к тебе какой-то мальчик…
– Какой? – безучастно спросила внучка.
– Незнакомый какой-то. Симпатичный такой, рыжеватый. Сказал, что он друг Толика.
«Что-то случилось», – подумала Таня. Анатолий не приехал, хотя обещал. Она чувствовала себя гораздо лучше, болезнь закончилась так же внезапно, как началась. Надо было выходить в школу, не следует пропускать занятия в выпускном классе. Но что-то непонятное творилось в её душе. Мимолётная радостная гордость – как же, стала взрослой женщиной! – сменилась отвращением к себе и всему происшедшему. Анатолия она ненавидеть не могла, обвиняла во всём только себя саму, но видеть своего друга ей сейчас почему-то совсем не хотелось…
При виде Юрки она ощутила смутный страх. А он, застыв на пороге, как прежде Анатолий, разглядывал книжные шкафы.
– Не фига себе! – выговорил наконец. – Ну, Волконская, ты у нас, оказывается, богатая наследница! С виду – такая тихая, скромная, а её, оказывается, ждут тысячи!..
– Ты сумасшедший?! – только и смогла спросить Таня.
– Наоборот, нормальный! – он весело направился к ней, улыбаясь до ушей своими редкими зубами. – Теперь я понимаю Тольку! Это ж какую тачку можно купить! Круче, чем у его папаши! Ещё и на квартиру, может, останется! Куда там Зойке Ясько!..
– Я тебя сейчас ударю, – тихо, но твёрдо сказала Таня.
– Без нервов! – Юрка сделал вид, что страшно боится. – Нервные клетки не восстанавливаются, а они тебе ещё как пригодятся, Волконская!..
– Я сейчас позову бабушку.
– Лучше пожалей старушку. Вряд ли ей понравится то, что я хочу тебе показать.
– По-моему, ты псих, Герет!
– Зато ты сильно умная! Спуталась с бандитским сыночком!
Таня сглотнула.
– Его отец… бандит? С чего ты это взял?!
Юрка внимательно наблюдал за ней.
– Что-то ты побледнела, Волконская! Проблемы?!
– Чего ты хочешь? – после паузы спросила Таня.
– Ну… передать привет от Толика. Сам он прийти не может, занят. Ты уж извини. У него уважительная причина.
Он разложил на столике перед Таней несколько снимков.
– Вот это старые. Толик с Зойкой. На пляже, на пикнике в парке… А это сегодняшние. Она в его постели, он стоит рядом. Узнаёшь?
Таня молчала.
– У меня японская техника… Ты, наверно, думаешь, что я подлец? Но ты послушай. Сейчас сама услышишь…
Он щёлкнул чем-то у себя в кармане. Послышался голос Зои:
– Толик, не бросай меня… Если ты меня сейчас бросишь, я умру…
Таня вздрогнула, потому что в ответ раздался голос Анатолия:
– Зоя, я никогда не брошу тебя в беде. Ты можешь быть спокойна…
Юрка выключил магнитофон.
– У неё отец – садист, избивает её. Сейчас так избил, что она выбросилась из окна. Толик её спас, притащил к себе. Она выживет, наверно, но ей без него – верная гибель. Или отец, или этот… Сергей, парковский… её убьют. Ей одно спасение сейчас – быть с Толькой, а он не может… Из-за тебя. Видишь, я не подлец… Мне жаль Зойку. Толик её любил, обещал жениться. И бросил. Бросил одну – потом бросит и другую. А я не брошу… Тебя. Ты мне ещё на олимпиаде понравилась…
– Сумасшедший дом! – вздохнула Таня. – Не хватало мне ещё шантажиста!..
– Я не шантажист! – обиделся Юрка. – Я твой друг! Я знаю про тебя такое, что твой Шандрик не знает! Что ты старше его, например, и уже кончаешь школу!
– Ну, и что же тут такого? – тихо спросила Таня.
– Да ничего. Но ты же ему это не сказала… И вообще, что он знает о твоей жизни?! Волконская, если по правде: ты ведь не любишь Анатолия. А Зойка любит…
Он стал собирать фотографии.
– Подожди, – вдруг попросила Таня. – Кто это?
Юрка взял снимок.
– А, это папаша Толькин со своей любовницей. Красивая баба! Толька разве не говорил, скоро у него, наверно, мачеха будет!
Таня отвернулась к стене.
– Уходи!.. – сказала глухо.
– Ты извини… если что… – донеслось издалека. – Просто я думал… мы с тобой похожи, оба не слишком-то популярные… Думал, может у нас что-то получится…
Она легла ничком, вцепилась зубами в подушку.
Что она натворила… В тот момент, когда она увидела на фотокарточке Владимира Анатольевича, властно обнимающего за плечи красивую молодую женщину с длинными чёрными волосами, её измученное сердце забилось так сильно, что ей показалось – сейчас оно разорвётся. Она даже не обратила внимание на Анатолия с Зойкой, державшихся за руки, ей было всё равно…
Ей казалось, она это поняла с самого начала, как только увидела Его… В тот момент, когда он зашёл в тёмную комнату, где они сидели с Анатолием, и словно принёс с собой ослепительный свет, она уже чувствовала – этот человек сыграет в её судьбе необыкновенную роль! Только она тогда ещё не знала, что это любовь… Ей было даже почти всё равно, как он к ней относится. Только видеть и слышать его было необычайным счастьем. Такого она ещё никогда не испытывала. И она могла думать, что раньше кого-то любила?! Бред… И её отношения с Анатолием – бред! Да, он её, возможно, и любит. Но она-то любит его отца! И… переспала с сыном!..
Господи, что она наделала!.. «Они мне этого не простят, оба!», – с мучительной ясностью поняла Таня. Любимый человек для неё потерян… И с Анатолием придётся порвать… Она не имеет права его обманывать. И сказать правду – тоже не может.
… Бабушка с ужасом прислушивалась к бесконечным ночным рыданиям внучки. Таня устала плакать и сейчас уже просто тихо скулила, как раненое животное. Неужели этот мальчик с таким ангельски прекрасным лицом и ясными глазами обидел её девочку??! Нет, это невозможно! Анне Михайловне казалось, что Анатолий скорее умрёт, чем обидит Таню. Если есть на свете настоящая любовь, она светится в глазах этого мальчика!.. Тогда что же случилось?!
… Никто не знал ответа.
ГЛАВА 13.
… И сейчас – два человека беспомощно смотрели друг на друга, стоя среди пылающего белым огнём весеннего сада, и не знали ответа на один простой вопрос: что им теперь делать?..
Таня, как женщина, нашла в себе силы первой.
– Поехали, Владимир Анатольевич, – сказала она чересчур спокойно. Лицо мужчины исказилось, он отвернулся и пошёл к машине. Таня немного задержалась – она пыталась хоть как-то привести себя в порядок, но только размазала грязь. Когда она села на своё место, Шандрик молча дал ей несколько салфеток.
Под серым небом, готовым разразиться дождём, они возвращались в город. Едва закончились сады, хлынул ливень. Струйки воды потекли по стёклам. Заработали «дворники».
Владимир смотрел вперёд на дорогу и видел лицо сына. Не взрослое, спокойное и твёрдое, а бледное, нервное личико малыша из детского дома с огромными тревожными глазами, затаившими в глубине недетскую обиду и печаль. «Нет, сынок, нет… Будь спокоен, родной. Никогда и ничем я не нарушу твой покой, не оскорблю твою любовь!»
Рядом зашевелилась Таня, тихо попросила:
– Отвезите меня к больнице, пожалуйста.
– Ты вся испачкана, – после паузы ответил он.
– Всё равно…
Он подвёз её к самому входу в больницу, не выходя, развернулся, кивнул ей и уехал. Санитарка в гардеробе поджала губы, неодобрительно окидывая взглядом мокрую и чумазую фигурку девушки, но халат ей всё же выдала – все в больнице знали, что посетителей к этому больному следует пропускать беспрекословно (разумеется, только входящих в утверждённый его отцом список). Одеваясь, она столкнулась с выходящим Костей. Сухо поздоровавшись, он хотел пройти мимо, но её вдруг словно что-то подтолкнуло, и она оказалась у него на дороге.
– Подожди! Я хочу у тебя спросить…
Он оглянулся, взял её за руку, потащил по коридору. Возле лестницы чёрного хода было безлюдно и полутемно.
– И что?
– За что ты меня не любишь?! – с отчаянием воскликнула Таня.
Его подвижное лицо дрогнуло.
– С чего это ты взяла?
– Я вижу с самого начала. И не могу понять… Ты же такой умный, храбрый, самый близкий друг Толика… Что я такого сделала плохого, за что ты меня терпеть не можешь?!
Таня спрашивала, а сама с ужасом думала: «А вдруг он знает правду…»
– Ты ошибаешься… – пробормотал Костя.
– Если за то, что из-за меня Толик расстался с Зоей, то, поверь, я пыталась сделать всё, чтобы этого не было!
Костя грустно улыбнулся.
– Я знаю. Юрка мне всё рассказал – что он приходил к тебе и наболтал всяких глупостей… Он хотел сказать и Анатолию, но я ему отсоветовал. Толик его убил бы. Ты прости Юру, он у нас… немного странный. И ты ему нравишься…
Таня внимательно поглядела ему в глаза:
– Ты её любишь?
Костя долго молчал. Потом негромко сказал:
– Да.
– А она? Всё ещё любит Толика?
– Наверное. Зоя так просто не разлюбит…
– Костя, а если это не так? Анатолий говорил, она уже давно не звонила его отцу. Она выходит на улицу?
– Нет. Боится и не хочет никого видеть. Мама готовит её переход в интернат. Но там у Сергея наверняка есть дружки. Придётся мне переходить тоже. Так не хочется оставлять Тольку одного…
– А он не хочет перейти?
– Он хочет пойти работать. Разве он тебе не говорил? Работать, чтобы у вас могла быть семья. Поступит, наверно, в вечернюю школу…
На лицо Тани набежала тень.
– Он мне ничего не сказал… Ну, да ладно. Костя, почему ты думаешь, что Зоя не может тебя полюбить? Неужели она не видит, какой ты?! Ведь ты чуть не погиб из-за неё!
Костя горько усмехнулся.
– «Чуть»! Видела бы ты её лицо, когда она узнала, что Анатолий ранен! Что с ней творилось! Неделю говорить не могла… Да ты сама всё понимаешь, небось тоже с ума сошла, когда узнала! Вы, девчонки, если влюбляетесь, на себя не похожи. Ты вон вся переменилась, вообще едва узнал…
Таня задёргала пуговицу на своём халате.
– Ну, про меня что говорить… Значит, ты считаешь, у них ещё может что-то быть? То-есть… ну, ты понимаешь…
– Что-то быть?! – с огромным изумлением переспросил Костя. – У Толика с Зойкой??! Да никогда! Ты что, не понимаешь, Таня!? У Тольки это на всю жизнь! Даже не сомневайся! Он, как моя мама! И как я… Он любит только тебя, до смерти!
Ему показалось, что на лице девушки промелькнул ужас…
– Ну, про смерть это я напрасно, – заторопился Костя. – Вам ещё столько жить… Ещё буду на вашей золотой свадьбе гулять! Завидую я вам, ребята, честное слово – столько у вас хорошего впереди! Другим бы так…
Таня глубоко вздохнула.
– Костя, у тебя тоже всё будет хорошо! Зоя тебя полюбит… Уверена, ты ей и сейчас нравишься.
– Я не хочу ей нравиться. Ты вон мне тоже нравишься, а люблю я её.
– Я тебе нравлюсь? – Таня улыбнулась Косте, протянула ему руку. – Значит, мир?
Он ответил улыбкой и крепким рукопожатием.
– Мир и дружба!
… Анатолий был в коридоре возле двери в палату – он уже начинал понемногу выходить. Рядом стояла Света и что-то говорила ему. Таня остановилась на углу коридора, наблюдая за ними. Вдруг – девушка не поверила своим глазам! – медсестра заплакала и стала бить кулаками по стене, а Анатолий обнял её и стал гладить по голове и плечам. Девушка прищурилась, но удивительная сцена не исчезла. Мало того, Света вдруг обняла Анатолия и поцеловала его в щёку!
Кровь хлынула в лицо Тане так, что перед её глазами поплыла багровая пелена. Сделав над собой огромное усилие, она пересекла коридор и подошла к ним. Их лиц она не видела, едва слышала свой голос:
– Толик, я зашла на минуту, чтобы… Передай своему отцу… Нет. Неважно!
Она быстро-быстро пошла прочь. Ей слабо слышались зовущие её голоса. Она не оглядывалась.
Выйдя из больницы, зашла в телефонную будку за углом, набрала номер Морозовых. Он был занят. Хлопнула дверь, Таня выглянула, увидела стоящую на крыльце Свету, снова энергично завертела диск. Дверь хлопнула второй раз. Крыльцо опустело…
По всему дому стоял густой запах ванили. Бабушка пекла пироги. От её нездоровья не осталось и следа, она стояла у плиты, разрумянившись от жара, в белоснежном переднике с нагрудником, прикрывающем кружева на её груди. Попытавшуюся прошмыгнуть мимо Таню она встретила приветливо:
– Явилась, гулёна! Промокла? Господи, а грязная, будто огород копала! Садись, наливай суп, бери картошку. С Катей ходила?
Таня молча кивнула.
– Скажи пожалуйста! А кто же это три раза сюда прибегал? Разве у Кати есть близняшка? Ох, Танька, хоть бы мне не врала…
– Бабушка…
– Так-то, милая внученька. Давай ешь, сейчас ещё прибежит. Письмо они от Олега получили какое-то не такое. Господи, сколько горя в мире…
Таня есть не могла, и бабушка не настаивала – иногда она всё понимала, как подруга… Всё же она сунула Тане пирожок, девушка принялась жевать словно картонное тесто, не чувствуя вкуса начинки, когда нетерпеливо загремел звонок.
Увидев Катю Морозову, Таня невольно вспомнила её недавний приход в этом же сером плаще. Но сейчас плащ был заляпан грязью, распущенные мокрые волосы изменили лицо подруги почти до неузнаваемости. Она выдернула из-под плаща руку, в которой был зажат мятый однокопеечный конверт.
– Танечка… Ты только не волнуйся…
– Дай сюда!
– Подожди… Таня… Он всё знал, он не хотел нам говорить, понимаешь?!
– Катька, да что с ним случилось?
Катя вскинула на подругу огромные светлые, налитые слезами глаза:
– Он в Афганистане!
Анна Михайловна охнула, уронила скалку. Тихо плача, Катя опустилась на табуретку. Закусив губу, Таня взяла письмо: «Пишу с дороги… Не хотел говорить, чтобы не расстраивать… Сами понимаете, хорошего в этом очень мало, но я надеюсь… Подготовьте Таню, напишу ей позже… Мама и сестрёнка, берегите её, когда я вернусь, она станет моей женой… Только будет ли ждать? Она – необыкновенная, а я… Неужели правда, что она меня любит?»
Дрожащими пальцами Анна Михайловна капала в рюмочку валерьянку, уговаривала Катю успокоиться. Её несколько удивляло спокойствие внучки по сравнению с бурным горем сестры Олега. Но Таня прежде всегда была сдержанной, это в последнее время…
Если бы Таня могла, она бы тоже заплакала. Ей было жаль Олега, а ещё больше – себя. Но сейчас она не могла пролить ни слезинки. В ней бушевала буря чувств, безумная боль сменялась безумной надеждой. В конце-концов всё как-то разъяснится… А сейчас – следует исполнить свой долг. Обратного адреса нет, письмо послано с дороги. Надо ждать, не сегодня-завтра она получит письмо, где будет адрес, и тогда сможет отправить свой ответ.
Таня немедленно, используя весь свой литературный талант, написала Олегу письмо, в котором клялась ему в вечной верности, обещала ждать, умоляла беречь себя… Она не задумывалась, что будет с ним, если когда-нибудь он узнает правду. Это казалось очень далёким и почти невероятным. А сейчас – пусть он спокойно исполняет свой долг.
Письмо было отправлено, и Таня как-то успокоилась, причём во всём остальном – тоже. Она усердно занималась, готовилась к выпускным экзаменам. В больницу не ездила, на улицу помимо школы почти не выходила, лишь изредка гуляла с Катей. Бабушка не могла нарадоваться на примерную внучку.
Однажды на улице Таня чуть не столкнулась со Светой. Та не узнала её, увлечённо беседуя с высоким молодым человеком, с которым шла под руку. Таня долго смотрела им вслед… Когда она вернулась, бабушка сказала ей, что заходил Костя и очень просил её навестить Зойку. Отказать ему она не могла.
На лестничную клетку выходили четыре двери, и лишь на одной была табличка с номером. Тане пришлось долго вычислять, где живут Сарычевы. Позвонила, волнуясь. Открыла Зойка в белом свитере-гольфе и спортивных брюках. Удивлённо спросила:
– Вам кого?
Вдруг зрачки её сузились, как от боли. Узнала.
– Привет, – сказала Таня, облизнув пересохшие губы.
– Привет… Ты к Косте, да?
– К тебе.
– Ну, проходи…
Таня прошла в довольно большую комнату с высоким, но облупившимся потолком. Явно требовался ремонт… И старую, потерявшую вид мебель сменить тоже не мешало бы…
«Неужели я стала смотреть на мир ЕГО глазами?!» – ужаснулась Таня. Её дом ведь он обозвал трущобой… А она даже не обиделась тогда…
Зойка усадила её в кресло с потускневшей синей обивкой.
– Я сейчас…
Побежала в смежную комнату, откуда через распахнутую дверь доносился глухой кашель. Послышалось какое-то звяканье, шорох. Кашель стих. Зойка ещё что-то поправила и, выходя, прикрыла дверь.
– Кто это? – испуганно спросила Таня.
– Бабушка…
Зойка подошла к Тане вплотную, так что стали отчётливо различимы следы шрамов под тонким слоем скрывающего их грима. У корней светлых волос блестели капельки пота. От Зойки пахло косметикой, лекарствами и молоком, словно от ребёнка. Она подняла на Таню большие наивные глаза, и девушка увидела, что эти голубые глаза полны муки, которая льётся из них через край, точно слёзы…
– Я люблю его, – на одном дыхании сказала Зойка. – Я никогда его не разлюблю, он навсегда останется для меня кем-то вроде Бога… Но я много думала и поняла, что, раз он полюбил тебя, ко мне он не вернётся. Или сделает над собой такое насилие, что возненавидит меня. Он знает, что свободен, я вчера сказала ему.
– Зоя, тебя любит Костя…
– Я знаю. Я тоже, наверно, люблю его – по-своему… Или полюблю потом… Он очень хороший. И отважный – пошёл на смерть из-за меня и никому ничего не сказал!..
Её глаза стали ледяными.
– Я ненавижу Сергея.
Зойкины волосы были коротко обрезаны, солнечная чёлка исчезла, перечёркнутое полосками шрамов лицо исхудало и обострилось, но она казалась Тане прекрасной, как юность и весна.
–Зоя, на месте Анатолия я выбрала бы только тебя! – вырвалось у неё.
Зойка усмехнулась.
– Ты глупая. Ты разве сама не понимаешь, что такое любовь?! Любимых не выбирают.
– Я знаю, – невольно вздохнула Таня. Зойка испытующе смотрела на неё.
– У тебя что-то случилось?
– С чего ты взяла? – пробормотала Таня.
– Ты какая-то совсем другая стала… Вы поссорились?
– Н-нет… Это другое… Ты не поймёшь…
– Ясно… – пробормотала Зойка. Несколько мгновений она о чём-то сосредоточенно раздумывала. Из соседней комнаты вновь послышался кашель. Девушка пошла туда, потом вернулась.
– Помоги мне, пожалуйста. Поможешь?
– Да, конечно.
– Посиди немного с бабушкой, дай ей чая из поильника. Мне надо срочно сделать лекарство.
Едва Таня вышла в другую комнату, Зойка бросилась в переднюю к телефону.
– Алло! Это вторая хирургия? Позовите, пожалуйста, Шандрика из девятой палаты. Скажите, Таня зовёт.
Она на цыпочках послушала у двери и вновь подбежала к телефону.
– Алло! Это я. Ты что наделал?! Почему Таня говорит, что хочет покончить с собой?! Какая Света?.. Потом объяснишь! Приезжай немедленно! Ты ведь уже ходишь? Ну да, к Косте. Она здесь.
Открыла дверь.
– Всё, Танечка? Большое спасибо. Как хорошо, что ты зашла ко мне. Костя попросил? Ну да, я ему говорила… Скажи… – лёгкий румянец покрыл её бледные щёчки. – А как ты узнала, что он меня любит?..
… Анатолий не помнил, как оказался на улице, – в тапочках, в спортивных брюках, в майке, с курткой подмышкой. Выбегая на автостраду, вспомнил, что кошелёк оставил в тумбочке, но в кармане куртки оказалась смятая пятёрка, и Анатолий смело поднял руку. Несколько легковых автомобилей промчались мимо, но неожиданно затормозил огромный междугородний контейнеровоз.
– Влезай скорее! – крикнул молодой, на вид немногим старше Анатолия, водитель.
Колёса гиганта продолжали медленно вращаться, но Анатолий легко поднялся в кабину (только чуть кольнуло в боку). Усевшись рядом с водителем, увидел землю далеко внизу. Контейнеровоз не помчался, но тяжело и уверенно набрал скорость, словно вминая асфальт.
– Тебе куда? – спросил водитель, манипулируя кнопками и рычажками на большом пульте, похожем, наверно, на пульт управления космического корабля. – Мне через город нельзя.
– Вообще-то мне на Белградскую. А вы как поедете?
– По проспекту. Сойдёшь у молзавода, оттуда недалеко. Ты что, из больницы сбежал?
– Почему вы так думаете?
Водитель засмеялся.
– Не слепой. Сам такой недавно был! У тебя-то что за болезнь такая?
– Ножом пырнули, – Анатолий поднял майку и показал марлевую наклейку на боку.
Водитель присвистнул.
– Дела! Больно?
– Сейчас уже нет… А вы давно эту махину водите?
– Да пара лет есть… И что, поймали этого?
– Ищут… А вы какие-то курсы заканчивали?
Водитель наморщил лоб.
– Погоди, парень… Ты случайно не сын Шандрика? Похож больно, да и у нас говорят, он как раз ищет тех, кто его пацана уделал.
– Случайно, сын, – после паузы ответил Анатолий.
– Опаньки! Повезло… Ты там замолви перед батей за меня словечко. Скажи, мол, Дима Белый подвозил… Просит его на серьёзные дела поставить, а то что я всё в шестёрках… Другие уже реальными бабками ворочают, а я всё какое-то фуфло развожу… Он сам, конечно, за баранкой, ну так самого босса возит! Он у тебя – мужик серьёзный!
Анатолий сжал зубы и больше до самого конца поездки не проронил ни слова. Когда контейнеровоз остановился, протянул водителю деньги. Тот отшатнулся:
– Парень, ты в своём уме?! Хочешь, чтобы меня вместе с тем, кто тебя подрезал, в бетон закатали?.. Твой батька шутить не будет!
… Звонок резко зазвенел. Таня вздрогнула.
– Это, наверное, Костя, – успокоительно сказала Зоя. Они вдвоём поднимали бабушку на кресло, чтобы поменять ей мокрую пелёнку и рубашку. Снова звонок – оглушительный, как гром. Бабушка протестующе залепетала.
– Иди открой, – облегчённо вздохнув, когда бабушка наконец опустилась на кресло, сказала Зоя. – Я сама поменяю.
Звонить перестали – услышали шаги? Таня медлила отпирать, чего-то опасаясь. Потом, рассердившись, быстро распахнула дверь.
Напротив неё стоял полуодетый, бледный Анатолий. В глазах его была такая тревога, что Таня решила – случилось что-то страшное. Объяснять направление её мыслей не нужно. Она посерела и покачнулась… Он шагнул к ней, подхватил её на руки.
– Таня… Всё хорошо… Я с тобой…
Переодевая бабушку, Зоя молча плакала. Крупные слёзы падали на рубашку, искалеченное тело больной старушки. Ласково лепеча что-то, бабушка тянулась к ней, гладила похожей на палочку иссохшей рукой.
… – Послушай… Я не знаю, что ты подумала. У Светы несчастье. Её бросил… ну, в общем, любовник… Она вскрыла себе вены, ночью, никто не видел. Я зашёл в ординаторскую, соседу плохо стало, хотел кого-то позвать. А она лежит на полу, вся в крови… Я сделал ей жгуты, всё убрал, даже соседа сам уколол – нас учили… Светка умоляла никому не говорить. Работала дальше, как обычно. Но человек – не машина. Иногда она срывается. Я её просто жалел… Между нами ничего не было. Я никогда никого не любил и не полюблю, кроме тебя.
– Я знаю… – У Таня от волнения стучали зубы, она избегала смотреть на Анатолия. – Что ж ты примчался-то так?! Тебе же вредно… И ещё на руки поднял!
– Ничего мне не вредно, когда ты рядом… Любимая… Мы больше никогда не расстанемся… Я ухожу из дома. Отец нарушил своё слово. Обещал мне… в общем, обещал. Я больше не хочу его видеть.
– Ты хочешь жить у нас? Но бабушка… я не знаю…
– Солнышко, я не стану для вас обузой! Жить у вас я не буду, он найдёт меня, и здесь тоже. У меня есть друзья…
– У тебя рана! Ещё очень холодно! Господи, что мне с тобой делать?! – Таня чуть не плакала.
– Не бойся, малыш. Я знаю одно место, оно далеко за городом… Сейчас жить там нельзя. Но переночевать, пожалуй, можно.
Переговорив с ней, Анатолий пошёл поблагодарить Зойку. Ни малейшего следа ревности он не увидел на её восковом личике и в потерявших свою ясность измученных глазах. Она даже нашла в себе силы улыбнуться ему навстречу и спросить:
– Ну, как? Помирились?
Анатолий молча взял её худенькую руку и поднёс к губам. Его нельзя было обмануть, он понимал всю глубину её страданий и свою вину перед ней, но и знал также, что, если он обнаружит свои чувства, ей станет ещё больнее.
– Всё в порядке, Зоя. Спасибо, что позвонила. – Его голос дрогнул. – Девочка, дорогая…