Рауль Валленберг: «Железная маска» Сталина, или Алый Первоцвет

Дед тяжело воспринял эту новость. Он неоднократно предостерегал Рауля о женщинах и романтических отношениях во время учебы в университете. Женщины, сказал он своему внуку, являются гиенами, которые «используют все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы заполучить в свои когти любого молодого человека, который соответствует их планам.» Поэтому он был близок к апоплексическому удару, когда его внук написал ему о Рингман.

«Он потребовал от Рауля честного ответа: если отношения оставались «вполне добродетельными», это одно дело, если же Рауль соблазнил девушку, это очень серьезно. «Если соблазнил американку – все», будущее покрыто мраком, и все планы придется менять. Швеция слишком мала, чтобы жить с женой, «запятнанной нелегитимной связью». Тогда Раулю придется остаться в Америке. Густав Валленберг не винит Рауля в том, что он поддался влечению половых инстинктов и вступил в «общение с молодой женщиной», но ужасается последствиям в случае, если она окажется беременной. Письмо представляет собой еще один вариант ранее присланных предупреждений о женской коварности и об опасности заключения союза с девушкой вне своего класса. К тому же юноша с такими перспективами, как у Рауля, не должен связывать себя прежде, чем успеет «организовать свою жизнь и деятельность»:

«Ничто не сможет меня утешить, кроме известия, что тебе удалось вполне выпутаться из этой неприятной истории», – писал Густав Валленберг в конце своего длинного письма, помеченного 23 сентября 1935 года. «Никакого повода беспокойства. Никаких осложнений. Чувства лишь с ее стороны. Переписка прекращена», – телеграфировал Рауль 11 октября, стараясь успокоить деда. И это ему удается. «Я вертел ее [телеграмму] и так и эдак, пытаясь обнаружить, нет ли тут чего-то скрытого или недосказанного, но не обнаружил, – писал тот в ответ. – Я нашел, что все сказано ясно и прямо, и это успокоило меня. Спасибо тебе за присланную телеграмму!» В письме, отосланном несколькими днями позже, Рауль выразил сожаление, что своими неясными выражениями причинил дедушке беспокойство. Однако он рад, что затронул этот вопрос и увидел в письмах дедушки доказательство его любви и заботы [2].

Ни Валленберг, ни Рингман никогда не вступят в своей жизни в брак…

Рауль Валленберг последовательно вкладывал свое время и творчество в архитектуру за счет таких предметов, которые ему не нравились, таких как химия, математика, физика… В первом семестре 1932 года Рауль выбрал в качестве учебной дисциплины теорию строительства, что предусматривало изучение физики и математики – двух предметов, которые он не любил. Причиной выбора послужило его предположение, что после возвращения в Швецию ему скорее понадобится именно это, а не архитектурные дисциплины. Рауль писал: «Мне здесь очень нравится. Я бы только хотел, чтобы нас побольше учили практической архитектуре и поменьше физике, математике и тому подобному. История архитектуры, на мой взгляд, – очень интересная вещь». В течение семестра он получает задание начертить проект музыкальной школы, но ему трудно выбрать, который из своих набросков представить: у него есть бумажка и на ней нечто, «напоминающее то ли муху, то ли летательный аппарат братьев Райт, и вот это мне очень нравится». Архитектура же доставляет ему удовольствие и он, единственный из учащихся, получил «отлично» за задачку на проектирование – фонтан в саду [2].

Во втором семестре, из-за математики и физики, Рауль решил на следующий год перевестись обратно с теории строительства на архитектуру. В письме матери, беспокоившейся по поводу его «усидчивости и плохих результатов по математике», он объяснял, что «лучше стать хорошим архитектором, чем плохим инженером, не говоря обо всех прочих соображениях». То, что он решил не перенапрягаться из-за физики и математики, не значит, что он живет по «закону наименьшего сопротивления». Скорее, он намерен «целенаправленно посвящать все больше и больше времени вещам, соответствующим моей натуре» [2].

По окончании колледжа он получил серебряную медаль Американского института архитекторов. Несмотря на это, он был художником, а не архитектором. Через тридцать пять лет, в 1970 году, доктор Жан-Поль Слюссер, бывший преподаватель Рауля, вспоминал: «За все мои тридцать четыре года преподавания черчения и рисования он был одним из самых талантливых и прилежных моих студентов». Когда же Слюссер как-то спросил Рауля, не думает ли он о карьере художника, тот «медленно и, пожалуй, чуть грустно» рассказал о своей семье и о том, какого типа образование должен, согласно общим ожиданиям, получить представитель семьи Валленберг.

Рауль покрыл свою комнату фресками, которые нарисовал меловой пастелью: животные, птицы, корабли, здания… Друзья особенно наслаждались этими рисунками, потому что Рауль был дальтоник. Этот врожденный дефект обнаружил еще его сводный брат Ги, когда Рауль, выполняя школьное задание, раскрасил лошадь в зеленый цвет, а траву в красный. В ходе дальнейшего медицинского обследования было констатировано, что он «абсолютно не различает красный цвет», у него вообще отсутствует «нормальная способность к различению цветов». «Лишь в этом году я стал обнаруживать степень моего дальтонизма, – писал он матери в апреле 1933 года. – Я все время совершаю прямо-таки ужасные промахи». Однокурсник Рауля тем не менее заверяет, что тот, несмотря на свой дальтонизм, «накладывал краски очень точно, а его цветовые гаммы всегда оказывались крайне приятными».

4 августа 1933 года Раулю исполнился 21 год. С днем рождения его поздравили не только самые близкие родственники, но и другие Валленберги: Маркус-старший с Амалией и Кнут с Алис. Телеграммы были лаконичны и однотипны: «Лучшие пожелания». Так патриархи клана Валленберг продемонстрировали свое внимание к дню рождения Рауля: он стал совершеннолетним, и его будущее внутри семейной империи следовало серьезно обсудить. За неделю до дня рождения Рауля Кнут Валленберг написал Май фон Дардель: «Мальчик смышленый, и для такого, как он, юноши, вне всяких сомнений, полезно собрать опыт разных стран мира. Как только Папа Густав окажется в пределах слышимости, я поговорю с ним о будущем мальчика.»

Рауль также сознавал, что в его жизни наступил новый этап. Перед Рождеством он написал Маркусу-младшему, прося его «прислать парочку адресов», с тем чтобы он смог расширить круг своих американских знакомств. Додде это сделал, но только семь недель спустя, поскольку «был завален работой разного рода». Рекомендательные письма были написаны двум его нью-йоркским друзьям, Роберту Ловетту и Джеймсу Варбургу, представителям финансовых кругов, имеющим тесные контакты с SEB. Письма были идентичны, формальны и совершенно лишены личных чувств (см. ниже в п.3.3).

В то время как Рауль праздновал Рождество 1933 года у родственников в Коннектикуте, по другую сторону Атлантики, в Европе, без его ведома велись разговоры о его будущем. Дедушка Густав, как обычно, проводивший Рождество в Ницце, получил приглашение от своего брата Маркуса заехать на два дня в Канны, где тот в это время находился. Они ели, пили, играли в карты и разговаривали. В беседах в «Гранд-отеле» принимал участие и третий брат, Аксель.

Одним из вопросов, которые обсуждали Маркус-старший и Густав во время их встречи в Каннах, стали перспективы Рауля на будущее. Маркус-старший лицемерно утверждал, что он вместе со своими сыновьями Якобом и Маркусом-младшим уже несколько раз говорил о необходимости укрепления исполнительных сил в руководстве банком и как-то предложил подумать о том, чтобы со временем приобщить к банку Рауля. «При этом я подчеркнул, что, хотя он и учится в США на архитектора, кровь предпринимателя, текущая в его жилах, еще возьмет свое, и я полагал, что будет и уместно, и правильно, если ему дадут шанс в банке». На это сыновья отвечали, что Рауль «конечно же, талантлив», но они опасаются, что он «слишком болтлив». На самом же деле Маркус-старший делал все, чтобы никаких конкурентов у его сыновей не было (см. также ниже в п.3.3).

Решения о будущем Рауля и его работе в банке тогда принято не было (позднее «сфера Валленберг» вообще закроется для Рауля – см. п.3.3). Во время бесед в Каннах Маркус сослался на скептицизм своих сыновей (ни один из них не знал на самом деле был ли Рауль «слишком красноречив», поскольку они редко общались с ним!) и дал Густаву понять, что Раулю «было бы полезно до некоторой степени обуздывать свою красноречивость», которую он унаследовал от бабушки и прабабушки по отцовской линии. Согласно Маркусу, они были «известны неиссякаемой болтливостью» – чертой, характеризовавшей, впрочем, и отца Рауля. Так как Маркус, якобы, был «заинтересован в Рауле», он намекнул Густаву, что было бы уместно при случае «сделать ему предупреждение». Густав решительно возражал, что Рауль слишком красноречив, после чего разговор перешел на другие темы.

В конце апреля 1934 года Густаву пришлось написать письмо брату Маркусу, обвиняя его в том, что тот говорил третьим лицам, что Раулю «следовало бы искать способ зарабатывать на хлеб в кругах политиков – столь дискредитировавших себя у нас». Вновь Маркус-старший акцентировал «красноречивость» Рауля все с той же целью – не допустить Рауля в банк. Своей критикой, писал Густав Валленберг, Маркус нанес ему, Густаву, удар в «самое чувствительное место» – затронул внука. Маркус не ответил на письмо, но попросил посредничества брата Акселя. И тот написал Густаву, объясняя, что Маркус желает Раулю исключительно добра и напомнил о заботе Маркуса к отцу Рауля в период его болезни. На это Густав ответил, что не относится к людям агрессивным, но сказанное возмутило его отцовское сердце. Его внук, который так прекрасно развивается, – самое дорогое, что у него сейчас есть.»

Раздражение и недоверие, возникшие между Маркусом, Густавом и отчасти Кнутом по поводу будущего Рауля было вызвано ситуацией в поколении клана Валенберг, которое готовилось взять в свои руки семейный банк SEB и промышленный бизнес. Густав считал, что наиболее сильную конкуренцию Раулю составляла «молодежь в нашей собственной семье». Этой «молодежью» были Якоб и Маркус-младший, принадлежавшие к поколению его сына. В 1934 году Якобу исполнилось сорок два, а Додде – тридцать пять. Таким образом, они были значительно старше Рауля, но после смерти Рауля-старшего Густав Валленберг видел своего внука почти их сверстником. В конкурентной борьбе за посты и влияние дед был полностью на стороне внука, однако силы были слишком неравны: Кнут Валленберг, глава клана, хорошо относился к Раулю, но влияние Маркуса-старшего на Кнута было намного больше, чем влияние Густава. А когда в 1937 году умер дед, а в 1938 году – Кнут, Рауль оказался полностью беззащитным (см. ниже п.3.3).

В конце сентября 1934 года у Рауля начался его последний семестр в Энн-Арборе: заключительные курсы по архитектуре, курс «декоративный дизайн», изучение испанского языка и два курса по бетону (которые ему, конечно же, не нравятся). В течение семестра он работал над двумя проектами. Один из них связан с «дешевым жильем». «Задача – построить в черте города 16 многоквартирных домов упрощенного типа, чтобы хватило места на 4500 человек. После проекта «дешевого жилья» для рабочих, удостоенного оценки «отлично», Рауль получил задание спроектировать музей естествознания. Перед ним теперь встали чисто эстетические проблемы, и это его радовало: «Здание, в проекте которого не учитывались бы никакие практические моменты, естественно, никто строить не будет, но было очень интересно чертить это после довольно-таки убогого проекта дешевого жилья» [2].

После окончания семестра 25 января 1935 года все свое время Рауль посвятил экзаменационному сочинению по современной шведской архитектуре. Ранее он просил мать возобновить его подписку на шведский архитектурный журнал «Строитель» и выяснить, каким учебным пособием по архитектуре пользуются в Высшем техническом училище в Стокгольме. Однако работа шла медленно: «довольно трудно и бесполезно писать о чем-то типа Швеции, когда тебе не с кем поговорить и помериться интеллектуальными силами», в результате чего работа продвигается «достаточно медленно и без большого энтузиазма» [2].

Прежде чем в конце февраля 1935 года покинуть Энн-Арбор, Рауль посетил Овоссо, проехав на велосипеде 60 миль. Мать одного однокашника попросила его сделать доклад о Швеции. Этот однокашник вспоминал: «Хотя он приехал с рюкзаком, в котором были все его вещи, когда он появился на лекции в Женском клубе, на нем были полосатые брюки и роскошный пиджак, а воротничок был накрахмален. Разумеется, добрые тетушки Овоссо были очарованы.» Участницы клуба отпраздновали визит Рауля «изящными напитками», каждый из которых был украшен крошечным сине-желтым шведским флагом.

Чтобы прочесть эту лекцию, Рауль отложил свое возвращение домой. Дело было не только в лекции. В связи с будущей разлукой с Америкой его мучила острая тоска. «Перспектива отъезда из США вовсе не радует меня. […] Это замечательное место, и, уверен, меня будет сюда тянуть», – писал он деду на Новый год, а три недели спустя сообщил: «Вчера у меня был последний день учебы. Очень странное ощущение, что приятные и интересные годы учебы в Америке заканчиваются. Это было потрясающее время, и расставание очень печально.» Рауля раздирали противоположные сильные чувства: тоска по Швеции и печаль от того, что приходится уезжать из США. Но чем ближе становилось время отъезда, тем более усиливалось первое чувство: «Моя память о Швеции три года находилась под замком, но теперь неожиданно вновь расцвела пышным цветом. Мне на самом деле каждую ночь снится Швеция. Я очень хочу поскорее оказаться дома, увидеть родителей и всех остальных.» [2]

Он не был дома целых три с половиной года (будучи хорошим студентом Рауль закончил курс, рассчитанный на четыре с половиной года, за три с половиной). Несколько раз обсуждались планы Рауля на лето. Рауль хотел съездить в Швецию и в конце сентября, к началу семестра, вернуться. Альтернативный вариант – поездить по США, может быть, подыскать работу на лето, а дома тогда побывать на следующий год. По этому поводу Рауль писал деду: «Я хочу знать, как Вы относитесь к этому, потому что в результате пострадает Ваш кошелек. Я не ощущаю такой уж потребности ехать домой, но я обещал маме, что как-нибудь появлюсь у нее за время своей четырехлетней отлучки.» [2]

Дед, конечно же, считал поездки домой совершенно несвоевременными (и, видимо, неэкономными…). Эта идея, писал он Раулю, свидетельствует о тяге его, Рауля к удовольствиям, что неправильно, особенно в нынешних экономических условиях, и показывает, что он не воспринимает цель своего пребывания в Америке вполне серьезно. Гораздо полезнее устроиться на работу, чтобы получить представление о том, как зарабатывать себе на хлеб (из-за безработицы этот ценный совет был неактуальным), или познакомиться с полезными людьми. Наставления были многословными, носили слишком общий характер и, как понял бы сразу более искушенный, чем Рауль, человек, лишены практического содержания:

«К этой идее меня привела мысль, что не повредит, я полагаю, дополнить книжное образование знанием людей, изучением характера, привычек и образа мышления людей опытных. Накопленные книжные знания легко приводят к сознанию собственной исключительности, к своего роду зазнайству». Когда ты однажды вернешься в Швецию, ты должен отличаться от сверстников как раз в том, что касается знания людей и жизненного опыта. Уже сейчас, в процессе учебы в Энн-Арборе, у тебя есть возможность обмениваться мыслями с людьми, живущими и думающими не так, как мы. Я не хочу этим сказать, что таланты или образ представлений американцев благороднее наших. Но они другие. Уже одним тем, что ты соприкасаешься с молодежью в Энн-Арборе, ты заработал себе преимущество. Моя мысль состоит в том, что ты мог бы увеличить это преимущество во время своей поездки во время каникул в Калифорнию, завязав контакты с подходящими лицами именно ради того, чтобы впитывать в себя их опыт и их представления о жизни – при твердом условии, что в этом и будет цель поездки. […] Едва ли не все двери открыты перед молодым человеком с твоей фамилией и твоими способностями. Американцы чрезвычайно гостеприимны и внимательны по отношению к европейцам, и особенно шведам. […] Они со всей открытостью делятся своим опытом и любят встречаться с людьми, которые по крайней мере настолько способны дискутировать, что стоит убеждать их в том, что американское – значит лучшее. Для тебя это должно было бы стать своего рода спортом – вызвать обмен мнениями, в ходе которого ты выманиваешь то, что хочешь узнать: что они думают о будущем и как, по их мнению, должны разрешиться будущие великие проблемы человеческого существования. Начни расспрашивать их об американской ситуации, но никогда не теряй из виду задачи в конце концов выудить из собеседников, что они думают о перспективах для разных стран Европы. Это представляет интерес, потому что американцы более склонны к практике и лучше, чем мы, видят возможности. Если только ты сумеешь правильно зайти, выстроится целая очередь желающих тебя поприветствовать.» [2]

Итоги обучения в Мичигане имели и тревожный оттенок. Уже в середине обучения Рауль стал сомневаться в целесообразности занятий архитектурой. В апреле 1933 года в письме матери он делился сомнениями, насколько успешным он окажется в Швеции со своим американским образованием, кото-рое не обязательно лучше шведского. «Хотя мне очень нравится архитектура, думаю, будет лучше, если я как можно скорее после завершения своей учебы займусь тем или иным бизнесом. Это не означает, что учеба была зря потраченным временем, ведь к деловой жизни, наверно, едва ли где-то готовят.» [2]

Май фон Дардель в тревоге переслала письмо свекру (что еще она могла сделать в то время?) Ну, а свекор сомнениями, видимо, не страдал, он строил новые планы, основанные на его собственных общих рассуждениях… Рауль завершил свое образование, однако в это время его неуверенность в выборе профессии не уменьшилась, а, наоборот, с годами только возросла.

Рауль Валленберг отплыл из Нью-Йорка 26 февраля 1935 года. 5 марта пароход прибыл в Осло, и через день Рауль вновь оказался в Стокгольме – после трех с половиной лет отсутствия на родине.

Литература

1. Бирман Дж. Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста. – М.: Текст, 2007 (Приложение: Рауль Валленберг. Отчет шведско-российской рабочей группы). – 399 с.

2. Янгфельдт Б. Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой. – М.: АСТ: CORPUS, 2015. – 636 c.

3. Prager J. The Wallenberg Curse.– The Wall Street Journal, 28.02.2009

(www.wsj.com/articles/SB123207264405288683).

4. Nylander G., Perlinge A. Raoul Wallenberg in Documents, 1927—1947. – Stockholm: Banking & Enterprise, 2000. – 84 p.

5. WALLENBERG AT MICHIGAN BY KIM CLARKE. – https://heritage.umich.edu/stories/wallenberg-at-michigan/

6. THE STORY OF RAOUL WALLENBERG BY PENNY SCHREIBER. – http://wallenberg.umich.edu/raoul-wallenberg/the-story-of-raoul-wallenberg/

Глава 3. Рауль Валленберг ищет работу

3.1. Густав Валленберг строит новые планы

Опека Густава привела к тому, что Рауль, вместо того, чтобы учиться в Стокгольме, приобрести друзей-однокашников и, наконец, получить нормальный диплом, дающий право работать в Швеции, отправился за океан изучать архитектуру почему-то в университет Мичигана (похоже, дед решил сэкономить на плате за учебу, да и американский диплом архитектора не давал права на работу в Швеции). Видимо, Густаву грезилось нечто похожее на начало жизненного пути спичечного короля Ивара Крейгера (но и тот, прежде, чем отправиться в Америку, а затем в Южную Африку… предпринимать, получил высшее образование в Швеции).

В то время как Рауль заканчивал свою учебу в Энн-Арборе, между ним, его дедом и матерью продолжались дискуссии о его «коммерческом образовании».

По мнению Густава Валленберга, перед Раулем было два основных пути.

Первый путь состоял в том, чтобы встать «в ряд ищущих работу и самому зарабатывать себе на хлеб». «Это будет чертежная доска и конторский стул, и ты попадешь в среду более или менее старательных молодых людей, которые в тишине лелеют в сердце единственную мысль: обойдя своих товарищей, постараться пробиться. Немножко спорта, иногда сходить в кафе – это правда скрашивает существование, но, когда, устав, ложишься спать, тяжелые тучи борьбы за существование зачастую омрачают мысли.» И жесткая конкуренция, так как слишком много людей находится в сходном положении – «хорошо одетых, хорошо воспитанных и с университетским образованием.» [2]

Второй путь: «постараться приобрести положение, не укладывающееся в обычный порядок вещей, стать равным лидерам, а не только своим товарищам». Для этого нужно, чтобы «людям, уже занимающим руководящие позиции, была внушена мысль о твоей полезности». «…Исполнять более масштабные задачи, возвысившись над серой массой сверстников, есть долг талантливых людей… Рассчитывать на твою талантливость – не самонадеянность с моей стороны. Она дана тебе благодаря твоей крови, твоим способностям и счастливому дару холодного мышления. Я всегда говорил о значении самоконтроля. Вышеназванные предпосылки в большей степени, чем семейные связи, оправдывают мое мнение: тебе нужно избрать путь лидера, а не просто старательного работника, одного из многих.» [2]

Густав давно «чужой» в Швеции, не ладит со своими родственниками, не имеет связей в шведских деловых кругах. К сожалению, в этом основная причина того, что он пишет Раулю: «Я стремился вооружить тебя тем, к чему у нас в Швеции не привыкли, что упускают из виду, – знанием мира и привычкой иметь дело с другими народами, понимать их менталитет, обычаи и представления. Я рассчитывал, что это станет твоим преимуществом перед сверстниками. Я пришел к мысли, что господствующее у нас убеждение, будто мы лучше всех на свете, требует корректировки и замены на более заинтересованное отношение к другим. Соприкосновения с другими народами отныне не сможет избежать никакая страна. При этом необходимы понимание привычек и особенностей других. Всякий наблюдатель обнаруживает, что за границей многое не так, как дома. Первопроходец вскоре видит, что какие-то формы счастливого бытия встречаются повсюду. Очень познавательно наблюдать их, расширяя свои представления.» [2]

Густав Валленберг готов сделать все, что может, чтобы вновь отправить Рауля за границу, как только он вернется домой из Энн-Арбора. С момента окончания учебы в Мичиганском университете завершен теоретический этап его воспитания. После этого должен начаться практический этап. Конечно же, Густаву Валленбергу по-прежнему не нравится жизнь молодежи в Стокгольме (?) и он хочет, чтобы Рауль оставался за границей. Его брат Кнут в 1870-е годы работал в Crédit Lyonnais в Париже, а Якоб и Додде – в разных местах в США, и во всех трех случаях на пользу их карьере. Следует избегать крупных банков или компаний, где человека сажают в какой-то отдел и дают второстепенные рабочие задания. Надо искать стажировку в более мелкой компании, где все соприкасаются друг с другом, и поэтому там легче понять «весь механизм»: «Стержневым моментом является установление связей с лидерами» (которые скептически относятся к Густаву в Швеции, а за границей Густав таких связей просто не имеет). Если Рауль согласен, то Густав Валленберг готов воспользоваться своими контактами в Боготе, столице Колумбии (?).

Этот этап в образовании Рауля должен был закончиться в 1936 году. Следующий этап, по мнению Густава Валленберга, представлял бы стажировку в небольшом банке в одной из развивающихся стран. Дед уже много лет близко знаком с «самым великолепным банкиром» Стамбула Эрвином Фройндом, 42-летним чешским евреем, который в скором времени должен заступить на должность директора филиала Голландского банка в Хайфе, в Палестине. Этот Фройнд сам предложил устроить Рауля на практику. «Тогда ты после работы в коммерческой фирме в Боготе получишь лучшую возможность увидеть изнутри деятельность банка в новых землях… На этом месте у тебя будет шанс понаблюдать за работой во многих сферах. Ты сможешь познакомиться с идеями, выдвигаемыми еврейскими переселенцами, людьми весьма одаренными и опытными» [2]. Все это оказалось лишь высокопарными словами и …только словами, как мы увидим ниже.

Рауль согласился с этой программой. Уговаривать пришлось не Рауля, а его мать, считавшую, что будущее сына – в Эншильда-банк. Она уступила под влиянием аргумента Густава Валленберга, что служба в банке в новых землях «в высшей степени полезна для общего образования при любом роде деятельности» (слова, слова…). Считается, что то обстоятельство, что Густав Валленберг финансировал образование Рауля лишь до того момента, пока тот оставался за границей, позволяло Густаву добиваться своего [2]. Следует все-таки сказать, что если бы Рауль понял, что планы деда основаны лишь на его собственных словах (он просто не смог этого понять, ни в 1931 году, ни в начале 1935 года) или если бы мать Рауля действительно смогла бы устроить Рауля в Эншильда-банк, то Густав Валленберг был бы избавлен от хлопот по дальнейшему воспитанию внука.