Рауль Валленберг: «Железная маска» Сталина, или Алый Первоцвет

Центральным пунктом плана, по мнению Густава Валленберга, должна была стать Хайфа (?). Колумбия играла роль подготовительного этапа, чтобы Рауль познакомился с конторской работой до того, когда он приедет к Фройнду. Ответы из Боготы, однако, были уклончивыми, и дед стал зондировать… индийский и мексиканский вариант….

24 февраля 1935 года Густав сообщил своему брату Маркусу Валленбергу-старшему, что Рауль возвращается в Стокгольм после окончания учебы в Энн-Арборе. Далее он писал (к видимому удовольствию адресата: Рауль Валленберг вновь уедет из Швеции и прекратятся попытки устроить его в семейный банк): «Я намереваюсь отправить его на работу в Южную Америку, Индию или Мексику, но пока не решил, в которую из этих стран… Место в коммерческой фирме имеет целью дать ему привыкнуть к конторской работе, поскольку без этого я не хочу отпускать его к Фройнду».

Молодой Рауль Валленберг

Маркус-старший получил письмо на следующий же день, так как находился в Каннах, а Густав в Ницце, и сразу же написал в Стокгольм Додде, лицемерно указав на необходимость ему и брату Якобу «взвесить свое отношение к будущему пути Рауля» (на самом деле речь шла о принятии мер к недопущению внука нелюбимого Густава (и возможного конкурента в будущем) в семейный банк. Ответ понятливого сына Додде, Маркуса-младшего был выдержан в самых общих, ни к чему не обязывающих выражениях, которые тем не менее говорили посвященному, что такие меры будут приняты (см. п.3.3).

3.2. Южная Африка и палестинская Хайфа

Помимо матери, отчима и брата с сестрой Рауль надеялся в Стокгольме увидеть и деда после четырех лет разлуки. Тот очень хотел встретиться с Раулем, но медлил ехать домой из-за спора с братом Маркусом по поводу шведской торговой политики. Все же весной 1935 года Густав Валленберг встретился с внуком и быстро уехал, назвав свое пребывание в Стокгольме «шабашем ведьм» (К Густаву в «сфере Валленберг» было достаточно скептическое, ироничное отношение).

Перед приездом домой дед предупреждал Рауля (в очередном письме…) об опасностях, связанных с «сиренами» – девушками, а также давал инструкции, как вести себя со старшим поколением клана Валленберг. Густав считал, что в различных семьях Валленбергов его примут очень хорошо, возможно, даже слишком хорошо, из-за его долгого отсутствия. Продолжение носило не слишком логичный характер: к нему начнут предъявлять особые требования, и это надо иметь в виду, в противном случае последствия могут быть роковыми. Раулю предстоит увидеть пожилых господ, людей опытных, которых не обманешь ни хорошей прической, ни потоком красноречия. По сравнению с ними он еще ничего не умеет и его познания скудны. Рауль должен их слушать. В случае, если он получит предложение о работе, необходимо ответить, что его «практическое образование» еще не завершено, и поэтому он еще не готов работать на родине (???). В противном случае, он окажется в толпе других заурядных юношей, соревнующихся в борьбе за заурядные же рабочие места… Если же Рауль вернется домой, познакомившись с банковской деятельностью (в захолустном банке в Палестине с ее чахлой экономикой и арабскими беспорядками???) и бизнесом (где и каким, дед точно не знал…) за рубежом, то тогда все преимущества будут на стороне Рауля, потому что никто в Швеции не видел и не имел опыта, намеченного для него ДЕДОМ (?). Тогда Рауля начнут ценить. С годами станет более понятно, что шведская экономика отстала (?), и встанет вопрос, как преодолеть эту отсталость. Всем понадобится человек, которого на настоящий момент нет (?), знакомый с деловой жизнью за границей в крупном масштабе (???). Мы увидим далее, с какой деловой жизнью за границей В КРУПНОМ МАСШТАБЕ познакомился Рауль… В письме содержался еще один, столь же «логический», пассаж деда: чтобы не терять шанс, следует побыть дома как можно меньше, в долгой задержке таится риск выставить на показ свои слабости, а люди завистливы и стремятся к нивелировке,

К сожалению, Рауль был послушен: в течение трех с половиной месяцев пребывания в Стокгольме он избегал «опасных удовольствий», «хорошо» себя вел в общении со старшим поколением Валленбергов, интересовался только временной работой. Вернувшись из Энн-Арбора в Стокгольм с дипломом архитектора, Рауль Валленберг принял участие в открытом конкурсе проектов строительства плавательного бассейна и площадки для игр в парке одного из дворцов Стокгольма. Свои проекты представили десятки известных архитекторов. Проект Рауля новой открытой купальни в Стокгольме занял второе место и привлек к себе внимание прессы и специалистов. Перед своим отъездом за границу, Рауль напечатал за собственный счет брошюру, в которой он представлял свой проект. Но он уже обещал своему любящему (и… деспотичному) деду заняться коммерцией, и Густав заставил его сдержать слово.

В личном плане о пребывании Рауля в Стокгольме ничего не известно в письмах. Конечно, это время было радостным для семьи фон Дардель, встретившей своего сына и брата после четырех лет разлуки. Конечно, будущее Рауля обсуждалось, но никаких свидетельств об этом нет. Густав Валленберг был доволен: «В конечном итоге я весьма доволен твоей поездкой в Стокгольм. Ты порадовал своих родителей, меня и наших близких» [2].

Больше всего он был доволен, видимо, тем, что настояв на быстром отъезде Рауля из Стокгольма, он отвлек внука от его профессиональных занятий архитектурой, в которых Рауль добился определенного успеха в период своего краткого пребывания в Стокгольме. Его проект привлек к себе большое внимание: был представлен на первой странице крупнейшей ежедневной газеты «Свенска Дагбладет» и рецензировался в журнале «Строитель». С учетом того, что Рауль Валленберг до этого не был известен в профессиональных кругах, такое внимание было успехом.

Да, но внук Густава не должен был стать архитектором! Ведь это образование было лишь этапом на пути к ИНЫМ целям! Поэтому дед поторопился покончить с этим, отдав должное, впрочем, инициативности Рауля, его умению общаться с людьми, вести переговоры с чиновниками по поводу своего архитектурного проекта.

Когда Рауль уезжал из Стокгольма, он получил рекомендательное письмо от Маркуса Валленберга-старшего в «Стандард банк» Южной Африки в Кейптауне: туманные планы деда про Колумбию, Индию и Мексику каким-то образом «рассеялись». Выбор Южной Африки был сделан случайно, видимо, во время пребывания в Стокгольме самого деда и был продиктован лишь стремлением «вытащить» Рауля из нелюбимого Густавом Валленбергом Стокгольма. Все это опровергает заявления Густава, о том, что им был создан обдуманный план по коммерческому образованию внука и приобретения им «бесценного опыта». Невозможно же считать следующее высказывание деда, имеющим практический и ясный характер: «Я хочу, чтобы ты учился скорее деловой технике (вот хорошее выражение), чтобы ты получил шанс узнать, как зарабатываются деньги – чисто практически. Но достаточной самостоятельности никогда не достичь без финансовой независимости.» [2]

14 июня 1935 года Рауль Валленберг поездом отправился в Осло, откуда на следующий день отплыл на пароходе «Хаммарен» в Южную Африку, в Кейптаун. Судно имело на борту груз шведских товаров, предназначенных для Южной Африки: древесину, бумагу, картон, коробки, машинное оборудование, изделия из стали и инструменты.

В течение трех недель этого морского путешествия Рауль работал над проектом новой пожарной станции и полицейского участка в Умео, городе на севере Швеции, решив принять участие в соответствующем конкурсе архитекторов. 8 июля 1935 года Рауль прибыл в Кейптаун, который ему понравился. В это время года в Южной Африке зима, но во время прибытия Рауля в стояла летняя погода. Однако она быстро закончилась и Рауль разочаровался в Кейптауне. В отеле было очень холодно, а камин, единственный источник тепла, сильно дымил.

Фирма, которую дед нашел для Рауля, «Ардерне, Скотт & Тисен», торговала лесом и строительным оборудованием. Выбор дедом места работы для Рауля не был серьезным и ответственным. Шведский консул Хегардт представил Рауля боссам фирмы, однако они не заинтересовались прибывшим стажером. Не заинтересовался и сам Рауль: «Пока что я сижу и сверяю их счета и квитанции. Контора, кажется, большая, может быть, слишком большая, и работа не может быть особенно просвещающей. Я, естественно, попрошу их дать мне возможность походить по разным отделам, а там посмотрим.» [2]

Вскоре Рауль стал тяготиться и городом, и собственными рабочими обязанностями. Он не понимает, что ему тут делать, – он стал тосковать по Стокгольму, по дому.

«Решению отправить Рауля в качестве практиканта именно в фирму «Тисен», видимо, не предшествовала основательная подготовительная работа. «У меня нет никаких предписаний относительно твоей работы у Тисена, – писал Густав Валленберг в своем первом письме Раулю в Кейптаун. – Ты сам лучше это определишь». Однако он хотел, чтобы внук тут же прошел курс бухгалтерии, «чтобы осуществлять необходимый контроль за работой подчиненных». Для деда не играло большой роли, что делает Рауль и где – важно лишь, чтобы он покинул Стокгольм. К тому же конторская работа в «коммерческом образовании» Рауля рассматривалась всего лишь как подготовка к более важной работе в банке в Хайфе. Уже 2 августа Густав Валленберг послал Раулю расписание пароходных сообщений между Кейптауном и Хайфой – для путешествия, запланированного на зиму 1936 года!

В «Тисен и Ко» Раулю пришлось заниматься всем понемногу. Для архитекторского отдела фирмы он чувствовал себя чересчур квалифицированным. Самое большое удовольствие он получал, сопровождая коммивояжеров и наблюдая, как те обращаются с покупателями. Тем не менее в целом он мало чему научился в фирме, где был «ниже внештатного заклейщика конвертов». Прошел всего месяц, и он решил оттуда уйти.» [2]

Новым местом работы Рауля стала шведская фирма The Swedish African Company, возглавляемая Карлом Фрюкбергом. Здесь работал Бьёрн Буркардт, с которым Рауль познакомился на пароходе по пути в Кейптаун (!). Он и помог установить контакт с директором. Компания занималась продажей бумаги, изделий из дерева, искусственной кожи и т. д. Это была маленькая компания, в которой работали Фрюкберг, Буркардт, Рауль и секретарша. Почти одновременно Рауль стал работать в качестве коммивояжера еще в одной шведской фирме, Albert Florén. Эта фирма была агентом по продаже строительных материалов и оборудования (паркет, сантехника, водонагреватели и т. д.).

После пары недель работы в Шведской африканской компании настроение Рауля резко меняется. Фирма ему очень нравится, он может работать в ней самостоятельно и одновременно в тесном контакте с шефом. Фрюкберг постоянно получает предложения открыть новые направления продаж. Он передает их Раулю, и тот продает спортивные и дорожные товары, палатки, химические продукты. Рауль получил опыт конторской практики и бизнеса, так как ведет корреспонденцию, учится как покупать товары и как их продавать.

Он уже понял, к какому типу бизнеса у него наибольший интерес и способности – к торговле. Рауль многому учится у Бьёрна Буркардта, первого «молодого бизнесмена-шведа», встреченного им в жизни. «Я полагаю, – пишет он Густаву Валленбергу, – это хорошо, когда знаешь кого-то твоего же возраста, кому действительно веришь и с кем дружишь». Буркардт, в свою очередь, находится под большим впечатлением от талантов Рауля-бизнесмена. Впоследствии он вспоминал: «Стиль работы у Рауля был необычный. Он мыслил нелинейно и сложно. Но его интеллект производил впечатление на всех. Он мог переубедить любого. Самым большим его преимуществом был шарм, который заставлял людей уважать его. В результате Рауль, по всей видимости, всегда достигал своих целей быстрее прочих.» [2]

Кейптаун не был богат развлечениями: Рауль иногда ходил выпить пива или виски в одном из баров города, старомодных на его взгляд. Часто бывал в кино, несмотря на то, что до ближайшего кинотеатра было далеко. Фильмы, были, по мнению Рауля, «совершенно замечательные, с массой предваряющих номеров». «Кажется, я унаследовал, – констатирует он, – феноменальную способность бабушки смеяться долго и от всего сердца над глупейшими вещами.» [2]

Девушки в Кейптауне Рауля разочаровали: так плохо накрашены и к тому же ходят в деревянных башмаках… Началось беспокойство и о собственной внешности: стали выпадать волосы и по совету доктора он побрился наголо.

Официальным названием Южной Африки в то время было Южно-Африканский Союз, федеративное государство в составе Британского доминиона со столицей в Претории, созданное в 1910 году. Оно состояло из четырех провинций: Капская провинция, Наталь, Трансвааль и Оранжевое Свободное Государство. Из десятимиллионного населения до 75% составляли черные и «цветные» (индийцы, китайцы, малайцы и потомки смешанных браков) и 25% – белые европейцы. Около половины белого населения жило в городах, в то время как большинство черных – в деревнях в сельской местности.

С таким сегрегированным обществом столкнулся Рауль, когда прибыл в Южную Африку. Рауль был хорошо знаком с расовой проблемой по годам, проведенным в США. Свое мнение по сегрегации в Южной Африке он высказал в путевом очерке «Южноафриканские впечатления», который опубликовал в Стокгольме осенью 1936 года. Главным образом он остановился на «великой проблеме Южной Африки», то есть на расовом вопросе. Его взгляд на смешение рас был общепринятым для США и Европы того времени. Рауль считал, что равноправие между расами, пишет возможно в странах с небольшой долей белого населения, но в странах, где живет много белых (США, Австралия и Южная Африка), оно ведет к нежелательным последствиям: «Следует не только подарить неграм радость чувствовать себя равными белым, нужно еще противостоять смешению рас, которое возникло бы тогда между белыми и черными». Пример тому – цветные в Южной Африке. Поскольку, считает Рауль, «к несчастью, большое» общение между расами в Южной Африке не встречало до сих пор достаточного сопротивления, и «создалась смешанная раса, составляющая очень серьезную проблему.» [2]

Однако Рауль очень трезво оценил политику правящего белого меньшинства (которая полностью обанкротится спустя полвека) в этой стране: «Теперь [белому европейцу] приходится мириться с плохо скрытой неприязнью, которую испытывает к нему мир. У него есть лишь две возможности: либо думать о себе и продолжать логику империалистической политики, либо думать об интересах цветных, и тогда он должен отказаться от колониальных богатств и власти, что для него равносильно концу. Политика, проводимая в реальности, представляет из себя хитрый компромисс между обеими этими возможностями: говорят в идеалистическом ключе, но упрямо держатся за кошелек и скипетр власти.» [2]

В середине ноября 1935 года Фрюкберг, Рауль и Буркардт отправились в пятинедельную деловую поездку по Южно-Африканскому союзу. Их первая остановка была в Йоханнесбурге, который живо напомнил Раулю Америку: «аптеки, бары и небоскребы, бесконечные потоки людей, строительство, звук молотков и отделочных работ, отдававшиеся у нас в ушах с утра до вечера все время, пока мы там были, – писал он. – Такое впечатление, что все дома, которые не строятся, находятся в процессе сноса. Воздух заряжен интенсивностью, напряжением и желанием трудиться.» [2]

Здесь, в Йоханнесбурге Рауль с утра до ночи был занят продажей сантехники и спорттоваров. Ему нравилась эта работа, Рауль обнаружил в себе способности к продажам – талант, который ему хотелось развивать.

Поэтому он впервые решил всерьез бросить вызов авторитету деда и предложил ему, что останется в Южной Африке, а в Хайфу поедет только после прохождения военной службы в Швеции в сентябре 1936 года. Однако Густав отмел это робкое предложение внука. Он заявил, что архитектурный проект и работа по продажам в Южной Африке были всего лишь «образованием в подробностях». Он, Густав Валленберг, стареет и хочет уже видеть образование Рауля завершенным. В банке у Фройнда Рауль получит опыт, какого его сверстникам никогда не добыть (и, заметим, не стоило бы добывать…). Если Рауль поедет в Хайфу сразу из Южной Африки, то у него будет шесть месяцев практики там еще до военной службы. А когда Рауль приедет в сентябре в Стокгольм, дед тоже приедет туда, чтобы помочь ему «войти в контакт с лицами, занимающими руководящие позиции» (к сожалению, те лица, которые действительно занимали руководящие позиции и были знакомы с дедом, очень скептически к нему относились…), которые, возможно (?!), смогут взять его на работу.

Далее Густав Валленберг писал внуку, что этих «лиц», он собирается искать вне «сферы Валленберг» (это понятно, там о нем думали очень скептически) При этом, он сообщает, что, в принципе, не против этого (еще бы: в это время «сфера Валленберг» бурно расширялась, поглощая большие лакомые куски бывшей империи Ивара Крейгера): «Не потому что я был бы против, если бы тебя задействовали в ней, но, по моему мнению, следует стараться расширить спектр возможностей, которые могли бы оказаться в твоем распоряжении. Я хочу исключить подозрения в том, что тебя взяли «потому, что ты принадлежишь к семье… Конечно, я не намерен, как попрошайка, вымаливать для тебя место, хочу только заронить семя размышления в тех, с кем мы встретимся, чтобы они задумались, что для их компании получить молодого человека с таким большим опытом было бы, конечно, полезно.» [2]

7 февраля 1936 года он сел на итальянский пароход «Дуильо», совершавшего рейс из Кейптауна в Александрию с остановками в Монровии, Дакаре, на Гибралтаре, в Марселе и Генуе. За 32 английских фунта Рауль получил в свое распоряжение одноместную каюту первого класса с ванной, окном, диваном и двумя кроватями. На этом же пароходе на сионистский конгресс в Палестине плыли несколько сотен евреев – из-за санкций Лиги Наций против Италии —агрессора в Абиссинии (итальянский пароход не мог пройти Суэцкий канал и поэтому совершал свой рейс не вдоль восточного, а вдоль западного побережья Африки, значительно более длинным путем), других пассажиров практически не было. «Зная южноафриканских евреев, я настроен достаточно пессимистично, но, может статься, поездка несмотря ни на что окажется приятной!» – писал Рауль деду перед началом путешествия (слабо выраженный энтузиазм для человека, называвшего себя «наполовину евреем»…). После двухнедельного общения с пассажирами его отношение стало более позитивным: эти «евреи-сионисты», сообщал он матери с Гибралтара, оказались «неожиданно интересными и приятными.» [2]

В Генуе Рауль узнал, что получить визу в Палестину, территорию британского мандата, надо было еще в Кейптауне. Визит в британское генеральное консульство в Генуе оказался безрезультатным. Ограничения на въезд Палестину оказались жесткими, тем более, что речь шла о длительном сроке (шесть месяцев).

В ожидании визы Рауль отправился навестить бабушку с дедушкой, которые в то время находились в Ницце. В беседах с дедом Рауль пытался изменить разработанную дедом программу его образования. Рауль предлагал, чтобы в связи с прохождением военной службы в сентябре задержаться в Швеции перед возвращением в Хайфу. Он справедливо говорил деду о том, что о Швеции у него очень смутное представление и он «знаком только со школьной учебой в Швеции, а не с работой». Густава Валленберг непоколебимо стоял на своем: он опасается мыслей о поездке домой до «полного завершения коммерческого образования». Было подчеркнуто еще раз: ЕГО план – это «единое целое, которое не следует разрушать» (??). Он бы даже предпочел, чтобы Рауль и вовсе не приезжал домой на военные сборы, тем более что их можно было отложить. В конце концов Рауль уступил и даже по возвращении из Ниццы письменно извинился, что поставил под вопрос мудрость дедовских планов (?) и заверил, слишком хорошо (?!) осознает свой долг благодарности деду. Явно кривя душой Рауль заверял, что у него нет выраженного стремления вернуться домой сейчас, пока он еще не заработал денег (как же Рауль мог заработать эти деньги, следуя уже хорошо известным нам планам Густава Оскара Валленберга?) и прямых (!) возражений против жизни за границей у него тоже нет…

По возвращению Рауля в Геную, вопрос с визой вскоре решился и 29 февраля 1936 года он отплыл в Палестину. По прибытии в Хайфу Рауль написал письмо, свидетельствующее о тревожном времени, которое переживала Европа накануне новой мировой войны: «Кормили отвратительно, а к концу я заболел морской болезнью. Одно было замечательно – мы сделали останову в Пирее, и поэтому я смог увидеть Афины. Город меня ни в малейшей степени не разочаровал, наоборот, оказался намного прекраснее, чем я ожидал, и очень наполнен драматизмом и воздухом. Здесь мы простояли целый день. В Александрии мы тоже пробыли почти весь день, но в Каир я не поехал. Там на рейде стояла чуть ли не сотня английских военных кораблей, в том числе три линейных корабля и один авианосец. Пройти через их цепь заняло у нас минут десять, а когда мы вечером выходили из порта, все корабли были освещены, прямо как парк с аттракционами, и это было удивительное зрелище. В Порт-Саиде, живописном и спокойном городе, если не считать его нехороших кварталов – и в самом деле нехороших, – стоял еще один английский линейный корабль. Когда мы отправлялись в путь, в устье канала, выпуская столбы пара, входило итальянское военно-транспортное судно, переполненное солдатами и рабочими. Наш экипаж, включая меня, и две тысячи человек на транспортном судне изо всех сил замахали друг другу руками под дикий рев и крики „дуче, дуче, дуче“. Потом мы пели очень приятную новую песню итальянцев Faccetta nera, bella Abessinia. После этого другое судно исчезло во тьме, но рядом с нами еще немного плыла моторка с итальянскими девушками, нанятая итальянским консулом в Порт-Саиде: они ездят встречать каждый новый транспортный корабль с войсками, входящий в порт. Одна из девушек потом села на велосипед и вдоль берега провожала корабль, пока он проходил через канал, по-прежнему распевая Faccetta nera.» [2]

На пути из Генуи в Хайфу пассажиры, представлявшие собой смешанную публику, постоянно устраивали оживленные дискуссии. Когда распространился слух, что немецкая армия заняла Рейнскую зону (это действительно произошло 7 марта 1936 года), французы объявили мобилизацию, а англичане направили свой флот в Киль, атмосфера, как сообщает Рауль в том же письме, стала «особенно взволнованной»: настроение немецких пассажиров было превосходным, все остальные смотрели на будущее Европы пессимистично, особенно евреи. «Но у них на то были свои причины», – отметил Рауль (лишь слабо выраженное сочувствие, если оно вообще было…).

После приезда в Хайфу Рауль поспешил в Голландский банк («Holland Bank Union»), где его «дружелюбно, но удивленно» встретил Эрвин Фройнд. Оказалось, что он не получал письма, отправленного в начале февраля) от Густава Валленберга о скором прибытии Рауля. Фройнд думал, что Рауль приедет только через год.

Здание, в котором находился Голландский банк (слева). Хайфа, 1936 год

Рауль поселился в комнате в «кошерном» пансионе на улице Арлозоров, 17. В этом пансионе жили в основном евреи, эмигрировавшие из Германии. В пансионе подавали только кошерную пищу, Валленбергу пришлось носить головной убор, во время субботы (шабата) в меню были лишь овощи и молоко.

В банке работало 30 штатных сотрудников, почти все евреи родом из России, Румынии, Германии и Голландии. Говорили главным образом по-немецки и по-французски. Раулю советовали учить иврит – язык, который до великого еврейского переселения в Палестину в 1920—1930-е годы находился в состоянии вымирания, но теперь возрождался. Сам же Рауль подумывал о том, чтобы вместо этого заняться арабским – он вовсе не был сионистом.

Банк работал семь дней в неделю, и работники сами выбирали себе выходной когда захотят – в субботу или воскресенье. Рауль выбрал воскресенье. Он не занимал никакой штатной должности и был неоплачиваемым волонтером, как и в Южной Африке. Конечно, ему не мог нравиться такой статус, поскольку, как он справедливо считал, характеристики работодателя имели цену только в том случае, если написавший их сам был готов платить за труд подателя такой характеристики. Дед побоялся просить оплачиваемую должность для Рауля из опасения, что Фройнд откажет.

Рауля отправили в отдел корреспонденции, где он выполнял рутинные задания, не имеющие отношения к собственно банковской деятельности: снятие копий с писем, просмотр документов, «чтобы узнать, как они выглядят», сбор статистики колебаний курсов валют на Нью-Йоркской бирже. Он видел Фройнда ежедневно, но практически с ним не общается. Через некоторое время Рауля переводят в бухгалтерский отдел. Теперь он сможет научиться банковской работе? Нет, ведь ему ничего толком не объясняют. Для Рауля она сложна и малопонятна.