Есть только дорога…

– А что за дар? – голос у Жени надломился

– Мёртвых на тот свет провожать, – цыганка развернулась и торопливо пошла к своим.

– А деньги?

– Не надо мне ничего, себе оставь! – не оборачиваясь, крикнула гадалка.

Садясь в поезд, Женя – Лосик – плакала, глядя в окно. Она ехала в неизвестность, но теперь знала главные цифры; мужа встретит в двадцать два, детей двое, умрёт в шестьдесят восемь…

На время поступления родители сняли для Жени комнату в квартире в "свечке" у Дворца Спорта. Она ездила в УрГУ на трамвае, сдавала вступительные экзамены, потом возвращалась в комнату одна. Соседка – бабушка-хозяйка – не особо докучала Жене, да и Женя была аккуратным квартирантом: за собой прибирала, не водила гостей, не приходила поздно.

Однажды Жене приснился странный сон. Её Тимофей, в этом сне пригласил Женечку на день рождения, или ещё куда. Там все подпили, подпоили Женьку, а потом начали приставать. Тимофей же приговаривал, мол, объездите все моего Лосика, да весело так, задорно… Женька вырвывалась, кричала, но ребята просто прибавили музыку погромче.

А потом всё исчезло, стало тихо, а Женечка оказалась на берегу речки в светлом сосновом лесу. Рядом горел костёр, а на ней было красивое платье, со странным вышитым узором и монетками на груди. Напротив сидел высокий парень с короткой стрижкой и шрамом на губе.

– Мир вообще скорее добрый, чем злой, Лосик, – сказал парень.

– Не называй меня так!

– К тебе, Женечка, вернулось твоё родовое имя.

– Что за дерьмо ты мне в уши вкручиваешь? Кто ты такой вообще? – разозлилась Женечка

– Твоя прабабка-вогулка гордилась бы тобой. Твоей смелостью.

– О какой смелости идёт речь? – спросила Лосик, но увидела рядом ещё одного человека. Молодую девушку, чем-то похожую на Лосика, но имеющую чуть более "нерусские" черты лица. В таком же платье, как и у самой Женечки.

– Ам люльсынь рось лавегум. Нань лави, Хайтнут-касюм201, – сказала эта женщина.

– Знакомься, это твоя прабабка. Она шаманка из рода Лося. Лось – Ялпынг-Уй – священный зверь твоего рода

– Охуеть теперь. Что мне делать с этим знанием?

– Жить более осознанно. Тебе за последний месяц достаточно свалилось всякого.

– А ты-то сам кто таков?

– Я Волк.

– А я китайский лётчик. Что за цирк-то блядь?

– Тебе вообще-то это снится…

Женечка проснулась, подскочив на кровати.

"Волк? Прабабка? Какой-то язык. Мансийский что ли? Блин…" – думала она. Лосик встала, дошла до туалета, попила воды и легла снова.

Они опять сидели у костра на берегу реки: Волк, красивая мансийская женщина и Женечка.

– Ну, что? Проснулась? Вот тебе и осознанное сновидение.

– Нань хуринг аги, Няпкве202, Лосик. – сказала женщина.

– Она говорит, что ты хорошая девушка. На тебе её защита впредь. Она гордится тем, что ты не побоялась жить, зная свой срок. Она сделала также когда-то

– Докопалась до цыганки?

– По-другому, но суть та же. Тебе надо будет помогать сохранять мир, успокаивать павших и помогать неупокоенным уйти.

– Как всё запутано. Не было бы сном, я б матом послала.

– Меня посылай, сколько хочешь, я не переломлюсь. Прабабушку уважай.

– Как её хоть зовут?

– В миру её Марьей звали. Сама поспрашивай маму про её бабушку.

– Спасибо тебе, прабабушка Марья. Не могу называть прабабушкой девушку, которая выглядит как я.

– Всякое бывает. О Тимофее своём я бы тоже порекомендовал забыть. Не пара он тебе.

– А кто – пара?

– Тебе же цыганка русским языком сказала, в двадцать два года.

– А до этого?

– Друзей никто не отменял.

– Ты где-то есть? Или ты, как моя прабабушка?

– Я где-то есть, но вам не покажусь.

– Кому "Вам"? – Лосик решила задать сразу все вопросы.

– Тебе и другим хорошим людям, которые видят меня во снах.

– Интересно, а много ли таких?

– Пока трое вас. Скоро будет больше…

– Заинтриговал. А мой выбор профессии и института вообще правильный?

– Это твой выбор, значит он в любом случае правильный. Просыпайся. Где-то по улицам города ходит девушка, которая тоже видит меня во снах. Вам надо познакомиться…

Лосик проснулась от звука собственного будильника. С мыслями о том что наконец случилось в её жизни что-то необычное. Это необычное она пыталась поймать за хвост, читая всякую эзотерику, Кастанеду вперемешку с Папюсом. "Вот и довыёбывалась", – подумала она.

А потом в её жизни случилась Света и Манул с Полиной. Но это уже совсем другая история…"

Леший был удивлен историей Лосика, и понимал, что каждого из них привело сюда какое-то чудо. Так или иначе, связанное с Волком. Теперь была его очередь высказаться. "Вот уж точно необычное и мистика, – думал он, – когда к тебе является твой предок и говорит о защите. Правда, в рассказе своём Лосик материлась изрядно. Чего в жизни она практически не делает".

Лосик уже протянула Лешему "ложку говорящего". Этл залипала на огонёк свечи, Оля разглядывала Манула и Полину. Манул тихонько брякал на варгане. Где-то на той стороне скалы сидели неформалы. У них была "своя атмосфера", и они не удосуживались обойти скалу холодной ночью.

Леший начал рассказывать историю про знакомство с Этл и свой первый стоп, плавно перейдя на учёбу в универе. Рассказ сам собой отмечал ключевые моменты в жизни Лешего за последние три года. Первый автостоп с Этл, ссоры и пьянки в общаге, первый выход на "стрит" в переход, где пермская Крис играла "Ночных снайперов" и Башлачёва, и по доброте дала свою гитару поиграть Лешему. Потом Леший уже пришёл со своей гитарой. Вспомнил он и выселение из общаги, и девятнадцатое марта, и концерт "Мельницы", на который он в обществе Марины ходил на следующий день после выселения из общаги. И отчисление из института вспомнил, и знакомство с Ваней-тогучинцем, и лето автостопа. И осенне-зимние поездки до Челябы и Новосиба. Тогда у него случилось первое в стопной жизни чудо, после которого он остался жив203. Потом была вписка, на которую вломились скины, сотрясение, две недели в больнице. Праздник девятого мая, "подмост", знакомство с Настей и дорога в Ростов. Леший поражался, насколько его жизнь, казавшаяся бесцельной, ложится в канву рассказа. Закончил рассказ он комариной ночью в Ошлангере, где он сидел на крыльце бабушкиного дома, глядел на ночных насекомышей, вьющихся вокруг фонаря и слушал ночные звуки деревни: далёкий лай собак, жужжание комаров, стрёкот сверчков и ахи-вздохи из соседнего дома. Леший тогда вспоминал Настю и завидовал чужому "празднику жизни". Той ночью впервые приснился Волк. Пересказал Леший и его первые монологи про прелюбодеяния, про сельские дискотеки. Сама собой вспомнилась фраза Волка: "Это не уныние, а праздник. Такой оголтелый праздник жизни, когда можно позволить себе не думать о хлебе насущном хоть один вечер – вот что такое дискотека!"

Леший поднял "ложку говорящего" над головой: "У меня всё. Я не знаю, что ещё вам рассказать".

– У нас тут в термосе нормальный чай есть, пивни, Леший. Сегодня грибничают только Ольга и Этл, – сказал Манул.

– Ты правда служил в Дагестане?

– А ты правда учился в Лестехе? – усмехнулся Манул.

– А ты, Лосик, общалась после этого с бабушкой и мамой?

– Мама мне рассказывала, что прабабушку действительно звали Марья. И что её муж – русский комиссар, пришедший устанавливать советскую власть на берега Конды – влюбился до безумия. А потом родилась моя бабушка. Потом война… Прадед ушёл на фронт в сорок первом. А на прабабку в это время кто-то донёс, что она антисоветчиной занимается и людей травами, да заговорами лечит. Разбираться тогда особо не стали. Бабушке восемь лет было. Её – в детдом, а прабабушку Марью – на "десять лет без права переписки"204. Прадед, вернувшись с войны, узнал что да как. С ума чуть не сошёл от горя. Но справился, бабушку из детдома забрать умудрился, один её воспитывал. А потом бабушка выросла, да вышла замуж за геолога, приехавшего на север нефть искать. Так моя мама родилась…

Наступила тишина, нарушаемая отзвуками песен из-за скалы.

– Мы посидим с Этл и Олей, – сказал Манул, – идите спать.

Лосик кивнула, Леший допил чай из протянутой кружки. Изо рта шёл пар, а над головами и соснами сияло тысячами звёзд безлунное ясное осеннее небо.

Лосик предложила Лешему не обходить скалу, а пролезть через вершину. Днём эти скалы порядочно исходили и излазили, поэтому путь наверх нашли почти наощупь. В одном месте надо было схватиться за дерево и подтянуться, держась за камень. Подъёмы здесь гораздо меньше, чем на Аракуле и Таганае, горы Уральские здесь настолько покаты, что скалы остались только на самых вершинах небольших гранитных сопок. Да и те – выглаженные ветрами и морозами, похожие на исполинские каменные матрасы. На Аракульском Шихане они, конечно, более впечатляющие, но здесь, к северу от Екатеринбурга, они маленькие и уютные. И почти на каждой сопке есть свои маленькие скалы, так что легко найти "своё", не затоптанное туристами и скалолазами местечко.

Первой на скалу забралась Лосик, за ней следом вскарабкался Леший. Отсюда уже было видно костёр и лагерь, хорошо слышно шум голосов и распеваемую Рыжим песню про старый замок в горах205. Вершина скалы едва-едва возвышается над деревьями, но этого достаточно, чтоб оглядеться вокруг, на пейзажи. Над головой огромное количество звёзд, вокруг – тёмное море осеннего леса. Лишь вдали виднелось зарево "Города-крепости"206 и огоньки аятских дачек. Саму станцию Аять от скалы скрывал лес.

– Знаю! – громко сказала Лосик.

– Что знаешь? – спросил Леший.

– Звезда упала. Надо сказать "Знаю" и желание загадать…

– Двадцать первый век, студент-биолог смотрит на звёзды и загадывает желания, – сострил Леший.

– А ещё этот человек ведьма, только что поведавшая свою историю. А рядом с ней стоит человек, бросивший институт, ездящий автостопом и верящий в коллективные сны, – сказала Лосик, – не сумасшадшие ли мы с тобой?

– Может и так, – Леший закурил сигарету, расстелил "Гром" на скале, в свитере сразу стало зябко. И сел спина к спине с Лосиком, глядя на небо.

– Благодаря вам, я делаю жизнь интересней и осознанней. Учёба в универе тоже интересна, но не так. Иногда теряется цель жизни, делаешь всё, будто на автомате. А здесь с вами. С тобой. Всё такое… Острое, что ли? Искреннее.

– Спасибо, буду считать это похвалой, – сказал Леший, – я бы ещё сам знал, что мне делать дальше?

– Тебе негде жить?

– Там, где мне всегда рады, мне нечем заняться. Либо идти тупо на завод, охранником в магазин или ещё куда. Либо сидеть на шее у родителей и деградировать.

– Затворничество не всегда деградация. На Манула посмотри.

– Манул волевой человек. Я, по сравнению с ним, так себе шаман.

– Тебе нужно общение и другие люди. Расскажи, какие есть идеи у тебя?

– Ну-у, так сразу? Для начала, пережить зиму. Весной появляется работа, связанная с экскурсиями и сплавами; параллельно – автостоп и "аск". А зимой надо найти тёплый уголок. Я бы устроился на какую-нибудь работу. Может даже поменял бы город. С тобой, правда, реже бы виделись. Снял бы жильё вскладчину с распиздяями типа себя, да и сидел на попе ровно до весны.

– А работа над собой? Преодоление своих страхов?

– Параллельно занимался бы этим.

– Мда. Жизненное планирование у тебя ни к чёрту. Да и у меня, пожалуй, тоже.

Лосик замолчала. У костра тем временем запели "Агату Кристи", пьяные голоса вопили про звёзды, которые падают в дебри сказочной тайги.

Эту песню Леший впервые услышал очень давно, ещё лет в шесть, когда он, в компании старшего брата и его друзей, лазили по заброшенной стройке возле самого леса. Поэтому слова "Ночью по лесу идёт Сатана и собирает свежие души…"207 долго были для маленького Алёши источником страха перед ночным лесом. Пока Леший не попал в Оленьи и не узнал, как это здорово ходить в лесу по ночам, если знаешь тропинки.

– Моя прабабушка знала, как за ней придёт смерть, – сказала Лосик, глядя на отсветы костра, – Это она рассказала мне во снах. Поэтому она подготовилась хорошо и заранее. Правда, бабушку не предупреждала. Но, как могла, "подстелила соломы", чтоб челюсти того страшного времени не пережевали её мужа – моего прадеда Семёна и маленькую мою бабушку Галину. Я вот думаю, если будет такое страшное время, когда придёт мой черёд, смогу ли я сделать так же, как прабабка Марья?

– Не могу судить за тебя и твоих родных. Мне всё же жаль, что твой "суженый" не я, – сменил тему Леший.

– Мы молоды. Тебе – двадцать, мне – восемнадцать. Дружить нам судьба не помешает. Да и у тебя, Леший, всё будет хорошо.

– Ты оптимистка, – улыбнулся Леший, – пойдём спать?

– Давай.

Леший накинул "Гром" на плечи, размял затёкшие ноги и вприпрыжку, в несколько шагов спустился со скалы к костру. А следом за ним и Лосик.

– Ой, Леший пришёл! – Рыжий обрадовался, – спойте что-нибудь!

– Мы подмёрзли, – сказала Лосик.

– А мы нальём! – Лешему и Лосику протянули кружку с горячим ароматным глинтвейном, – грейтесь! И бутерброды берите!

– Спасибо!

Лосик отпила, передала кружку Лешему и взяла в руки гитару:

"Далеко по реке уходила ладья,

За тобою ветер мою песню нёс.

Я ждала-ждала, проглядела очи я,

Но покрылся льдом да широкий плёс…"208

После этой грустной песни она сунула гитару в руки Лешему, который тоже вспомнил "Мельницу":

"Над болотом туман

Волчий вой заметает следы

Я бы думал, что пьян,

Так испил лишь студёной воды…"209

Леший допел, да и снова сунул гитару Рыжему. Тот, со словами: "Ну, от лирики перейдём к кричалкам", затянул "Выйду ночью в поле с конём…"210. Коля-Конь поморщился, а народ начал над ним потешаться. Но запели все.

Под звуки "Коня" Леший с Лосиком потихоньку покинули костёр и залезли в "зелёное чудище".

– Как ты думаешь, мы сможем увидеться во сне? – шёпотом спросил Леший

– Надо попробовать, – ответила Лосик, поцеловав Лешего в небритую щёку.

Леший обнял Лосика, уткнувшуюся в его плечо, и действительно быстро уснул.

Снился Лешему зимний город с яркими рыжими фонарями на мостах, блестящим и хрустящим снегом под ногами и чувством простора. Леший сразу узнал свои ощущения от Новосибирска. Он стоял на "Плахе" у памятника Ленину вместе с Чумой, стопщицей из Ёбурга. Она рассказывала ему про автостоп и характер города Новосиба.

"Я приехала сюда первый раз летом, причём так ехала – аж летела. Купила хотдог, пива и пошла искать дворик поуютней, чтоб покушать. Нашла. Села на скамейку и думаю, мол, город, скажи что делать дальше. А потом поднимаю глаза. А там гараж стоит. И на гараже надпись: "Пошёл вон". Я такая, мол, поняла. Развернулась, на собаку в сторону "Аэрофлота"211, и на трассу обратно в Ёбург. А во сторой раз приезжала, так по дороге машина сломалась одна, у другой – колесо лопнуло. Но всё же доехала, я с Дусей ездила, ты её знаешь вроде. И мы всё же доехали. Нас на "Троллейке"212 высадили ночью, мы с какими-то гопниками затусили. Ага-ага, две девчонки с гитарой и пирсой! Ну нормально посидели. Парни-гопники нас подогрели едой и деньгами, а с утра проводили на электричку в город. А там, на Вокзальной магистрали надпись: "Опять вы? Ну ладно, будь по-вашему" Такой вот он, Новосибирск". Леший развернулся вокруг, посмотрел на яркие фары машин, новогодние растяжки, автобусы, едущие по Красному Проспекту. Обернулся – Чумы уже не было рядом. Усмехнулся, да и пошагал в сторону Вокзала. По дороге ему встретилась Лосик.

– Привет, Леший. Ты помнишь, что это сон?

– Да, – Леший "осознался", – И мы договаривались с тобой встретиться. Внезапно я в Новосибе.

– Ага. Тут круто зимой. Я тут однажды была зимой, ещё в школе училась. Нас сюда на "Олимпиаду" по биологии привозили, в Академгородок213.

– А мои сибирские друзья поразъехались кто куда, – грустно сказал Леший.

– Есть же Юки и Малыш! Пообщайся с ними! Будет и ещё кто-то!

– Ты говоришь так, будто что-то знаешь про меня

– Я же ведьма, – в своей манере ответила Лосик.

Они шагали по тротуару, заметённому снегом. Рядом ехали машины, под ногами шуршал снег, и тихо играла какая-то американская рождественская музыка из какого-то магазинчика рядом.

На привокзальной площади ("Площадь Гарина-Михайловского", – вспомнилось Лешему) висел большой баннер с надписью "ПРИЕЗЖАЙ!"

– И это тоже знак? – спросил Леший.

– Да. Новосибирск говорит понятным языком. Не намёками. Поезжай сюда зимовать. Посветлеешь, – Лосик улыбнулась в свете огней площади. Леший обернулся вокруг, посмотрел на тёмное небо, роняющее снежинки, и закружился на месте, раскинув руки. А затем – проснулся.

Глава 8. Дороги ноября.

В палатке было тесно и ещё темно. Виден был отсвет от костра, но голосов не слышно. Леший выкарабкался из объятий Лосика, аккуратно перелез через Полину и Ольгу, кляня себя, что ботинки лежали не у чёрного входа "зелёного чудища", да и выбрался в холодный тамбур. Палатка сверху была покрыта инеем.

У костра сидел Манул, разогревая заледеневшую гречу в котелке.

– Доброе утро, Леший. Ты сегодня ранний птыц.

– Воистину.

– Народы вчера даже не поели гречки, сразу на синьку накинулись. Гречка, блин, пристыла. Зато тут есть глинтвейн. Можешь угощаться.

– Отлично, но лучше уж чаю, – Леший глянул на ледяную корочку в котелке с бывшим глинтвейном и решил его вылить.

– В умывальнике вода тоже подмёрзла, но сверху, – напутствовал его Манул.

Действительно, Лешему пришлось рукой отогревать крышку "умывальника", сымпровизированного из пятилитровой пластиковой бутыли. Он вылил глинтвейн под ближайший куст шиповника, отскрёб ледок и ополоснул его, как мог, из-под умывальника. Потом набрал воды со льдом и поставил на огонь.

– Ништяяк погодка! – сказал Леший, закуривая сигарету.

– Надо приготовить чаю на всех. А то проснутся, ныть будут.

– Я думал, вы не из тех, кто ноет.

– Мы может и не из тех. Но вот неформал – существо городское преимущественно, и ему будет печально при пробуждении.

– Это верно, – согласился Леший.

Он достал из карманов "Грома" строительные перчатки. Надел их на руки с мыслью, что всяко теплее, и повесил котелок над огнём.

Сначала из палатки вывалились Юки с Малышом. Малыш забил трубку молча.

– Ну вот, с ноябрём вас, дес.

– Охаё, Леший-кун! – сказала Юки, мы тут печенек припасли!

– И вам не хворать, – отозвался за Лешего Манул, – Чай готов!

Леший лопал печенюхи, запивая чаем, да слушал разговоры Юки с Малышом.

– На поезд у нас сейчас денег не хватит. Где мы можем вписаться по дороге. В Тюмени у нас есть Надя Филин, ну на самый крайняк – "Троятник". В Омске – только если в "Нефты" ехать, к Анечке, а это далеко от трассы. Нон-стопом мы с тобой рехнёмся. Особенно если снег выпадет.

– Ну смотри, они-чан, можно доехать до Омска, а там на "Ласточку" в Энск.

– Ну, если в три часа будем на вокзале, дес.

Леший прислушивался к разговору, а потом подсел поближе, да спросил:

– А можно с вами в Энск?

– Ну приезжай, у нас круто. Можно стритовать на "Маркса" или в "Кишке".

– Знаю ваши стритовые места, бывал у вас. Меня другое интересует, как бы там зиму перезимовать.

– Можешь с нами, либо ещё куда тебя определим.

– Чувствую себя напрашивающимся нахлебником, – сказал Леший.

– Да что ты, дес.

– Меня умиляет это ваше анимешное "дес" всё же, – Леший улыбнулся.

– А меня вот умиляют ваши чудные словечки уральские, – сказал Малыш, – "падик", этловские "пилики", "своротка"…

– Да ты прямо филолог.

– Ага-ага. Два гамбургера и диетическую колу, как в анекдоте214, – отшутился Малыш.

Постепенно к костру стали подтягиваться ещё люди, вылезла Лосик, красиво потянулась, Леший залюбовался. Следом из "зелёного чудища" появилась собирающая волосы в хвост Ольга. А над лесом восходило солнце, уже не очень тёплое, но всё же. Редкие блики ночного инея быстро превращались в капельки воды…

…День прошёл в лазании по скалам и сборах в обратную дорогу. Ольга не могла наговориться с Этл, всё выспрашивала её о каких-то художественных делах, в которых Леший был не силён. Да и вообще, он не особо прислушивался к их разговору.

"Что мне нужно для дороги? – думал он, – Спальник, пенка, термос. Тёплое. Надеюсь, ночевать нигде не придётся. А может плюнуть на всё, купить билет и приехать спокойно на поезде? Делов-то на двадцать два часа, да штуку денег. Но Юки с Малышом едут стопом. Может и мне удастся".

Ближе к вечеру собрались в обратную дорогу в город. Манул торжественно сжёг в костре весь мусор, который пособирали Чертёна, Полина и Лосик, – бутылки, пакеты, банки, даже чьи-то носки. Присели на дорогу. Потом отправили девушек вперёд, да и дружно затушили костёр самым неуважительным образом.

К станции подходили уже в вечерних сумерках. За спинами в тёмно-синие облака садилось красное солнце, как предвестник холодов. Подкатила электричка, и все присутствующие погрузились в тёплый вагон, заняв собою и рюкзаками целых две "секции".

Рыжий, как всегда, расчехлил гитару, начав лабать какой-то "типа рок-н-ролл", а Леший вместе с Манулом вышел курить в тамбур.

– Айда сегодня ко мне. Отец по субботам баню делает, – внезапно озвучил приглашение Манул.

– Можно и так.

– Ты решил в Энск ехать, я слышал?

– Агась. Только пересоберусь в Михайловске ещё.

– Смотри. Туда можешь и стопом, пока погода позволяет без снега и метели. А обратно – как потянет, так и едь. Ты хорошо дружишь с интуицией, но не прицепляйся к Вавилону, по крайней мере, этой зимой.

– Спасибо. Еды же какой-нибудь надо будет тебе?

– Не беспокойся. У меня всё есть, да и на вас найдётся. На Сортировке мы покинем состав. Там посмотрим по расписанию, на чём можно ко мне доехать.

Манул, не торопясь и обстоятельно, забил трубку, хотя Леший был напряжён и высматривал контролёров.

За всё время до "Сортировки", оные так и не появились.

После "Огородной" в электричке на глазах у пассажиров началось шумное прощание. Основной состав неформалов выходил на Вокзале. Этл, Юки и Малыш собрались ехать дальше – в Кольцово. Тем более, что эта электричка, возможно, поедет как раз на Каменское направление.

Леший в обществе Ольги и "Шаманов" покинул электричку, спрыгнув на платформу "Сортировки" под светом фонарей.

Манул забежал на станцию, глянул в расписание и вышел, почёсывая затылок.

– Дамы и господа, – сказал он вполголоса, – предлагаю вам небольшую, но приятную прогулку до "пермской горловины".

– А палево? – спросила Полина.

– Хочешь что-то спрятать – положи на видное место, – ответил Манул, – будем атаковать наглостью.

Леший, после поездки до Аяти полностью доверяющий в вопросах трейнхопа Манулу, не сомневался и в этот раз. Они взвалили рюкзаки на плечи, перепрыгнули заборчик за платформой и шумным табором почапали по тропинке вдоль путей, выводившей на просёлок.

Через полчаса быстрого шага показался тот самый "последний светофор", в кустах у которого нужно было прятаться, выжидая товарняк.

– Здесь даже "лавочки" есть, – Манул показал на поваленное бревно и мангал в близлежащей сосновой рощице, – сейчас мы разведём костерок и "типа мы грибники".

С этими словами Манул начал собирать шишки вокруг, складывая их в мангал. Потом где-то нашёл бумагу и поджёг. Выглядело довольно натурально – пять человек сидят субботним вечером у мангала, типа что-то жарят, поглядывают на поезда. На всякий случай, Леший обезопасил место вокруг мангала, чтобы тот, прогорев, не выпустил из себя ни одной искры на хвойный опад. В это время Полина тренькала на варгане а Ольга и Лосик просто протягивали руки к мангальному небольшому костерку из шишек.

Мимо промчал один товарняк с контейнерами, без остановки. Потом второй – малым ходом – в сторону Екатеринбурга. Потом ещё один. И наконец, через сорок минут ожидания, на путях перед "красным" затормозил со скрипом грузовой с хопперами. Светящийся огнями локомотив проехал мимо импровизированного "пикника" и остановился возле самой стрелки.

– Идеально! – воскликнул Манул, – на старт, внимание, поскакали!