Есть только дорога…

Попутно Леший разглядывал уголок Лосика. На столике рядом с кроватью стопка тетрадей, ноутбук, фигурка "серебрянного копытца" из Бажовских сказов; на подоконнике растёт маленький кактус и какое-то растение с округлыми зубчатыми листиками. Над кроватью у Лосика висел ловец снов, сплетённый на большой ивовой ветке, с кучей перьев, камушков и косточек.

В это время Лосик подхватила со стула ворох одежды, а через пару минут вошла уже совсем другим человеком: чёрные брюки, свитер с горлом и рукавами с прорезями под пальцы. Тут уже надела тёмно-синюю флиску и жилет. Пуховик запихала вслед за спальником в рюкзак, буквально, запинав его туда ногами под восхищёнными взглядами соседок.

– Всё, мы готовы. Пока-пока! Полейте мою калею!181 Кактус не надо!

– Обязательно. Не мёрзните там!

Они захлопнули дверь комнаты и блока, да направились к лестнице

– Тут быстрей будет. Что как "скифы"?

– Да вроде люди как люди. А что не так?

– Они от случая к случаю докапываются и сумки проверяют.

– Попробуй-ка до моей косметички докопайся, – сказал Леший, когда спустились на первый этаж.

Лосик подбежала к одному из "Скифов", тот вернул Лешему паспорт и сделал запись в журнале.

– Как у вас сложно-то всё.

– Ну такое. Ты, кстати, знаешь, что под этой улицей идёт подземная река?

– Да ладно?

– Монастырка. И Улица Большакова раньше называлась "Монастырская". Речку упаковали в коллектор в шестидесятые годы. Пойдём, поглядим на портал.

– Далеко отсюда?

– Нет. Время у нас есть, не переживай.

На улице, между тем, выглянуло солнышко. Леший с Лосиком перешли Большакова и потопали через запущенный сад, с палой листвой и грибами-навозниками.

"Они, говорят, съедобны. Только если не бухать перед и после приёма", – думал Леший.

В это время тропинка из сада вела их через какие-то помойки на земляной вал, в котором виднелись провалы, дующие сыростью.

– Вот там речка и течёт. А вон и устье!

Лосик вывела Лешего на берег Исети, где в тени клёна и тополей прятался величественный бетонный портал. С него изливалась широким языком вода реки Монастырки, порождая водопад с брызгами. Рядышком, крякая, плавали утки.

– Давай покормим зверьё!

– Это не звери, а птицы!

– Да какая разница! – сказала Лосик, достав из рюкзака хлеб.

– Так какие у нас планы?

– Сначала на вокзал, потом – на Сортягу. Там встречаемся с нашими ребятами, затем Манул ведёт нас на товарняк. Пока всё, что я знаю. Говорят, ехать будем в ночь, так что времени у нас вагон сейчас.

– Не проще ли на электричке сразу на Аять уехать?

– На грузовом интересней. Опасней, и интересней. Ты же сам знаешь.

Леший забил и закурил трубку, Лосик бросала камушки-блинчики в воду Исети.

– Лёша, у тебя прошла влюблённость?

– Наверное, да, хотя со стороны может выглядеть по-другому.

– Просто ты мне дорог, и не хотелось бы, чтоб ты расстраивался, если в моей жизни кто-то появится. Чтоб ты меня принимал и не огорчался. Это странно звучит сейчас, когда у меня никого нет. Мне, честно говоря, сейчас спокойнее одной. Но вдруг?

– Может, просто будем встречаться с тобой?

– Если будем встречаться, то рано или поздно придётся расставаться. Подумай, каково это. Я ведь не хочу просто так про кого-то говорить "мой парень". Для меня это муж и отец моих детей. Я смотрю чуть дальше во времени.

– Это считать вызовом?

– Нет. Просто я знаю, когда его найду. И, увы, это не ты. Тяжело быть ведьмой: слишком много знаешь о себе. И всё, что можешь позволить себе, находится в пределах сухих цифр: встретила жениха во столько-то, вышла замуж такого-то, родила столько-то детей, умерла тогда-то. Когда я получила эти сухие цифры, жизнь, которая могла бы заиграть новыми красками, посерела. Понимаешь, что ничего страшного не случится в обозримых пределах, но выше обозначенных цифр мне не прыгнуть. А у тебя – чистая случайность. Твоей судьбы не знаю ни я, ни Волк. Возможно, её знает Джа, Бог, Аллах, Провидение, Случай, Вселенная… Но не я, – слёзы выступили на глазах Лосика.

"Вот и поговорили…" – грустно подумал Леший и затянулся.

– Поэтому я готова перепробовать практически всё в жизни, чтоб наполнить её новыми смыслами. Быть ведьмой – это как быть смертельно больным. Каждый день жизни становится ценным. Поэтому я не отказываюсь от твоего общества. Ты хороший, Леший. С тобой классно находиться рядом. Но любовь и судьба – штуки не очень дружащие меж собой

– Обнимемся?

Они стояли, обнявшись и целуясь. Рядом падали последние листья с клёнов. Солнце то скрывалось, то появлялось снова из-за быстро бегущих низких облаков. Шумел водопадом портал подземной реки, шумела Исеть, шумел город. И никому не было дела до разницы между любовью и судьбой…

– Всё, хорош грустить! – Леший отстранил Лосика от себя, тем более, что поцелуи грусти стали переходить в поцелуи страсти, а предаваться страсти на берегу Исети, даже в таком пустынном месте, было бы моветон.

"Бля, Леший, тут такой романтичный момент, а ты о ебле. Почти кадр из фильма: "Он Любил Её, но Она Знала Свою Судьбу…", бла-бла-бла, тонна пафоса. Выдохни. Фрилав же! Вот и расслабляйся, чёртов романтик!", – за Лешего подумали его внутренние собеседники.

– Ага. Пора идти, – Лосик тоже взяла себя в руки, одёрнула одежду, подошла к "водопаду" Монастырки и умылась, – никогда не умывалась в городских речках. Надеюсь, не растворюсь от воды, собранной с города.

– Не растворишься.

– Стоит отдать должное, я чуть тебя раздевать не стала прямо тут, – Лосик, наконец, улыбнулась.

– Я о том же подумал. Но решил, что неэстетично было бы… – Леший запнулся.

– …трахаться на брегах Исети, чтоб стать приятным зрелищем для случайно забредшего сюда бомжа, или охранников со стройки на том берегу, – закончила Лосик мысль за Лешего.

– Фи, поручик!

– Нет, ты фи, поручик! Пойдём уже! – Лосик взвалила рюкзак на спину, её примеру последовал и Леший.

На "Большакова" они сели на пустой троллейбус, который неспешно вёз их на Вокзал.

На привокзальной площади, минуя всех цыган-попрошаек и гоповатых "золотодолларов", Леший с Лосиком за руку проследовали к табло станции, чтоб увидеть очередное стечение обстоятельств: городская электричка до Сортировки отправлялась через три минуты, а билет на неё можно купить внутри. Логичнее, конечно, ехать без билета, но тут уже поторапливало время. Да и была у Лешего примета: какой-то из участков пути лучше проехать "за денежку", отдавая "десятину" мирозданию, допускавшему бесплатный проезд. Следуя этой точке зрения, Леший кидал на обочину рублёвые монеты, подавал "аскерам" сам и помогал находить вписки страждущим. А Лосик, влекомая за руку, просто не спорила: душевные терзания у берегов Исети выжали её эмоции, и она решила довериться Лешему, хотя бы сейчас.

"Станция Свердловск-сортировочный, конечная!", – возопил глас из матюгальника над головой. Двери, шипя, раскрылись, и Леший с Лосиком прыгнули на станционную платформу.

В тени здания стоял, попыхивая трубку, Манул

– Как и всегда, нашлось правильное место и правильное время, чтоб встать и покурить. Привет, Лосик! Привет, Леший! – сказал Манул.

Лосик сбросила рюкзак и бросилась Манулу на шею. Прошло полминуты, и кто-то свалил Лешего с ног, прямо на бетон платформы: на Лешего кинулась Полина, и, смеясь, помогла Лешему подняться с земли. После чего Леший уже сбросил рюкзак и подхватил Полину на руки.

Со стороны это выглядело мило: встреча старых друзей, все обнимаются и, видимо, ждут какой-то электрички. Если не прислушиваться к беседам.

– Я разузнал, – сказал Манул, что подходящий нам состав с трубами на Тагил будет отправляться через час, уже в темноте. Пока можно, не спеша и поодиночке забить в нём место. Запоминайте.

Манул популярно изложил на каком пути стоит тот самый товарняк, как не спалиться железнодорожникам и камерам и в какой вагон "зачисляться". Идти договорились парами: Манул с Полиной, Леший с Лосиком.

Между тем, накатили сумерки, с ними налетели облака.

В один момент Манул сказал: "Пора", и отправил Лешего с Лосиком подниматься на мост.

Леший, глядя с моста, отсчитывал пути, а, найдя нужный товарняк, отсчитал вагоны с трубами, начиная от моста. Теперь важно всё делать быстро и без палева: Леший и Лосик бегом сбежали по лестнице и спрятались под ней. Затем, оглядевшись на наличие путейцев, рванули, отсчитывая три вагона от лестницы, забрались в межвагонное пространство, Лосик залезла в трубу, Леший подал ей рюкзаки и забрался следом.

Теперь – расстелить пару "пенок", лечь и ждать.

Леший услышал шаги. Это обходчик вышагивал вдоль состава. Естественно, в трубы полутораметрового диаметра он не заглядывал, тем более что таких труб здесь минимум восемь вагонов.

Потом – снова шаги. На сей раз – перебежки со звуком дыхания в тишине. И вот в межвагонке показался Манул. Он ловко подсадил Полину на платформу, она забрала его рюкзак, свою "косметичку" и самого Манула. Теперь в трубе сидели вчетвером.

– Отсчитывайте время, – сказал Манул, – сейчас девятнадцать ноль одна. Через тридцать шесть минут наш поезд номер три тысячи четыреста семьдесят первый, следующий до станции Сан-Донато, тронется со всеми остановками. То есть, стоять мы будем долго, пропуская пассажирские и грузовые, в Шувакише и в Исети. А потом – быстро-быстро, но глубокой ночью, надо будет спрыгнуть на Аяти. Там поезд будет стоять четыре минуты.

– Откуда такие познания? Волк подсказал?

– На Волка надейся, а сам не плошай, – сказал Манул и достал цифровую "мыльницу" Полины из кармана, – отфоткал служебное расписание в бригаднике182.

– Да ты шпион! – восхитился Леший.

– Это не я шпион, это они распиздяи. Но, в данном случае, это не вина, а похвала. Благодаря им мы едем. С комфортом.

– Сейчас тронемся и чаю попьём, – сказала Полина, извлекая свою хитрую горелку из недр рюкзака.

Раздался гудок локомотива, через секунду волна рывка, и вот поезд покатился. Вопреки ожиданию Лешего, состав покатился в сторону "Свердловска-пассажирского"

– Всё, теперь можно шуметь! – закричал Манул, – правда, в Аяти придётся привыкать к тишине снова.

– А почему состав поехал на город?

– Он пойдёт через контейнерную станцию, – сказал Манул, – я эту кухню давно знаю. Тут грузы на Тагил ходят.

Полина налила воду в свою хитрую кружку, включила газ, а поезд тем временем проезжал стрелки, одну за другой, покидая сортировочную станцию. У выходной горловины, где пути заворачивали на Тагил, поезд снова встал у светофора. Как раз в это время чай на газовке Полины изволил закипать. Но тут же снова рывок, поезд проехал последние стрелки и медленно покатился мимо промзон Екатеринбурга.

Леший, написал Этл СМС о том, что общий сбор на электричку будет в семнадцать сорок завтра. А на Аяти всех встретят.

Поезд, меж тем, набирал ход. Леший рискнул высунуться из трубы, как раз вовремя, ему в лицо вдарил луч прожектора с контейнерного терминала. Полина передавала чай "по длине трубы" при свете фонариков. Манул жестом показал Лешему "спать". Леший достал спальник, закутался сам и закутал Лосика, прижав её к себе спиной, лёжа на расстеленной пенке.

– Ехать-то недолго, стоять будем много. Если что – я вас разбужу по прибытию, – крикнул Манул. Полина последовала примеру Лешего и Лосика, также достала спальник и улеглась на своей пенке, "головой к голове" с Лешим и Лосиком. Манул же не спал. Он курил трубку, пыхая ароматным дымом вишнёвого табака внутрь трубы и что-то тихонько бормотал, не слышное из-за грохота поезда. В отсветах приближающейся станции силуэт Манула в трубе выглядел очень специфически…

"Вот тебе и романтика. Лежать, прижавшись к любимой девушке, с риском быть обнаруженными – то ещё удовольствие! А как покачивает на стрелках. Эротика, да и только. Тесно, неудобно, холодно…", – думал Леший, прижимаясь к Лосику.

Поезд прошёл несколько стрелок, заскрипел тормозами и встал. Резко стало тихо. Тихо так, что Леший слышал, как сопит Полина и Манул у неё в ногах. За этим звуком было слышно эхо станционных матюгальников и звук локомотива.

Лосик развернулась к Лешему и поцеловала его в губы. Леший раскрыл глаза, глянул на красноватый отсвет трубки Манула и снова провалился в сон. "Манул не спит, Манул рядом и охраняет сон…", – последнее, что подумал Леший перед тем, как вырубиться окончательно.

– Леший! Лосик! Просыпайтесь! Скоро будет Аять, а нам ещё собраться надо, – выдернула из сна Полина.

Всё тело ломило от ночёвки в неудобной позе, Лосик, по-видимому, испытывала те же трудности неудобного сна. Переборов себя, Леший стал собираться, естественно долбанувшись головой о трубу.

– Проехали выходную горловину Исети! Теперь у нас двадцать минут на сборы! – крикнул Манул.

Тут они увидели ещё одну штуку из арсенала Полины. Она разожгла газ – и вмиг серое, с рыжеватыми потёками ржавчины пространство трубы возникло вокруг: так ярко светил газовый фонарь.

– Ощущаешь себя Пророком Ионой? – спросил Лешего Манул

– А кто это? Я хреново Ветхий Завет знаю!

– Это пророк, который поклялся служить Богу, тому, суровому, ветхозаветному. Но передумал в своём решении, за что в шторм попал в море. А в море он угодил во чрево кита! Вот, представь, плыл он в этом чреве три дня и три ночи, радовался, что остался жив, претерпевал лишения, но молился непрестанно.

– А причём тут мы и товарняк?

– А притом! Чрево кита – это наша с вами труба и весь поезд. В отличие от автостопа здесь с водителем не побеседуешь. Более того, кит не знает, да и вообще не догадывается, что у него внутри что-то разумное сидит и молится. У него в принципе мотивации немного другие. Вот и наш грузовой так же. Так что я, когда езжу на грузовых в стрёмную погоду, часто себя представляю Пророком Ионой. И так и хочется сказать, мол, каюсь, Господи, накосячил я перед тобой. Хотя сам на всю голову агностик…

– А что с Ионой было?

– Его Бог послал проповедовать в какой-то нееврейский город, а Иона воспротивился. Мол, там же гои живут, чё мы им будем проповедовать, если они мерзостные язычники и погрязли во грехе? И решил избавиться от задания, съебавшись на чьём-то корабле. Корабль по пути попал в шторм. Думали-гадали, кто же крайний? Выбрали Иону, выкинули его за борт, а там его кит подхватил. Ну и вот, он молился там и каялся. Бог уговорил кита доставить Иону на берег, тот пошёл в город к неверным язычникам, и как давай им проповедовать. Те такие, мол, нихерассе, пророк нарисовался, а Иона и говорит, мол Бог мой вас покарает и испепелит, если не покаетесь. Ну, короче, представь, весь город покаялся, а Иона вышел из города, став ждать кары небесной. Но не дождался. Там ещё что-то было. Но мне вспоминается из этой истории именно кит183.

– Обычно ты цитируешь почти дословно. В этот раз ты рассказывал, как автостопную байку у костра.

– Такие вещи надо воспринимать проще. Они изначально и были "автостопными байками у костра". Гораздо позже обросли ненужными подробностями и традициями, – отмахнулся Манул.

Лешему хотелось спать. Он попросил трубку у Манула, так как свою доставать и забивать не хотелось. Ребята спихали всё снаряжение по своим рюкзакам, Полина притушила газовый фонарь, вновь погрузив трубу в гулкую тьму, перемежающуюся редкими вспышками по краям трубы. Манул сказал:

– Трёхминутная готовность. Сейчас будем стрелку проходить.

Действительно, поезд уже шёл "малым ходом" и качнулся на стрелке. Заскрипели тормоза. Леший застегнул все карманы и молнии на "Громе", оправился и приготовился прыгать. Поезд встал.

По сигналу Манула первой спрыгнула Полина. Поезд стоял в очень неудобном месте, на среднем пути. Вокруг светили фонари, за которыми была платформа и спасительный сосновый лесок. Манул кинул Полине её рюкзак, она подхватила на ходу. Потом – Лосик. Затем – Леший. Последним спрыгнул под свет фонарей сам Манул. Здесь в межвагонье они были ещё не сильно заметны, но, выбежав под самые фонари, поскакали через пути до платформы, где останавливаются поезда, спрятавшись в тень будки. Как только нога Манула коснулась платформы, прозвучал гудок, и по ближайшему к ним пути просвистел пассажирский поезд, сияя окнами.

– Теперь – по тропинке и в лес, – скомандовал Манул, – тропу на наши скалы я знаю наугад и наощупь.

Первым делом Леший закурил сигарету, девушки убежали в кусты, а Манул продолжал излучать уверенность и спокойствие. Прогрохотал под ногами деревянный мостик, зашуршал песок дорожки через дачный посёлок, остались позади лающие собаками дворы, пруд с чёрной водой, и вот под ногами появились первые грязные лужи. Леший шёл замыкающим, стараясь идти след в след, даже не пытаясь запомнить дорогу.

"Это похоже на автоматизм. Вдох-выдох, правая-левая… На самом деле, Манул излучает сейчас какое-то спокойствие, и я ему доверяю…", – думал Леший, глядя на силуэты своих друзей.

Перед ним шла Лосик. Все молчали, слушая шорохи осеннего леса. В одном месте Манул свернул на лесную тропку, сразу ветви захлестали по бокам, и стал чувствоваться подъём в гору. На фоне звёздного неба вырисовался силуэт гранитного "лба" над лесом.

– Мы пришли. Впереди – стоянка, на которой поставимся лагерем.

– Это ж хорошо. Костёр ещё надо будет разводить?

– Утром. Пока надо поставить палатку и рухнуть спать.

Манул достал своё "зелёное чудище", и при свете газовой лампы начал её распечатывать.

Девушки расчистили место от камней, веток и шишек, Леший помог Манулу возиться с дугами, и вот спустя пять минут, палатка была установлена, а вещи закинуты внутрь.

Леший делал всё на автомате, засыпая на ходу. Он разложил спальник, рядом со спальником Лосика, возле задней стенки, поставил берцы в "тамбуре", положил "Гром" под голову. Лосик улеглась рядом, обняв Лешего. Следом юркнула в свой спальник Полина. Последним улёгся Манул, ибо даже сверхлюдям и шаманам надо отдыхать. Он закрыл молнию на палатке, и внутри сразу образовалось подобие уюта. "Зелёное чудище" стояло островком тепла посреди холодного осеннего леса у суровых скал. Леший засыпал, гладя Лосика по голове…

Снилось Лешему, что вся их компания стоит на Башне в Екатеринбурге. И Волк рядом. Дул сырой холодный ветер, на высоте над головами маяком сверкали красные фонари. Волк с Манулом и Полиной говорили о смертях на Башне, считали какие-то цифры. Леший, даже здесь чувствуя усталость, не вмешивался в разговор, текший, казалось, без его участия, а просто смотрел на город. Рядом стояла, облокотившись на остатки железных перил, Лосик.

– На самом деле, я тоже боюсь высоты, – проговорила она, – понимаю, что можно не бояться, и иногда перебарываю себя.

– Ты устала сегодня?

– Не очень. После учёбы своей я отдыхаю с вами, как бы не было мокро, грязно и холодно…

Волк повернулся к Лешему и Лосику:

– Здесь много смертей было, все на площадке не поместятся. Ребята вчера здесь поговорили с хранителем Башни, и он разрешил отпустить одного человека. Кирюха, покажись!

Между Манулом и Полиной сидел мальчик. Пацан лет двенадцати-тринадцати, невысокого роста, в балахоне, джинсах и кепке-бейсболке с надписью "USA"184.

– Эй, тебе не холодно так? – сказала Лосик.

– По-разному. Сегодня зябко. А вообще я привык, – парень проговорил хриплым голосом, показав в свете красных ламп рот с трещиной на зубе.

– Иди, обниму, – Лосик раскинула руки, приглашая к себе.

– Ох, какая тёлочка, – Леший поморщился, но парень проговорил с сожалением дальше, – Я не успел ничего. Мои пацаны уже переженились, кто не сдох. Я один тут болтаюсь между небом и землёй. Хоть пообжимаюсь.

– Чего тебя сюда понесло? – спросил Леший

– Потому что могу. А упал потому что дурак. Спорим, залезу? Спорим, пройду? Прошёл, блядь, выебнулся перед пацанами. Всё равно никто из них гроб не нёс.

– Грустно. Смелый, бедняга, – Лосик гладила по голове прижимавшегося к ней Кирюху, – ничего, переродишься и всё-всё успеешь. Обещаю!

– Прямо успею всё попробовать?

– Ну, кое-что надо попробовать не пробовать, – сострил Леший.

– Нахуй тогда жить, если не пробовать?

– Можно же не вступать в споры. А то получается, что тебя вызывают на спор, а ты ведёшься…

– Ты ссыкло, – пацан решительно поглядел Лешему в глаза, – когда ты последний раз делал поступок на спор? Когда бросал вызов?

– Лучше быть ссыклом, чем малолетним долбоёбом, сорвавшимся с Башни, – обиделся Леший.

– Нам трудно говорить с тобой, но у каждого своя правда. Я своё долбоёбство признал. Признай и ты свою трусость. И начни её изживать.

– Ты таких умных слов здесь понабрался?

– Такие, как ты, сюда не ходят. Раз ты здесь и видишь меня, значит, можешь всё исправить в своей жизни. Просто попробуй не ссать.

Леший задумался: "Привидение меня жизни учит. Привидение малолетнего разбившегося пацана. При Лосике и всех-всех. Что же творится вокруг?" Он резко вскипел, набрался злобы и сказал:

– Слышь ты, ебанат! Твои-то подвиги ограничиваются тем, что ты свалился с двухсотметровой высоты, а сейчас учишь жить меня, не то, что не будучи мной, но даже не достигнув моего возраста! – Леший взял Кирюху за ухо, оторвав его от Лосика, и дал ему ногой под жопу. Да так, что тот чуть не свалился с Башни. Кирюха удержался, зацепившись за железный "уголок" обломанного перила.

– А-а-а, гандон ебаный! – заорал Кирюха-привидение, метнув в прыжке ногу в Лешего. Леший, как однажды случилось в общаге, поймал Кирюху за ногу, завернул его "маваши в прыжке" в сторону ночного города. Каким-то немыслимым образом он подхватил висящего Кирюху за шиворот.

– Ты уже мёртв, уёбок! Что тебе ещё от меня надо? Леший был в ярости и панике одновременно, по глазам текли слёзы.

– Отпусти меня, как пацана прошу!

Леший оглянулся на Волка и ребят. Лосик обнимала Полину и плакала, Манул курил трубку и смотрел на ночной город. Лишь Волк, с бесстрастным выражением лица, кивнул, мол, отпускай.

– Я уже перерос пацана, Кирюха! Ты свободен. Передавай приветы всем, кого увидишь там… – с этими словами Леший разжал пальцы на его балахоне. Почувствовал в долю секунды, как плотная ткань врезалась к нему в пальцы и не хотела в полёт.

– Ура-а-а-а-а-а! – закричал Кирюха, падая вниз. Леший, сквозь слёзы, попытался присмотреться, но так и не увидел ни места падения, ни тела Кирюхи. Сил не было вообще.

– Почему? – спросил Леший, доставая сигарету из пачки и подкуриваясь, – почему всё именно так?

– Тебе надо перебарывать свои страхи, друг мой Волосатый, – ответил Волк. Они все только у тебя в голове.

– И что мне сейчас прыгнуть отсюда? – Леший сидел, свеся ноги в двухсотметровую пустоту.

– Можешь прыгнуть. Только выдержит ли сердце? Мне будет жаль, если Лосик проснётся в объятиях хладного трупа с аневризмой аорты185. Лучше просто ступай с Лосиком. Она у нас, как Валькирия186, отпускает души чересчур смелых.

– Я никуда не пойду с вами, отпускатели душ, блядь…

Лосик подошла к Лешему сзади, положила руку на плечо.

– Лёша, ты всё сделал так, как надо. Пойдём со мной.

– Куда ты хочешь меня увести?

– К себе. Закрой глаза.

Леший не ощущал больше холода и ветра. Теперь было тепло, пахло хвоей и костром.

– Можешь открывать.

Вокруг Лешего был пасмурный летний день, сосны и берег реки. Рядом горел костёр, у которого сидела Лосик – в длинном платье и с хитрым украшением на груди.

– Где это я? Уже ничему не удивляюсь…

– Ты в моём пространстве.

– Это и было причиной, что ты не можешь назвать меня своим парнем? Потому что я ссыкло?

– Нет. Ты всё не так понял! У всех у нас были подобные травмирующие испытания. Ты ещё не видел моего! Хотя сейчас я уже не боюсь его показать тебе.

– Оставь при себе, не надо. Не хочу видеть твоей боли.

– Просто знай, что у каждого из нас есть такие скелеты в шкафу, которые мы не хотим доставать. Лучше проработать их во сне, чем в жизни. Во сне цена ошибки – проснуться. В жизни – умереть. Что глупей, а что лучше?

– Ты чертовски права. Спасибо тебе…

– Отдыхай, Леший. Тебе надо сейчас отдохнуть, – Лосик откинула Лешего на траву, а сама улеглась рядом с ним.

– С тобой так удобно валяться. Ты всегда будто обволакиваешь в объятиях, – сказал Леший.