Есть только дорога…

Прошлой весной, направляясь в Новосибирск, Леший добрался до Заводоуковска только к вечеру. Ночевал он тогда, расстелив пенку и плёнку, в молодом сосновом леске, как оказалось, рядом с кладбищем. Соседство кладбища тогда никак не сказалось на его снах.

А сейчас Леший глядел на часы и думал, успеет ли он кого-нибудь поймать до наступления темноты.

"Солнце нынче садится в пять. Здесь – и того раньше. Как бы уехать дотемна", – думал Леший, подкуривая сигарету…

…О приближении вечера Лешему свидетельствовало потемнение облаков над головой и включившиеся над соседней кафешкой фонари. Леший голосовал и голосовал, но никто не хотел брать его к себе на борт. Он попил чаю из термоса, съел несколько конфет, но всё равно стоял. Наконец, стемнело настолько, что небо из серо-синего стало тёмно-синим, и Леший со словами: "Была не была", направился к кафешке.

Внутри, в деревянных интерьерах, ужинали несколько водителей, а хозяйка протирала стол.

– Здравствуйте! – с ходу начал Леший, – можно у вас кипятка попросить или купить?

– Вам в термос?

– Ага.

– Давайте сюда, – ловкие жилистые пальцы хозяйки прилавка схватили термос, и через минуту отдали его, наполненный кипятком.

За это время Леший посмотрел в меню и заказал ещё чаю, суп-харчо и пюре с котлеткой, дабы нормально поесть перед ночной трассой.

Присел за столик в углу и стал вдумчиво поедать принесённый горячий ужин.

– Парень, а ты куда направляешься? – спросил один из водителей, оглядывая лешевский рюкзак и самого Лешего.

– Я вообще в Новосиб автостопом.

– Да мы поняли, что не пешком. Доедай быстрее, со мной поедешь.

– Спасибо, – опешил Леший.

– Потом спасибо скажешь, как доедем. Лучше кофейка ёбни, в ночь едем как-никак.

– Угу.

Леший, обрадовавшись, заказал кофе, выпил его залпом и вышел, вслед за водителем.

– Я Лёха.

– Я тоже Лёха, – улыбнулся Леший.

– Тёзка, значит. Вот и мой транспорт – водитель Лёха указал на зелёную кабину МАЗа с самарскими номерами, – я двери везу, и у меня разгрузка в полдень завтра. Надо успеть.

– Постараемся.

– Ты, главное, сам не спи.

Они залезли в тёплую кабину МАЗа, Леший по велению водителя кинул рюкзак на "спалку", достав из рюкзака термос с чаем. МАЗ вырулил на трассу и помчал, под звуки радиопопсы из приёмника.

– Я тебя знаешь почему взял? Ты спокойный и не прибедняющийся. Обычно автостопщики как-то все халявы просят. И все такие бедные-несчастные, мол, налейте водички, подвезите, а то так кушать хочется, что переночевать негде. А ты зашёл, еды сам себе купил. Я и решил, что лучше пусть мне компанию составит человек самодостаточный, чем какой-то нахлебник.

– Да я еды купил, потому что проторчал тут дотемна. В прошлые годы мне по зиме пешком приходилось ходить, как стемнеет. Вот я и готовился, чтоб усталости меньше было.

– Ну, это правильно. Мы ещё поужинать тормознёмся, даст Бог, в Абатском221.

– В "пельменной"?

– В ней, родимой, – водитель Лёха улыбнулся, – когда-то тут от Тюмени до Омска только в "пельмешке" можно было поесть по дороге. Это в девяностые понастроили…

– Давно за рулём?

– Как из армии пришёл. А было это в семьдесят девятом. Как раз на Афган не успел попасть. Попробовал конечно в институт поступить, но что-то не так пошло, и я как крутил баранку, так и кручу. Оно, как наркотик, ебать. Женился, да с женой, можно сказать, не пожил. Жена в роддоме, а я в рейсе. Сын в школу пошёл, а я в рейсе. Что она там навоспитывала, без меня. Сам виноват, ебать. Развёлся, конечно. Алименты присылал. А сын вырос и на программиста теперь учится.

– А сами откуда?

– Самарский я, ебать.

– У меня есть друг, который диалекты всякие собирает. Вот он про Самару говорил, что там самое распространённое слово-паразит, это "ебать". Мол, ты, ебать, то, ебать, сё, ебать…

– Верно подмечено, ебать, – засмеялся водитель.

"Вот чудеса. Какая у нас разница в возрасте? Лет тридцать? А разговариваем на равных, шутки шутим. Вот она какая, дорога", – думал про себя Леший.

Разговор в дальней машине вообще нетороплив. И перемежается звуками радио и урчанием мотора. Рации у Лёхи в машине почему-то не было.

– А как вы без рации?

– Сгорела она у меня, ещё в прошлый рейс. Никак не могу купить или починить. А обычно да, можно по рации потрепаться. Особенно тут, в Сибирях, это выручает. Я вот на Севера ездил, так там, когда по зимнику едешь, реально автопилот, и от скуки можно взвыть. Так там по рации анекдоты травят, друг друга матом кроют, лишь бы не спать.

Радиостанции, меж тем, начали ловить с помехами, и водитель включил диск с музыкой. У него играли бардовские песни, которые нравились даже Лешему:

"Виноградную косточку в тёплую землю зарою,

И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,

И друзей соберу, на любовь своё сердце настрою,

А иначе зачем на земле этой вечной живу.

Собирайтесь-ка, гости мои, на моё угощенье,

Говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву.

Царь небесный пошлёт мне прощение за пригрешенья,

А иначе зачем на земле этой вечной живу…"222

Леший призадумался.

"А ведь наш вечер сказок – это и есть описываемое в песне. Рассказать о себе, ни тая ничего за душой. Людям, которые не пожелают зла. Наверное, жизнь действительно стала интересней. И всё благодаря сновидениям с Волком. Как сказать спасибо, – думал он, глядя на далёкие огни деревень, разбросанных в степях, – Что это за места? Вагай, Омутнинское, Голышманово? Да какая, собственно, разница. После Тюмени один и тот же пейзаж до самого Коченёва под Новосибом. С небольшими горками лишь возле Абатского. Ночью всё равно сидишь и залипаешь… БЛЯДЬ!"

Водитель вдарил по тормозам, и слово "БЛЯДЬ!" крикнули оба. МАЗ вылетел на встречку и чудом обошёл бегущую через дорогу косулю.

– Ффух, еба-ать, – сказал водитель, – пронесло. Щас точно не задремаем. Ладно бы зайца или лису раскатать, те сами виноваты. Но вот копытных не стоит. Передок по пизде после таких ударов.

– У меня земляк однажды кабана сбил, – Леший рассказал историю про Михалыча и кабана.

– Да уж. А представь, легковушка с лосём. Это ли не пиздец?

– Воистину, – сказал Леший и замолчал.

В машине тихо играла песня про то, как люди идут по свету. Леший замедитировал, но не уснул.

– Эй, Лёха, ты чего такой невесёлый? Уснул что ли? – водитель вывел Лешего из транса.

– Да не, просто залип, – отозвался Леший.

– Мы к Ишиму подъезжаем.

– "Там, где лежит чуть в стороне зачудительный град Ишим, мы идём по лучшей трассе в стране, мы идём, но мы не спешим…"223 – процитировал Леший творение омского Санты, незнакомого ему лично.

– Ну, сейчас точно не надо спешить. Тут до Абатского будет пиздец с дорогой, – МАЗ снизил скорость и упёрся в хвост ещё одной фуры, – вот такие у нас дороги. Вот такая, блядь, романтика.

– Когда я ехал здесь первый раз, меня вёз здесь Урал-вахтовка. Водитель которой рассказывал про здешние названия, – мимо МАЗа как раз промелькнула табличка, указатель на деревню Тушнолобово, – что эту деревню назвали потому, что здесь отловленным каторжникам на лоб тушью наколки делали.

– Ну, скорей, не тушью наколки, а, зная то время, – тушили об лоб горячую железяку, – сказал водитель.

К Абатскому подъезжали уже заполночь. Напротив легендарной "Пельменной" всё было заставлено фурами, которые на ночь, словно от холода, жмутся поближе друг к другу. МАЗ, вёзший Лешего, просто зарулил в карман, не паркуясь плотно.

– Ну вот, пошли ужинать. Лучшие пельмени на трассе один эр четыреста два именно здесь, – продекламировал водитель.

– Отличная идея, – согласился Леший, – заодно заправлю термос на дальнейшую поездку.

В "Пельменной" было довольно людно. Леший с водителем взяли по подносу, заказали пельменей и компот. Очень по-советски, но качественно и дёшево. После сытного ужина, туалета и заправки термоса Леший вышел на крыльцо, закурив сигарету.

"На некурящем водителе хоть сигарет сэкономлю, пока до Омска еду, – подумал Леший, выпуская вместе с паром изо рта сигаретный дым, – хотя надо бы отвыкать от курения. Мало ли куда занесёт"

– Ну что, никотиновый маньяк, поехали дальше?

– Ага. Щас продышусь, чтоб в машине табачатиной не вонять.

– Да не обязательно. Я печки включу и окна приоткрою – всё и вытянет.

МАЗ разогнался, пересёк мост через Ишим. По сторонам замелькал чёрно-белый отбойник.

– А у нас на Урале на отбойнике ещё и красно-белые отражатели стоят.

– Это по ГОСТу. До здешней глухомани цивилизация, даст Бог, через десяток лет доберётся.

Леший всматривался в ночь, слушал водителя и поддакивал, а сам вспоминал прошлые дороги сюда. В первый свой приезд в Новосибирск Леший проезжал границу Тюменской и Омской областей ранним утром, на быстрой легковушке, спешившей в Томск. И по майским пашням вокруг трассы скакали сотни сусликов, поднимаясь столбиками при проезжающих машинах. Вторая сибирская трасса Лешего была зимняя, на японской праворукой "полуторке" от Ишима до Омска. Тогда под Тюкалинском от скачки по омским колдобинам у "полуторки" порвало железную трубку топливопровода, и, если б не заметили вовремя, могли бы взлететь на воздух. Хотя, говорят, соляра не настолько легко детонирует, как бензин…

Сейчас же ночной МАЗ нёс его по осенней дороге. Постепенно началось предутреннее "тупление". Леший стал замечать моргание глаз и вырубание, но как мог себя держал, прислушиваясь к песням.

"Леший! Тебя посадили, чтоб ты не спал, а ты спишь! Просыпайся, иначе пробуждение будет менее приятным", – голос Волка в голове прозвучал, как хлыст, и Леший встрепенулся, открыв глаза и смотря на дорогу.

Водитель ехал, борясь со сном из последних сил, подпирая подбородок локтем. Сзади светились и моргали фары ещё одной фуры. В одном месте, уже после Тюкалинска, та фура пошла на обгон, сигналя. Водитель опустил стекло, чтоб увидеть активную жестикуляцию коллеги и крик: "У тебя колесо горит!"

– Ёб твою мать, – сказал Леший, глядя в зеркало со своей стороны, – дым валит.

– Ебать, этого ещё не хватало, – сказал водитель, тормозя у обочины.

Фура, обгонявшая МАЗ, тоже встала. Леший и водитель надели куртки и выскочили в осеннюю холодную ночь.

– А я вам по рации шумлю-ору, у тебя чё, на рации деньги кончились?224 – сказал дальнобой остановившегося "Глобика".

– Да погорела она у меня в прошлый рейс… Ох, ебать… Ступицу заклинило. Щас мы как ебанёмся тут с тобой, Лёха.

Ошмётки резины дымились и источали тепло. Леший светил фонарём, а два дальнобоя рассматривали колесо.

– Чё, надо снимать ступицу. Колесо приклинило, Лёха, посвети, надо воздух отрубить. Там у меня хомута лежат в коробке. Найдёшь? Ай, ладно, сам!

Водитель полез отцеплять какие-то трубки на оси. Тут роль Лешего сводилась лишь к "принеси-подай и посвети", с чем он успешно справлялся.

"Вот, Леший, не везёт тебе на дороге между Тюменью и Омском, – думал Леший, – В прошлый раз бензопровод. Сейчас колесо. Я вот совсем не умею с этим обращаться. Ну ладно. Надеюсь, что Лёха-дальнобой знает что делать"

Тем временем остановившийся "Глобик" на аварийке протянул назад, за МАЗ, включил фары и светил. Водитель его – могучий пузатый дядька в камуфляжном ватнике – выскочил и стал помогать, будто сговорившись.

– Щас надо ломиком поддеть и сдёрнуть.

– Ага. Я с полным прицепом дверей куда его положу?

– Наверх закинем. Нас же тут трое, хули.

– Лёха, – обратился Лёха-дальнобой к Лешему, – ты тут самый лёгкий, полезешь в фургон. Будешь там ловить "на дверях". Куртку только сними, чтоб не извозиться в говнах.

Он открыл замок на прицепе, дверцы открылись, и в свете фонаря показались наставленные вертикально дверные коробки.

– А выдержат они вес колеса-то со ступицей? – с сомнением сказал Леший.

– А хули нет? Колесо сорок, плюс ступица сколько, ну ещё тридцачик. Ты, главное, сам не ёбнись оттуда, когда будешь принимать. И пупок не развяжи.

– Вот я и очкую.

– Не очкуй. Всё случается в первый раз, и колесо отваливается, и пупок развязывается, – пошутил Лёха-дальнобой, – радуйся, что там ошмётки от колеса. А то "с атмосферами" оно бы все сто кэгэ весило.

Леший стал карабкаться на двери. Наконец, забравшись наверх, где ему пришлось пригибаться под потолком фуры, светя налобником, Леший изготовился принимать колесо.

Снизу Лёха кинул ему ленту.

– Впрягайся, как бурлак на Волге, ебать! А лучше через перекладину "блоком" кинь, да хватай.

– Толку-то? Тереться будет о перекладину! – крикнул Леший.

– Ну, наше дело предложить. Впрягаемся? – Лёха и водитель "Глобика" стали поднимать диск и ступицу, – и Эх-бля, И-и-Эх!

Леший перехватил лямку через плечи, свесив свободный конец, и упёрся ногами в дверные коробки. Тяжело, но, перехватывая верёвку, они затягивали остатки колеса. Край упрямой железяки показался уже, когда Лёха-дальнобой крикнул:

– Чё я сразу не подумал? Лёха, привяжись там к чему-нибудь, и нехай висит! Надо же что-нибудь подложить, а то двери изнахратит мне! Привязывай, мы держим!

Леший почувствовал ослабление ленты, обвязал её конец вокруг трубки-перекладины под потолком фуры, завязав "калмыцкий узел"225.

"Вот, навыки-то от бабушки из деревни. Пригождаются в неожиданных местах, – думал Леший, – думал ли я, привязывая корову к столбу таким узлом, где мне понадобится это умение?"

– Готово! – крикнул Леший.

– А щас поищи у передней стенки картон от коробок. Там должен быть!

– Ага, есть!

– Клади его на угол под ленту и под колесо подсовывай!

Колесо в очередной раз приподняли, Леший просунул под ленту кусок картонной коробки, а другой кусок постелил под ноги.

– Ща я повисну на тросе, оно само вспрыгнет сюда, – сказал Леший.

– Ты нормально подвязался?

– Уверен!

Леший повис на тросе, упрямую железку подтолкнули ещё раз, и она вскочила прямо на картон.

– Фух, заебись! – сказал Леший.

– И всё заеблось226, как в анекдоте! – пошутил снизу Лёха-дальнобой, – Теперь надо её привязать той же лентой, чтоб она не скакала, как ошпаренная, на колдобинах.

Леший, как мог, зафиксировал остатки колеса лентой-стяжкой с трёх сторон. Получилось вроде красиво и надёжно.

– Спрыгивай, мастер каботажно-такелажных работ.

– Так меня ещё никто не называл, – сказал спустившийся и отряхивающийся Леший.

– Спасибо, братишка, помог, – обратился Лёха-дальнобой к водителю "Глобика", – как звать-то хоть?

– Серёга.

– Может я тебе должен чего?

– Да ну ты брось, – отмахнулся представившийся Серёгой водитель, – кому-нибудь другому поможешь в дороге. Дорога-то на всех одна.

– Удачки тебе.

– Взаимно, дружище.

Два дальнобоя хлопнули руками, попрощался он и с Лешим, да и разбрелись по машинам.

– Ну что, рушатся мои планы подремать, – сказал Лёха, – такими темпами мы в Омске будем часам к десяти.

– Да мне что-то спать расхотелось вообще, – ответил Леший.

– Ну вот, щас доедем до "Ермака", да бахнем кофейка, – сказал Лёха, заводя машину.

– А ось ничего что не подвязали?

– У меня на этот случай тросы под фурой натянуты. Бывало уже такое, один раз привязывал лентой-стяжкой ось. Больше не хочу, решил перестраховаться. Так что шкрябать не будет.

Ночь начала сменяться серыми сумерками. В свете фар пропархивали снежинки.

– Хорошо хоть асфальт сухой. Было бы мокро, был бы гололёд, и мы бы к вечеру только доползли до Омска, – сказал Лёха.

– Вы так спокойно про всё говорите. Поражаюсь.

– А ты поезди с моё. Первое лопнувшее колесо, вот да. Первый полетевший ТНВД. Первый оборванный ремень. Первое ДТП. Вот то воспоминания. Лучше не повторять, конечно.

Лёха замолчал, включив радио. Здесь ловилась какая-то утренняя попса.

Кемпинг "Ермак" стоял чуть в отдалении от трассы, поэтому МАЗ просто притормозил на обочине. Водитель и Леший выскочили из машины, направившись мимо просыпающихся дальнобоев к краснокирпичному зданию кафешки.

Здесь кофе был заварной. Леший предложил угостить Лёху кофе за свой счёт, мотивировав это тем, что, в конце концов, Лёха его везёт.

Помимо кофе, навернул Леший ещё горку салата оливье, пюре с сосисками, да суп. Всё это, к лешевскому удивлению, вышло немногим больше сотни рублей.

Народ ехал в Омск на работу. После Красного Яра трасса стала чуть шире, а движение – плотнее. Вокруг простирались поля и берёзовые колки с облетевшей листвой. На редких полях трактора пахали пашню под озимые. Из окон пахло коровьим навозом и чернозёмом.

Потом показались трубы омских ТЭЦ, первые троллейбусы и светофоры.

– Ну что, бродяга, тебя где высадить?

– Я бы дальше трассой поехал. Но что-то холодно. Так что мне к вокзалу.

– Ох, ещё б я знал, где вокзал в Омске.

– На правом берегу.

– А у меня разгрузка в районе аэропорта.

– Оттуда автобус ходит, так что мне подойдёт.

Теперь МАЗ ехал по городу. Вокруг творился сплошной Омск: промзоны перемежались жилмассивами и частным сектором, пустыри – промзонами. Всё это было настолько непривычно для Лешего, что он озирался по сторонам. Ведь, по сути, в Омске он бывал только один раз до этого. Когда добрый Гафур закинул его на машине на вокзал.

– Спасибо большое, что довезли меня!

– Это тебе спасибо, дружище. Выручил ты меня с колесом, ох выручил!

– Давайте, удачи, ни гвоздя, ни жезла! – сказал Леший, спрыгивая на очередном светофоре.

"Ну вот я и в Омске. Последовать совету Волка и поехать дальше поездом? Время позволяет. На моих – одиннадцать. Это по-местному получается полдень. А поезд, говорил Малыш, в три часа", – думал Леший, шагая на остановку.

Он быстро допытался у местных о том, какой автобус ему нужен, дождался жёлтого "икаруса" с номером 60 и помчал, глядя на незнакомый ему Омск, большой мост и холодные воды Иртыша под ним. От остановки, пройдя мимо каких-то переходов и киосков, Леший добрался-таки до светло-зелёного здания вокзала.

"Так, поезд номер восемьсот двадцать шесть, в двенадцать по Москве…" – думал Леший, подходя к кассе. Купив самый дешевый билет, он вышел покурить на перрон, глядя на встречи и провожания поездов. И тут что-то кинулось ему на шею с криком "КОНИЧИВА!"

Леший от неожиданности чуть не грохнулся, но развернулся, узрев перед собой Юки с Малышом.

– И вам не хворать.

– Леший друг, как ты нас догнал, сознавайся. Может ты скукожился и ехал у меня в рюкзаке? Или тебя скукожил Дэвид Блэйн?227

– Не, я просто удачного "ночника" до Омска поймал.

– Понятно, все шесть часов дороги мы будем слушать храп Лешего. Пошли отсюда, Юки-тян.

– Нет, онии-чан, ты не оставишь маленького Лешего в беде, запихай к себе в рюкзак! – пошутила Юки, – надо еды купить.

Леший бросил рюкзак у Малыша, а сам в компании Юки налегке побежал в магазин.

Он достал "сотенную", купив газировки, печенья, бомжпакеты и кипяток в термос.

– В чём ты будешь рамен заваривать?

– В кружке. Кипяток же взял. А может и в собаке будет.

– Это "Ласточка", а не собака. Там разные классы есть. Есть вообще мягкий салон, вот там наверняка кипяток есть.

– Ну вот и повод разузнать, – сказал Леший, – может вообще не буду готовить, спать буду.

Тем временем, близилось время посадки. Билеты на чудо-поезд выглядели, как на поезд дальнего следования – оранжево-розовые прямоугольнички. Объявили посадку, и Леший в компании Юки и Малыша прошагали к электричке бело-синей расцветки. Леший протянул билет тётушке-контролёру, прошёл в вагон, да занял удобное местечко возле окна. Юки и Малыш уселись рядом с ним. Со словами "Следующая станция Калачинск", "ласточка" тронулась. Леший, как не бодрили его Юки с Малышом, вырубился возле окна, залипая на бескрайние сибирские равнины.

Снился Лешему Волк, усевшийся напротив него в электричке. Было это настолько реалистично, что непонятно, где явь, а где сон. Вокруг в вагоне сидели пассажиры, за окном проносилась жёлтая степь, серые березняки и свинцовые облака. Стука колёс слышно не было, поезд шёл по "бархатному" пути, лишь время от времени колёса отстукивали короткую дробь на стыках "плетей" рельс. Юки с Малышом дремали, навалившись друг на друга, заткнув уши плеером. И лишь по наличию Волка Леший догадался, что это сон.

– Твоя жизнь в Новосибирске – это не затворничество, а подвижничество, друг мой волосатый.

– Что хоть меня ждёт? К чему мне готовиться?

– Всё-то тебе расскажи. Смотри, не останься там. От Юки с Малышом скоро отпочковывайся. У них свои дороги. У тебя – свои. Помнишь, Ваня говорил тебе, что в Новосибе нет людей, лишь "иные".

– Ага, и мэр у них Городецкий228, – вспомнил ванину шутку Леший.

– Так вот, "иных" там действительно много. Но не упоротых колдунов-долбоёбов, видящих ауру и память прошлых жизней. А подвижнков и тех, кого Лосик назвала "штопщиками". Некоторые верят, что "иные" построили Новосибирск и живут в нём долго, с самого его основания. На самом деле в Новосибирске они обычно не "долго", и не "живут". А "добиваются". Это город-подвижник.

– Охуеть теперь. А Ваня? Он тоже "иной", "Штопщик-подвижник", или как там?

– Ваня своего добился и перебрался в Питер. Там другая история. В Питере важно не сломаться, а Новосиб помогает вырасти. Представь лес, Леший. Есть сосновый подрост на опушке, и есть внезапно вырубленный высокоствольник. Что будет ломаться быстрее: сосна, окружённая "опушечной линией", или сосна в "высокоствольнике", оказавшаяся внезапно открытой всем ветрам. Вот тебе и сравнение.

– Ты говоришь, прямо как Луганский229, на лесоведении, Волк. Ты в лестехе точно не учился?

– Я из твоей головы это говорю. Вспомни, как ты с Ваней познакомился?

Лешего потащило от диалога с Волком в сон-воспоминание.

Он подходил к переходу "кино-Урал", когда услышал там гитару. В переходе какой-то незнакомый высокий парень в плаще и с короткими чёрными волосами играл незнакомые песни. Что-то мистическое. Каждая песня звучала, как магический заговор. Да все про лес, болота и всякую нечисть. Будто парень этот притащил с собой в город весь сонм лесной нечисти от ночного лесного костра.

На "шляпе" с ним бегала стройная девушка, в белой льняной рубахе-вышиванке и расшитых широких джинсах. Лешему вспомнился её пронзительный голубоглазый взгляд. Рядом с гитаристом стояло два рюкзака. Один – большой туристский, с висящим обрезком автомобильного номера "54RUS", другой – маленький, похожий на старинные "колобки", но с висящими феньками.

Леший приостановился, хотя спешил в универ подписывать обходной лист.

– Ребят, а вы откуда? – спросил Леший после того, как парень закончил петь про волчью тропу и луну.

– Я из Новосибирска сам. Я Ваня.

– А я Олеся, можно просто Лесь, – представилась девочка-шляпница, – я харьковчанка.

– И мы стопом сейчас в Сибу едем с Харькова.

– Вы крутые, – признался тогда Леший, – я сам играю часто, но редко вижу музыкантов, которые прямо "цепляют".

– А у вас есть где вписаться? – спросил сразу парень, назвавшийся Ваней.

– Поищем. Вы тут долго будете?

Ваня и Олеся простояли в переходе до вечера. Леший, завершив все дела и распрощавшись со своим университетом, шагал к переходу.

– А мы уже думали, что тебя не увидим, – сказал Ваня, – рады тебе.

Леший проникся тогда расположением к этой паре. Они не курили сигарет и пили только чай, разговаривали тихими вкрадчивыми голосами, а пели, наоборот, громко и с надрывом. И самое главное – они будто светились изнутри, при всей мистичности и кажущейся мрачности ваниных песен. Такое переполняло их спокойствие и уверенность. Сейчас Леший сравнил бы эту пару с Манулом и Полиной. Хотя скорее Манула и Полину надо было бы сравнивать с ними…

Леший притащил их тогда на флэт к Ангелу с Демоном. Ангел вообще тогда неохотно пускала вписчиков, но по старой дружбе с Лешим пустила и его, и стопщиков. Тем вечером они традиционно ходили выгуливать вокруг дома компьютерную мышь, а Ваня с Олесей охотно присоединились к ним. Леший тогда уезжал в Михайловск, а Ваня и Олеся настолько понравились Ангелу, что она оставила их у себя.

А потом Ваня пригласил Лешего в Новосибирск. В середине мая Лешему было в кайф ехать по зелёным степям и окунуться в незнакомый огромный город. Тогда он испытал на себе всё гостеприимство Вани. Ваня с ребятами из Кузни снимал квартиру на "Золотой Ниве", а сам был родом из маленького городка в сотне километров к востоку он Новосиба, чем-то неуловимо похожим на лешевский родной городок. Он таскал Лешего по всему Новосибу, свозил его в Академгородок, потом на Маркса к самым вкусным хотдогам. Показал стритовые места на Маркса и у "Красного проспекта". Потом свёл с Танюхой, которую надо было доставить в Томск. Свозил Лешего на Буготакские Сопки230, где цвели синие прострелы. А на прощанье, когда Леший уезжал домой в Ёбург, подарил ему настоящий алтайский варган в деревянном чехле. Последний раз Леший видел Ваню зимой в Новосибе, он уже "сидел на чемоданах" перед отъездом в Питер…