Теперь я рок-звезда, мама, или Генетический код мифической птицы

– И чем ты сейчас занимаешься?

– Тексты. Сплошные тексты и ничего, кроме текстов, – засмеялась я. – Ресторанная журналистика. Журналистики как таковой там, конечно, кот наплакал. Ты не критик, поскольку приходишь не инкогнито и ешь не за свои деньги или за средства редакции – тебя приглашают. Ты не можешь изложить в статье максимально честные впечатления, поскольку, во-первых, шеф-повар по просьбе пиарщика постарался сделать всё на высшем уровне, а, во-вторых, пиарщик может обидеться на замечания. Но сдавать редактору одни только хвалебные статьи нельзя. В конце концов, для этого есть рекламные размещения: пусть ресторан выкладывает денежки или заказывает про себя любую «джинсу»[12]. Поэтому ты пытаешься угодить и нашим, и вашим. Лавируешь между двумя огнями и чувствуешь себя жонглёром. И заодно крайним. Это бесит. Но мне действительно нравятся рестораны. И мне интересно писать про гастрономию и новые места. Что-то вроде популяризации качественной еды… вкуса к жизни. Самое смешное, что иногда меня называют репортёром. Или корреспондентом!

– Забавно. Значит, с книгами у тебя не задалось… Погоди, а что за внезапная история с хором? Ты сказала, что прилетела выступать!

– Да, в Праге проходит международный фестиваль хоров: приурочили к рождественским ярмаркам и всякое такое. Но я умудрилась сорвать голос в караоке. Слышишь, как сиплю?

– М-да, ситуация… Ничего, связки – инструмент гибкий. Кстати, давай-ка дойдём до собора святого Витта.

В шумной очереди, петляющей перед собором и растянувшейся на несколько сотен метров, нам пришлось провести чуть ли не полчаса. Я вновь почувствовала себя хуже. Кашель, казалось, разрывал лёгкие. Зато коренастый невысокий спутник выглядел воплощением здоровья. Прага – город контрастов? То есть, конечно же, «Стамбул – город контрастов»[13]. Валдис подбадривал меня, обещая, что после экскурсии мы непременно заглянем на ярмарку и выпьем глинтвейн.

Только глинтвейна на голодный желудок мне и не хватало.

Не дойдя до собора, Валдис внезапно свернул в какой-то сквер с чахлыми деревцами, зажатый между зданиями. Указал на каменистый пятачок:

– Смотри! Место силы. Про него даже из местных мало кто знает.

Я скептически посмотрела на подобие каменного постамента.

– Что за сила?

– Как бы сказать… Тут голос звучит по-особенному. Можно сказать, раскрывается.

Значит, место силы?

Валдиса всегда тянуло на мистику. Необъяснимые явления, скрытые смыслы, шифры, послания, места силы.

А вдруг и правда поможет? Мало ли что тут, в Праге, случается.

Я осторожно встала в центр постамента.

– Ну, – подбодрил Валдис, – давай, говори что-нибудь!

– Что говорить?

– Погромче говори!

– Мне нечем, – напомнила я.

– Попробуй ноту потянуть.

Очень смешно!

Хорошо, что проходящие мимо туристы не слишком интересуются нашим перфомансом.

Я издала слог, который первым пришёл в голову.

– Неплохо, – подбодрил Валдис, – ну как, слышишь?

И что именно я должна услышать?

Хотя… в голосе вроде бы прорезался какой-то новый призвук.

Я попробовала ещё раз.

Голос звучал более объёмно, он будто бы стал более звонким…

Мне кажется или нет?

– Ладно, идём, – заторопился Валдис, – через полтора часа мне надо в редакцию, потом сеансы с клиентами по скайпу, а ты ещё собор не посмотрела.

Наверное, я слишком резво соскочила с камня – у меня закружилась голова, и перед глазами промелькнули огромные размытые пятна.

Оранжевое и фиолетовое.

Дожили, решила я: допились, доработались, долетались, допелись. С подобной слабостью надо отлёживаться в номере отеля, а не бегать на встречи со старыми приятелями.

– Осторожнее, – Валдис вовремя подхватил меня под локоть, – теперь к собору и на ярмарку!

– Ладно, – пробормотала я, – только никакого алкоголя…

Визит к собору святого Витта стоил мучений. Я прошла бы несколько километров и обошлась бы без ужина, лишь бы увидеть его снова. И, пожалуй, мне потребовалась бы целая неделя, чтобы с толком, не торопясь, обстоятельно рассмотреть это монументальное строение и мысленно впитать красоту древней чешской святыни. Строгий, торжественный, основательный и одновременно устремлённый ввысь, поражающий воображение кружевами конусообразных башенок и сводчатых арок, очаровывающий и притягивающий к себе взгляды, собор ставил под сомнение факт, что он является порождением человеческих рук.

За время, проведённое в Праге, я так и не смогла вдоволь налюбоваться местной архитектурой. Город влюблял в себя и завораживал. Здесь властвовала самобытная подкупающая гармония – величественные здания, фантастически живописные красные крыши, а узкие улочки, мощённые брусчаткой, казались до боли знакомыми.

А голос… Чуда не произошло. Он не успел восстановиться за неделю. И вместо того чтобы стоять во втором ряду «Див@хора» плечом к плечу с прочими сопрано, я работала оператором – снимала выступления, записывая исполнение на видео и делая фото со всевозможных ракурсов. При этом я старалась незаметно для окружающих глазеть на живописное убранство соборов: в костелах святого Николаса и святого Сальватора было на что посмотреть.

Мои связки пребывали в таком плачевном состоянии, что я не смогла присоединиться даже к сборному хору, спевшему в день закрытия фестиваля двумя сотнями голосов кто во что горазд. В атмосфере всеобщего фана и веселья уже не имело значения, кто сипит как не в себя и в какие ноты умудряется не попасть.

Впрочем, я всё же постаралась выжать из поездки максимум впечатлений. Когда выдавалась свободная минутка, я сбегала, чтобы в своё удовольствие побродить по центру, подсвеченному рождественскими гирляндами, согреться ароматным чаем в кабачке с видом на Староместскую площадь или в очередной раз сфотографировать дивной красоты часы на ратуше и памятник Яну Гусу.

Однажды я пристроилась к очереди в кассу, чтобы подняться на смотровую площадку ратуши и изучить красные крыши с идеального ракурса. Но не прошло и пяти минут, как какой-то англичанин бесплатно всучил мне билет для прохода наверх. Он пояснил, что билет ему уже не нужен, поскольку подниматься наверх слишком долго, и он может опоздать на концерт органной музыки.

Неожиданный подарок удивил и обрадовал. Но гораздо сильнее я удивилась тому, с какой лёгкостью у меня получилось объясниться с щедрым британцем. Я поблагодарила его, даже не задумываясь, из каких слов составляю фразу. Похоже, кинопросмотры в сопровождении английских субтитров продолжали приносить плоды.

В качестве «чешского хардкора» я захватила из шикарного торгового центра брусок санкционного пармезана, надеясь, что этот сыр окажется достаточно «хард» для Карины.

А себе в магазинчике с бижутерией местного производства я наконец нашла нитку искусственного жемчуга – впрочем, изящного и очень качественного.

⁂

В последний день перед отлётом Тамара собрала всех на Староместской площади – погулять, сделать общее фото «Див@хора» с гастролей на память, купить и попробовать трдельники, если кто-то ещё не успел познакомиться со знаменитым чешским специалитетом.

Я успела, причём неоднократно. Моим фаворитом стал трдельник как он есть, без дополнительных топингов – эта хрусткая трубочка, которую можно было заказать прямо с жаровни под открытым небом, была ароматна и вкусна сама по себе, без горы взбитых сливок, фруктов и мороженого, которое, растаяв, делало тесто липким.

Но прогулка хора по праздничной Праге не могла остаться просто прогулкой. В какой-то момент хор выстроился на ярко освещённом пятачке на площади и… запел, следуя указаниям дирижёра. Привлечённые звуками Last Christmas, к месту перфоманса начали немедленно стягиваться слушатели. Хор, наслаждаясь вниманием, исполнил ещё одну рождественскую песню, а закончил чешской колядкой.

– Всё, – сообщила Тамара, – хорошенького понемножку, концерт окончен. Спасибо за внимание. Thanks for your attention!

Но Прага не пожелала остаться в долгу. Обогнув площадь в поисках живописных ракурсов для промовидео и выйдя на неё с противоположной стороны, мы стали свидетелями потрясающе яркого и красивого зрелища: «запуска» рождественской ёлки под классическую музыку.

Невольно открыв рот от восхищения – ёлка мерцала, сияла, переливалась огнями, а украшения в виде огромных бантов и импровизированных подарочных коробок притягивали взгляд – я подумала, что надо бы загадать желание.

Я мечтала петь.

Но ведь я уже пою! Да, в этот раз не получилось выступить на фестивале, но сколько я пела на репетициях?

Я, стеснявшаяся выложить в Instagram кавер, где моё лицо было бы видно целиком.

Я хочу найти родную душу.

«Ты? – скептически поинтересовался голос в голове. – Думаешь, для такого человека, как ты, найдётся специальная родственная душа? Ты хоть представляешь, каким должен быть этот человек?»

Но я же есть. Почему бы и ему не существовать?

Глава 8

Рояль не в кустах

Не знаю, как насчёт родных душ, но голосов в собственной голове мне хватает.

Это начинает утомлять.

Я стою перед белым роялем. Вернее, я стою, задрав голову, чтобы как следует рассмотреть условно белый рояль. Он прикреплён к стене, так что я едва могу дотянуться до клавиш.

– Готово! – сообщает управляющий и возвращает мне смартфон. – Вот, пожалуйста. По-моему, отлично вышло.

Держу пари, на фото у меня наверняка дурацкое выражение лица. Но рояль-то, конечно, на высоте.

– Это наша гордость, – управляющий возвращается к обзорной экскурсии. – Девятнадцатый век. Настоящий антиквариат! Мы очень много вгрохали в интерьер. Старинный рояль – это ещё не всё. Винтажные кресла. Декоративные черепа – у нас всё-таки стимпанк. Авторские колбы для кальянов…

Я машинально киваю и следую за ним вдоль километровой барной стойки с подсветкой, за которой притаился пивной колдрум[14].

К счастью, на сегодня это последнее заведение. Ещё немного, и можно будет прихватить распечатки релиза, меню («Нет-нет, на сайте неактуальное меню, мы обновили больше половины блюд!»), распрощаться с ресторатором и наконец-то ехать домой.

Дома придётся ещё часа четыре корпеть над новостями. Пока я отсутствовала, Карина исправно загружала мою электронную почту сообщениями про рестораны, о которых нам следовало написать уже вчера.

М-да.

«Купи пианино», – вдруг слышу я.

И откликаюсь:

– Какое ещё пианино?

– Простите? – оборачивается управляющий.

А, так это был голос не со стороны.

– У вас действительно шикарное пианино и крутой интерьер, – быстро нахожусь я.

Это что-то новенькое.

Определённо, то, что я слышала, прозвучало в моей собственной голове. Но это не мой голос – эти мысли мне не принадлежат.

И как это понимать?

То есть… я явно не думала о чём-то подобном и не говорила сама себе: «Купи пианино!» С чего мне в голову втемяшилась бы подобная идея?

Но эти внезапные слова, или образы, или ощущения – что бы это ни было – продолжают неустанно множиться внутри.

Разумеется, мне не нужно никакое пианино.

Не нужно пианино, не нужен рояль в кустах… или подвешенный на стену авангардного ресторана.

Выложи в Instagram роскошное и одновременно забавное фото с этим старинным инструментом и успокойся.

Купи пианино.

Я обстоятельно втолковываю себе (вернее, не себе, а некту, тянущему внутри занудную волынку): мне не нужно пианино.

К чему оно мне?

Я не пианист. Не играю на этом инструменте. Пианино есть у моего педагога, и этого достаточно.

Купи.

Последний раз я сидела за клавишами… почти два десятка лет назад.

Это не имеет смысла. Ещё бы на фигурное катание пошла – занималась же им в пять лет, бесстрашно делала «ласточку», вытягивала ногу в «пистолетике» под одобрительным взглядом мамы, наблюдающей из-за ограждения катка, как я покоряю лёд.

Купи пианино. Ну купи.

Это становится невыносимым. К чему оно мне? Разучивать пронзительные баллады, сочинённые Фредди Меркьюри?

И так ни на что не хватает времени.

Купи…

На нём, между прочим, требуется играть обеими руками сразу. Правой. А левая рука при этом берёт абсолютно другие аккорды. И всё это, прикинь, одновременно. Вдобавок в это же время надо петь!

Так что… при чём здесь я?

⁂

Я открываю ноутбук, лезу в интернет, изучаю, какие пианино рекомендуются для новичков. Читаю отзывы. Если подходить к вопросу серьёзно, если не ограничиваться синтезатором и покупать полновесные клавишные, то даже в электронной версии это обойдётся мне…

В сорок тысяч? В пятьдесят?

Купить. Привезти домой. Обнаружить, что я не способна воспроизвести даже примитивный «Василёк». И уже никогда не буду в состоянии свободно играть.

Оно мне не нужно.

⁂

– Слушай, а классно у тебя!

Марго почти с восхищением осматривает мою компактную однушку.

– Угу, – киваю я, – вероятно, дизайнерская голь была на выдумки хитра. Сама посмотри: кровать буквально впихнули в застенок, но при этом она на виду, и попробуй оставить её неубранной. На стульях за стойкой и десяти минут не высидишь. Мы всегда едим на кушетке.

– Зато очень стильно…

К счастью, собираясь с утра на презентацию вин, я чудом успела немного прибраться. Поэтому неожиданный звонок Марго с предложением составить мне компанию за чаем застал врасплох только содержимое моего холодильника.

Собственно, там и заставать-то было нечего. И некого.

Я усадила Марго на один из «пыточных» стульев, отличающийся короткой, будто обрубленной спинкой, отыскала на лоджии запас осенних яблок и принялась на скорую руку печь шарлотку.

Марго горела желанием услышать подробности моей поездки в Прагу, но по вполне очевидным причинам похвастаться было нечем.

– Ничего, – вздохнула она, – ещё выступишь!

– Надеюсь. – Я тщательно взбивала яйца с тростниковым сахаром.

– Как твои занятия вокалом?

– Никак, – я пожала плечами. – Связки до сих пор не восстановились. Когда разговариваю, всё вроде бы нормально, а вот с пением проблемы.

Проблемы были не только с пением.

Точнее, проблема заключалась в невозможности петь.

Вероятно, мои соседи (в меру своих способностей) были счастливы. Зато я на протяжении нескольких дней то и дело обнаруживала себя в странном состоянии.

Беспокойство. Нервозность. Раздражительность.

Что-то было не так, но я даже не могла понять, что именно не в порядке.

Я ломала голову, размышляя над причинами, решала, что, вероятно, хочу есть, шла к холодильнику и выгребала оттуда всё, что подворачивалось под руку.

Но, когда я подчистую уничтожала содержимое его полок, то не чувствовала вкусов, не различала запахов. Я не получала ни малейшего удовольствия. Насыщение тоже не давало о себе знать. Тарелка становилась пустой. Внутри по-прежнему царила сосущая пустота.

Раньше со мной не происходило ничего подобного. Я не заедала проблемы. Еда не являлась способом снять стресс, переключиться или отвлечься.

И всё же этому было единственное логическое объяснение.

Я заедала отсутствие пения.

– …Слушай, офигенная шарлотка! – Марго подняла на меня взгляд от тарелки, с которой соскребала последний ломтик яблока, облитого золотистым кружевом теста. – Прямо ресторанный уровень! Где ты научилась так готовить?

Я пожала плечами, отправила в рот кусочек шарлотки:

– Не ресторанный. Я пробовала десерты от гениальных кондитеров. Уровень хорошего кафе – пожалуй…

– Ну ты и перфекционист! – изумилась Марго. – Самый настоящий педант!

Всё, я больше не могу…

Я поднялась из-за стола, резко свалила тарелки в мойку:

– Марго, как ты относишься к шопингу?

– Хочешь пробежаться по магазинам? – загорелась она. – Давай! Могу вызвать такси, у меня к приложению карта Ильи привязана…

– Не надо, – остановила её я, – здесь недалеко.

Спустя двадцать минут Марго с растерянным выражением лица взирала на несколько рядов электронных пианино, в шахматном порядке выстроившихся в огромном демонстрационном зале.

– Ты же сказала: «шопинг», – напомнила она. – Только не говори, что решила вместо очередной пары туфель прикупить себе Kawai[15] за полмиллиона!

Я бережно подняла крышку ближайшего пианино. Секунду размышляла, затем с ходу, преимущественно на чёрных клавишах, подобрала строчку из песни Reamonn[16].

И улыбнулась:

– Постараемся уложиться в пятьдесят тысяч…

Моя «подушка безопасности» была практически исчерпана.

Глава 9

Несколько репетиций до позора

Ближайший выходной я провела, подыскивая в квартире подходящее место для стойки и полутораметровых клавишных. Отказавшись от мысли подвесить их к потолку (привинтили же в ресторане рояль к стене), я втиснула приобретение возле окна. Кушетку при этом пришлось передвинуть, и она практически упёрлась в кровать, обустроенную в нише за раздвижными дверями.

Впрочем, меня подобные мелочи не смутили.

Разыскав в интернете ноты пары-тройки любимых песен, я оккупировала инструмент и пропустила обед, а затем и ужин.

Я с удивлением обнаружила, что могу играть двумя руками сразу. Да, медленно, да, спотыкаясь. Но, во всяком случае, меня не парализует в попытках совместить голосоведение правой руки и аккорды левой.

Усердно репетируя с хором, я успела восстановить в памяти нотную грамоту. Теперь мне было намного проще вгрызаться в ноты, разбирая очередной такт песни. С листа я читала медленно, зато, разобрав и запомнив определённый кусок, начинала играть его, уже не подглядывая в распечатки.

Боги, почему никто не открыл мне этого раньше?!

Почему в музыкальной школе мы играли обязательную «Колыбельную для Светланы», а не треки, от которых лично у меня внутри всё танцует?

Я не в состоянии оторваться от нот и раз за разом пытаюсь воспроизвести на клавишных непростые для понимания значки и символы. В пустой комнате без компании, без друзей, без учителей и наставников я не замечаю, как минуты превращаются в часы, а за окном темнеет; мне до безумия интересно проводить время наедине с клавишными, потому что я обожаю эти мелодии, смысл, ритм, посыл и драйв этих песен.

Почти двадцать лет назад я неохотно, чуть ли не из-под палки препарировала выбранные для меня кем-то музыкальные темы и произведения, этюды и менуэты, отсиживая положенные часы на занятиях и думая о предстоящей тусовке с друзьями, новеньким кассетным магнитофоном и пятипроцентными алкогольными коктейлями, упакованными в яркий алюминий. Сейчас я торчу за пианино с рвением фанатика, забыв о сериале на английском под чипсы, о том, что надо бы позвонить родителям, а затем принять душ и отправляться спать…

К счастью, подключенные к инструменту наушники позволяют играть с нужной громкостью в любое время суток и не провоцировать визиты участкового.

Я хочу выучить всё это, освоить, разобраться, не думая о результате и наслаждаясь процессом.

Лишённая возможности петь, я звучу, балансируя мелодией на кончиках пальцев.

Руками.

Телом.

Впрочем, не всё коту масленица. Через некоторое время меня вновь заваливают работой, и возможности просиживать за клавишами часы напролёт не остаётся. Ресторанные порталы подводят итоги года, рестораторы торопятся разместить рекламу с предновогодними скидками, редакторы пытаются объять необъятное, без конца правя и согласовывая материалы. А потом мне звонит пиарщик из лаунж-бара «Буддуар».

– Мы закрылись, – после приветствия сообщает он. – Вы как-нибудь отметьте это у себя на сайте, и продлевать рекламное размещение мы, сами понимаете, не будем.

– Это не ко мне, – машинально откликаюсь я, – звоните в редакцию, в техподдержку, пишите своему менеджеру. Я автор.

– Ладно, разберёмся. Собственно, я именно поэтому вам и звоню. Вы прекрасный автор. Мы почитали кое-какие материалы на сайте – обзоры, новости… Хотели предложить вам работу.

Пятую?! Ой, мама.

Выяснилось, что «Буддуар» собрал плохую прессу, вдобавок его бурно раскритиковали в соцсетях. Возможно, дело было не столько в формате заведения, сколько команда промахнулась с месторасположением.

Сама по себе локация была отличная – на Казанской, рукой подать до Невского. Но чересчур умиротворённый и расслабленный лаунж-бар, похоже, не вписался в исторический центр Петербурга, динамичный, неугомонный, изобилующий туристами и никогда не засыпающий.

Зато прямые поставки чая из Китая неожиданно начали приносить прибыль. Это, конечно, произошло не вчера: команда уже какое-то время работала над поисками склада, организацией логистики и разработкой сайта.

Теперь, когда чайное направление развернулось в полную силу, требовались тексты на сайт. Вместо куцых либо напыщенных описаний продукции директор по маркетингу хотел видеть живые и цепляющие тексты.

– Евгению, – сообщил пиарщик, – очень понравился ваш слог. Вы и про бар здорово написали. С характеристиками чая история, конечно, попроще: тексты нужны небольшие. Зато их легче делать продающими. У вас, Ника, дар писать о еде и напитках так, чтобы людям хотелось их попробовать… Ассортимент большой, и мы развиваемся. Задания присылаем не каждый день, но нам нужен человек, который занимался бы контентом на постоянной основе и в одном ключе… Разумеется, всё это можно будет делать удалённо.

Я уточнила, как у них с оформлением, и услышала отрицательный ответ.

Обычное дело. Всем позарез нужен автор, но никто не готов оформлять его в штат.

Вероятно, предполагается, что авторы в нашей стране до пенсии не доживают, не приобретают жильё в ипотеку и вообще являются существом отчасти мифическим, как единорог. Тогда всё сходится: как известно, мифические существа не имеют проблем с выживанием, паря в высших сферах и периодически улетая за вдохновением в астрал.

– Зато вы можете назвать свою цену, – оживился пиарщик. – Очень хочется тексты на сайт в вашем стиле. Сколько вы берёте за тысячу знаков? И работа не самая пыльная: всю информацию по товарам мы будем предоставлять. В крайнем случае, интернет всегда под рукой…

Я хотела сказать: «Нет, спасибо».

Но почему-то произнесла:

– Давайте попробуем!

⁂

С того самого праздника жизни, именин сердца и фиаско связок – словом, с момента моего злополучного похода в караоке с Марго сотоварищи – проходит не одна неделя, прежде чем я снова решаюсь появиться в студии на Литейном.

– Наконец-то! – говорит Тамара. – И на репетиции хора чтобы обязательно приходила! Осваиваем новую программу! Весной запланирован большой юбилейный концерт. Скорее всего, в апреле. Знаешь где поём? Кинотеатр «Аврора» на Невском знаешь? Вип-зал! Осталось всего несколько репетиций…

Кто же не знает кинотеатр «Аврора» с демонстрацией артхаусных фильмов на языке оригинала, буфетом в ретростиле, величественными колоннами, скульптурами, лепниной и роскошными креслами с откидывающимися спинками в пресловутом вип-зале?

– Всего несколько репетиций до позора, – бодро подгоняет Тамара, – поехали!

Она довольна: мои связки восстановились, а голос, отдохнув, звучит лучше прежнего.

Если, конечно, верить тому, что мне говорят.

Говорят мне многое. Время от времени я застаю у Тамары то ученицу-психиатра, то оперную певицу, с которой они шлифуют звучание. И при всех Тамара меня хвалит.

– Голос, – комментирует она, – фантастически красивый. Не заниматься им – преступление.

Мои щёки предательски краснеют.

– Скажи ей как психиатр, что голос прекрасный, а то она мне не верит!

– Задержись, послушай нашу распевку, – предлагает она певице. – Ника у меня одна из самых юных. В смысле, занимается без году неделя. Какой потенциал, какой тембр вырисовывается! Богатый голос!

– Красивое звучание, – соглашается та. – Напоминает…

– Что? – не выдерживаю я.

– Горький шоколад.

Нигде не спрячешься от этой гастрономии!

Я пытаюсь укрыться от чрезмерной похвалы, смешавшись со вторыми сопрано на репетициях.

И обнаруживаю, что, когда хор разучивает новые песни с нуля, мне проще и легче ориентироваться. В отличие от старого репертуара, который большинство хористок давно знает наизусть, всё разбирается от и до, а партии прорабатываются отдельно. Благодаря этому я перестаю мазать мимо каждой второй ноты, как проклятая.

Чем дальше, тем больше работа захватывает; процесс, впрочем, сильно отличается от индивидуальных занятий. В какой-то момент я словно выпадаю из реальности, хотя стою в гуще людей и мой голос сливается с прочими голосами в едином полотне. Парадокс, который трудно объяснить: концентрируясь на пении, зацикливаясь на попытках выжать из гортани всё возможное и невозможное, внезапно понимаешь – здесь нет вообще никого, кроме тебя и звука…

Даже на собраниях хора Тамара умудряется похвалить меня, обсуждая партию вторых сопрано: