Альтерверс

– Сколько у нас ещё дней? – тихо спросил Матвей.

– При хорошем раскладе – два. При плохом – три недели.

– Твою мать…

– Ничего-ничего, боец, – улыбнулся сухими губами Егор, – справимся.

Когда на стене появилась девятая чёрточка, дверь камеры отворилась. Солнечный свет озарил вымотанных, осунувшихся, бледных оперативников СКВП.

В камеру вошёл спортивный мужчина лет двадцати восьми, в тельняшке, кожаных штанах и берцовых сапогах, звук которых напарники уже ни с чем никогда не перепутают. Как и серые глаза, которые совершенно не подходили квадратному лицу и сгорбленному носу. Сделав ещё шаг, мужчина вдохнул застоялый запах пота и отходов и сразу же сделал два шага назад.

– Встать! – скомандовал он. – Одеться и на выход.

Оперативники подчинились.

Матвей не был готов увидеть солнечный свет, пусть и отдающий сепией. Он прикрыл глаза рукой, а сквозь яркие вспышки смог разглядеть несколько деревянных домов, аккуратно отделанных железными пластинами. Множество грядок, водонапорную колонку. Где-то вдали даже шумел генератор.

Ещё двое мужчин подошли сзади и заломили им руки. Матвей не понимал зачем, ведь сил сопротивляться у них совершенно не осталось.

На них смотрели люди. Они выглядели немногим лучше самих узников, разве что от них не разило за несколько километров. Смотрели с любопытством. Словно в город приехали иностранцы, внешность которых была слишком нестандартной для здешних мест. Дети на импровизированной детской площадке побросали свои игрушки в песочницу и с открытыми ртами наблюдали за чужаками. Несколько девушек отвернулись, когда их вели мимо неработающего фонтана, который представлял собой полуразрушенное круглое сооружение с обшарпанным дном. Фонтан был залит мутной водой, чтобы люди хоть как-то могли спасаться от жары.

Пленников подвели к небольшому двухэтажному зданию из красного кирпича. Давным-давно это был купеческий дом с множеством комнат, теперь же – главное здание Просветления, о чём сообщала вывеска из бумаги, аккуратно обёрнутая в некое подобие пищевой плёнки.

У входа их встретили двое охранников высокого роста с самодельными автоматами наперевес. Матвей узнал одного из них. Он встретил напарников на полянке в чаще леса после схватки с мутантом. Назвал их караванщиками.

Молодой человек с серыми глазами остановился перед входом в здание и повернулся к оперативникам.

– Говорить будете тогда, когда вас спросят. Вопросов не задавать. К Старшему обращаться только «Старче». Всё понятно?

Узники кивнули.

Пройдя недлинный коридор и поднявшись по полуразрушенной лестнице на второй этаж, они оказались в большом зале, окна которого были заколочены фанерой или разбиты. Редкий свет пробивался через щели в фанере и нетронутые грязные стёкла. Под самым потолком висели три лампочки, освещавшие множество книжных шкафов, в которых вместо книг располагались старые газеты. Посередине зала стояло кожаное кресло, всё в заплатках и потёртостях.

На нём, как на троне, восседал пожилой мужчина с плохо стриженными белыми волосами до плеч и длинной бородой такого же белого цвета. Он читал газету «Правда» за 1956 год, выпуская иногда клубы дыма из самокрутки. Своим видом Старший напоминал волшебника, который много лет изучал искусство магии в высокой башне, а потрёпанная ряса коричневого цвета вызывала ассоциации с образом пророка.

– Старче, – обратился тихим голосом сероглазый, – прости, что беспокою тебя. Мы привели их.

Из-за газеты выглянули тёмно-синие глаза, тонувшие в складках морщин. Он аккуратно сложил газету и передал её появившейся из ниоткуда молоденькой девушке. Она положила газету на место и так же незаметно исчезла где-то в соседних комнатах.

Старший изучал оперативников. Смотрел на их обезвоженные тела, уставшие глаза. Прищуривался, бросая взгляд то на Матвея, то на Егора. Иногда поправлял седые усы.

– Зачем вы здесь? – спросил он хриплым, словно поношенным от времени, но хорошо поставленным голосом.

Марченко посмотрел на сероглазого. Тот кивнул.

– Мы, – начал Егор, – путники, Старче. Меня зовут Егор Кантемиров, это – мой младший брат Матвей. Мы держали путь из Борта в Тёмный Город. Устали. Сделали привал. А поутру на нас напал местный житель – здоровенный мутант.

Старший внимательно слушал.

– Мы с трудом завалили этого… кабана или что это было… Сволочь, один из наших мотоциклов разбил. А тут подоспели ваши. Ну, а остальное вам доложили, я так полагаю.

– А где находится этот ваш… Борт? – спокойно спросил Старший.

– Западней отсюда. Бункерное поселение.

– А Тёмный Город?

– Этого никто не знает. Мы слышали, что он недалеко от места, где когда-то располагался Калинин. Но точно это неизвестно. Это город кочевников.

– А вы, значит, с братом – кочевники? – старик посмотрел на Матвея.

– Мы хотим ими стать, – ответил Егор. – В бортовском бункере заканчиваются припасы. Фильтры воды совсем на исходе. Да и мы там явно лишние.

– Почему же? – с интересом спросил Старший и перевёл взгляд на Егора.

– Не вписываемся, наверное, – пожал плечами Марченко.

– А что скажешь ты? – Старший обратился к Матвею.

– Старче, мы не хотели мешать вашему укладу здесь. Честно говоря, мы и не знали, что здесь есть поселение. Думали, леса да плохие дороги. То, что от них осталось. Вы напали на нас, посадили в камеру, заставили мучиться, хотя мы вам ничего не сделали. Отпустите нас. Мы никому не скажем, что вы здесь обитаете.

Старший на мгновение задумался.

– То, что вы узнали о нас, – не трагедия. Вы не видели, но нас оберегают стены, за которыми непроходимые леса, а там, где они проходимы, уровень радиации смертелен для человека. Так что, молодые люди, вам, можно сказать, повезло. Мы спасли вас! Пройди вы чуть вперёд на северо-запад – и смерть схватила бы вас через несколько дней. Ваша кожа покрылась бы кровавыми волдырями, а глаза вытекли бы из глазниц. Вы умирали бы долго и мучительно, сгорая изнутри. Прося о помощи, даже моля бога. Но спасеньем вашим стали бы мутировавшие волки и лисы размером с лошадь, которые отведали бы человечины с превеликим удовольствием.

Он с неподдельным интересом ждал, как отреагируют оперативники.

– Простите, Старче, – сказал Марченко, нарушив указание сероглазого, – но мы тоже не пальцем деланные. У нас есть счётчик Гейгера, несколько капсул с йодом. Мы готовились к нашему походу. Вы же наверняка обыскали наши рюкзаки. Не готовы мы оказались к тому, что среди леса, на берегу загрязнённой реки может стоять целое поселение.

– Ты как говоришь?! – крикнул сероглазый.

– Спокойно, Тихон, – сказал Старший, – в чём-то они действительно правы. Мы поймали их, посадили в каземат, а теперь и вовсе отговариваем от их идеи. А знаешь ли ты, дорогой Тихон, что идея – это начало всего?

– Нет, Старче, откуда мне?

– У каждого исторического события была именно своя идея. Из-за идей начинаются революции, случаются войны, жертвуют собой люди. Но в то же время и изобретаются гениальные машины, создаются новые виды оружия, появляется вера. Ведь когда-то ты, Тихон, как и все твои соседи, приняли мои идеи и последовали за мной, не так ли?

– Конечно, Старче, – сероглазый склонил голову.

– Мы в Просветлении всегда выслушиваем идеи ближнего и прислушиваемся к ним. Так как же мы можем отобрать идею у этих двух заблудших? Ведь их идея даёт им самое главное, что может быть у человека. Надежду.

Он поднялся со старого кресла, а девушка, которая вновь появилась из ниоткуда, подала ему старинную трость с круглым пластиковым наконечником, потёртым от времени. Старший немного расправился, провёл по густой белоснежной бороде рукой и подошёл ближе к узникам, невзирая на неприятный запах.

– Когда-то, – начал он, подходя ближе, – в месте, которое называлось Калугой, мама одного маленького мальчика сказала ему: «Если ты хочешь, чтобы к тебе относились хорошо, то и сам относись к людям хорошо». Мальчик этот урок усвоил, но в наше время опасность повсюду. Потому иногда мы можем невольно обидеть тех, кто обиды этой не заслуживает. Я понимаю, что мы оскорбили вас, взяв в плен. Но так было нужно. Мы здесь видим свой, особый путь, который поймут далеко не все, но те, кто поймут, придут к настоящему просветлению. Вы на этом пути уже сделали первые шаги.

Он сделал паузу и устало выдохнул:

– Примите мои извинения. Сегодня вас положат на матрац в доме, а не на землю в камере. Помойтесь, отдохните, а вечером заходите ко мне в жилище. Я накормлю вас и напою самогонкой. Обсудим ваши идеи. И наш путь.

5

Вода, пусть и мутного серого цвета, показалась Матвею всевышней благодатью. Больше недели они провели в душной камере без возможности помыться, а здесь, в одном из старых деревянных домов Просветления, ему приготовили целую ванную с неким подобием мыла.

Матвей очень аккуратно натирал себя этим подобием, смывал, обливаясь из металлического черпака, и натирал ещё раз. Кожа зудела, в некоторых местах были сильные покраснения. Ему казалось, что от ужасного запаха он не избавится никогда.

Спустя минут двадцать его банные процедуры прервал стук в дверь.

– Кто там? – спросил Матвей.

Никто не ответил, но стук раздался ещё раз, а потом дверь со скрипом приоткрылась. Кучерявая голова пролезла внутрь. Её длинные запутанные волосы спали на красивое лицо, закрывая небесно-голубые глаза.

– Меня… прислал Старший, – скромно сказала девушка, – я принесла вам полотенце и постиранную одежду.

– Спасибо! – немного растерялся Матвей. – Я сейчас выйду.

Девушка рассмотрела его. Ей были любопытны еле заметные рельефы мышц. Его лицо, уставшее и немного бледное. Русые мокрые волосы. Она пыталась рассмотреть и низ живота, но Матвей прикрылся полотенцем. Девушка кокетливо хихикнула и удалилась прочь из комнаты.

Когда он вышел, она ждала его на терраске. Теперь разглядывал её он. Ростом чуть выше среднего, худенькая, стройная, с выразительными бёдрами. Её тело, блестящее от пота, облегал сарафан в цветочек, каких Матвей не видел с детства.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Элина, – ответила девушка и снова стала разглядывать непривычного ей чужака. – А ты кто?

– Матвей. Очень приятно. У тебя красивое имя.

– Старший говорил, что оно особенное, – она кокетливо накручивала кудрявую прядь на изящный пальчик. – До Последней войны так называли детей тех, кто показывал себя лучшими на производстве. Электрификация и индустриализация. А сокращённо получается Элина.

– А фамилия у тебя есть, Элина? Или ты как Мадонна?

– В Просветлении фамилий нет. Те, кто основал Просветление вместе со Старшим, отказались от фамилий, а тем, кто родился здесь, они не нужны.

– Интересно.

– Я бы поговорила с тобой, Матвей, но пора к Старшему. Он велел проводить тебя до его дома.

– А как же мой брат?

– Он почти закончил. Его проводит моя подруга, не переживай. Старший попросил, чтобы мы показали себя гостеприимными хозяйками.

Она подмигнула и посмотрела на Матвея сверху вниз.

– Но это потом. А сейчас нам пора к Старшему. Иди за мной.

Она сделала несколько шагов в сторону двери, а потом резко обернулась и с искренним интересом спросила:

– А что такое «Мадонна»?

6

– Не стойте в дверях, проходите!

Старший комфортно разместился в большом кресле за круглым столом в своей гостиной.

Всё было готово к позднему ужину. Стол накрыт на троих: сервизные тарелки, пусть и с еле заметными сколами, мельхиоровые вилки и ножи, хрустальные бокалы, немного потёртые от времени, но с различимым незамысловатым узором, и графин с мутной жидкостью синеватого оттенка.

Гостиная оказалась самой большой комнатой в доме Старшего. Её как будто не тронули время и война. Аккуратный дубовый сервант с остатками хрустального сервиза занимал значительную часть комнаты, но не портил её. Там он приходился к месту. Как и книжный шкаф со множеством книг старых изданий. Горький, Троцкий, Булгаков, Шолохов, несколько изданий работ Ленина.

– Присаживайтесь. Мы не слишком богаты едой, так что сегодняшний ужин из моих личных запасов. – Старший повернулся в сторону двери на кухню: – Мая! Неси скорей, моя девочка.

Оперативники заняли свободные табуретки. Мая принесла огромную кастрюлю с пюре, разложила по тарелкам и налила в хрустальные бокалы мутный напиток из графина.

– Я должен извиниться перед вами, – Старший поднял бокал, – вам может показаться, что приём был не радушным. Вообще я – советский человек, а в Советском Союзе мы не закрывали дверей и готовы были принять каждого гостя. Но, как оказалось, каждый человек может нести потенциальную опасность, какие бы благие намерения у него ни были. Ведь его намерения отражают то, что может совершенно не подходить другим.

Он посмотрел на оперативников по очереди и, не увидев понимания в их глазах, продолжил:

– Обычно мимо Просветления проезжают либо редкие караваны, либо мародёры. Первые любезно делятся с нами своими товарами, а дальше либо остаются, либо отправляются на верную гибель в сторону Москвы. Вторым, к сожалению, приходится доходчиво объяснять, что путь… А впрочем, не важно. Вас эта участь наверняка не ждёт. Потому давайте выпьем! За наше знакомство.

Звон бокалов наполнил комнату, все трое залпом выпили синеватый самогон и приступили к жидковатому пюре.

– Я должен сказать, – начал Марченко, – что испугался, Старче. Не поймите неправильно, мы с братом многое повидали. Но вооружённые люди… Здесь, среди леса, у реки. Это же практически мёртвая зона. У вас свои устои, которые наверняка выработаны годами. Почему вы пригласили нас к себе? Это большая честь.

– Вы не похожи на мародёров, товарищи. Да и на караванщиков тоже. Хотя, признаюсь, я позаимствовал у вас немного табака. И должен сказать: вы должны его продавать, – он сделал паузу и жестом показал придвинуть бокалы к нему. – То, что пережили вы – это начало пути Просветления. Своеобразная проверка. Оказавшись в заточении наедине с самим собой, человек обостряет все чувства. Главный вопрос – какие? Кто-то захочет убить тех, кто его задержал, кто-то будет молить о пощаде, не сделав ни единого вывода, а кто-то… Кто-то осознает, что есть иной путь. Мы даём возможность присоединиться к нам и познать этот путь. Путь Просветления.

– Простите, Старче, но мы не ищем пристанища здесь, – сказал Егор.

– А почему нет?! – возмутился Матвей. – Мы держали дорогу в место, которого, может, вообще не существует. Эльдорадо. А здесь – жизнь. Можно заработать на стакан воды и пропитание. Может быть, сама судьба привела нас сюда!

– Потому что мы это уже обсуждали! – жёстко обрубил Марченко.

– Товарищи! Товарищи! – обратился Старший. – Не ссорьтесь, прошу вас. Егор, постарайся услышать младшего брата. Он в чём-то прав. Я верю, что не зря вы оказались на полянке у наших ворот. Я не предлагаю вам стать одними из нас. Это, друзья мои, нужно заслужить, а ещё разделять идеи Просветления. Но если бы вы рассмотрели возможность продолжить этот путь, то кто знает?.. Может быть, когда-нибудь вы станете достопочтенными поселенцами Просветления.

– Этот путь, Старче, что он подразумевает? – спросил Марченко для приличия.

– Чтобы понять наш путь, вам нужно узнать его историю.

Старший посмотрел куда-то вдаль. Глаза его сделались грустными, а взгляд перенёс старика во времени.

– Я родился во время Великой Отечественной, – начал он, – в месте, которое когда-то называлось Калужская область. Самой войны я не помню. Да наверное, это и хорошо. Война – это страшно. На фронте погибли мой отец и дед. Мама растила меня и ещё пятерых таких же, как я. Победа в той войне далась слишком дорогой ценой. Знаете, когда всё закончилось, каждый фронтовик поднимал стопку водки только с одним тостом: «Чтобы не было войны». Но у кого-то сверху, судя по всему, были свои планы на нас.

День катастрофы видится мне и по сей час. Я, молодой амбициозный студент, шёл домой с занятий, когда услышал сирену. Этот звук не перепутать ни с чем… Громкий, жуткий… Он звучал везде.

Первая очередь ударов пришлась на Москву и Подмосковье. Говорят, что там не выжил никто, даже несмотря на наличие бункеров и метро. Люди просто не успели добежать, а те, кто был в метро… Им нечем было питаться. Они оказались как сельди в банке – закупорены металлическими воротами.

Ленинград.

Минск.

Киев.

Самара.

Владивосток.

Таллин.

Это было страшно… И прекрасно. Я видел, как вдали растут вверх грибы, словно от летнего дождя. Грибы смерти, очищающие всё вокруг.

Я побежал домой. Так быстро, как только мог, но меня перехватил какой-то вояка. Он сказал, что в моей родной деревне искать нечего и надо бежать, потому что радиационная волна летит со скоростью цунами. Нужно прятаться. Я, конечно, не хотел слушать, ведь где-то там моя мама. Мои братья.

Тогда всё решил случай.

Я споткнулся и ударился головой, потерял сознание.

Он приподнял прядь седых волос и показал шрам, чуть выше виска.

– Очнулся я уже в оцинкованном помещении, которое, как заверяли нас, не пропустит радиацию. Я родился в тяжёлое время и должен был умереть тогда. Но каким-то магическим образом выжил. Признаюсь, в самом начале я думал о смерти. Я никогда не был православным, но мне так хотелось встретиться с родными где-то там, наверху. Однажды я взял у того самого вояки штык-нож и решил перерезать себе вены, но меня что-то остановило. Я очень чётко услышал голос в своей голове: «Зачем?! Зачем ты это делаешь?! Твоё время не пришло! Там сидят люди, которым ты нужен! Им нужен лидер, который поведёт их в новый мир».

Но как? Эти люди потеряли всё. У них нет надежды.

«Тогда дай им надежду», – сказал голос.

И я её дал.

Марченко посмотрел на напарника. Он сидел с приоткрытым ртом, а в уголке глаза блеснула слезинка. Матвей держался, хоть ему это давалось непросто.

– Суть Просветления, – продолжил Старший, – это построить новый мир. Мир, где нет места заповедям и запретам. Нет места непониманию и узколобию. Мир, где ценится только одно – человеческая жизнь.

– Простите, Старче, – перебил Егор, – но как же так? Вы говорите, что жизнь бесценна, – и упрятали нас в клетку на неделю. А ведь мы могли умереть там от голода и обезвоживания.

– Да, – согласился он, – это так. Но вы остались живы. Как когда-то остался жив маленький мальчик. Как когда-то остался жив юноша. Мне уже очень много лет, товарищи, но я жив и по сей день. А значит, мой путь верен. Вокруг меня собираются люди, которые разделяют мои идеи, мои мысли. Они готовы продолжить моё дело. Те, кто хотел отнять жизнь у нас, недостойны находиться на нашей земле. Мы проверили вас. Насколько цените жизнь вы. И даже если вы не разделите моих идей, то, отпустив вас с миром, я буду знать, что где-то ходят два брата, которые ценят человеческую жизнь. И подняв автомат на другого человека, зададутся вопросом: а стоит ли убивать его?

Старший отклонился и выпил ещё один бокал мутного напитка.

– Вы, друзья мои, вольны решать сами. Хотите ли вы продолжить путь или остаться здесь. Поверьте, не каждому даётся такой выбор. Мы небольшое поселение, нас нет и двух сотен, но мы живём уже много лет. У нас не много еды, но земля даёт нам достаточно. Мы рожаем детей и с почестями провожаем в последний путь стариков. Иногда к нам присоединяются заблудшие души вроде вас. Иногда кто-то уходит с миром искать свой путь. У нас есть уклад, который закреплён десятилетиями. Вы производите впечатление хороших ребят. Именно поэтому я предлагаю вам последовать за мной. Нам нужны крепкие руки. А нашим комсомолкам – достойные мужья.

В округе очень сильный радиоактивный фон. Пройти ещё десять километров в сторону Москвы, и вашим счётчикам Гейгера не хватит делений, чтобы показать реальные значения. Мы пытались. Поверьте. С другой стороны сильный фон создаёт река. А там, откуда пришли вы, нам не будут рады. Это мы уже тоже знаем. Готовы ли вы рискнуть своими жизнями, чтобы проверить?

– Я… – начал было Егор, но замолчал.

– Мне жаль расстраивать вас, но вы не сможете добраться до вашего пункта назначения через наши земли. Вам придётся возвращаться назад и искать обходной путь. А если вы решите, что слова старика – это выдумки, вы можете потерять самое дорогое, что у вас есть. Жизнь. Подумайте о моих словах.

Опираясь на подлокотник, Старший с трудом поднялся.

– А теперь прошу меня извинить. Мне пора. Спасибо вам, что составили компанию в этот вечер. Как я и обещал, сегодня вы будете спать на матраце, а не на земле. Вас принимают теперь как гостей. Как тех, кто готов разделить с нами наш путь. А если нет – мы не будем держать зла. Спокойной ночи.

Прихрамывая, Старший вышел из гостиной.

Матвей и Егор ещё какое-то время посидели в тишине, выпили по бокалу самогона, а затем вышли из дома. Марченко огляделся, чтобы проверить, нет ли кого рядом, и закурил самокрутку.

– Что думаешь? – спросил он.

– Кажется, всё идёт по сценарию, – шепнул Матвей.

– Угу, – согласился Марченко, – только вот смущает меня этот пророк местный. Надо быть осторожными. Чёрт его знает, зачем мы ему тут.

– Ну, мы могли поступить иначе, ты сам предложил второй.

– Я помню, что я предложил, – осёк Матвея Марченко, – просто… Не знаю…

– У меня тоже такое чувство. Не могу объяснить. Но мы справимся. У нас выбора нет. Надо отрапортовать нашим.

– Завтра. Пойду в лес за ягодками и заодно оставлю весточку. А пока…

Он перевёл взгляд на двух приближающихся издалека девушек, одна из которых была уже знакомая Матвею Элина.

– Ты серьёзно?! Мы же на задании!

– Поверь, младшенький, одно другому не мешает. По крайней мере, не должно.

Девушки заливались смехом, а когда подошли к оперативникам, взяли их под руки и развели в разные стороны.

Пока Элина вела Матвея в дом, он думал о словах Марченко. Его поразила невозмутимость агента касательно вопросов личной привязанности к жителям объектов. Хотя, наверное, Марченко не испытывал никаких привязанностей, а просто брал от жизни то, что ему даётся. Хоть это и не по уставу.

Элина пригласила Матвея в небольшую комнату старого дома, где на полу лежал старый матрац, аккуратно застеленный простынёй, которая в свете луны казалась белоснежной.

– Твоё ложе, – улыбнулась девушка, – если хочешь, я могу остаться.

– Хорошо, – неожиданно для себя сказал он.

Все мысли об уставе и возможном наказании улетучились, как только Элина одним движением стянула с себя сарафан.

7

То утро выдалось гораздо холоднее предыдущего. Холодная роса окутывала сапоги Марченко, который уже двадцать минут шёл по лесу, дальше от ворот Просветления. За два с половиной месяца ритуал, который исполнялся раз в три-четыре дня, выработался до полного автоматизма.

Встать в шесть утра.

Поцеловать ещё спящую ночную спутницу в розовенькую щёчку.

Свернуть небольшой листок бумаги в аккуратный свёрток.

Сказать всем, кого встретишь, что отправляешься за дровами.

Не забыть топор, как несколько недель назад.

Выйти из Просветления и направиться к полянке, где они совершили переход.

Не доходя до неё пару километров, возле перекошенной сосны оставить свёрток под большим камнем. Его заберут в течение дня. Всё зависит от количества свободных работников, которые организуют квантовый туннельный переход.

Затем нарубить дров. Собрать промокшие ветки.

Отправиться назад, где уже ждёт завтрак.

Матвей заделался земледельцем. Неожиданно для него самого ему от отца передалось умение обрабатывать землю и выращивать овощи. Он всё лучше и лучше узнавал жителей Просветления и даже один раз позволил себе выпить с Ильёй, невысоким мужичком в старой телогрейке, который земледелием управлял.

Познакомиться со всеми поселенцами Просветления оказалось несложной задачей – их насчитывалось чуть больше полутора сотен. В основном все они родились после катастрофы, потому идеология Старшего в буквальном смысле передавалась им с молоком матери. Некоторым Старший являлся биологическим отцом, но это обсуждать было не принято. Те, кто могли себя назвать детьми Старшего, почитались, но не смели обратиться к нему «папа».

Матвей, в отличие от Марченко, не менял так часто своих спутниц, хотя в целом это не запрещалось в Просветлении. После первой волшебной ночи с Элиной они остались жить вместе в её старом доме, да и она перестала смотреть на других мужчин. Головой Фёдоров понимал, что рано или поздно это закончится, но сердце его окутывало чувство тепла от того, что он ей нужен.

У них сложился уютный быт. Они вместе гуляли по Просветлению, читали советскую и зарубежную литературу, а иногда ставили в библиотеке старые пластинки на патефоне и танцевали под Утёсова, Козловского, Нечаева, а ещё под одну-единственную пластинку Рэя Чарльза.

Девушка открывалась Матвею всё больше, рассказывала о своём детстве, мечтах, пусть и немного наивных. Со временем Матвей открылся в ответ. Настолько, насколько позволила открыться его легенда. Он обманывал девушку, когда рассказывал о своём детстве и планах в Тёмном Городе, но не врал ей в чувствах. Он искренне заваливал Элину комплиментами, восхвалял её черты лица и тела. Её милый и добрый характер. Её страстность.