Соседи и родня Оттавии Малевольти

–Ты – женщина! Ты – лицо семьи!

–И, что, мне надо забыть о себе и жить монашкой?

–Ради дочерей – да.

–Тётя Оттавия,– приоткрыв дверь, позвал Франческо.

–Что, мой бесценный?– отозвалась женщина, вытирая слёзы.

–Ваш Филдинг жив!– радостно сообщил мальчик,– Папа лишь ранил его.

–Где? Где Орин?– оживилась Отта.

Она подскочила к племяннику и обняла его.

–Откуда ты знаешь о происшествии?– с сомнением спрашивал Чезорино у сына.

–Когда тётя Оттавия оставила меня в комнате одного, я услышал, как Лэсли её куда-то звала, прошёл за тётей, и нечаянно услышал её разговор с неким господином, мне стало интересно, где живёт этот человек, и я вышмыгнул из дома. И всё видел…

–Ах ты, гадёныш!– вскричал отец мальца.

–Орин дома, да?– допытывалась женщина у Франческо.

–Ага,– подтвердил сорванец.

Она поцеловала племянника в щёку и сунула крупную купюру.

А брату строго наказала:

–И впредь не смей даже слова дурного сказать про Орина Филдинга!

–Как скажешь, сестра…Я не пущу тебя одну. Пойдём, провожу. Думаешь, тебя впустят в дом баронов?

Орин успел прикрыть живот рукой, лезвие лишь оцарапало живот, когда Чезорино размахивался. Затем упал, делая вид, будто оружие настигло цель. Если бы итальянец сделал попытку подойти, Филдингу бы пришлось уронить его, схватив за ногу, но скульптор ушёл. Зажимая раненую руку, он побрёл домой.

Зашёл через чёрный ход, собираясь посвятить в свою тайну только верного слугу Руперта. Но, как назло, в коридоре ему попался Норман. Тот, видимо, шёл в подвал за очередной бутылкой виски.

–Сэр Филдинг, впредь снимайте одежду. Когда в следующий раз соберётесь искупаться в болоте,– ехидничал адвокат, думая, что шурин в подпитии извалялся в грязи.

–А Вам, сэр Сэндлер, надо перенести кабинет в винный погреб, чтоб лишний раз не бить ноги, бегая в день по несколько раз,– стараясь не выказать страдание от боли, язвил Орин.

–Постой, что это у тебя грязь странного цвета? Кровь!

–Ничего страшно, упал, а там штырь…

–Заворачивай на кухню, там есть кипячёная вода и чистые полотенца.

Норман перехватил руку шурина жгутом, останавливая кровь. Затем промыл рану, наложил повязку.

–Нашёл с кем иметь дело! С итальянцами! Да они мстительны и коварны! За обиду, нанесённую любому члену семьи – убьют! Кто тебя пырнул? Чезорино? Энрике?

Парень молчал.

–Покрываешь убийц?!

–Не хотел говорить…Но на меня напали бандиты в масках.

–Врёшь!

–Могу поклясться на «Библии».

–Дурака никакими лекарствами не вылечишь.

В дверях кухни появилась Наяда.

–Что это с тобой?

Мужчины молча уставились на неё.

–Понятно…Прилетело от родственников Малевольти.

–Что, уже весь город знает о моём похождении? Нет, меня порезали бандиты.

–Порезали?! Не смей больше приближаться к Оттавии ближе, чем на сто метров!

–Вас не касаются мои любовные дела.

–Ты всегда был твердолоб…и глуп, как Граветин!

–Не смей касаться памяти Граветин! Ты, грязная завистница, что подобралась к её мужу!

–На что ты намекаешь?

–Ты и твоя подруга Беула – одного поля ягоды.

–Не смей! Я не тащила Нормана в постель, когда Граветин с ним жила!

Наяда зарыдала. Орину стало жаль сестру, он раскаялся, положил здоровую руку ей на плечо.

–Прости. Прости. Я знаю, ты любила Нормана.

–Я любила его чистой любовью,– ревела Наяда, всхлипывая,– Да, я завидовала сестре, но никогда не желала ей смерти.

–Ты могла сдерживать себя, находясь в одном доме с любимым человеком, а я не могу. Но ты ведь – женщина, тебе положено быть чище.

Норман нашёл в баре бутылочку с ликёром и отпил изрядное количество спиртного, обновляя горячительное в стопке при каждом упоминании о первой жене. Стоило Наяде расплакаться, адвокат вместе с остатками спиртного улизнул с кухни.

Оттавия, подходя к дому Филдинга, отослала брата домой. И, когда его силуэт исчез за деревьями, завязала юбки повыше, взобралась на дерево, по толстой ветке подкралась к окну Орина. Постучала.

Когда барон поднял римскую штору, то едва не упал от удивления. Он зафиксировал механизм и скорей открыл окно, впуская итальянку.

Она оглядела парня.

Облегчённо вздохнула, развязала юбки и деликатно осведомилась:

–Не найдётся ли у вас занятия для опытной сиделки?

–Зачем ты рисковала собой? Дерево должно быть мокрым от недавних дождей! Хотела, чтобы мы на пару ходили перевязанными? Я с рукой, а ты со всеми частями тела?

–Если ты не рад, то я сейчас же уйду тем же способом.

–Нет, я рад, просто меня вверг в шок твой героизм.

–Я понимаю: поступок отчаянный для дамы…и хулиганский, но я должна была увидеть тебя, чтоб убедиться, что с тобой всё в порядке. И потом, в детстве я же хотела быть мальчишкой, поэтому лазанье по деревьям для меня – пустяк.

Малевольти огляделась. На одной стене висели янычарские клинки – ятаганы, которые, конечно, привёз Остин Филдинг из Африки, на другой – мечи и щиты.

–Смею Вам заметить, что Вы отвратительная сиделка. Разве так спасают тяжелобольных?

–Это давление на службу милосердия?– игриво переспросила Оттавия.

–Откровенное и очень сильное давление на полуспящую службу спасения,– с этими словами Орин поднёс ладонь Отты к своим губам, затем притянул любимую к себе, взволнованно глядя на её прекрасное лицо.

Струится нежность тёплых чувств, и виден этот лучезарный свет влюблённым.

Неожиданно отворилась дверь и появилась напыщенная фигура Наяды с кружкой молока. Её очаровательные голубые глаза расширились до предела от вида обнимающейся парочки, сосуд с молоком вылетел из её ослабевших пальцев.

–У меня всегда было невысокое мнение относительно этой особы из Италии, и оно подтвердилось,– заявила баронесса Сэндлер.

Но настырная итальянка не выпустила её брата из объятий, прячась за его спиной.

–Орин, я принёс тебе бренди для поддержания духа…– зашёл Норман в комнату шурина, увидел Малевольти и осёкся.

–Дерзкая выскочка, ты в доме аристократов, а ведёшь себя неподобающе своему низкому происхождению,– ледяным тоном Наяда ставила на место незваную гостью, что всполошила их дом, её возмущало нахальство Оттавии.

–Не смейте меня оскорблять!– вскинулась итальянка.

И Отта с достоинством направилась к выходу.

Норман глянул на раскрытое окно и с восхищением шутил:

–Сеньора, у Вас несомненный талант альпинистки.

Адвокат смотрел ей вслед, и с тоской понял, что любовь к Оттавии глубоко пустила корни в его сердце, и выкорчевать это чувство оттуда не так-то просто. Боль, приносимая безответной любовью, всё равно рождает любовь и зов сердца.

–Я провожу тебя до двери,– побежал за любимой Орин.

Наяда перешла на визг:

–Жаль, я не задушила тебя маленьким, проблем бы сейчас не было! Ты нарушил все приличия нашего общества!

Не обращая на возмущённые вопли сестры, брат шёл к двери. Норман плёлся сзади.

–Это некрасиво: игнорировать женщину!– не унималась Наяда.

Юноша оглянулся.

–Чудесно сегодня выглядишь, сестра, бессильная ярость окрасила твоё лицо в нежно…зелёный цвет.

Он поцеловал итальянке руку, открыл дверь перед ней и пошёл в свою комнату.

Сестра с зятем шествовали за ним.

–Хорошо, ты – мужчина, а все мужчины – Дон Жуаны, но я не пойму Малевольти, ей позволили называться дворянкой, а она пятнает честное имя Боу…

–Так уж и честное…– усомнился Орин.

Норман с удовольствием слушал перебранку брата с сестрой.

–Когда же вы, наконец, поубиваете друг друга?– слетел едко-риторический вопрос с его губ.

Жена зло глянула на него, а на брата обрушила новую брань:

–Надо было закрыть глаза предкам Филдингов на портретах – такого безобразия они ещё не видели!

–А, что, все бароны и баронессы на портретах теперь с открытыми ртами?– ехидно переспросил Орин, открывая дверь своей спальни.

Когда брат скрылся за дверью, Наяда добралась и до мужа:

–Это всё благодаря твоей милосердной жалости мы теперь не может отделаться от этой Малевольти! Зачем надо было уговаривать Боу жениться на ней? Сидела бы сейчас в бедном квартале и не высовывалась в Высший Свет!

–А я, по-твоему, провидец?! Должен был отчётливо увидеть угрозу в лице итальянки для сопливого тогда Орина? Тебя раздражает недостойное поведение брата, я понимаю, но зачем срывать злобу на мне? И потом, в его возрасте многие молодые люди просто предрасположены совершать всякого рода глупости. Да и я бы, кстати, не отказался от женщины, если она возьми да и запрыгни мне в окно.

–Ты всё сводишь к разврату!

–Такова природа мужчин.

Жена хмыкнула и направилась к выходу.

–А где же пожелания спокойной ночи?– притворно возмутился Норман,– И где тебя только воспитывали?

Наяда демонстративно прошла мимо, будто не замечая мужа.

В судовладельческую контору Росса зашёл Орин Филдинг. Его препроводили в кабинет начальника.

–Какими судьбами, мистер Филдинг?– озорно спросил владелец мореходной компании.

–Кровь викингов-завоевателей зовёт в путь, в новые земли.

–У меня куча компроматов на Вас, капитан Филдинг. И потому есть повод сомневаться в Вашей порядочности.

–Интересно, кто строчит на меня доносы? Наверняка: сквайр Освальд Боу.

–Да уж…О Вашей связи с его женой ходят легенды…

–Оттавия – прекрасная женщина.

–Просто мечта,– подхватил Росс, – Я бы тоже не устоял против её чар.

–Вот видите: у меня не было шансов спастись от колдовства феи, каждый хочет стать тем счастливчиком, которого она изберёт.

–Вы – настоящий мужчина, барон Филдинг. Я наводил справки о Вас, так…за между прочим…и из Лондона пришла характеристика лучше не бывает: смелый, упорный, находчивый.

–Прибавьте к этому отличное знание мореходного дела, моё интуитивное чутьё – корабль, ведомый мною, даже не поцарапался.

–Тьфу, тьфу, как бы не сглазить,– суеверно заплевался чиновник,– Я, конечно, возьму Вас, но с условием: возьмите на свой корабль юнгой моего пасынка Фрэда.

–Но…

–Я понимаю, что Вы не нянька, но только море и железная дисциплина сделает из этого оболтуса человека. И не стесняйтесь стегать его почаще – суровые взыскания послужат только на пользу.

–Что ж, юнга не помешает.

–Скоро в порт должен прийти новый корабль. Я заказал построить его из лучшей древесины. Приблизительно это произойдёт к Рождеству. Поплывёте в Финляндию?

–Хоть на край света.

–Отлично. Обсудим процент с продаж и Вашу долю.

Слуга доложил Алану Торнтону о том, что у входных дверей его дожидается некто Жаклин Иль-Ламуаньон.

–Препроводите посетительницу в гостиную,– распорядился джентльмен.

Он ещё раз оглядел свой безупречный вид в зеркало. Поправил одну прядь волос и спустился встречать гостью.

Рыженькая девица в скромной одежде вскочила со стула от радости, завидев Алана.

–Жаклин?! Почему ты не уехала с цирком?

–Мой напарник исчез.

–Пустяки! Могла бы выполнять другие трюки. Ты неплохой эквилибристик на шаре…

–Так ты и думать забыл обо мне?

–Вы что-то путаете, мадемуазель, Вам нужен Ален Моранте, а перед Вами сыщик Алан Торнтон.

–Ален!

–Я же сказал: перестань называть меня на французский манер.

Совсем упавшим голосом, но всё ещё с надеждой Жаклин узнавала:

–Ты не поможешь мне обосноваться в вашем городе?

–Я не просил тебя остаться. У меня и без тебя куча проблем.

У девушки сдали нервы, и она всхлипнула.

–Как ты меня нашла?

Та сквозь слёзы:

–Это легко. Узнала в гостинице о тех джентльменах, кто недавно появился в Милфорд-Хейвене.

–У тебя есть деньги на первое время?

–Конечно. Я сняла приличную комнату. Алан, почему ты вычеркнул меня из своей жизни?

–Ты не будешь болтать о моём прошлом?

–Даю слово – нет.

–Я поговорю с женой деда, чтоб она пристроила тебя в магазин.

–Ты не спрашиваешь моего адреса,– опять плакала Жаклин.

–Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Не хочу сплетен. Я теперь юридическое лицо, мне не нужна тень на мою репутацию. Встретимся в два часа в кафе «Идеал» послезавтра, обсудим дела на счёт работы.

Выходя из дома Алана, мадемуазель Иль-Ламуаньон прошептала:

–Ладно, подождём, когда Вы, мистер Торнтон, соскучитесь по женской ласке…и прибежите снова в мои объятия.

Алан заметил, что Жаклин оставила на столе визитку со своим адресом. Прочитал и ухмыльнулся.

Затем он поехал к Оттавии Малевольти и попросил устроить знакомую из цирка продавцом в магазин.

Отта, вглядываясь в глаза молодого человека, спрашивала:

–Эта француженка…она для тебя что-то значит?

–Нет. Просто жаль человека: осталась без работы в незнакомом городе.

–Правда? Иначе твой дед заклюёт меня упрёками. Он всё ещё зол на Эммита, не хотелось бы повторения той же истории…

–Слово джентльмена: Жаклин Иль-Ламуаньон для меня просто партнёр по номерам в цирке.

–Хорошо. Не сомневаюсь, что она девушка порядочная, раз ты за неё ручаешься.

Вечером в комнату мадемуазель Иль-Ламуаньон постучали.

На пороге стоял Алан Торнтон.

–Вот…пришёл посмотреть, как ты тут устроилась.

–Чаю?

–Можно.

Девушка едва сдерживала победную улыбку.

Оттавия посетила сестру.

В коридоре Берта расцеловала её, заострила взгляд на вышивках на платье:

–Чудесные розы! Хвалю твой эстетический вкус.

–Элеонора вернулась?

–Нет. Она всё ещё путешествует с баронессой Тиной Бонэм.

–Как поживает твой муж?

–Энрико никогда не бросит своей скверной привычки напиваться,– вздохнула Берта.

–И всё также буйно выясняет отношения?

–Конечно…Правда, после мы заключаем мир с бурным, примирительным интимом.

Отта улыбнулась.

В коридор прискакала на одной ноге, играя, младшая дочь Берты.

–Я приготовила греческий салат, пойдем, перекусим. Тебе нечего бояться за фигуру из-за обилия сыра, ты всегда изящна, как серна. Проходи в столовую, а я сбегаю в мастерскую за отцом.

Девочка скакала у ног матери.

Берта сказала дочери:

–Иди играй на улицу, Джудитта! Ребятня там тебя заждалась. Там и Франческо бегает…

Марко Малевольти почти вбежал в столовую, радостно обнял младшую дочь, причитая:

–Моя малышка пришла!

Берта обиженно молвила:

–Для Вас, папа, Оттавия всё ещё маленькая.

–Не ревнуй, дурёха, младший ребёнок всегда маленький в глазах родителя.

–Садитесь за стол,– зазывала старшая дочь.

Отец заметил:

–Теперь вся семья Боу в сборе: приехали внуки Освальда.

–Как быстро распространяются слухи! Да, у нас в доме объявились Торнтоны. Старший, Алан, уже купил себе дом. И он поступил на службу в полицию. Тим приглядывается к рыночной экономике, думает заняться торговлей.

После трапезы старик Малевольти, расцеловав обеих дочерей, вернулся к работе скульптора.

Берта показывала сестре готовые эскизы тканей и наброски идей на бумаге.

–Скажи, Отта, адвокат Сэндлер делал тебе знаки внимания?

–Да…но…как ты догадалась?

–Он любит тебя,– вздохнула старшая сестра.

–Откуда ты знаешь о его чувствах ко мне?

–Откуда знаю?– усмехнулась Берта,– Потомучто при нашей близости он всё время шептал: «Оттавия…Оттавия…Оттавия!» А мне хотелось убить его! Я посоветовала ему накинуть одеяло на голову напыщенной Наяде и попробовать назвать её Оттавией. Норман засмеялся, а потом заплакал навзрыд, как будто на похоронах любимой мамочки.

–Как ты могла изменить Энрике?!

–Норман с упорством маньяка добивался моей благосклонности. У него же целый взвод сыщиков…они выпытали всё, что мне нравится. Сэндлер узнал мои слабости и надавил. Соблазнил украшениями и тряпками…Но я была не рада нашему роману, он испортил близость своими сравнениями с тобой…

–Безумец…

–Он влюблён, а это сродни болезни…Остерегайся его…

–Ха! Что он мне сможет сделать?

В конце ноября, когда рука перестала болеть и зарубцевалась, Орин сделал вылазку в один весёлый кабачок.

Не успел он усесться, как некто в мундире лейтенанта спросил его:

–Эй, малец, это правда, что ты охмурил красотку Оттавию?

–Подозреваю, что кто-то на меня зло и нахально клевещет,– с вызовом отозвался барон, но огонёк его озорных глаз выдавал «героя».

Филдинг отпил вина из бокала и сморщился.

–Что за жутким пойлом вас тут потчуют?

Тот противный лейтенант подсел к нему.

Зашептал заговорщески:

–Я слышал: у Оттавии есть сестра. Может, познакомишь?

–Насыпать бы перцу тебе в панталоны,– мечтательно злопыхал Орин.

–Ты, что, хочешь и со старшей сестрой романчик закрутить?

–Я не взял с собой пистолет, поэтому, сэр, могу угрожать Вам только табуретом, но и он действенное оружие в умелых руках.

Лейтенант вернулся на прежнее место.

Барон повернулся к соседу справа и шутейно возмутился:

–Уход по-английски – это обыкновенное хамство, возведённое в ранг национальной традиции.

Весь этот месяц Оттавия пробыла под неусыпным вниманием мужа. Но разве барон Филдинг не умнее и изворотливее какого-то там старичка Боу? И вот уже через час почтальон стучит в дверь особняка упомянутого сквайра.

Хозяин дома проходил мимо двери и слышал, как почтовый служащий интересовался у слуги:

–Миссис Малевольти дома? Ей ценная бандероль. Нужна её роспись.

–Подождите пять минут, я её позову,– с этими словами дворецкий поспешил в комнату Оттавии.

Сквайр остался ждать у двери. «Девичья фамилия, как бич по сердцу для моего самолюбия,– скривился Освальд,– Как напоминание о её невысоком происхождении… Зачем я согласился оставить ей эту ужасную итальянскую фамилию?»

Когда жена получила пакет, он потребовал вскрыть бандероль при нём. В послании говорилось о том, что сеньоре Малевольти высылается премия за вклад в цветоводство, и ещё лежало приглашение на следующий семинар.

–Ты вступила в клуб любителей цветов?

–Как видишь.

–Езжай на симпозиум по цветоводству, а то господа садоводы заподозрят, что я оградил твою свободу, и поползут слухи…

–Конференция начнётся уже через час, я побегу переоденусь.

Она даже не сомневалась, что по указанному адресу её будет ждать Орин.

Оттавия надела неприметное платье и шляпку с густой вуалью.

И действительно ей открыл дверь Филдинг со словами:

–Я снял эту квартиру для наших встреч.

Ничего не говоря в ответ, женщина порывисто обняла его, впилась в губы. Быстро скидывая с себя одежду, любовники двинулись к кровати.

Орин двигал телом нарочито медленно, и женщину охватил такой экстаз, что казалось, будто тела нет, а есть некая необъятная субстанция, которая плывёт в пространстве и зовётся блаженством.

Затем влюблённые тесно прижались телами, будто вместо сердец у них магниты, и они непреодолимо тянут их друг к другу.

Юноша упрекал Малевольти:

–Ты обещала прислать письмо первой.

–Но твоя рука болела…И потом, я думала, что после того, как Чезорино напал на тебя, ты больше не захочешь меня видеть.

Он делился мыслями:

–Меня выводит из себя тот факт, что ты живёшь в доме Освальда Боу, и я вижу тебя урывками. Я готов отравить, задушить этого ехидненького старикашку.

–Боу, несомненно, пышет к тебе теми же чувствами,– заверила Отта.

–Я понимаю теперь зачем люди женятся – чтоб не страдать вдали друг от друга, всё знать о любимом человеке и быть ему полезным.

–А я всё ещё боюсь, что ты разлюбишь меня…

–Разлучить нас сможет только море. Я ведь капитан, и морская даль уже зовёт меня.

–Ты планируешь плаванье?

–Да.

–Боже, ведь море может поглотить тебя.

–Ну и что. Тогда всё чистое небо станет моим домом. Простор и забвение! Исчезнут тяготы и заботы. Мне не нужна станет пища. Я буду счастлив от того, что ты будешь иногда смотреть в безмерное пространство на меня. Самые пушистые и мягчайшие подушки и перины из облаков будут моей постелью, и я стану забавлять детей, лепя из них причудливые фигурки зверей, птиц и людей. Может статься, от безграничной свободы и от счастья небытия, я забуду тебя, и ты живи, радуясь каждому дню, потомучто от слёз высыхают глаза.

–Паяц! Всё смеёшься! Как можно забыть тебя?

–Вычеркнуть из памяти, не звать и не любить,– шутил дальше Орин.

–Дурачок.

Он налёг на неё и страстно зашептал:

–Давай, я украду тебя. Посажу на свой корабль и прикажу отчаливать в Америку. И заживём, наслаждаясь каждой минутой.

–Мечтаешь, как мальчишка. А как я оставлю своих детей?

–У нас будет куча других детей, своих.

–Но эти дети, что носят фамилию Боу, уже мои. Их ты не собираешься забирать?

–У тебя талант на пустом месте раздувать скандал! Почему каждый раз ругаемся?!

–Мои дети не пустое место! И я не оставлю их на попечение Освальда-изверга, он их замучает упрёками и оскорблениями!

–Но на этот-то раз ты не сбежишь от меня, я надёжно придавил тебя своим телом.

В следующую секунду барон вскрикнул от боли – Оттавия слегка укусила его за плечо. Она вырвалась и схватила одежду.

–Полоумная!– вскричал парень, затем спокойно попросил,– Не уходи, я люблю тебя.

Итальянка замерла. Оглянулась. Орин тянул к ней руку.

–Мои дети не пустое место,– упрямо повторила Малевольти, и, натянув платье прямо на голое тело, выскочила в коридор.

–Опять то же самое!– возмутился он и ударил кулаком в стену.

За ужином барон Филдинг, как только вспомнил обидное расставание, не сдержал эмоций, и на его глаза навернулись слёзы.

–Дядя Орин плачет?– испуганно залепетала Фрэзи,– Мама, он плохо себя вёл, и ты его обещала наказать?

–Дядя Орин ведёт себя не просто плохо, а отвратительно!– сообщила ей мать.

Наяда и Норман во все глаза уставились на молодого капитана.

–Ты и Оттавия порвали отношения?– с надеждой узнавал адвокат.

–Рано радуетесь: я обязательно с ней помирюсь,– пообещал юноша.

Сестра возмутилась:

–Почему ты не хочешь достойно жить, как другие уважаемые граждане Милфорд-Хейвена?

–Потомучто от счастья меня отдаляют глупые догмы и нелепые законы, по которым получается, что Оттавия – взбалмошная дамочка, не жалеющая ни дочерей, ни мужа!

–Но это правда,– искренне удивилась Наяда.

–Да она только и делает, что жалеет их, боясь оставить.

–Ты хотел увезти эту безродную итальянку? Похитить? Ты действительно не представляешь, как ранил бы сердца дочерей Оттавии, как обидел бы сквайра Боу.

–Ах, Орин, зачем обижать этого скромнягу и милого дядечку Освальда Боу, он всего лишь подонок и деспот,– надсмехаясь, передразнивал Филдинг сестру, подражая её наставительным интонациям.

Парень ударил ладонью по столу так, что вся посуда жалобно зазвенела. Наяда вздрогнула и выпучила глаза на брата. У неё не было слов при виде столь бурных эмоций.

Фрэзи испуганно уронила вилку.

Молодой человек в запале продолжал:

–Вот если бы вернуть те времена, когда оскорблённые мужья вызывали на дуэль соперника! Я с удовольствием проткнул бы Боу, как зловредную букашку! Но нынче драться с применением оружия модно только в России.

–Ага, убил бы Освальда Боу, и осиротил его детей,– взяла себя в руки сестра.

–Обычно женщины надоедают быстро…– начал было поучения Норман.

Но Орин перебил его:

–Только не те, которых любишь.

Сэндлер задумчиво проронил:

–Мальчишка прав. Любимую женщину не легко вытравить из воспоминаний и из сердца.

–О чём ты говоришь?– смеялась над ним жена,– Разве ты способен кого-то любить?

–А ты?– вторил ей муж, лукавил,– Я-то имел в виду Граветин.

Их дочь заплакала.

Норман опять упрекал Наяду:

–Своими сценами напугала ребёнка! Пусть Орин живёт, как хочет.

–Ага, пусть снова приводит свою шлюху для развлечений прямо в наш добропорядочный дом!

–Я скоро в плаванье уйду,– успокоил её брат.

–Слава Великому Господу!– воздела руки к небесам баронесса Сэндлер.

Вечером Наяда вошла в спальню к мужу.

–Ты ошиблась дверью?

Женщина, не обращая внимания на ироничный тон, деловито предложила:

–Единственный способ борьбы с любовью – клевета. Нужно очернить Оттавию Малевольти в глазах Орина. Наш малыш слишком горд, он не простит измену.

–И кто же возьмёт на себя почётную миссию клеветника?

–Ты.

–Хм…Я соглашусь, если ты останешься на ночь.

–Чего ради? Я буду чувствовать себя отвратительно рядом с тобой.

–Что ты теряешь? Всё равно бесплодна…

–Ты не можешь без оскорблений!

Жена выскочила из его спальни.

–Как всегда нашла предлог, чтоб отвертеться от супружеского долга.

10 декабря. Счастливая невеста Шеннон, обряжена в белое платье, украшенное объёмным французским кружевом, в которое изящно вставлены камешки их хрусталя и лазурита. С ней под руку излучающий свет счастья Эммит.