Соседи и родня Оттавии Малевольти

–Ты никогда не добивался меня честно, открыто, а ждал момента, как змея за камнем.

–Нет, Оттавия, нет.

–Ты хотел благочестивую жену, карьеру и в придачу покладистую секс-рабыню Оттавию! Вот что ты хотел. Это не любовь. Это расчёт.

–По-твоему, на любовь способны только глупые мальчишки и выжившие из ума старики?

–Способен ли ты, Норман, любить без оглядки, забыв обо всём?

–Да!– с жаром закричал мужчина,– Мне уже не важна карьера, не нужна жена Наяда, я хочу только тебя.

–Мы будем жить здесь?

–Так быстро дела не делаются.

–Отговорки. Да и зачем мне Норман, если я люблю Орина?

И Отта пошла к двери.

Сэндлер поймал её за руку, взглянул в глаза. Там была усталость и ни капли сожаления оттого, что сейчас она покинет его.

–Твоё тело было моим, оно даже отвечало мне взаимностью…но душа твоя осталась принадлежать Орину! Но, может, ты всё же забудешь этого пацана? Может, стоит повторить те мгновенья, когда мы таяли от счастья?

–Зачем? Я отвлеклась от мыслей об Орине на несколько дней, но вот опять думаю только о нём.

–Он сейчас с Лэсли.

–Никакая Лэсли не удержит МОЕГО Орина возле себя.

–Как я не усердствовал – результат довольно скромный.

–Наверное, ты поспешил: я ещё не забыла Орина. Мы в ссоре с ним, но я знаю: мы будем вместе наперекор всему.

–Ты говоришь это, чтобы позлить меня!

–Нет!– и она прошла к выходу.

–Оттавия! Я буду ждать тебя, только позови!

А когда карета подъезжала к Милфорд-Хейвену, Оттавия попросила остановить у ближайшей церкви.

Упав на колени перед распятием, Отта плакала и каялась:

–Боже прости меня! Я уже не в праве называться твоим подобием… Как я могла отвечать на ласки Нормана? Боже милостивый, наставь меня, грешную, на путь правильный, истинный, божий…

Орин Филдинг ушёл в плаванье. Росс для испытания послал его в Финляндию за пенькой и брёвнами. Он уплыл 30 декабря. Чезорино Малевольти отбыл в резиденцию графа Лисбурна того же числа. Августа проводила его. Итальянец долго целовал уста любимой женщины, оба плакали и говорили слова любви.

А без пяти двенадцать ночи слуга в доме Драммондов упал в обморок при виде покойного хозяина Бернхарда с окровавленным лицом.

Ухмыляясь, привидение перешагнуло через слабонервного мужчину и открыло дверь в комнату Августы.

Та сидела за столом и перебирала гербарии. Многие цветы и растения были привезены свёкром Айвором из дальних стран и были диковинны для здешних обывателей.

Женщина в крайнем испуге выронила гербарий с ярким цветком.

Она сожалела:

–Надо было воткнуть тебе в сердце осиновый кол и забить кирпич в рот, чтоб ты никого больше не тревожил. Как же я могла забыть…

–Ты – глупая баба, Августа, это же была моя лаборатория! Разве я позволил бы вам отравить себя? Эта кровь на лице – маска для легковерных. А то снадобье, что я выпил, вызывает лишь глубокий сон, сродни летаргическому, с замедлением работы сердца и дыхательных процессов.

Изверг приближался к беззащитной женщине, протягивая руки к её горлу, как вдруг в комнату вошёл Залман.

Подросток в смятении замер, не веря глазам.

–Папа?

Бернхард, многозначительно растягивая слова, вопрошал сына:

–Хочешь быть могучим и бессмертным?

–Не верь ему! Он всего лишь человек, возомнивший себя вампиром!

–Но он же…– Залман осёкся, увидев, как из-под полы плаща отец достал пистолет и направил дуло на мать.

Злодей Бернхард сообщил:

–Хотел по-тихому расправиться с женой, теперь же придётся стрелять по двум мишеням…Потом придёт черёд Билинды…

Пока отец говорил, Драммонд-младший достал из кармана серебряный портсигар и запустил им в голову говорившему.

Бернхард охнул и выронил пистолет от неожиданности. Сын бросился на изувера. Они повалились на пол, барахтаясь.

Августа схватила со стола тяжёлую шкатулку, рассыпая содержимое с брошками и бусами, размахнулась. Удар пришёлся по плечу мужа.

–Что у вас за грохот?– в дверях появился Айвор.

Разглядев в борющихся внука и сына, бравый старик схватил раскалённую кочергу и направился к ним.

Бернхард отшвырнул от себя пятнадцатилетнего Залмана и стал отползать к окну.

–Папа, папа, ты же не причинишь мне вреда,– залепетал бывший эскулап.

–Выродок и убийца должен быть меченым, чтоб ты боялся показаться днём честным людям на глаза.

Драммонд-старший прижёг щёку сыну. Дом наполнил вопль. Бернхард вскочил. Старик охаживал его кочергой по плечам. Пальто на кровопийце загорелось, он бросился к окну и высадил окно, упав со второго этажа. Пылающим факелом Бернхард бежал от дома.

-Августа?– удивился Норман, подняв голову от конторских бумаг.

Он привстал от неожиданности из своего креста.

–Здесь нас никто не услышит?

–Нет. Присаживайся, пожалуйста. Проблемы?

–Я побоялась доверить бумаге нашу тайну.

–Что случилось?

–Бернхард нас обманул! В бутылке было снотворное! А после он подкинул чужой труп.

–И где ты его видела? Он угрожал тебе?

–Он заявился в мою спальню! Теперь, надеюсь, он на небесах. Но для мертвеца он слишком быстро удирал. Мне надо было предупредить тебя об опасности, он собрался мстить всем, кто его разоблачил. Мне так страшно и тяжело…

–Выпьешь?

–Немножко.

Адвокат разлил лимонный ликёр по бокалам.

–А, может, Бернхард на самом деле вампир? И убить его может только осиновый кол?– устало спрашивала миссис Драммонд.

–Глупости. Почему англичане склонны верить в привидения, в ведьм и вампиров? Я поговорю с полицейскими, навру, что вас пытались ограбить, пусть несут караульную службу у вашего дома.

–Спасибо, Норман, ты – настоящий друг.

Чезорино Малевольти предстал перед графом Лисбурном. Граф оказался таким, каким представлял его итальянец: пресытившийся излишним вниманием вельможей, надменным и уставшим. Лисбурну на вид не было ещё и тридцати.

Хозяин особняка забросал скульптора вопросами. Остался довольным краткими, но точными ответами.

Затем граф повёл Малевольти по дому, показывая, где какие отделки и переделки он хотел бы видеть. Особняк, конечно, уже не соответствовал тенденциям современной моды, и реставратор соглашался, что многое надо поменять.

Между ценными поручениями, Лисбурн без умолку рассказывал о себе:

–Я решил пожить пока в провинции. Устал от суеты Лондона. Здесь не надо бежать к знаменитому портному Уэстону. Здесь соседям плевать, что тебе совсем нет времени прочесть Расина, Корнеля, Бомарше, Мольера и Мильтона. Здесь не надо вставлять в разговор фразы модных философов Руссо, Вольтера и Даламбера. Кстати, здесь жизнь кипит ни чуть не медленнее. Весь Уэльс зияет дырами угольных шахт, но иначе нельзя – цивилизация зачахнет без топлива: люди замёрзнут, фабрики и заводы остановятся, и дикие звери придут в города. Конечно, я буду время от времени ездить в Лондон. Наш принц Уэльский теперь регент при короле, а он мой друг. Да и провинциальные театры разве сравнятся со столичными? Вот, кстати, сначала займётесь преображением домашнего театра. Сцена допотопна, отделки золотом совсем мало, ну, сами увидите.

Чезорино кивал словоохотливому графу, иногда бормотал: «Как прикажете, милорд».

Граф остановился у двери в западное крыло здания и заявил:

–А туда вход запрещён.

–Неужели там ничего не надо реставрировать?

–Надо. Но там нежилое помещение.

–С Вашими деньгами – это не проблема.

–Вы не поняли, эту дверь вообще нельзя открывать.

–Как будто там запретная территория другого государства с секретным военным объектом,– позволил себе съиронизировать итальянец.

–Вот теперь Вы всё правильно поняли.

–Зря Вы создаёте тайны, люди могут подумать, что Вы прячете там контрабандный товар.

–Пусть думают что хотят, лишь бы не разбегались в разные стороны от дворца.

–Договаривайте. Я умею хранить тайны.

–Я не на столько глуп, чтобы разглашать тайну новому человеку. Отобедайте на кухне и приступайте к работе, мистер Малевольти.

–Как прикажете, милорд,– отозвался наёмный работник.

После перекуса Чезорино заставил слуг замерять сцену и нужные детали декора.

Ему протянул руку для знакомства какой-то юный рыжий субъект с хитрой физиономией изысканно франтовато одетый.

–Кэдвин Баркер, сквайр.

–Чезорино Малевольти. Вы родственник графа?

–Я – актёр в его театре. Лисбурн пожаловал мне титул и дал немного земли,– хвастал молодой человек,– Теперь я сквайр.

–Шутам и прихлебателям, что веселят персон из высшего общества, всегда перепадают изрядные «крохи» со стола господ и королей,– злобно осветил это дело один из пожилых слуг.

–Папа, Вам бы радоваться за меня, а не злословить,– обиделся Баркер.

–Поменять свою фамилию на чужую, тьфу,– не унимался седовласый мужчина.

Актёр отмахнулся от отца:

–Живописец Доменико Теотокопули по кличке «Грек» из Толедо, где жил в иудейском квартале, также поменял имя на Эль Греко и прославился.

–То псевдоним, дурень.

–Если бы Вы, папа, поменьше трепали языком, то все бы думали, что я ношу титул по праву рождения.

–Сэр Баркер, можно с Вами поговорить наедине?– играя на честолюбии юнца, спросил итальянец.

–Чтобы нам никто не докучал, можно пройти в мою гримёрную.

Оказавшись в изолированном от лишних ушей помещении, Малевольти узнавал у актёра:

–Как давно Вы работаете у графа?

–С детства,– ухмыльнулся парень.

–Тогда Вы должны знать почему половина здания пустует.

–Вообще-то Лисбурн сознательные годы провёл в Лондоне, блажь жить на периферии на него нашла недавно.

–Намекаете, что и Вам ничего не известно?

–Но почему же…Я – лицо, приближённое к графу…

–Да говорите быстрее, я же всё равно проведаю о тайне!

–Лучше самому всё увидеть.

–Увидеть?

–Ну да. Я подожду Вас поздно вечером здесь, в гримёрной, и проведу по заброшенной части дома. Часиков в 12 ночи Вас устроит?

–Договорились.

В назначенный час Чезорино и Кэдвин отворили рамы в нежилой части дворца и перелезли через окно.

Леденящий озноб охватил итальянца и его спутника. Актёр зажёг небольшую масляную лампу. По тёмным стенам дома запрыгали тени. Половицы паркета, казалось, скрипели со всех сторон. Их резкий звук неприятно резал уши. Шторы колыхались, хотя не было и намёка на ветер. И тут до Малевольти дошло, что эта сторона жилища необитаема из-за привидений. И точно: от одной из стен отделилась тень дамы и прошла впереди обомлевших, уйдя в противоположную стену.

Искатели приключений отчётливо услышали стон, а затем крик:

–Где моё кольцо?

От этого крика люстра стала раскачиваться так, что на головы мужчин посыпались куски хрусталя.

Служители искусства переглянулись и пустились спасаться бегством.

Стоило художнику ступить из окна на землю, как его привёл в чувство голос нанимателя:

–Мистер Малевольти, Вы не успели появиться в моём доме, а уже суёте нос не в свои дела.

–Простите, милорд.

–Мистер Баркер, Вам должно быть стыдно. Разве джентльмен должен раскрыть чужие тайны?

–Я осознаю свою вину, милорд.

–Как же вас наказать?

–Мы и так наказаны страхом, милорд,– мямлил Кэдвин.

–Помолчите, мистер Баркер. Мистер Малевольти, может, попробуете изгнать местное привидение? Есть соображения по этому поводу?

–У меня не было мистического опыта…В этом лучше разбираются священники…

–Мистический опыт…Да, магия подарила нам науку: алхимики открыли кучу полезных веществ…У меня есть мнение: талантливые люди даровиты во всём, попробуйте что-нибудь придумать по ликвидации привидения,– не сдавался граф.

–Почему призраков так притягивает Англия?– вырвался вопрос у итальянца.

–У нас частый гость – туман, а привидения тоже имеют нечёткую структуру с дымкой. Вот они, видимо, и бродят вольготно в тумане, общаясь с такими же несчастными изгоями из рая,– предполагал Лисбурн.

–Неуспокоенный дух дамы требовал кольцо,– вспомнил Чезорино.

–Вы серьёзно думаете, что надо отдать драгоценность?– усмехнулся граф.

–Надо попробовать.

–Ну и как дух наденет украшение на призрачный палец?

–Дайте мне то, что требует эта дама, а я попробую с ней договориться,– загорелся идеей Малевольти.

На следующую ночь Чезорино вошёл в злополучную комнату. Он насторожился: незримый дух был рядом и дышал холодным дуновением. Мужчина резко оглянулся. Призрачная дама злобно засмеялась и стала приближаться. Итальянец вынул из под полы плаща вазу, а затем достал из кармана обручальное кольцо с гравировкой и бросил драгоценность в сосуд. Глаза духа загорелись огнём. И призрак ринулся струёй в вазу, которую Чезорино сразу закрыл крышкой и запаял церковной свечой.

На улице он передал вазу Лисбурну со словами:

–Ваша Светлость, можете закопать сей сосуд куда подальше.

Восторженный граф взял из рук Малевольти вазу, приложил к ней ухо. Тишина. Ни стона, ни шороха.

–Выброшу вазу в море,– сообщил Лисбурн.

И вдруг дух глухим голосом стал пугать владельца этого дома:

–Если ты выбросишь меня в море, то твою жену Лауру будет ждать та же участь: бродить по дворцу в поисках кольца до скончания времён.

–Но у меня нет жены Лауры,– пожал плечами граф.

Чезорино пошёл осматривать нежилую часть дома. Делал пометки и зарисовки для реставрационных работ.

Неожиданно в одной из комнат он наткнулся на пятно крови на паркете.

–Ещё одно привидение?– вслух спросил Чезорино.

Сзади кто-то набросился, сомкнув руки на его шее. Итальянец резко наклонился, и нападающий перелетел через его спину. На полу перед ним оказался Бернхард Драммонд с обожжённым лицом. При виде заклятого врага бывший доктор злобно оскалился.

–Свежая кровь поможет мне одолеть тебя, итальяшка!– прорычал Драммонд,– Я не добрался до твоего мальчишки, но ты-то никуда не денешься!

–Ублюдок, ты хотел причинить зло моему сыну!– распалился Малевольти.

И тут люстра, что осыпала прошлой ночью реставратора и актёра осколками, рухнула на голову Драммонда.

Итальянец позвал слуг и графа, рассказал, что знал этого убитого.

Они нашли, где прятался беглый барон и ещё свежую кровь в кувшине под кроватью. Ещё там обнаружили сундук из чёрного дерева. Слуги и граф боялись его открыть, все посмотрели на Чезорино. Тот вздохнул, и, поколдовав с замком, открыл его с помощью ножа.

–О, здесь полно денег и драгоценностей,– ахнул итальянец,– Этот злодей украл их у своей семьи!

Домовладелец же уверил:

–А я думаю: драгоценности теперь Ваши, мистер Малевольти, ведь любой мужик таит заначки от семьи. Я думаю, что его жена ничего не знала об этих грязных деньгах.

–Этот человек был, вероятно, вампиром,– поведал Чезорино,– Его не так давно похоронили, и вот я наткнулся на него здесь…

Лисбурн послал за священником и за знающими стариками, что ведали, как хоронить вампира.

Граф оценил заслуги Малевольти, отныне реставратор обедал вместе с ним.

Как-то за разговором во время ужина Лисбурн предложил:

–Я кроме денег хочу сделать для Вас подарок. Титул.

–Не думаю, что король подпишет такой документ какому-то итальянцу.

–Король не видит, не слышит, впадает в помешательство. От его имени можно творить такие дела…Конечно, «он» подпишет указ о присвоении Вам дворянства, были бы деньги.

Орин Филдинг, стоя на мостике, рассказывал юнге Фрэду Спенсеру о течениях:

–У морских течений бывает температура вод выше или ниже температуры окружающих вод. Тёплые течения направлены из низких широт в высокие, например Гольфстрим. А холодные течения – из высоких широт в низкие, например Лабрадор. Течения с температурой окружающих вод называется нейтральным.

На горизонте показались корабли. С каждым часом они подплывали всё ближе, и никаких флагов на них англичане не рассмотрели. Кто-то бдительный звонил в судовой колокол – рынду. Издали кораблики совсем не были похожи на опасные военные фрегаты, скорее напоминали детские, милые игрушки.

Филдинг вбежал в свою каюту, сверился с морской картой. Сбоку была помечена длинная коса, а сесть на отмель и застрять надолго не хотелось, и капитан решил придерживаться того же курса. Для себя он отметил, что лучше плавать не ближе к берегу, а по караванному пути, и удирать есть куда, и вероятности больше, что на виду других кораблей никто из пиратов не осмелиться атаковать.

Боясь сесть на мель, Орин не гнал корабль по ветру, и их вскоре догнал неприятель.

С чужого корабля на шлюпке приплыли парламентёры. На ломаном английском спросили где командующий состав.

–Лучше вам сдаться без боя. Зачем нужно кровопролитие?– обведя глазами команду, подначивали пираты.

Филдинг назвал своё звание и представился перед врагами.

–Мы не будем вести переговоры с мальчишкой,– поддразнивал юного капитана пират с длинными рыжими волосами.

–Тогда я вас не выпущу,– с усмешкой пригрозил Орин.

Парламентёры выхватили шпаги.

Атакуемый английский капитан крикнул пушкарям, что вглядывались в происходящее с чужих кораблей:

–Заметьте: не я первый напал на парламентёров!

Он отскочил от края борта, и шпага первого соперника вонзилась в доски фальшборта. Орин схватил нападающего за плечи и швырнул в море. У второго он схватил шпагу поперёк и с силой дёрнул, противник оказался лицом к лицу к нему. Филдинг врезал обидчику головой в переносицу. Пока тот хлюпал кровью, зажимая нос свободной рукой, шустрый английский паренёк отправил и его за борт. Третий парламентёр, тот, что рыжий, пятился к трапу, видимо хотел избежать позора. Но бравый капитан заарканил его канатом, связал и свесил с борта вниз головой. Пленник ругался и болтал ногами, пытаясь перевернуться.

Как ни странно, но пираты хохотали со своих кораблей, подсмеиваясь над своими недотёпами, их увлекла расправа над непрошенными гостями.

–Парень свой человек, оставим ему жизнь,– решили они.

А храбрый Орин орал нападающим:

–Так будет со всеми, кто ступит на борт моего корабля!

–Сучий потрох, сам сдохнешь или помочь?!– крикнул какой-то здоровяк-пират.

Бугаю тактично дали понять, что за капитана можно получить неплохой выкуп.

Пираты бросились на абордаж.

Филдинг крикнул:

–Стойте! Не надо убивать моих людей! Высадите нас где-нибудь на пустынном берегу.

Его команду под весёлые возгласы связали и увели в трюм.

Прошло немало времени в угрюмом молчании, когда пленники заметили фигурку Фрэда, мальчишка шнырял за ящиками с провизией.

Он прошмыгнул к ящику, возле которого сидел Филдинг.

–У, проклятые крысы, шебуршат, точно стадо бизонов,– ругнулся кто-то из стражи.

–Капитан, это я, Фрэд,– шептал мальчонка,– Я прятался между ящиками во время захвата.

–Малыш, освободи нас скорее!

Юнга проворно орудовал маленьким кинжалом, перерезая верёвки.

Боцман подкатился к решётчатой двери, перекинул через прутья удавку и расправился с одним из охранников.

Бравые английские матросы вышибли дверь и кинулись на пьяных пиратов. Стоял густой туман, и с других кораблей не могли разглядеть, как ритмично летят в воду тела захватчиков.

Филдинг скомандовал отчаливать.

В этом плавании поменялся характер Орина: из добродушного юнца получился волевой командир.

Пьяно покачиваясь, Сэндлер подходил к своей спальне. Всю ночь он прокутил в ресторане, и сейчас, утром, валился с ног от усталости.

Из своей комнаты выглянула жена.

Язвила:

–Неужели многоуважаемый адвокат соизволил явиться домой?

–Мало уважаемый…Да, уже мало уважаемый…– невнятно бурчал Норман.

–И кто ж довёл до такой отпетой жизни сердечного нашего чиношу? Неужели жена-изверг? Может, она прикидывается человеком, а на самом деле – вампир?

–Папа, ты опять не расскажешь мне сказку?– высунула свою головку дочь из-за оборок платья матери.

Адвокат умильно улыбнулся и потянулся к ребёнку, желая обнять.

–Не встревай, когда разговаривают взрослые!– одёрнула девочку мать,– И разве ты не видишь, что твой отец утратил облик нормального папаши!

–Ты настраиваешь Фрэзи против меня!– возмутился Норман.

–Скоро от тебя будут убегать не только жена и дочь, но и будут разбегаться в разные стороны псы и прохожие, потомучто вместо одеколона от тебя несёт вином.

Норман хмыкнул и скрылся за дверями своей комнаты.

Он прислонился к двери и удивлялся своим мыслям вслух:

–Я знаю, что Отт любит другого, но вновь мечтаю о ней. Болезненно ревную, но не хочу забыть.

Всхлипнув, мужчина сорвал с шеи серебряный крест с цепочки и, глядя на распятие, просил:

–Боже, я молюсь тебе о том, чтобы Орин не вернулся из плаванья. Это кощунственно, я знаю, но как ещё устранить с моей дороги соперника? Не будет Орина, и, может, Оттавия обратит внимание на меня…

А в это время Отта глядела на кромку горизонта моря и шептала:

–О, Орин…если бы мои слова могли превратиться в птиц, долететь до тебя и рассказать о моей любви…

5 марта Орин Филдинг вернулся из плаванья со своей командой.

В кругу семьи он угощал домашних финским ликёром из морошки, что называется лакка и ягодой гонобобель, что в народе зовётся голубикой.

Капитана не занимала пустая болтовня родни за столом, он был поглощён едой и своими думами.

Лэсли спрашивала у Нормана:

–Какие нынче уголовные наказания ждут преступников?

Адвокат пояснял:

–Пенитенциарные методы современной Англии сводятся к выселению в колонии, либо к повешенью. Малое количество тюрем заполнено в основном банкротами и должниками. Люди, что ожидают приговора, независимо от тяжести преступления, находятся в одном месте.

–Ужасно!– возмутилась Наяда,– Порядочные дворяне коротают время в обществе убийц и воров!

–Ну, не такие уж они и порядочные, раз оказались под вниманием у правосудия,– усмехнулся Норман.

–Почему за энную плату нельзя улучшить тюремное заключение дворян?– не унималась Наяда.

–Какой тогда смысл в наказании?– пожал плечами её муж.

–Привилегии господ должны распространяться на все сферы жизни,– настаивала женщина.

Норман поучал невестку:

–Лэсли, если Вы будите всё свободное время проводить с моей женой, то станете такой же скучной, занудливой и меланхоличной особой, как она.

–Скучной?– с досадой переспросила Наяда.

Лэсли украдкой, в сторону хихикнула.

–Подонок,– сквозь зубы процедила жена адвоката.

–О, дорогая, не надо так льстить! Я, конечно, постепенно привыкаю к твоей завышенной оценке, но это так губительно для самоанализа и самооценки.

–Кто смущает нашего скромнягу и труженика Нормана?– встрепенулся от задумчивости Орин.

–Благодарю тебя, мальчик, один ты ценишь мои старания,– кривлялся Сэндлер,– Я и не думал, что ты можешь снизойти до таких сердечных, дружеских похвал.

Наяда вскипела, жалуясь брату:

–Норман всегда смеётся надо мной! Это оскорбительно!

–Для судейской коллегии репетируйте свои речи с кем-нибудь другим, Норман,– посоветовал родственнику Филдинг.

–Я для Наяды, как напоминание о том, что повсюду кипит бурная жизнь. Я, как удар по её меланхолии, потомучто только я вывожу её из равновесия однообразной, размеренной жизни. Наяда, скажу тебе откровенно: ты слишком скучная, чтоб тобой увлечься.

–Неисправимый балагур и пройдоха.

–Вот видишь, Орин, она сама меня всё время ругает. Наяда, а ты хоть раз дала мне шанс исправиться?

После завтрака капитан сослался на дела и уехал из дома.

Лэсли еле сдерживалась, чтоб не расплакаться. Муж, который отсутствовал несколько месяцев, вместо поцелуев и слов любви вовсе её не замечает!

Она побрела в библиотеку и наткнулась в коридоре на Нормана.

Мужчина искренне жалел её:

–Бедняжка Лэсли, у тебя такое грустное лицо…Тебе скучно? Я знаю верное средство, что в миг разгонит печаль. У меня есть бутылочка с отличным шерри. У него просто волшебный, восхитительный вкус. Наяда с Фрэзи уехали на прогулку, нам никто не помешает.

–Ну-у-у, если только один глоточек…– замялась девушка.

–Конечно! Ведь нет ничего дурного в том, что родственник хочет угостить и развлечь свою маленькую сестрёнку.

В своём кабинете Сэндлер, наполнял бокалы, без устали рассказывая смешные истории, заставляя Лэсли сдержанно смеяться. Девушка догадывалась, что адвокат заигрывает с ней, но воспринимала это, как игру.

Филдинг зашёл в магазин, где за прилавком стояла Оттавия и новая продавец Жаклин.

–Орин, сегодня ты забыл надеть улыбку на лицо,– заметила некая старушка-покупатель.

Юноша грустно ей кивнул.

Он склонился над прилавком, шепча Отте:

–Нужно проговорить.

–О чём?– надменно передёрнула плечами итальянка.

–Прошу тебя.

–Зачем ты пришёл?

–Прошу тебя: выслушай меня.

–Вы желаете вернуть товар, мистер Филдинг?– громко произнесла Малевольти для любознательных посетителей,– Пройдёмте в подсобное помещение, там новая партия товара ещё не распечатана, посмотрите…