Хроника Богов: Мертвое Царство

Заточил как титан их навек под собой,

Не сумели в глубинах найти свой покой.

Только молвил Гифаз, их правитель велик:

«Не видать больше солнца святого нам лик.

Но в глубинах найдем отомщение мы,

Будем мир сотрясать из подземной тюрьмы.

А однажды найдется великий герой,

Что на волю наш род поведет за собой,

Он могущество Сердца Земли подчинит,

Его слава по миру за миг полетит.

Он повергнет титанов, накажет их род,

Вновь увидят циклопы светила восход».

И циклопы, в пророчество свято поверив,

До спасения вскоре нашли свои двери.

Утекает в забвенье былого река,

С той далекой поры пролетели века.

И теперь в этой пустоши бродит душа,

Мрак и тьму на пути своим светом круша.

А у Адских ворот держит зверя Хенон,

Безоружен герой, но еще не сражен.

Пес в оковах терновых от боли рычит,

Каждый раз новый шип его тело разит.

Нерушимый Хенон и холодный, как лед,

Но усилий напрасных не бросит терцод.

Он поднялся опять, когти в землю вонзил,

Тянет цепи терновые воин без сил.

Держит Цербера стебль мертвой хваткой в петле,

Нерушимая связь не сгорает в угле,

Не пускает убийцу, как смертных – порок,

Душит демона каждый сильнее рывок.

Он оперся на землю и тащит врага,

Сатаны не сдается могучий слуга

И, собрав в себе силы, что рушат миры,

Испустил он неистовства гнева пары,

А затем Цербер снова рванулся вперед,

Чтоб продолжить сражаться за демонов род.

Его силы хватило, и ветви трещат,

Наступает героя Хенона закат.

Розу бога с корнями он вырвал с груди,

Окровавленный воин стоит позади.

Цепи-терни рассыпались, пал и бутон,

Держит руку на ране тяжелой Хенон,

А безжалостный Цербер к нему сиганул,

И защиту златую когтями проткнул.

Под собой он Хенона на землю свалил,

Вырвал сердце героя, кровь бога испил.

Окровавленный бог неподвижно лежал,

Цербер тело когтями-зубами терзал,

Рвал умершую плоть и златую броню,

Предавал душу бога асуров огню.

Так в агонии Ада скончался герой,

Утеряла броня его блеск золотой,

Обагренная кровью, горела огнем,

Но не думал о миге последнем своем,

В сумасшествии боли рассудок пропал,

Позабылись отец, и Дегир, и Тефал,

Позабылась и Гора, защитников мать,

Час Хенону пришел в той войне погибать.

Об одном только думал в последний свой час:

Тот спасен, что Хенона он гибели спас,

Он столицу покинул, исчез вдалеке,

Ту последнюю мысль бог сжимал в кулаке.

Человек будет жить, воин рад оттого,

Но убийца двуглавый оставил его,

Цербер знал, что сбежала из Ада душа,

И в погоню летел, на пути все круша.

Он прошел сквозь врата, гнев взорвался огнем,

В нем зажглась злая память о деле былом,

Заиграл тут же блеском в жестоких глазах

Бесконечность назад позабывшийся страх:

Предводитель терцодов был горд и горяч,

Никогда он по жизни не знал неудач,

Но Владыка мгновенно его подчинил,

Половину народа его истребил.

На глазах у отца его дети горят,

Души мертвых уходят в безмолвие врат,

Там навек в пустоте пропадают они,

Угасают в агонии смерти огни.

И смеялся король, причиняя им боль,

Щедро сыпал на раны кровавые соль,

То терпеть не по силам терцодов царю,

Только тьмы не сумел он разрушить Зарю.

Сатана не желал его жизни лишать,

Заставлял только племя его погибать,

Беспощадно разил невиновных ни в чем,

Инквизитор-правитель крестил их огнем.

Цербер жизни лишить попытался царя,

Поразил его жар, что иссушит моря,

Но асуров владыка развеял то тьмой

И разруху оставил одну за собой:

Вспышка мрака и взрыв, что крушил все вокруг,

И врагов и друзей и вернейших из слуг,

Цербер выжил, но мощь Сатаны ощутил,

Пред Владыкой асуров колени склонил.

Чтоб свой род сохранить, Цербер лег у ноги

И примерял ошейник асуров слуги,

Сатане стал служить против воли своей,

Обречен быть рабом до конца своих дней.

У ворот надзиратель извечно стоит

И огнем беглецов неустанно разит,

А, коль душу не сможет в Аду уберечь,

Тем сумеет на гибель народ свой обречь.

Цербер шанс обретет, как зажгутся огни,

Лицезреть всех терцодов последние дни.

Зная то, он за жертвой сбежавшей летел,

И пустыми глазами на пустошь смотрел.

Человек же бежал, свой покинув острог,

От камней раскаленных не чувствуя ног.

От столицы вдали он остался без сил,

Только знал, что конец ему Цербер сулил.

То увидели боги в сияньи зеркал,

Как во тьме подземелья он светом мерцал.

И узнала Камира того беглеца,

Что бежал со столицы, из Ада дворца.

«Та святая душа! Не забыть мне вовек,

Как явился на суд сей седой человек,

Он был признан святым, но того не желал,

Вновь явился на суд, его взор воспылал.

Там, средь Башни, обители судей-богов,

За сто лет не бывало столь искренних слов,

Он хотел вечно жить средь обычных людей,

Всех святых и богов человек тот мудрей.

Его чистое слово цвело на устах

И превысило божье на Правды весах».

Память правды богиню улыбкой зажгла,

Лайонель возвратится – Камира ждала.

А святой на свободу нашел верный путь,

Чтоб к небесным высотам с земли сигануть,

Чрез пещеру он вышел из адских глубин,

За святым – трехголовых собак властелин.

Зверь бежал и одну лишь преследовал цель:

Чтоб вернулся в столицу беглец Лайонель,

Должен демон святого назад возвратить,

Ведь иначе народу терцодов не жить.

Цербер старца седого догнал над землей,

Был готовым к погибели верной святой,

Ожидал он, закрывшись руками, удар,

Цербер прыгнул к нему, кровожадный кошмар.

Но достичь своей цели терцод не сумел,

Он зубами на острый клинок налетел.

Между зверем и жертвой возвышен герой,

Возвратился из мертвых он искрой святой,

В Саламандра огне новых сил приобрел,

Чтоб вернуться к сраженью с сильнейшим из зол.

Воин к бою с чудовищем адским готов,

Час настал беспощадной дуэли врагов.

Цербер пастью меча острие зажимал,

Не сдавался под натиском воин Тефал,

Он руками усердно давил на клинок,

И чудовища черные брыли рассек.

Демон взвыл и поспешно назад отступил,

Мрачным взглядом он воину гибель сулил,

В нем от боли ненависти искра зажглась.

Ядовитая черная кровь полилась.

Но за гневом и обликом злобным своим,

Он в глубинах души был взволнован другим,

И все мысли терцода совсем о другом,

Что заставило насмерть сражаться с врагом.

Истребит всех терцодов асуров король,

Им подарит агонию, адскую боль,

Под ударами племя терцодов падет,

Виноват в том хранитель столицы ворот.

Лишь за них теперь Цербер сражаться желал,

На пути его – воин отважный, Тефал.

В демонических Цербера темных глазах

Увидал брат небесных защитников страх

И проникся несчастьем врага до глубин,

Но исход все равно только видел один,

После смерти Хенона от зверских атак,

Он убийцу оставить не мог просто так.

«В твоем взоре я горечь увидел утрат,

Только в смерти Хенона ты сам виноват,

Лишь за то я мечом тебя жизни лишу,

Упокойся же с миром – смиренно прошу»

– Молвил Церберу воин и ринулся в бой,

От огня Лайонеля скрывая собой,

Тот огонь он клинком пополам рассекал,

Цербер пламенем воина меч закалял.

Жар Тефал поглощал, чтоб стократ возвратить,

И чудовище в пепел навек обратить.

Одного лишь удара хватило ему,

Чтоб развеять огнем злого демона тьму.

Цербер пал, разрубил его тело Тефал,

Врат хранителя воин забвенью предал,

И доправил святого в небесный дворец,

Наступил в Мидиане мученьям конец.

Экскалибур

В ту седую эпоху начала времен,

Когда Светом неистовым мир был рожден,

Хаос новых созданий к порядку вели

Первородные сущности, братья Земли.

Там, где Тьму изничтожила Света коса,

Возводил свое царство отец Небеса,

Создал расу свою, небожителей род,

Где рожденное Солнце встречало восход.

Там в высотах сияли живые лучи,

Что остались от жизни последней свечи,

Что не дали во мраке вселенной упасть,

Света жизни останки хранят его власть.

Те осколки могущества силы святой,

Всех Миров, что оставил Отец за собой,

Воедино небесный владыка собрал

И народу, что создал его, приказал:

«Эта сила, что равных не знает в мирах,

Что забыта, потеряна в древних веках,

Может мир изменить, иль разрушить его,

Коль владыка ее пожелает того;

Мои дети, что дом их небесная высь,

Мои дети, что телом к душе вознеслись,

Завещаю ту древнюю силу я вам,

Я достойнейшему ее власть передам.

С мастерством кузнецов из небесных вершин

Не сумеет сравниться кузнец ни один,

Самым лучшим из них отдаю я тот свет,

Созидали чтоб меч, что в легендах воспет».

Кузнецы облаков за работу взялись,

Чтоб восславить по миру небесную высь,

Много лет, много раз закаляли тот меч,

Чтоб сумел от напастей миры уберечь,

Был острее и крепче всех в мире мечей,

Ждал заветных сражений и битвы своей,

Ярче Солнца сиял и пылал, как огонь,

Сжать на нем мог лишь воин великий ладонь.

Для орудья такого был нужен герой,

Что и телом силен и прозрачен душой,

Стал таким сын царя, небожитель Галей,

Освященный средь сотни небесных огней.

Был крещен в облаках и сильнейшим прослыл,

Кровь златая бежала внутри его жил.

И вручили Галею орудие-меч,

Коим небо и землю легко мог рассечь.

Пролетели века, он для блага царя,

Год за годом сражался, где меркнет заря,

Принц Галей был достойнее всех в небесах,

Чтоб развеять титанов бессмертие в прах.

Царь Сакрон объявил Царству Неба войну,

Власть над миром надземным была на кону,

То бессмертное войско разруху несло,

Ход воинственный к выси небесной вело,

Дождь камней и огня был обрушен на мир,

Начинался титанов безжалостный пир,

Небожителей множество пало к земле,

Все Небесное Царство предалось золе,

А титаны бессмертные силу врагов

Испытать не могли из-за жизни оков,

Их солдаты в войне той не знали потерь,

Обреченное вражее царство теперь,

Но явился великий могучий герой,

В одиночку титанам он равный дал бой,

Меч Экскалибур лезвием света разил,

Он десятки титанов ударом разбил,

Против света живого бессмертия нет,

Уж не знают титаны что бросить в ответ,

Поражение в битве с одним лишь врагом

Показалось бессмертным кошмарнейшим сном,

Проиграли войну и вернулись к земле,

Падших души томились в сожженном угле,

А Галей ликовал, спас обитель свою,

И врагов одолел, что подобны зверью,

Но Камелий, Галея завистливый брат,

Что сиял его взор, словно черный агат,

Славы брата желал и спустился к земле,

Чтоб навек утопить его сердце в смоле.

Он явился Сакрону, титанов царю:

«Ты послушай сейчас, что тебе говорю»

– Небожитель промолвил и взгляд засиял,

Улыбнулся Камелий, голодный шакал.

«В пораженьи твоем лишь Галея вина,

Отомстить ему вскоре ты сможешь сполна».

Интерес в царском взоре на солнце сверкнул,

Больше власти желал, чтоб воитель уснул.

«Предложить что мне можешь?» – Промолвил титан,

Знал, что темный созрел у Камелия план.

«Брату смерть подарю» – Он промолвил в ответ,

Только веры Камелию лживому нет.

«Дашь мне яд, что способен титана убить,

Чтоб ужаснейшей болью врага одарить,

Брат мой гибель найдет, как проснется луна,

Он глотнет серый яд из бокала вина».

Удивлен был Сакрон, он того лишь желал,

Чтоб защитник небесный от яда упал,

План Камелия подлый был вовсе не плох,

Но всегда в том скрывается подлый подвох,

Был не глупым Сакрон и спросил у него:

«Как погибнет Галей, что тебе оттого?»

Ведь довериться слепо не мог он врагу.

«Беспокойства не стоит, тебе я не лгу.

Как погибнет в мучениях адских Галей,

Станет Неба наследство и сила моей,

Все слабее отец, он однажды падет,

И эпоха Камелия в мире придет,

С царской кровью, взойду на небесный я трон,

А с могуществом брата я стану силен,

Увидает весь мир благородный мой лик,

Я – небесный владыка, что мудр и велик».

Небожитель-нарцисс много мнил о себе,

Не желал подчиниться недоброй судьбе,

Что сулила в Галея тени обитать,

Вечно быть обделенным и славы желать.

Дать Камелию силу – добра не сулит,

Но согласен Сакрон совершить тот гамбит,

Жертву ту принесет он за гибель врага,

Что мечом разделял двух сторон берега,

Меж Землею и Небом провел свою грань,

Не желают Земле Небеса платить дань.

То Сакрона днем-ночью веками терзает,

Он владычить над высью небесной желает.

Приказал своим слугам титанов король

Принести мрачный яд, что несет собой боль.

Все страданья, что в жизни судьба принесла,

Та отрава в единую смесь собрала.

Кто испьет черный мор, станет жертвой всего,

Что пришлось пережить от бытья своего.

И бессмертных титанов то может убить,

Заставляя все раны Земли пережить.

Яд Камелий забрал и взошел к небесам,

Обещая великую помощь врагам,

А на празднике светлом, где правили бал,

Он налил серой смеси Галею в бокал.

Небожитель шатнулся, пронзил его яд,

Лишь смотрел на то брат и победе был рад,

Но Галей, сильный духом, терпел боль веков,

Что сжимала сильнее железных оков,

Что вернулась из битв, что минули давно,

Боль мутила рассудок, как будто вино,

Вышел в ночь небожитель, остался один,

Неизбежно погибнет меча властелин.

Знал, что яд в его теле и скор его час,

Сам он молвил себе: «Есть изменщик средь нас,

Жаждет смерти моей и паденья небес,

В черном сердце проснулся бессовестный бес».

Там, где корни пустило извечное зло,

Для орудья достойных и быть не могло,

Меч доверить не мог в небесах никому,

Чтоб весь мир не обречь на кромешную тьму.

И, предчувствуя скорую гибель свою,

По небесной реке воин сплавил ладью.

Отнесли его реки к чужим берегам,

Где спускается небо к высоким горам.

Он покинул ладью и, опершись на меч,

Шел к далеким местам, чтоб ту силу сберечь.

И добрался к озерам, где раньше бывал,

Там в озерных чертогах старик обитал.

Молвил духу Галей: «Эту силу храни,

В воды вечного озера меч окуни,

Пусть на дне упокоится вместе со мной,

Чтоб нашел его сердцем достойный герой.

Возврати тому воину силу небес,

Чтоб в обличьи его мой наследник воскрес,

Чтоб добро созидал светлой силой своей,

И, как время придет, упокоился с ней,

Возвратил меч к началу, к владеньям твоим,

И по смерти под воду чтоб ринулся с ним».

То промолвив, остался воитель без сил,

Он остатки души в светлый меч заточил,

Канул в воду и там устремился ко дну,

Его плоть оказалась в озерном плену.

Упокоился там небожитель Галей,

Попрощался навеки он с жизнью своей.

Страж великого озера, мудрый Вивар,

Принял сына небесного праведный дар

И упрятал на дне, где никто не найдет,

Где свой час без достойного меч обождет.

Так летели века, уж повержен Сакрон,

И период правленья его завершен,

А у озера странник безмолвный прошел,

В нем наследье достойного стражник прочел.

И донесся к отшельнику голос глубин:

«Тот, что ходит извечно по миру один,

Я взываю к тебе, на мой голос иди

И за гладью воды неустанно следи».

Удивлен был Аид, но к воде подошел,

Там великую силу святую обрел.

В толще вод засиял небожителя меч,

Что теперь должен новый хранитель сберечь,

И над гладью поднялся, витая над ней,

Взял орудье хранитель умерших людей.

Вмиг наполнила тело великая сила,

Перелита орудием в божие жилы.

Голос вод не умолк и продолжил тогда:

«Как придет твое время, вернешься сюда».

Возвратился Аид в свое царство опять,

Царь имел все, что можно на свете желать.

Мудро правил на Лимбе и меч тот хранил,

Им асурскую темную силу сразил,

Он царя Сатану тем мечом одолел,

Но две силы на Лимбе хранить не посмел:

Там Всевластия Шар, мощь владыки Земли,

Древний меч же пусть будет от царства вдали,

И направился к озеру в черную ночь,

Чтоб тот меч мог кому-то другому помочь.

Шел по древней тропе, что к воде привела,

Где когда-то великая сила ждала,

Пусть прошло много лет, точно помнил он путь

В те места, куда меч был обязан вернуть.

Только не было озера в тех же местах,

Сжал свой меч повелитель в могучих руках.

У подножья скалы его в камень вонзил,

И заклятием вечным в земле заточил:

«Меч Экскалибур сможет из камня достать

Лишь достойный той силой святой обладать,

А иные не рушат той стали покой,

Ведь завет небожителя вечно живой».

Своей кровью письмо заклинанья нанес

На тот камень, что тернью шипастой порос.

Он Всевластия Шаром поставил печать,

Не сумел чтоб реликвию темный достать.

Так тот меч и остался во власти камней,

Где нога не ступала обычных людей,

Даже боги не знали, дремучий где лес,

Что Аидом сокрыта в нем сила Небес.

Ждал достойного меч, пролетали века,

Вновь легла к рукояти героя рука:

В небесах возрожденный целительным льдом

Возвратился на землю в сознаньи своем.

Тот, что жизнь не сумел на войне уберечь,

Смог из камня достать небожителя меч.

Он орудье, что дремлет веками в пыли,

Вырвал резким рывком из объятий земли,

Поднял вверх, к небесам то орудье герой,

Молвил громко и гордо: «Экскалибур мой!»

Знал теперь: славный подвиг в Аду его ждет,

Он повергнет врага, царь асурский падет.

Человеком простым был когда-то давно,

Но Геральду на битву идти суждено.

Как асуры напали, подняв на штыки,

Против расы людской их победы легки;

Убивали и жгли, пили кровь, как кагор,

Только воин отважный врагам дал отпор.

Его сил не хватило – распят на штыках,

Полный пламени взгляд, тишина на устах.

Был он к смерти готов от асурской руки,

Только были враги от побед далеки,

Молний блеск засиял с потемневших высот,

Задрожала земля, гнев господень грядет.

Бушевала гроза на горящей земле,

Отступали асуры, теряясь во мгле,

Отступали, как псы, поджимая хвосты,

Их разили мерцающих молний хлысты.

Так спасен человек от огня палачей,

Полыхает земля, он прощается с ней,

Закрывает глаза и готов умереть,

Больше сил его нет боль ранений терпеть.

Но истории воина не был конец,

Он был поднят к богам, в Поднебесный Дворец.

Пусть разрушено тело, душа спасена,

В ледниках исцеленья Дефрода она.

Там, уснув среди льда, избавлялся от Тьмы,

Чтоб однажды лишиться холодной тюрьмы,

А тем временем боги сложили свой план,

Как в войне с Сатаной повалить Мидиан:

Знал Коэлус про меч, что Аид завещал,

Он в Долине Забвенья о том рассказал.

Коль сумеет герой вырвать меч из земли,

Вновь падет Сатана, растворится в пыли,

Но судьба всех миров в человека руках,

Неподъёмный тот груз на героя плечах.

Коль достойным не будет, останется ждать

Новых тех, что сумеют орудье достать.

Вот очищен герой, изо льда возвращен

И доставлен в палату средь белых колон.

Поклонился он богу, что царь всех богов,

Тот начал свою речь из приветствия слов,

А затем рассказал о великой войне,

Что зажглась глубоко в подземельях, на дне.

«Нет дороги богам в Адской Кххххрепости край,

Человек только сможет сражаться, решай:

Коль захочешь дать демонам праведный бой,

В Мидиан войско неба пойдет за тобой,

Дашь отпор, отомстишь за сгоревший свой дом,

Что по воле асуров объятый огнем».

«Я желаю сражаться, но сил моих нет,

Не смогу я сдержать их удара ответ,

Ведь не ровня асуру простой человек,

Не повергнуть такому чудовищ вовек».

«Люди телом слабы, но сильнее душой,

Ты же тела лишен, сила духа с тобой.

Потому и святых изничтожили всех,

Ведь сильней та душа, что не ведает грех.

Ты отважней других, нету равных тебе,

Показать то ты можешь в жестокой борьбе.

Ты пойдешь в древний лес, в нелюдимый простор,

Что средь строгих скрывается каменных гор.

Там найдешь ты орудье неведомых сил,

Что мой брат, царь Аид, в тело скал заточил.

Завещал он: «Не каждый сумеет забрать

Меч святой, что рожден силы Тьмы сокрушать».

Коль достоин меча, час настал для побед,

В царской крепости Ада оставишь свой след,

Будет бой, что с былым ни одним не сравним,

А, коль меч не поддастся усильям твоим…»

– Бог небесный умолк, власть отдав тишине.

«Запылает весь мир в сатанинском огне;

Вечно сдерживать демонов темный поток

Мы не можем, наступит падения срок…»

Так герой, что в войне той утратил свой род;

Согласился отправиться в долгий поход,

Он спустился на землю, как раньше Галей,

Шел в места, где нога не ступала людей.

Чтоб спасти все миры и покончить с войной,

В лес дремучий отправлен бестелый герой,

Как и думали боги, достойным он был,

Кровь святая бежала внутри его жил.

Чтоб асуров из Мертвого Царства изгнать,

Должен воин орудье из камня достать,

Тем орудьем сумеет сразить Сатану

И закончить богов и асуров войну.

Вновь владыку обрел небожителя меч,

Чтоб от гибели верной людей уберечь,

Острие чтоб в сраженьи опять закалить,

Черной крови врагов Поднебесья испить.

Орудие Божьего Сына

В Мидиане владычит безжалостный зной,

В Поднебесный дворец возвратился герой.

Чтоб умерших спасти от асурских оков,

Меч святой в его длани и сила богов.

А в то время, как воин святыню искал,

Что достойному Мертвых Король завещал,

Как испытывал душу свою чистотой,

Доказать чтоб себе, что внутри он – герой,

В небесах житель Сада глядел в зеркала,

Ведь средь люда простого надежда жила,

И на землях сожженных Гортор увидал

Четверых, что в сердцах их дух воли пылал:

Будто водная гладь, чистой совесть была,

И тела их сильны, словно камень-скала,

Те свободны, как ветер, как жар горячи,

Воссияли, как солнца златые лучи.

Помогали собратьям в разрухе войны

Всего рода людского святые сыны,

Как нашел тех Гортор, чьих достоинств не счесть,

Поспешил он поведать Коэлусу весть:

«Среди края земного нашел я людей,

Что подобны героям по силе своей,

В адской бездне, что тьмою повита, как ночь,

Та четверка спасителю сможет помочь».

Рад Коэлус тому, что нашлись еще те,

Что остались чисты в той войны суете.

Приказал кузнецу созидать им броню.

«От напастей героев в Аду сохраню»

– Молвил Кирес и в печь Солнца жар заточил,

Там священный металл свои слезы пролил,

Мастерством, закаленным в далеких веках,

Так рождалась героев броня на глазах.

В тех доспехах, что Кирес героям создал,

Жаждой битвы согрелся небесный металл,

Он, огнем обожженный, остыл-охладел,

Пламя демонов Ада – брони не предел.

А герой вырвал меч из осколка скалы

И отправился в путь среди облачной мглы,

Он дорогу искал, чтоб взойти к небесам,

За границу, что делит миры пополам.

Возвратился Геральд, и дворец закипел,