Хроника Богов: Мертвое Царство

Что стрелою достигнет высот облаков.

Лук из дерева Силы, что Зоа взращен,

К новой жизни из пепла слезой возвращен,

Свои стрелы способен огнем одарить,

Чтоб любого врага своей мощью сразить.

Им орудовал раньше кентавр Силерон,

Но за рану совы не был лесом прощен.

И избавили братья от лука его,

Чтоб в охоте стрелой не настиг никого.

А мудрейшая дева, достойна тех сил,

Что в орудьи умелец лесной заточил,

Знали братья: Минерва их не подведет,

Кровь невинных для смеха вовек не прольет.

Продолжала свой путь, лук держа за плечом,

Сохраняла гармонию в сердце своем

И творила по миру благие дела,

Помогая всем тем, кому только могла.

Ей явилась однажды средь ночи сова,

Что усильем Минервы осталась жива,

Та ночная царевна склонилась пред ней,

В благодарность за жизни спасенье своей.

Приручила Минерва ту птицу Луны,

Серебра ее крылья извечно полны,

Чтоб свой долг возвратить, до скончанья веков

Будет птица с Минервой средь дивных миров.

Птица ночи богине защиту сулит,

От врагов за кольчугой Луны сохранит,

Даром силы, что был ей с рождения дан,

Птица ночи Минерву сокроет от ран.

С ее перьев богиня стрелу мастерит,

Ей мгновенно заклятых врагов поразит,

Стрелы с перьев жестоки, как будто метель,

Непременно найдут и сразят свою цель.

Пролетали года и настал мирный час,

Свет сомнений во власти небесной угас,

Каждый волю Коэлуса бога признал,

Наконец бог на троне Небес восседал.

А Минерва, Коэлуса верная дочь,

Не давала Владыке Небес занемочь,

Ее мудрость и силу признал даже он,

Что мудрее других, безгранично силен.

И не брезгал у дочки совета просить,

Коль вопрос не по силам ему разрешить,

Знал: наследник достойный у трона стоит,

Хоть и много познать ей еще предстоит.

А Минерва спускалась к пшеничным полям,

Возвела для себя там гармонии храм

И встречала на лоне природы рассвет,

Там рассудок был истины солнцем согрет.

Отдыхая, черпала там мудрость свою,

Где под солнцем златым мир, как будто в раю.

Благодатное место – пшеницы поля,

Пустыри что украсила ими Земля.

Только горе пришло в равновесия час,

Свет души божьей дочери в поле угас,

Уж и Генос не видит в мирах ее лик,

В Поднебесье для траура повод возник.

Средь пшеничного поля, где Солнца ждала,

Там оставила лук свой и тенью ушла,

Так не знает никто, что случилось в ту ночь,

Никому не по силам Минерве помочь,

Пусть сильна и умна, появилось то зло,

Что богини сознанье во тьму забрало.

Каждый знал, что недоброе что-то грядет,

От чего даже сила богов не спасет,

Что Минерву святую смогло поразить,

Ее душу забрать или тело пленить.

Во дворце поминали Коэлуса дочь,

Хоть никто и не знал, что случилось в ту ночь.

И возвел для Минервы отец в облаках

Постамент, что возвысит навек ее прах,

Слезы неба прольет над той темной землей,

Где Минервы душа обернулась золой.

Лук и стрелы оставила дочь для богов,

Что пронзали в полете пространство миров.

Ожидал среди зала реликвий тот лук,

Мифанор для орудья достойных ждал рук.

Воин неба, Кородио, чистый душой,

Что был призван асурам ответный дать бой,

Одарен тем орудьем невиданных сил,

С ним асурам он страшную гибель сулил.

Человек, что все тяготы жизни познал,

Искушенья греховных дорог миновал,

Что в душе силу древних исконно хранит,

Крепок телом и духом, как будто гранит.

Словно сокол, он к битве смертельной готов,

Чтоб асуров сразить ради славы богов,

И вернуться с победой в Небесный Дворец,

Положить ненасытным убийцам конец.

Смерть Пустыни

Среди Зала Реликвий, орудий богов,

Средь высот поднебесных далеких миров,

На титана Карона массивный топор

Диорея героя пал пламенный взор.

То орудье дух пустоши мрачный создал

И титану, слуге своему, даровал.

Им дела он вершил, что чернее ночей,

Жизни смертных рубил средь пустыни своей.

Ту пустыню создал топором он своим,

Край, цветущий когда-то, стал мигом другим.

Гибло все, что когда-то жило в тех лесах,

Утопали деревья и травы в песках,

Плодородные земли иссохли навек,

Чтоб не выжил в пустыне простой человек.

Дух Сивар тому рад, жертв пустыни все ждет,

Души смертных он радо себе заберет,

Злобный дух, что титана-слугу иссушал,

Обратить он Карона безвольным желал.

В том краю, что от гнева и солнца горяч,

Раб пустыни Карон – ее вечный палач.

Но не вечен владыки пустынного трон,

Жертвой чувств, что Сивара сильней, пал Карон.

Он для пленницы-девы на все был готов,

Понимал ее грусть повелитель без слов,

Но желал ее счастьем большим одарить,

Ее сердце любовью своей поразить;

Знал Карон, чтоб улыбку увидеть ее,

Должен Царство Пустыни разрушить свое.

И, сомнений не зная, желал то свершить,

Но Сивар то так просто не мог допустить;

Темной силой, что душит и силы крадет,

Он в ночи ее душу себе заберет,

Тем вернет свою власть над Кароном опять,

Но титан не желал одиноко страдать,

Не желал палачом быть невинных людей,

Проливать не желал сотни разных кровей;

И восстал против духа могучий титан,

Чтоб разрушить пустыни извечный обман;

Он Сивара в кристальный ларец заточил,

Тем и жизнь на просторы свои возвратил.

Только хворь пустоты посетила Гилар,

Неизбежен владыки пустынного дар.

И, как сына под сердцем носила своим,

Был он ангелом смерти пустыни храним.

Наступил судный день, и на ложе ее -

Бездыханна Гилар, бездыханно дитё.

Безутешен Карон, он потерей разбит,

Только память теперь в своем сердце хранит.

Показалось ему – свет надежды сверкнул,

Но к Безликому Генос, родившись, прильнул,

Он Карона отверг, светом звезд засиял:

«Не создал ты меня и мне имя не дал,

Не родитель ты мне, мне Безликий – творец,

Только мир – мой исконный навеки отец».

Тем разбит был пустыни былой властелин,

Нет отца у пророка, он вечно один.

Возвратился Карон в опустевший дворец,

Наступил его тленному счастью конец,

В одиночестве стен, что подобны тюрьме,

Вдруг явилась Гилар среди ночи во тьме.

Ее дух, что покой свой не смог обрести,

Оставляя любовь крест тяжелый нести,

Возвратился домой, чтоб его повидать

И посланье душевных глубин передать.

Рад увидеть ее повелитель Карон,

Хоть не верил, что все это – явь, а не сон,

А Гилар обратилась с улыбкой к нему,

Чтоб Карона душа не вернулась во тьму:

«Мой мятежный владыка пустынных высот,

Пусть по жизни добро твою душу ведет,

Не горюй об утратах, ведь в худший сей час

Не хочу, чтоб твой дух среди скорби угас».

Как сказала Гилар свой последний завет,

Угасать стал тотчас ее пламенный свет,

И воскликнул песчаный владыка: «Постой!

На мгновенье хотя бы останься со мной…»

Но, оставив лишь звездного пламени прах,

Упокоилась дева, растаяв в веках.

И остался Карон средь ночной темноты,

Пленник грусти, которой все грани пусты.

Ее воля святая лишь в мыслях звенит

И нести добрый свет властелину велит.

Верно царь свое слово любимой держал,

Свой могучий топор вглубь земли закопал,

Чтоб погибель невинным теперь не нести,

Коль возникнут преграды на светлом пути.

Но в далеком дворце царь людей не встречал,

Бой титанов с богами Карон миновал,

В одиночестве диком сходил он с ума,

Нелегко убежать от пустыни клейма.

Пусть давно все цветет во владеньях его,

Царь хранит пустоту, сам не зная того.

Пьет пустыня из сердца великого кровь,

Царь не может забыть своей боли любовь,

Память боли – Карона извечный палач,

Возвращает титану плоды неудач:

Он один навсегда, счастье вновь не вернуть,

Остается в раздумиях смутных тонуть,

И к безумию делает царь новый шаг,

Одиночество, боль, сам себе новый враг.

Содрогнул смех безумья Карона дворец,

Вел с титаном беседы кристальный ларец,

Звонкий голос промолвил Карону царю:

«Я свободой от боли тебя одарю!

Мой приятель, я тайну спасенья припас,

О потерях забудешь, придет новый час,

Жизни новой рассвет, возвышаясь, взойдет,

И страданий стена под давленьем падет,

Все изменится скоро, хоть веры в то нет,

Но на вечный вопрос очевиден ответ.

Боли память причина во все времена,

Сеет в душах страданий-убийц семена,

Истребить надо их, как последний сорняк,

Ведь забвенье – свободы не тлеющий знак.

Как о прошлом забыть и о боли своей

И не ждать в старом замке конца своих дней,

Сделать шаг только надо, единственный шаг,

Истребить темной памяти злобный очаг,

Как свершить то, я знаю великий секрет,

Коль вернешь мое тело и душу на свет.

Мое дело легко – изменю лишь судьбу,

Чтоб покончить титана и боли борьбу,

И страданиям вечным наступит конец,

Отворить только надо кристальный ларец».

То услышав, Карон к темной сделке готов,

Стал Сивара он жертвой обманчивых слов,

Лжи, что льется, как мед, но, как уголь, горька;

Потянулась к шкатулке титана рука.

Ликовал дух пустыни – победа его,

Он на воле не будет щадить никого,

И пустыня весь мир поглотит в судный час,

Заклинание зла дух пустынный припас.

Он в кристальном плену месть в уме созидал,

Свои силы из пламени гнева черпал

И нашел новый путь, чтоб достигнуть того,

Что веками терзало сознанье его.

Жаждал дух покорить весь бескрайний простор,

И с собратьями духами выиграть спор,

Поглотить все живое, навек иссушить,

Дать вселенной возможность о жизни забыть.

И придумал для этого дьявольский план,

В том деяньи поможет Сивару титан.

Он разбит своим горем, лишенный ума,

На душе его вечно бушует зима,

А наивная вера надежду хранит,

Только новые беды титану сулит.

Он ларец отворил, ожидая чудес,

Крик свободы Сивара дошел до небес.

Он возник из ларца дикой бурей песка,

Вмиг настигла титана забвенья река.

Иссушала душевную память глубин,

Ликовал оттого пустоты властелин.

Все Карон позабыл, как того пожелал,

Отблеск боли из царского взора пропал,

Но и жизнь не сияла в титана глазах,

Обращался он быстро в безжизненный прах.

«Жизни нет без души, – засмеялся Сивар, -

Добровольно ты принял смертельный мой дар!»

Знал злой дух пустоты, что победа близка,

Потянулась к бессмертному телу рука.

Воедино слились господин и слуга,

Так царя пустота подняла на рога,

В вечном теле, что смерти не знает порок,

Душ убитых пустыней горит огонек,

Голос духа ликует устами царя,

Вновь взошла в небесах его мощи заря.

Он смеется злорадно над глупым слугой,

Что пожертвовал жизнью и кровью родной.

Поднял руку владыка – дворец задрожал,

Плоть Земли его дар в тот же миг разорвал:

Из подземных глубин снова вырван топор,

Сокрушивший высоты безжизненных гор.

Как сомкнулся кулак, сжав его рукоять,

Дух обрек род людской средь пустыни страдать.

Содрогнулась земля, дух пустыни силен,

Он бессмертия плотью теперь наделен.

Чтоб решить своей мести извечный вопрос,

Заклинание темное дух произнес,

И песчаная буря по миру пошла,

Иссушения ринулась мрачная мгла.

Гибло все на пути той убийцы-волны,

Дни вселенной былой наконец сочтены,

Разрушения смерти злой дух нес собой,

Накрывая всю землю песчаной волной.

Одержимый пустыней разрухи титан,

Что своим уговором был смерти придан

И лишенный души средь дворца своего,

Не щадил на далеком пути никого.

Держит крепко реликвию мощи в руке,

Разгоняя леса и поля вдалеке.

Зал Карона руиной остался в пыли,

Полетел смех зловещий от скверной земли.

Дух Сивар в земном теле по миру шагал

И своим топором пустоту созидал:

Иссушая живое, желал новых сил,

Он могущество жизни в себе заточил.

А провидец, что сыном его был рожден,

Светом мудрости вечной опять воскрешен,

Познавал своих знаний петляющий путь,

Чтоб не дать в пустоту мир родной окунуть.

Свет провестника древний, рожденный во тьме,

Обретает свободу лишь в тела тюрьме;

Трижды в мире являлся, сияя луной,

Безграничные знания нес он собой.

Только силы Всезнания новый носитель,

Что умершим покинул родную обитель

И источником мудрости был воскрешен,

Силой света великих умов одарен,

Знал все в мире и силой учился владеть,

Под давлением Тьмы всем не дать умереть,

От наставника вечную мудрость черпал,

Но простого, что ведает каждый, не знал.

Признавал только ум чувств лишенный мудрец,

Так создал его Космос, всезнаний отец,

Но страдал оттого страж всех тайн на земле,

Каждый день проживал, словно карп на угле.

И безликий мудрец дал хороший совет,

Чтоб принес свою душу бог Генос на свет.

Он явился царю мировых перемен,

И просил у Мутара взять знания в плен.

Бог, лишившись оков, что держали его,

Был избавлен от мудрого дара того,

И отправился в лес, как Безликий сказал,

Испытанием тела он душу создал.

Там обрел Генос страх и отвагу нашел,

Падал духом, в высоты взлетал, как орел,

Научился любить, как никто не любил,

Генос душу обрел и гордыню забыл.

А затем бог решил возвратить дивный дар,

Повстречал его вновь дух-хранитель, Мутар.

Генос болью проникся, он память хранил

Об отце, что давно его гордость простил.

Генос встречи желал, но жестока судьба,

Вновь бросает из неба на землю раба,

Разбивает о скалы, сжигает огнем;

Нет Карона теперь, только память о нем.

А земные края пожирает напасть,

Ширит гибель пустыня, раскрыв свою пасть.

Генос знал: он в ответе за гибель отца.

Чтоб ошибку исправить, он шел до дворца.

Там, в руинах далеких, где был он рожден,

Вместе с матерью хворью судьбы побежден,

Он надежду нашел на победу добра -

В бой с Отцом Пустоты отправляться пора.

Встретил бога с насмешкой безумный Сивар:

Станет жертвой пророк иссушения чар,

И направил убийца песчаный топор,

Чтоб пустыни настиг прорицателя мор.

Но легко не сдается великий пророк,

Преподаст он пустынному духу урок;

Чтоб Карон свой покой повстречал наконец,

Генос тут же открыл свой кристальный ларец.

Он пустынного духа туда заточил,

Хоть о смерти отца еще долго скорбил;

Но Карона души нет на свете давно,

Ей в забвенье пустыни уйти суждено.

Вновь земля ожила, пробудилась от сна,

Излечилась от Смерти Пустыни она,

А на поле, где Генос Сивара сразил,

Он последнюю память отца получил.

Где закончился сил иссушения мор,

Поднял Генос Карона пустынный топор;

Он не знал, куда ринется жизненный путь,

Только сила велит к Поднебесью прильнуть.

Так поднялся пророк к высоте облаков,

Чтоб достигнуть обители вечной богов,

Чтоб в гармонии с миром великим прожить,

Здесь Коэлусу Генос поклялся служить.

Мифанору орудье доверил отца,

Заточил под землей злую силу ларца

И в палатах богов выжидал судный час,

Наступлению Тьмы он заклятье припас.

Наследие Природы

К решающей битве в великой войне,

К сраженью во тьме и асурском огне,

Готовились воины, слуги богов,

Чтоб обрушить великую мощь на врагов.

Под землей чтоб угасла асуров заря,

Пять избранников мира в палате царя.

В безупречных доспехах, что Кирес создал,

С силой божьей, что им Мифанор даровал.

Улыбнулся Коэлус, в нем вера живет,

Что геройская сила победу несет.

Отворил он ларец, что Гефай передал,

Что святыню Дегира в себе сохранял,

Свет, что зло разрушает, взлетел, как птенец,

Озарил своей силой Небесный Дворец,

И дождем златых стрел пять героев накрыл,

Души воинов силой своей одарил.

Засияли герои, как солнечный свет,

Каждый силой реликвии древней согрет,

Не страшна скверна демонов более им,

Знает каждый, что аура светлая с ним.

А затем Царь Небес дал Геральду свой дар,

Чтоб не страшен был воину вражий удар,

Чтоб асурский владыка его не сразил,

Властью Тьмы душу Света в Аду не пронзил.

Та эгида Небесное Царство хранит

От угроз, что судьба громовержцу сулит,

С ней Коэлусу в мире не страшен никто,

Тафинару король благодарен за то.

Равновесия дух, древний страж Тафинар,

Преподнес громовержцу давно ее в дар,

Свою силу доверил владыке богов,

С ней и груз равновесия вечных миров.

Доверял ему дух, ведь поверг он отца

И поднялся с собратьями ввысь до дворца,

А Сакрона давно Тафинар невзлюбил,

Ведь титан новой битвой покою грозил.

Та эгида любую напасть отразит,

Жизнь владельца от раны любой сохранит,

В Мидиане сгодится Геральду она,

Силы духа покоя эгида полна.

Собрались поднебесные воины в бой,

За героев щиты поднимая стеной,

Войско ангелов расы готово идти,

На своем сокрушая преграды пути.

Братья гарпий, небесные слуги богов,

Души светлые с полных загадок миров.

Каждый воин с мечом и в доспехах святых,

Солнца радостный луч – в волосах золотых.

А в то время явились герои в тот сад,

Что лишь чистому сердцем извечно был рад.

Там Гортор показал им в своих зеркалах,

Те места, где бог Мерис рассыпался в прах,

Где извечно огонь злых асуров горит,

Тех убийц скоро воинов мощь поразит.

Зеркала духа Спатия служат давно,

Как пространства срослось от войны полотно.

Спатий братьев желал от кристаллов спасти,

В лес кристальный для духа разбиты пути

И просил сына Гала о помощи той,

Чтоб вернулся он с сердцем обратно живой.

То исполнил Гортор, не был заперт в кристалл,

Сердце Спатию дал, как ему обещал.

Благодарен пространства хранитель за то,

Не изменит всю Спатия радость ничто:

Пробудились все духи от дивного сна,

Но Гортора за кражу постигла цена.

Он мечту для Природы служить утерял,

Что всю жизнь юным сердцем горячим желал.

Сад священный его отказался принять,

Он по миру был вынужден душу скитать,

Места нет для него средь бескрайних миров,

Охватил его скорби извечный покров.

Зоа Флоре тотчас передала кристалл,

Что всю силу Природы в себе задержал,

Флора камнем святым созидала леса

И с упорством творила свои чудеса.

Флора Зои наследством великим жила,

А Гортор наблюдал чрез свои зеркала,

Он влюбился в наследницу Зои святой,

Только в древнем саду он – навеки изгой.

Целый мир был теперь для Гортора не мил,

Он невольно блуждал, благодетель творил,

Но увидел однажды, что Сад запылал,

Как завистливый брат против Флоры восстал.

Мастер лжи, воровства, в храме Зоа служил,

Ее власть захватить темный план он сложил.

Флору Зоа избрала, и злобный Касар,

Ей завидуя, создал средь Сада пожар.

Захватил серый гнев над Касаром контроль,

К Саламандру явился, огня он король.

Вечный дух Саламандр, сын небесных светил,

Что огонь в мир принес и богам подарил.

Свой бессмертный огонь от врагов он берег,

Чтоб никто мир земной в серый пепел не сжег.

Но Касар был хитер, Саламандру он в дар

Преподнес из целительных зелий отвар.

Саламандр подношенью Касара был рад;

Каплей дегтя в напитке дремотный был яд.

Саламандр покосился, мгновенно уснул,

А Касар к своей цели спокойно шагнул.

Он глядел на бессмертную чашу огня:

«С этой силой никто не повергнет меня,

И без дара Природы возвышусь я сам,

В вечном пламени прахом развею тот храм!»

Жажда мести наполнила сердце его,

Достичь цели желал он ценою всего.

Из бессмертного пламени искру украл,

Бросил к древнему храму, и Сад запылал.

Полз огонь по ветвям, не встречая преград,

То увидев, Гортор мигом ринулся в Сад,

К храму Зоа бежал не щадя своих ног,

Но спасти от пожара его он не смог.

Только Зоа-владыка осталась в огне,

«Время смерти пришло, не спастись уже мне,

Весь свой путь я прошла, нет дороги назад,

Жизнь уходит моя, погибает и Сад.

– Улыбнулась, Гортора в дыму увидав:

«Ты Природе служил, ее храм не предав,

Не сдавался и все же достиг своего,

Пусть отверг тебя Сад, не отверг ты его.

На исходе все силы, но есть семена,

Что оставила я на беды времена,

Я доверю тебе Сад святой возродить

И всегда его верой и правдой хранить.

Не легка та дорога, ты сможешь пройти?

Одолеть все преграды на долгом пути?

Перейти реки-горы, от жажды горя?

Путь укажет тебе молодая заря,

Приведет тебя к месту, где ждут семена,

Их хранит вековечного леса стена,

А за ней тебя ждет в подземелье проход,

Там, где солнце веками встречает восход.

Лабиринт в подземелье пройти предстоит,

Но покой его Цезис великий хранит,

Он из рода циклопов, земля – ему дом,

В лабиринте пройти не сумеешь тайком.

Без него семена ты вовек не найдешь,

В лабиринте один только к смерти придешь.

Когда встретишь его, в бой вступать не спеши,

Неизбежно лишишься своей ты души.

Лучше правду поведай, что я умерла,

К подземелью приказом тебя привела»

– Напоследок Гортору сказала она,

Окунулась тотчас в мир блаженного сна.

Сад святой возродить – лишь того он желал

И теперь семена для святыни искал.

Слепо шел за звездой на ночных небесах,

Днем приюта искал в нелюдимых лесах.

А Касар в это время не ведал покоя,

Пепелища пейзаж не утешил изгоя,

Он все также о Силе Природы мечтал,

У сестры изумруд среди ночи украл.

И мятежно по миру предатель бродил,

Своей властью Природы наследье творил.

Но наследие Зоа от сердца идет,

И владельца желанья в глубинах берет.

Доброй Флоры душа – быстротечна река,

Ее воля свободна, как ветер легка,

Все летит, словно птица, порхая крылом,

Так взрастила леса, управляясь добром.

А зловещий Касар не творил чудеса,

Как полно сердце тьмы, зла полны и леса:

Возвышались над миром лихие стволы,

Цвета ночи и дыма, сгоревшей золы,

Вместо листьев – иголки, острее клинка,

Сотворила чудовищ Касара рука.

Лес, что создал предатель и вечный изгой,

Всех пугает зверей и повит вечной тьмой.

А отважный Гортор, не уведав о том,

Все скитался по миру летящим листом,

Что подхвачен дыханием сотни ветров,

За звездой яркой шел, что древнее веков.

Он дошел наконец, там, за гущей-стеной,

Ждал под землю проход в лабиринт не простой.

Цезис встретил его, кинул строгий свой взор,

Не проникся кошмаром отважный Гортор.

Поклонился циклопу и все рассказал,

Для чего его стражник Природы прислал.

«Быть не может, что Зоа погибла в огне,

Невозможно, что правду поведал ты мне…

Но откуда явился ты, путник, сюда?

И откуда же знаешь ту тайну тогда?

Лишь великая Зоа хранила секрет,

Где хранится Природы великий завет.

Где покоятся жизни святой семена,

Знала в мире великом о том лишь она.

Неужели рассказ – не пустые слова?

Дочь Природы и правда навеки мертва?

Ее свет навека в море мрака уснул…»

– Цезис, мрачен лицом, в своих мыслях тонул.

Все обдумав, хранитель секретов миров

Вел Гортора в Гробницу Природы без слов.