bannerbanner
Хроника Богов: Мертвое Царство
Хроника Богов: Мертвое Царствополная версия

Полная версия

Хроника Богов: Мертвое Царство

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 13

Их владыка драконов ему даровал,

Своей магией создал давно он прием,

Чтоб в глубины сознанья проникнуть огнем,


Выжигать души воинов Царос умел,

Для него над сознанием власть – не предел,

Он цепями огня мог любого сковать,

Демон Фламус той силой желал обладать.


Но летучая мышь далеко не дракон,

Демон огненный был не настолько силен.

Царос Фламусу тайну поведал тех сил,

Но провал в обученьи асуру сулил.


«Может пламя ты носишь на крыльях своих,

– Только Царос промолвил и демон притих, -

Но, чтоб цепи сознанья с огня созидать,

Должен силой ты большей стократ обладать,


Силой, равной дракону, владыке небес,

Властелину огня, что создатель чудес,

Твое пламя сильнее души быть должно,

Только демону мощь обрести не дано.


Волю цепь угнетает, чтоб дух подчинить,

И навеки владыке огня подарить,

Но, коль враг сильный духом, сильнее цепей,

Он лишит тебя жизни прогнившей твоей».


Всем словам вопреки, демон власти желал,

Царос тайну заклятий своих рассказал,

Был уверен дракон: Фламус слаб для того,

С новой силой цепей чтоб достичь своего,


Но усердно ту магию он изучал

И однажды владыку дракона сковал,

Гордый Царос и глазом мигнуть не успел,

Как учителя демон-асур одолел.


Он улучшил прием, создал плети огня,

И нанес свой удар, его душу пленя.

Плеть прошла через Цароса сталь-чешую,

Закаленную магией черной в бою,


А затем через плоть к глубине пробралась,

И асурским огнем та душа обожглась,

Дух драконий терзала асурская плеть,

Был готов повелитель огня умереть,


Пламя Фламуса душу сжигало дотла,

И бездушная Цароса плоть умерла,

Горд дракон был, за то поплатился стократ,

Сердце пламени вырвал асуров собрат.


Царос пал, но Хенон своей волей сильней,

Он огонь победил для защиты людей.

Воин душу очистил, смыкая глаза,

Новой силы завыла в герое гроза.


Пламя плети бессильно пред вольным душой,

Вновь поднялся на битву с асуром герой.

Бил Хенона асур беспощадно бичом,

Отбивался от пламени воин мечом.


Фламус знал, что врага поразить должен он,

Но под шквалом атак не сломался Хенон.

Растворилась та плеть, только искры летят,

Но потомка титана они не разят.


Сердцем пламени, что у дракона украл,

Фламус стены огня пред врагом созидал,

Но ударной волной угасил он огонь,

Серебром засияла опять его бронь.


И прибегнул владыка к заклятьям огня:

«Волю внутренней силы даруй для меня!»

– Молвил он и открылся забытый завет,

Что пожаром зажег все вокруг в синий свет.


Пламя древнего рода горело внутри

Его сердца с восходом пурпурной зари,

Но открыть то могущество мог лишь отец,

Что в душе его спасся, не встретив конец.


Он в забытое время жег степи дотла,

И сейчас там осталась Физора зола,

Создал он свое место горящих равнин,

Погасить что не может асур ни один.


Но огонь истощал его тело и дух,

От Физора владыки остался лишь слух,

Он покрылся песком и совсем занемог,

Но от гибели верной себя уберег.


Он заклятьем запретным вселился в него,

В вечный жар огнекрылого сына того.

И теперь даровал ему синий огонь,

Что сжимала асура Физора ладонь.


В теле сына упряталась сила отца

И сознанье Физора в глубинах ларца,

Но теперь его выпустил Фламус с тюрьмы,

Чтоб владычить над силой пылающей тьмы.


С новой мощью оставил герою свой след,

Наносящий Хенону неистовый вред.

Метка жгла его тело, проклятие зла,

Разлеталась по полю сраженья зола,


Но герой не позволил себе умереть,

И разрушить тот знак должен воин суметь.

Меч царапал броню, грань стирая клейма,

Но, пылая, продолжит сражение тьма.


Демон ринулся к богу на пике всех сил

И крылом полыхающим бронь прорубил.

Кровь героя лилась из тяжелых тех ран,

Что принес за собой огнекрылый тиран.


На коленях Хенон, только меч все при нем,

Свою рану прижег он асура огнем.

И поднялся опять, чтоб врага поразить,

Его кровь среди чистого поля пролить.


Он мечом на врага волны мощи послал,

Но в полете их демон легко миновал,

Мимо лезвий воздушных прошел его путь,

Дать возможность решил он Хенону уснуть.


И отправил взрывной сгусток магмы-огня,

Горячее всех звезд, он сиял ярче дня.

Уклонялся от пламенных сгустков герой,

Не желал пораженьем окончить сей бой.


Так менялись ударами двое врагов,

Но использовал Фламус заклятье веков.

То писание времени силу дает,

Коль в потоке энергий асур не умрет.


Он не умер и силу свою получил,

Все атаки героя огнем отразил.

То заклятие дарит все силы былые,

Пламя предков пылает и умыслы злые.


Разгоралась с невиданной силой война,

Демон крыльями сеял огня семена.

Словно занавес дым, пламя жжет все вокруг,

Охватил все пожар, словно мрачный недуг.


Фламус смехом зашелся: разруха и тлен,

Окружил дым Хенона, героя взял в плен,

Душит черный убийца и душу пронзает,

В гневе демона поле сраженья пылает.


Фламус крыльями машет и смотрит с высот,

Как страдает герой из небесных ворот,

Раскидает огонь, разжигая костер,

Дым туманит рассудок, но разум остер.


На клинок опираясь серебряный свой,

Путь к свободе в тумане все ищет герой,

Но сгущается дым, зажимая в кольцо,

Побледнело в бессильи Хенона лицо.


Жар и черный покров не отступят назад,

На пылающих крыльях принес демон Ад.

Но из черной завесы вдруг ветер рванул,

Взмах Хенона меча ему крылья проткнул.


Меч Хенона ударил – развеялся дым,

Для владыки огня стал удар роковым.

Фламус ринулся вниз, все тянулся к земле,

Его адский огонь растворился во мгле.


На руинах, оставленных демона жаром,

Фламус пал, пораженный героя ударом.

Шел Хенон к его телу, чтоб жизни лишить,

Только снова поднялся асур, чтобы жить.


На ногах снова Фламус, Хенон в бой идет,

Но лишен своих сил, скоро наземь падет.

Фламус крыльев лишен и не ясен итог,

Сделал вдох и мгновенно героя поджег.


Все огонь беспощадный сжигал на пути,

Суждено ему смерть для живого нести.

С серебра, словно лед, тает бога броня,

И водой утекает в обьятьях огня.


Рушит все на пути огнекрылый асур,

Рвется пламя вперед, как неистовый бур,

Нескончаем огня беспощадный поток,

Через пламени гущу пробился клинок,


Пламя Фламуса резал отважный Хенон,

Строгий воин, чей меч – нерушимый закон,

Фламус крыльями скрылся от новой волны,

Что отправил Хенон из другой стороны.


Отсекло его крылья, и демон упал,

А отважный герой от огня пострадал:

В свой последний удар он всю силу вложил,

Так Коэлусу верно свой долг отслужил.


Но не просто повергнуть владыку огня,

Стиснул зубы, огонь в своем теле пленя.

И зажегся он сам, словно Феникс воскрес,

Чистый ужас сравнялся с величьем чудес.


Крылья пламени Фламуса к небу несли,

Не из плоти, с огня они вновь отросли.

Он Хенона схватил, руку челюстью сжал,

Лишь вернуться домой теперь Фламус желал.


А герой ничего уж поделать не мог,

Он пришел к окончанию жизни дорог,

Бил врага кулаком, меч не в силах поднять,

Обречен теперь воин в Аду погибать.


Фламус быстро летел, ждал открытия врат,

Что вернут его в царство греховных расплат,

И добрался асур до бессмертных ворот,

Где владыка известий от демонов ждет.


Перейдя чрез врата, оказался в Аду

Тот герой, что обрел свои силы в Сххаду,

Демон нес его вглубь, в Мидианский дворец,

Где томился от скуки асуров отец.


Фламус цели достиг, он на месте теперь,

Отворилась защиты великая дверь,

Прилетел во дворец, бросил тело к ноге,

Сатане поклонился, как гоже слуге.


Но огонь сил последних, сжигая дотла,

Обратил в пепел плоть и душа умерла.

Показал перед смертью звериный оскал,

Демон душу утратил, как силу искал.


По столице великой развеялся прах,

Вдруг тревога зажглась у царя на устах.

Знал: владык больше нет, и гробницу нашли,

Шар Всевластья разрушен в столетней пыли,


Поражение близко, он знает и сам,

Не владычить вовек Сатане по мирам,

Поднебесные боги его провели,

И врага одолев гнали прочь от земли.


Сила царства асуров ушла в никуда,

Не осталось от дара Земли и следа.

Не сравниться тирану с Владыкой Небес,

В нем дух грома, сын Неба Фаронис, воскрес.

Возрожденный Светом

Лапион и Гефай возвратились домой,

Встретил траур великий, вернувшись, герой.

Побледневшей Мифаи безжизненный лик

Пред глазами его неизбежно возник.


В храме Сада лежала, покой обрела,

Лапиона героя уже не ждала,

Безразличен ей мир, и пустые глаза,

По щеке Лапиона катилась слеза.


В сердце скорбью вонзился осиновый кол,

Генос в храм незаметно к герою вошел.

Рассказал, как хитер и бесчестен тиран,

Что построил асуров великий обман,


О погибели Мериса Генос сказал,

О напастях, что дьявол на землю послал,

Про асуров войну, их великий позор,

Об убийстве Аида, на Лимбе террор.


Рассказал, правды всей не тая, и о том,

Что держал черной тучей на сердце своем:

Про богиню зеркал и нечестный свой план,

И благой ради цели великой обман.


Загорелся герой, был ударить готов,

И отчаянный крик зашумел средь миров.

Лапион смерти Геноса жаждал душой,

Обратился дух правды свирепой грозой.


Он обманом Мифаю навек погубил,

Лапиона надежду на счастье разбил.

«Обмануть Сатану ты решил за двоих,

Но забыл для победы своей о других.


Он про хитрость твою непременно узнал,

И жестоко за это меня наказал.

Все бы гладко прошло, будь та сделка честна,

Ей свободу и жизнь обещал Сатана.


Ты же облик Мифаи навек осквернил,

Как для Мэрор врата в мою жизнь отворил,

Я поверил, забыв обо всем на земле,

Но иллюзия счастья погибла во мгле».


Тут утих Лапион, по любимой скорбя,

Генос тоже молчал, обвиняя себя.

Он вину свою принял, как яда бокал,

Ведь и правда обманом свой план воплощал.


«Я на подвиг пошел, лишь Мифаю любя,

Забрала ее смерть, заберет и тебя» -

Закричал Лапион, молот мести подняв,

Генос встал на колени, погибель приняв.


Своей жизни лишиться навеки без слов

Был провидец с ударом героя готов.

«Нет, не месть мною движет, не черная мгла,

Не туманит рассудок дыхание зла,


И не огненный гнев, что сжигает все в прах,

И не ненависть штормом бушует в глазах;

Только мрак, беспросветна сердечная тьма,

Пуст внутри я и вечная в сердце зима.


Мир не важен и жизни наступит предел,

Преступить ту черту я, увы, не сумел.

Ты быстрее преступишь, один лишь удар,

И наступит покой, стихнет боли пожар.


Я, покой свой ища, все разрушу вокруг,

Не важно мне теперь кто здесь враг, а кто друг.

Уничтожив миры и оставив лишь гром,

Обрету свой покой, позабыв о былом.


А затем упокоюсь и кану во тьму,

Разлучить нас с любимой не дам никому.

Встречу там ее вновь, в этот раз навека,

Не разлучит нас там даже Рока рука!»


За погибель винил он провидца небес,

Что из мертвых для дела благого воскрес.

Сын титана Карона, великий пророк,

Время древних существ – его жизни исток.


Повелитель восточных безмолвных пустот,

Наблюдал за пустыней с небесных высот:

Башню к небу с камней для себя он возвел,

В одиночестве гордом столетья провел.


Никогда и никто в этот край не ходил,

Из вошедших Карон никого не щадил.

Топором, что пустыни ветра рассекал,

Он гостям своим быструю смерть даровал.


Но явился однажды на землях пустых,

Среди буйных ветров и песков золотых,

Юный путник Фазей, первый сын короля,

Он не встал на колени, о жизни моля.


Был готов свою смерть он достойно принять,

Но Карон не желал его жизнь отнимать.

Отпустил он Фазея, ведь править страной,

Вскоре должен наследник ее молодой.


За пощаду Фазей несказанно был рад,

Но за жизнь он был должен познать боль утрат.

Стал правителем вскоре, как умер король,

Сердце старое сжала ужасная боль.


Правил верой и правдой, народу служил,

В королевство отца сердце-душу вложил,

Милосердный и добрый правитель Фазей

Жизнь готов был отдать за обычных людей.


Пролетали года, и в великую ночь

Родилась у Фазея прекрасная дочь.

И правителя радости было не счесть,

Но с рождением грянула смутная весть.


Провидение видел правитель Фазей,

Из далеких безлюдных песчаных морей:

Голос бездны и хитрый звериный оскал

Из пустыни Карон ветром бури прислал.


Молвил голос Фазею: «Великий твой трон,

Ты правитель страны, но не ты в ней закон.

Ведь судьбу государства и жизни твоей

Не решаешь ты сам, я владычу над ней.


Неуплаченный долг – жизнь, что я сохранил,

И страна, что отец твой давно сотворил.

Здесь судьбу государства вершит моя длань,

Коль не хочешь погибели – выплатишь дань».


«Чем могу расплатиться за жизни людей, -

Крикнул с башни на ветер правитель Фазей, -

Что спасти нас от гибели может помочь?»

«Принесешь мне ты в жертву рожденную дочь.


Коль не хочешь пожертвовать кровью родной,

За спасенье заплатишь своей ты страной.

Ветер бури песчаной нашлю я туда

И не встретят восхода твои города».


Долго думал Фазей что же делать ему,

А рассудок его все катился во тьму,

Как ему поступить и что выбрать не знал,

Оттого и ночами и днями страдал,


Долг любого владыки – хранить свой народ

И встречать вместе с ним каждый новый восход,

Защищать и хранить на тернистом пути,

И на истинный трон вековечный взойти.


Долго думал Фазей, скован смутной порой,

День и ночь просидел с колыбелью родной.

Он позволить не мог всей стране погибать,

Дочь родную Карону решился отдать.


Мрак ночной увядал и явился рассвет,

Был правитель готов дать титану ответ:

«О, жестокий владыка пустыни, Карон, -

Крикнул добрый Фазей, выходя на балкон -


Я готов своей жизни цену оплатить,

Но народ не готов я за то погубить,

Заплачу малой кровью, пусть даже родной,

Станет дочь за страну непомерной ценой!»


И ответил титан: «Дань возьму не сейчас,

Пусть порадует дочка прекрасная вас».

Он смотрел свысока, как летят времена,

Как чредуется с миром спокойным война,


В никуда как уносит былое вода…

А Фазей счастья лик утерял навсегда,

Был несчастен от мысли, что дочка растет,

И однажды ее злой титан заберет.


Вел правитель советы с подданством своим,

Предложили сменить дочь ребенком другим,

То услышал титан, вихри-бури прислал,

И разруху Фазею за ложь даровал.


Сразу понял король: не поможет обман,

В судный день появился за данью титан:

«За своим я пришел и свое заберу».

«Не отдам тебе дочь, хоть и сам здесь умру!


Как отец, ее должен от зла уберечь!» -

Крикнул гордый король и схватился за меч,

Сотни воинов славных поднялись на бой,

Их правитель великий повел за собой.


Вспыхнул гневом Карон и поднял свой топор,

Прилетел к повелителю ветер из гор,

Он дыханием буйным страну всю пронзил,

Войско славных героев мгновенно сразил.


«Воевать пожелали? Да будет война!» -

Поднялась вместе с криком песка пелена.

И Карон пожелал изничтожить народ,

Его милости мертвый, уведнувший плод.


Но явилась Гилар, дочь Фазея царя,

И утихли песчаного гнева моря.

«Пощади мой народ, я пойду за тобой,

Сохраню эти земли ценою любой» -


Попросила Гилар, поклонилась ему,

Согласилась на вечную в башне тюрьму,

Жизнь титану навеки свою даровать…

Возвратился Карон в свою башню опять.


Заточенная в башне, томилась Гилар,

Душит грусть за родными и тело жжет жар.

А титан любовался ей ночью и днем,

Все на троне сидя, размышлял о своем.


Только грустной он видеть ее не хотел,

Быть счастливой Карон своей госте велел.

«Не понять никогда чувств обычных людских

Тем, кто жизни лишает жестоко других»


– Так сказала Гилар, затаив в том упрек,

Для Карона стал важным простой тот урок.

«Что же сделать, чтоб счастье твое увидать?

Чтоб душе твоей чистой не дать увядать?»


«Не видать в этой клетке отрады вовек,

Здесь погиб бы со скуки любой человек,

Не желаю без дела свой срок коротать,

Ждать спокойно, как час мой придет умирать,


Я хочу быть свободной хоть в клетке своей,

Слышать жизнь, что бушует средь тучи людей,

Дай мне ключ, что откроет иные мира,

Дай мне книг, что рождались с чернил и пера,


Дай мне жизнь, а не вечный бессмысленный сон!»

Содрогнулся, услышав ту просьбу, Карон.

В тех словах он услышал судьбу и свою,

В день со дня погибал он в жестоком бою:


Всем казался жестоким правитель Карон,

Беспощадным и злобным им виделся он,

Но и сам стал он жертвой, сковал его страх;

Одиночества пленник томился в веках.


Пожелав навека свое счастье найти,

Он решил все помехи сразить на пути,

Но топор в этой битве не в силах помочь,

Полюбил он Фазея прекрасную дочь.


Бесконечно проклятьем пустыни гоним,

Повелитель влюбился всем сердцем своим.

У Гилар на глазах он возвел свой дворец,

И сокрыл Смерть Пустыни в хрустальный ларец:


Ту шкатулку дух Мазис ему даровал,

Мощь кристальной тюрьмы артефакт тот вобрал.

Заточил в ней титан душу царства песка,

Чтоб судьба его жителей стала легка.


Лук зеленых покров по земле расстелен,

Новый сад на руинах пустыни рожден.

Все исполнил Карон, что просила Гилар,

Жизнь, достойную бога, поднес он ей в дар.


Все отдать был готов, но, блуждая во тьме,

Во дворце оставался, как будто в тюрьме.

Одинокая вечность страшнее неволь,

Увидала Гилар, как несчастен король.


Пленник замка Карон, как кошмарного сна.

Для того дочь Фазея ему и нужна.

Не она здесь раба, раб пустыни Карон,

Одинокий правитель средь мертвых знамен.


Ведь пустыня в душе, хоть цветет все вокруг,

Хоть в ларце и сокрыт тот жестокий недуг.

Пожалела титана Гилар, обняла,

Вновь Карона тирана душа ожила.


Уж не страх и не ненависть деву ведут,

Доброта и сочувствие в сердце поют.

И свершилось прекрасней всех в мире чудес:

Родилась вновь любовь под покровом небес.


Две земные души, что томились в плену,

Обрели свой покой, обратившись в одну,

И свершилось великое счастье для них,

В ночь, когда в ожиданьи и ветер утих.


Породила дитя для Карона Гилар,

Только горе затмило большой ее дар:

Побледнела сама и с дитём на руках,

Утонула в извечных душа ее снах.


Горьких слез не пролил при рождении плод,

Встретил свой он закат, не увидев восход.

Мертвый сын вместе с матерью мертвой остыл,

Ни секунды на свете прекрасном не жил.


Но Владыка Карон с тем смериться не мог,

Взял дитя, побежал он, не чувствуя ног.

Все по миру блуждал и спасенья искал,

Чтоб умершего сына кто к жизни призвал.


Обошел он полмира, все помощь просил,

Но Карону надежды никто не сулил:

Жизнь и смерть не подвластны, увы, никому,

И никто никогда не поможет ему.


Но Карон не желал пораженье принять,

Не позволил надежде своей погибать,

Много лет он искал и нашел наконец,

Смог помочь ему древний безликий мудрец.


“Душ ушедших с небес не вернуть никогда,

Исчезают в тумане они навсегда,

Но рожденных без жизни, чья повесть чиста,

Никогда не пропустят усопших врата,


Они дарят душе бестелесной покой,

Не имеет души тот, кто не был живой” -

Объяснился мудрец и добавил к тому:

«Не попало дитя за ту грань потому.


Не оставил он в мире живых и следа

И не умер, ведь вовсе не жил никогда.

Душу неба возможно в пустышку вдохнуть,

Но тяжел, одинок будет ждать его путь.


В юном умершем теле, не знавшем порок,

Возродится великий небесный пророк».

Все обдумав, решился на это титан,

Мертвый сын силам неба был в жертву придан.


Гром явился небесную гладь расколоть,

Вспышка молний пронзила клинком его плоть.

И, исчезнув тотчас, пробудила Его -

Чародея-провидца, слугу своего.


Но, поднявшись с земли, он отвергнул отца,

Не узнать было тело того мертвеца.

Не младенец вернулся из блеска небес,

А пророк молодой вспышкой молний воскрес.


Имя Генос ему, он к деяньям готов,

На плечах его груз – безопасность миров.

Он с Безликим ушел к алтарю серебра,

Чтоб служил вечно Генос во благо добра.


Обучался века, чтоб свой дар развивать,

С новой силой великой своей совладать.

А, вернувшись назад, в Поднебесье ушел,

Там с богами он дом вековечный нашел.

Искра Вечного Пламени

Холод смерти окутал Небесный Дворец,

Но явился Гортор, вечный Сада жилец.

Он не дал воплотить темный умысел тот,

Что провестника жизнь навека отберет.


«Месть героя не красит, а лишь угнетает,

Только светлую душу во тьму обращает,

Она вцепится в сердце, не пустит вовек,

Месть – порок не богов, ей отец – человек.


Ты же бог, сын титана, неужто так слаб,

Чтоб признать, что порока людского ты раб?

Что душа твоя также, как грешных людей,

Стала жертвой бездумных и низких идей?»


– Молвил Сада хранитель и жаждал ответ.

«Без Мифаи не важно: я бог или нет,

Отомщу за нее, ведь повинен мудрец,

Принесу ему молотом жизни конец!»


– Так ответил с безумием в мрачных глазах

Лапион, он держал целый мир на плечах.

Но ответил спокойно великий Гортор,

Чтоб окончить бессмысленный глупый тот спор:


«Неужели великий герой Лапион,

Что в прекрасную деву Мифаю влюблен,

Тем постыдным поступком помянет ее,

Осквернит то прекрасное чувство свое?»


Замер вмиг Лапион, на нее посмотрел,

Опустилась рука, вот влюбленных удел.

И, увидев Мифаю в обьятиях сна,

Вспомнил бог, как ценила живое она.


Пот на лбу проступил, словно капли росы,

В нем два чувства грызутся, голодные псы:

Гнев пылает огнем, все сжигает внутри,

Но сияет любовь, ярким светом зари.


Он подавлен, как раненый в клетке орел,

Но Гортор к зеркалам Лапиона повел.

И увидел сожженное царство герой,

Где искали погибшие души покой.


Там владычил когда-то великий Аид,

А теперь кровь людей вместе с лавой кипит.

Лапион там увидел и войско чертей,

Что штыками на смерть провожали людей.


Силу душ отбирали и пили, как мёд,

Эликсир тот дарил Мидиану восход.

Пировали убийцы, бессилен весь мир,

Не способны все боги прервать адский пир.


Среди Ада увидел Гортор в зеркалах,

Душу в башне, что ждет обращения в прах.

Но никак не дождется: злодей Сатана

Ей страданий желает отведать сполна.


Дух Мифаи без тела остался в Аду.

«Подожди еще миг, за тобой я приду!»

– То увидев, воскликнул герой Лапион,

Разлетелась луна среди белых колон.


Он к Гефаю направил неистовый ход,

Чтоб героя отправили за небосвод,

В огнедышащий замок, где дьявол сидит,

Он ослаблен и будет сегодня убит.


Извинился Гефай, но бессилен он тут:

Для богов вечно заперт умерших приют.

Заклинанье асуров ту мощь бережет,

Что неистовый камень собою несет.


Хоть разрушен навеки Всевластия Шар,

На страницу:
7 из 13