Робокол

Любовь же являла себя повсеместно, похищая из умов любую силу, желающую ее определить, и преобразуя эту силу в саму себя. Даже предательство, даже убийство…

Пока Диму несли к катеру, Лойя ожесточенно, как на ринге или в уличном бою, старалась побороть вихрь, разыгравшийся внутри. Известные приемы подводили или давали только иллюзию, не поправляя ситуации. Сквернее всего, что она не знала, откуда этот мутный поток и из какой части сознания к ней придут слова, если она позволит себе открыть рот и выпустить этот вихрь через голос и… да, слезы. Женщина стала улыбаться, бросая вызов укорам совести, запрещающим вести себя так в серьезной ситуации. Лойя держалась и нажимала на улыбку, которая по капле освобождала ее от яда.

На вечернюю линейку собрались оставшиеся. Когда пришло время звонить в колокол, островитяне увидели, что проводить солнце на корабле вышло всего восемь человек. Плохие предчувствия Лойи усилились, когда в конце построения из зарослей на острове вышел… Дима.

Внезапный антидот

Рука его крепко держала фляжку. Потом Дима поднял ее и потряс в воздухе, сопроводив победный жест торжествующей улыбкой.

– Генри знает истину, истина в…

Дима все еще был слаб, но храбрился. У Лойи опять произошел внезапный срыв, ей был ненавистен этот молодой алкоголик, но в то же время в сердце трепетало счастье: он жив, и… он здесь, на острове!

– Куда делся этот прохвост? – оглядел стоящих Дима, и всем стало ясно, что на корабль отправили кого-то другого. Юрист рассказал, что после ухода Лойи из кустов вылез предатель и потащил беднягу за онемевшие ноги. Ни сопротивляться, ни говорить Дима не мог, а когда его раздевали, то из одежды выкатился этот спасительный пузырек. Потом на него наскоро натянули чужую одежду и бросили умирать.

Лойя схватилась за рацию, но на том конце молчали – немыслимая ситуация, если учесть, как надежно работает команда «Робокола». Печальный знак, что на вечернюю линейку там никто не вышел; корабль Небес превратился в корабль-призрак. Но лишь спустились сумерки, движение возобновилось. Быстрее обычного «Робокол» набирала скорость, курс при этом оставался прежним.

На острове про Энрике узнали всё, что мог рассказать Дима. Успокаивало то, что преступник один, пусть хитрый, проворный и эрудированный, но один. Обманом или какой-то магией он поработил команду и хотел добраться до островитян. После построения Лойя приказала, чтобы все держались вместе, за исключением двух разведчиков, которые пойдут прочесывать остров в поисках сообщников Энрике или следов его оружия. Все стали догадываться, что живы, только покуда нужны на острове в качестве рабочей силы. Оставалось два пути: ждать смерти или атаковать «Робокол». Второе было бы героизмом, но не хватало сведений: за все время с корабля не пришло ни одного сигнала. К тому же, Лойя чувствовала, что Энрике предусмотрел этот вариант и готов дать сопротивление шестерым смельчакам.

– Задумайтесь о помощи. Сами мы не справимся, – обратилась она к четырем мужчинам, но за ночь они придумали только два нелепых способа. Связаться с патрулем и отправить единственный катер в противоположную сторону с надеждой встретить корабль.

Лойя отрицательно качала головой и все надеялась, что разведчики добудут хоть какую-то информацию. Парни добыли кое-что: буры, державшие трос, заминированы на случай, если кто-то попробует оборвать сцепку с кораблем. Рауля это навело на мысль, что если на полной скорости все же отрезать трос и одновременно замедлить или остановить «Робокол», остров врежется в корабль сзади.

– Если не перевернет «Робокол», то хотя бы даст нам взобраться на борт!

Моряк-навигатор подсказал, что если не отходить от курса, то как раз ночью они будут пересекать течение, где «Робокол» должна принять диагональный разворот и удвоить обороты двигателя, то есть, идти на пределе своих сил.

– А если вдруг шторм? – внезапно вставила Лойя, и все переглянулись. Пусть этот Энрике семи пядей во лбу, но против шторма он не имеет средств. Может, Лойя знает, как призвать стихию?

Но, к Диминой радости, она не знала. Ее интуиция шепнула о такой возможности, но не раскрыла деталей.

– Ты еще веришь в эти легенды? – проговорил Дима, глядя на призрачную «Робокол». Лойя дала приказ разойтись по своим местам, но на реплику не ответила.

– Это все бизнес, неужели ты не поняла? Одни отбирают у других, так устроен наш мир – открой глаза! Энрике хочет оттяпать суденышко у капитана, продать японцам остров и остаться в шоколаде. Ну, что здесь паранормального? Какое тут Дао, и какой это небесный бриг, когда всего один проходимец смог его одолеть без боя?

– Почему вы думаете, что он один? – спросила Лойя, и Дима сперва растерялся. Возможно ли такое – пусть даже гениальному человеку захватить корабль без всякой поддержки?

Он поинтересовался у Лойи, кто еще мог оказаться захватчиком в этой удаленной части океана. Женщина ответила, что не обязательно призывать других сообщников, когда можно обратить существующих на свою сторону.

– У команды крепилась вера, их единство с кораблем росло, и капитан делает все, чтобы это была команда счастливых людей. Сострадательное Око знает как. Но, делая людей счастливыми, неизбежно натыкаешься на сопротивление; в каждом живут силы, противящиеся счастью. Используя эти силы, можно полностью переделать игру, внушить другим играть по своим правилам. Энрике – магистр таких наук!

Дима с недоверием взглянул на Лойю, но она больше не говорила. Выждав время, женщина обернулась к юристу:

– Меньше чем за час магистр сделал из вас верного солдата. Думаете, за сутки ему не удастся справиться с десятком матросов?

Диме хотелось оскорбить ее, так больно его зацепила последняя фраза.

– Разорить веру и поселить ложь – вот это победа, а не та, когда вас уложили на лопатки. Хотите меня ударить? Не за то ли, что хорошо знаете, что я сказала правду? Теперь слушайте – неверие весьма и весьма заразительно. Я здесь нахожусь с вами не ради приятного общения, а чтобы оградить больного от еще здоровых. Понятно?

Дима заметил, как сила утекает из его крепко сжатых кулаков. Бунт на острове был бы весьма на руку Энрике. Чувство вины опять почтило юриста своим присутствием, и стало понятно, что следом он должен если не просить прощения, то хотя бы предложить свои услуги, доказать себе и остальным, что он чист. Чуткая преданная знала и это.

– Хотите опасную, но невероятно нужную работу? Надо разминировать буры. Если не пойдете вы, я пойду. Высвободив кусок троса, мы сможем использовать его с обратной целью.

Лойя начертила на песке, что сейчас трос тянет остров не столько механической силой, сколько силой притяжения, про которую проболтался злоумышленник. Если обратить конец троса к небу, он потянет совсем не остров, а… облака. На этом основан принцип климатического оружия; в этом причина обезвоживания и расширения пустынь в Центральной Африке, а теперь и в Азии.

Опасный бизнес

Если бы Диме доверили меньшую задачу, то тщеславие заставило бы его чувствовать себя недостойным. Теперь важная часть его была довольна, но вырос риск для жизни. Мины, даже упоминание о них, вселяли дикую тревогу.

Полчаса в сгущавшемся сумраке он напрягал мозг, который не благословил его никаким решением. Никто из них шестерых не разбирался во взрывных устройствах, Дима мог лишь предположить величину зоны поражения, в эпицентре которой он и пребывал. Остальные помощники отступили метров на тридцать, став невольными зрителями спектакля трусости и беспомощности.

На небе лениво замигали звезды. Дима приглядывался, желая решить задачу. В темнеющем рисунке неба угадывалась фигура наподобие размашистого автографа, какой писатели ставят поклонникам на титульном листе своих книг. Она была видна издалека и состояла из фрагментов межзвездных дистанций, силуэтов вытянутых листьев и гаснущих контуров облаков. При взгляде наискосок улавливалась строчка – что-то написанное знакомой рукой. Тот же самый Сценарист ежедневно вписывал по страничке в Димину жизнь. Это был Его почерк, спутать нельзя.

Еще тогда, в ледяном доме, на короткую минуту отступили мучения и показалась вот такая точно строка. Не сам текст, не буквы и слова, но что-то между ними: их характер или дух поведали Диме, что все направления и повороты, которые он выбирает, размечены так, чтобы их не пропустили. Не заметишь их и заблудишься – следующие пометки все равно выведут к нужной дороге. Его душе, изучая маршрут, предстоит пройти его снова и сделать меньше неправильных поворотов, лучше справиться с задачей и показать себя молодцом.

Тогда незримая рука снова начертает нечто, и строчка получится разборчивее, а смысл яснее. Радость этого узнавания вспыхнет в сердце и повлечет дальше, к новому неведомому рубежу, какой не объяснить, не растолковать. Преодолеть удастся, накопив в себе опыт многократного прохождения маршрутов. В финале придет настоящий вызов – принять его без подготовки Автор не предложит. Мало подготовленных, и из их числа большинство таких, кто откажется с головой броситься внутрь…

Менее расположенный к мистике и фокусам моряк-мусульманин переминался с ноги на ногу. До сих пор себя никак не проявивший, он произнес наконец единственную фразу:

– Неужели будем ждать, пока он не лопнет?! А ну, давай его уводить!

Его поддержал приятель и молчаливое согласие Лойи. Пока мыслителя толкали в сторону, случилась неожиданность. Бур с миной продолжал стоять, где и был, но натяжение охватывающего его троса… почему-то ослабло.

Благоразумный моряк не растерялся и рубанул по провисшему тросу своим ножом. Еще и еще раз, скоро зачернело отверстие, и концы волшебного хобота стали расползаться, как перебитый резиновый шланг. Радостные возгласы заполонили воздух, но тут же сменились стонами разочарования: концы, пролежав секунду по раздельности, принялись срастаться в точности так, как у Медузы Горгоны возникали новые головы взамен отрубленных. Тяга внутри троса казалась необыкновенной, а внешняя оболочка была только каналом для направления силы.

В сердце женщины сверкнула интуиция. Так же, как она откинула змею, Лойя своим шестом подцепила один конец троса и попыталась метнуть его в сторону.

Никто не успел увидеть, чем закончился трюк, поскольку ночное небо озарил яркий и сильный взрыв. Следом за ним в место трагедии ударил мощный луч света с «Робокола». Кто его направил, кто смотрел на исковерканную землю, на обрывки одежды и горящие обломки, неизвестно.

Лойя проделала трюк, а Рауля с Димой секунда в секунду оттащили на безопасное расстояние.

Фатальная задержка

Женщина-невидимка опоздала на какое-то мгновение и получила обширный ожог от теплового удара. Ее невидимая для остальных оболочка содрогалась от боли, поскольку огонь успел опалить тысячи тонких нервов. Это означало, что способность исчезать и появляться в физическом мире утрачена. Возврат в прежнее тело, то самое, которое видят другие, которое на себе ощущает силу всемирного тяготения, невозможен. Она оставалась живой и существовала, как это бывает во время клинической смерти, с той разницей, что одни неподвижно лежат на месте, а она более чем подвижна, но выброшена из осязаемой части мира.

Одно дело нырнуть под воду и быстро вынырнуть. Совсем другое – постоянно плавать под водой и сознавать, что воздух в легких постепенно кончается. Тонкое тело обладает множеством преимуществ, позволяя владельцу совершать путешествия, предвидеть будущее и проникать в чужие мысли. Все эти трюки требуют «воздуха», который можно потратить на них либо на продление своей жизни. Поэтому и те, кто ныряют под воду, и те, кто путешествуют в тонком теле, весьма осмотрительны с расходом ценного горючего – жизненной силы. Добавляется скорость – уменьшается время.

Лойя окинула взглядом сцену взрыва. Ее тела нигде не было, значит, успела, пять элементов смогут обратно сомкнуться в тело, как только восстановятся тонкие нервы. Время всегда против нее. Оставаться без грубого тела можно максимум двенадцать часов, больше рассчитывать не на что. Потом дверь назад захлопывается навсегда.

Испуг, боль вокруг. Как разобраться, кто страдает? В боковом свете невыносимо яркого прожектора шевелятся существа, живые. Боль исступленной гримасой застыла на лице немца.

«Нет, он цел, что же тогда? Ищет глазами… Кого? Меня? Хватит, довольно, ты должна двигаться, не гляди в их мысли – там нет выхода. Вперед, по лучу! Он приведет на Робокол».

Не прошло и секунды, как женщина очутилась на корабле. Быстро промчалась по периметру – невероятно, как много совершается за минуту. Но на палубах пусто, хотя корабль не мертв.

О да, в мире без тела полно всего, чего люди не видят. Лойя скользнула вдоль палубы к мысу, потом вверх на капитанский мостик. Интуиция приказала замереть. Вся команда была заперта в капитанской рубке, а снаружи их стерегли… матросы из команды «Робокола». Преданные капитану люди изменили.

Виденные не раз парни в полосатых тельняшках только казались прежними – Лойя поняла, что за изменение с ними произошло. Один из четырех вдруг беззвучно указал точно в сторону Лойи, а другой, не задумываясь, скакнул в ее сторону. Лойя отпрянула, как если бы действительно покушались на ее тело. Как обыкновенным, не посвященным в Дао вдруг стал видим тонкий мир?!

Не успела она додумать, как из тьмы вышел Энрике в рубашке с закатанными рукавами и в старых джинсах. В отличие от предателей-моряков, злой гений не видел Лойи: она знала, что он не видит. Но ему достаточно, что верные псы учуяли добычу.

– Мадам, – начал с улыбкой Энрике, глядя в противоположную сторону, – эти ребята видят, слышат и чувствуют вас. Не уверен, хотели бы вы вести диалог с ними или все же со мной. Парни, впрочем, разговаривать не станут, у них практические задачи – ликвидировать врага, а любой непрошенный гость – враг… Я не услышал вашего ответа!

– …Итак, вы согласны побеседовать. Как у женщины у вас есть некоторое воздействие на мужчин, поэтому предлагаю вам побеседовать с Коаем. Объясните ему. Он упорно не хочет понять: это не я появился на свет, чтобы воспрепятствовать Небесному избраннику, моему кровному братцу. Все наоборот: это он родился, чтобы остановить меня. Он следствие, я – причина! Сначала возникает стихия, а то, что происходит дальше, это последствия. Так вот он – последствия, а буря отыграла. Все, что нужно, уже сделано!

Будто в подтверждение его слов, вдалеке прокатился раскат грома. Энрике покрутил головой и пожал плечами.

– Потом, где это видано, чтобы нынче брат убивал брата по причине различных точек зрения? Убийств много, а таких поводов – нет. Я не намереваюсь его убивать, я никого в жизни пальцем не тронул. Коай спрятался, будто я на него охочусь; какой вздор! Для брата у меня есть замечательный дом в Дании, и адвокат подтвердит, что дом принадлежит ему. Я обеспечен и не оставлю его прозябать на северных ветрах. Все, что мне нужно, – это подтверждение, что он меня понял, чтобы отдал этот мусоровоз. Я позабочусь, чтобы у него был хороший быстроходный фрегат, а не эта развалюха.

Энрике жестом показал наверх, на обломанные антенны, сбитую с треноги спутниковую тарелку и клубок спутанных проводов, раньше служивших путевым кабелем, соединяющим локацию с капитанской рубкой.

– Возьмем литературу. Вы, конечно, читали Дюма. Есть это и в других романах – у введенной в заблуждение женщины, наконец, открываются глаза на правду, но чем позднее обнаруживается правда, тем больнее для нее. Вы не станете так страдать, узнав сейчас, кто на самом деле капитан Сострадательное Око. И все же, если я расскажу, то какое ко мне доверие? Пусть правду расскажет его женщина. Да, его собственная жена, не какая-нибудь небесная нимфа, а нормальная женщина из плоти и крови. Светлана столько лет просила меня… прости, Света, сама видишь, как было трудно его разыскать.

Позади Энрике появилась женщина средних лет, славянской наружности, с густыми светлыми волосами. Лойя отметила, что у незнакомки серо-зеленые глаза, а на правой руке широкое обручальное кольцо. Хоть это стоило ей частички быстро утекающей жизни, Лойя захотела проникнуть в мысли Светланы и раз и навсегда убедиться, что сказанное – ложь.

К ее удивлению, Светлана и вправду была женой капитана. Правда и то, что она много лет переживала по поводу его отсутствия. Сердце Лойи сжалось… Но, минутку, как эта славянка очутилась на борту?

– Вы не встречали здесь собачки… такой беленькой, пушистой?

Радостной струей в сгусток нервов и лжи ворвался знакомый голос. Из темноты, слегка покачиваясь, вышел Генри. Его лицо выглядело озабоченным, он шарил глазами по верхней палубе и неумело посвистывал.

«Чарли, Чарли… куда ты убежал?»

Славянка изменилась в лице и все внимание обратила к доктору Генри. Ее что-то беспокоило, и эта новая тревога сменила выражение долгого страдания.

– Никакой не Чарли! Шерло, мой мальчик… ты и за ним не мог присмотреть, недотепа. Тут акул полно, ой, беда!

Она произнесла что-то по-русски, и, судя по тону, слова были ругательными. Светлана грозно двинулась в сторону Генри. Ее намерения явно были серьезными.

Энрике выгнулся и прокричал: «Охрана, устранить беспорядок!» Лойя не разобрала в точности его слов, так как ее внимание захватил следующий эпизод. Когда-то бывшие обыкновенными матросами, парни, не сговариваясь, не делая ни одного лишнего движения, развели по сторонам женщину и доктора, причем у последнего руки оказались заломлены за спину. Энрике размышлял не больше секунды и успел изменить решение.

Женщину он приказал увести, а Генри продолжал стоять, обращенный лицом к мощному свету прожектора. Первый вопрос к доктору касался его нетрезвого состояния. Стальным голосом Энрике произнес, что алкоголь на судне недопустим и повторное ослушание будет жестко наказано.

Второй вопрос самозванец задал, поглядывая в сторону, чтобы слушала Лойя:

– Красные таблетки, три раза в день всем охранникам и тебе. Отныне, когда охранники сами выпьют лекарство, один из них будет кормить ими тебя, и попробуй тогда не проглотить.

Генри возмущался: эти пилюли навевают тоску, что хоть в петлю полезай. Он решил разбавить их вкус, поэтому самую малость пьян.

– Ты хочешь разделить участь своих приятелей-бунтарей и угореть в их каморке? Безмозглое существо, ты как лекарь получил привилегию выполнять простую работу: давать лекарства моим охранникам. Но ты не оставляешь мне другого выбора, кроме как снять тебя с должности и самому лечить больных охранников. Если они пропустят дозу или ты перепутаешь красные с синими, их смерть будет на твоей совести. За всю жизнь я никого не убивал и не убью, это мой закон. Просто люди обязаны делать то, что должны делать, а без таблеток у них это не получается. Как раз ты – доказательство моего утверждения! Проси прощения и три раза скажи, что так больше не поступишь.

Вместо просьбы о прощении Генри пустился в путаные оправдания, что Светлана попросила его присмотреть за болонкой, а сама пропала на час с лишним. Если бы не проклятая собака, Генри давно пришел бы в форму.

– Как ты думаешь, лекарь, насколько дорого это животное для Светланы? Если собаки совсем не станет, на сколько затянется ее тоска? Не хочу кормить ее лекарствами, все-таки слабый пол. Но если она будет оплакивать пару дней и потом забудет, можно и без лекарств.

Отвернувшись от прожектора, Генри плюнул на палубу и пробубнил себе под нос ругательство. Лойя забеспокоилась о судьбе доктора, но Энрике просто повелел сопроводить Генри до его каюты и проследить, чтобы тот повторно принял дозу синих таблеток. Молчаливый матрос подхватил лысоватого Генри и буквально понес, прижимая к бедру.

Лойе не терпелось разворошить это осиное гнездо, покончить с цветными таблетками и выпустить истинную команду «Робокола» из заточения. Интуиция же подсказывала ей, что, если спешить, можно наделать много ошибок. У Энрике все схвачено, и любую неожиданность он переигрывает в свою пользу за считанные секунды. Он, такой толковый и мозговитый, не взялся сокрушать «Робокол» в одиночку. Для начала он превратил податливых членов команды в послушных солдат. Утомительно, но лучше всего ждать и смотреть, когда ветер перемен повернет в ее сторону. Пока же все ветра дули в парус Энрике – он был в зените господства и намеревался оставаться победителем вплоть до…

Не желая спрашивать себя, в чем цель этого злодея, Лойя дала себе указание думать о другом. Светлана – жена, столько лет ждавшая своего капитана, могла бы выступить против Энрике. Ни за что Сострадательное Око не выбрал бы себе в спутницы пустышку, не знакомую с преданностью женщину. Этот эпизод с собачкой… да, эта Светлана совсем неглупа, вдобавок неплохая актриса.

Разведка

На острове решали недолго. Взамен Лойи избрали Рауля, задача которого была следить за состоянием острова и движениями на корабле. Хотя, кроме взрыва, больше угроз от «Робокола» не приходило; тишина на корабле и отсутствие информации угнетали. Пятеро мужчин перешли в осадный режим. Каждый спал по четыре часа, непрерывно патрулировали остров. Никто не знал, откуда ждать врага. Мины попадались и в глубинной части, и вдоль ручья. Их было видно и слышно, так что даже при засыпании монотонный писк волей-неволей забирал на себя все внимание. Хуже не вообразить: все мины можно было привести в действие единственным радиосигналом с борта. Но злоумышленнику остров нужен, это и спасало несчастных скитальцев. Вечером Дима подошел к Раулю так, чтобы не видели остальные.

– Думаешь, она умерла? Ничего подобного! На японском корабле она могла часами находиться без тела… ну, или, как там – прозрачной, так точнее.

– Это эфирное тело, – прокомментировал Рауль, – известно в религиозной культуре. По поводу нашей сеньоры: бесспорно, она велика духом и имеет эфирное тело. Вот только должно найтись и обычное. Иначе Лойя мало чем отличается от бестелесного духа, бродящего впотьмах для утоления негаснущих страстей.

Дима быстро посмотрел в лицо собеседника, как бы упрекая начитанного католика. Потом медленно закивал головой, вынужденно соглашаясь со сказанным.

– Как бы там ни было, а дольше отведенного времени бродить без тела нельзя. Бестелесный дух – ты сам говорил. Думаю, она двинула на корабль, там хочет застать всех врасплох…

Дима смачно описал, как Лойя разделывается с самозванцем и возвращает под контроль корабль, но под конец рассказа уже не верил, что это осуществится. Его прервал Рауль, предположив, что взрыв отнял у нее способности и, может, она лежит где-то раненая, и ее не слышно и не видно. Лучше помолиться о ее душе, так как иначе ей не помочь.

– Ты все еще хочешь на «Робокол»?! Разом всех порешить? Прошу так не думать и тем более не делать – у этого гения слишком хорошо просчитаны варианты. Мы можем ждать только удачи. На свои малые способности я бы полагаться не стал, пускай и назовут это трусостью.

Дима заговорил громким шепотом: он все предусмотрел, все сработает, поскольку не у одного Энрике большая голова. Не показывая рукой, Дима посоветовал бразильцу посмотреть украдкой в небо на шесть градусов северо-восток. Там, пока еще вдалеке, виднелась сизая дымчатая полоса наступающего циклона. Жертва Лойи была не напрасной, и чертов канат все-таки начал намагничивать погоду. Рауль повеселел и пошутил, что это он и зовет удачей.

К вечернему построению стемнело, как ночью. Энрике тоже стал предпринимать действия, решив использовать против туч прожектор. К тому же он взорвал две мины на противоположном конце острова – в качестве предупреждения, чтобы невольные обитатели не забывали, кто правит игрой.

Больше остальных в дальнем углу «Робокола» ликовала Лойя. Эфир, тот самый эфир, которого так не хватало незримой, неземной ткани ее поврежденного тела, спешил к ней с небес. От всего сердца она благодарила Создателя и Повелителя Дао за то, что Он добавлял еще одну главу в книгу ее жизни. Но двигаться странница уже не могла; все, что ей оставалось, это плашмя лежать сверху контейнера и считать, считать, считать. Вероятность того, что ее время выйдет раньше, чем разорвутся тучи, была все еще высока.

И расточать силы на мысли было непозволительной роскошью, но совсем не думать Лойя не научилась. Ей представлялось, что они все как команда могли бы легко использовать мысль для перемещения информации, и она сообщила бы, что сильнее всего Энрике охраняет капитанскую рубку, а еще двое стоят на входе в трюм. Совсем без охраны Светлана, поэтому можно предположить, что либо Энрике ей доверяет, либо несчастная дама тоже на таблетках.

Как действие ядовитого укуса у Димы было обезврежено алкоголем, так и таблеточный дурман терял свою силу, входя в Генри. Все то же спиртовое зелье. Но за Генри устроили слежку. Преданные псы Энрике чуяли не только тонкую форму, но и слабое похмелье.

Сострадательное Око настолько могуществен, что может отделять свое тонкое тело, и Энрике это учел. Опасности тонкое не представляло, но злонамеренный брат хотел быть уверенным, что никакая часть капитана не покидает пределов заточения. Вверх воспаряла только молитва, воздействовать на нее не умел даже коварный гений.