Робокол

Из ее слов следовало, что Дао объясняется просто: свободная воля, помноженная на бесконечность. В бескрайнем пространстве вариантов текут реки, необъятные и неизмеримые. Река – это направление, река – это русло. Наконец человек: он вообще не может двигаться в бесконечности, не имея направления. Для этого существуют реки. В какой-то момент река Лойи пролегла неподалеку от Диминой. Но не стоит бояться – две реки не пересекутся, для этого Бесконечность слишком бесконечна. При этом Лойя заливисто, искренне, по-детски рассмеялась и продолжила:

– Я отрекаюсь перед Дао и позволяю реке течь свободно, полностью свободно от моей индивидуальной воли.

Диме было непонятно. Он только ввернул, что чем-то объяснение женщины сродни стремлению его бывшего капитана Сострадательное Око слушаться Небес. Но пора было кончать с метафизикой и решать проблемы. Дима все хотел понять: Лойя на его стороне или сама по себе? Как насчет помочь выбраться из каюты?

Лойя мстила, юрист был в этом убежден. Все откровения про истину, уходы от темы – женщина не желала помогать, но и в открытую в этом не признавалась. Вот она снова заговорила о тщетности бегства, что «спасение на минуту и наказание на год». Димину память еще раз посетил капитан.

Ведь один раз у меня здорово получилось – надо надеяться, брак тети и Гюнтера все еще в силе. Вот бы теперь повенчать учительницу философии с капитаном…

Раздался звук отпираемой двери. В следующую же секунду Лойи не стало, и ее место занял прохладный морской ветер, разрезаемый светом фонаря. Два незнакомых силуэта пробирались наощупь, не включая при этом света в каюте. Дима как можно тише отполз в угол к иллюминатору – искали явно его. Сердце юриста заколотилось: ни он, ни Лойя не слышали приближения шагов, движения незнакомцев были четкими, еще пара секунд – и они безошибочно сориентируются в темноте. Таких людей готовят специально, а эти двое вообще не походили на людей: ни слова, ни звука дыхания, сообщения друг другу знаками. Дима услышал слабый стон на палубе – чужаки что-то сделали с караульным. Одна тень очутилась в дверном проеме. И тут произошло неожиданное.

Тот чужак, что стоял с фонариком, отлетел со своего места, будто его сбили биллиардным кием, попал в дверной проем и вышиб компаньона наружу. Мельком Дима увидел, как две фигуры в черном повалились на тускло освещенную палубу, почти не производя шума. Они и падать умели. Следом за этим дверь с грохотом захлопнулась, щелкнув внутренним замком. Дима вытянулся посмотреть в иллюминатор. На палубе никого не было; за это время можно было только прыгнуть за борт – ни звука шагов, ни теней убегающих людей. Будто ничего и не произошло.

Лисьи повадки

Что всегда сопутствует лисе, так это мелкая удача. Для большой победы лисе надо перерасти себя, совершить много непривычного, что-то из ряда вон. Но чужая оплошность лисе всегда на руку. Лишь только схлынул первый страх, Дима подумал не о незнакомцах, не о Лойе, а о двери, которая заперта изнутри, и о спящем караульном. Следующее осознание: что Лойя не умеет ходить сквозь стены, но у нее получается быть похожей лицом на кого угодно. Бинго! Можно стать свободным, хоть на время!

Юрист-лис даже не додумал этой мысли, как уже открывал засов каюты. Лойя подала голос, но Дима заглушил ее своим: т-с-с-с! Оказавшись снаружи, беглец задвинул засов, убедился, что караульный спит, и только потом приблизился к иллюминатору.

– Прошу тебя, Лойя, это мое Дао! Ты все уже знаешь, я в тебя верю… тебе ничего не грозит! А я попытаюсь выбраться отсюда…

Не успел он договорить, как послышались тяжелые шаги. Дима обомлел: неужели вернулись черные?! Мимо него прошагал грузный человек, все внимание которого было приковано к спящему солдату.

– Встать! – проревел голос.

Открыв глаза, караульный бросился с кулаками на верзилу. Тому пришлось стерпеть пару ударов, но потом вмазал он. Небольшого роста караульный рухнул на то же место, где лежал. Дима стал уползать с проклятого пятачка. Он пробрался туда, где открывался вид на фарватер. «Сент-Агнес» шла к едва различимым островам в пяти-шести милях от них. Гораздо ближе островов маячила догоняющая его совесть.

В предрассветной дымке беглец был плохо различим, хотя и прятался возле самой каюты-карцера. Двое парней, кажется, разобрались друг с другом, и караульный втолковал верзиле, что кто-то точным ударом в шею выключил охранника. Очнувшись, бедняга подумал, что нападавшие еще тут и надо бить не раздумывая. На маленьком «Сент-Агнес» стоило повысить голос, и сразу все узнавали всё – на шум вышел Стросс и направил обоих осмотреть каюту. Верзила выполнил приказ и доложил, что пленный спит. Тогда Стросс позвал обоих драчунов к себе наверх. Его лицо выглядело озабоченным: «Только не хватало неизвестных наемников – это их почерк».

Дима ворвался в каюту и стал свидетелем оптического фокуса, который Лойя демонстрировала и раньше, но привыкнуть к которому невозможно. Возникшая женская фигура отстранилась от него.

Прости, я свинья! Можешь меня презирать… увы, не понимаю, что на меня находит; как начал убегать, так до сих пор не остановлюсь…

Как Дима позднее выяснил, Лойя умела использовать чужое чувство вины. Это означало – никогда не показывать, что она умеет этим пользоваться. Все выглядело, как будто все прощено. Еще не веря, что она не злится, Дима все же рассказал, что видел острова – три или четыре, «Сент-Агнес» к ним плывет. Женщина только спросила Диму, что, по его ощущению, эти острова принесут «нам».

Лойя считает себя заодно – триумф! Но после того как он ей раскрылся, а потом обманул, теперь хотелось, чтобы она ушла, исчезла. На острова, куда угодно!

Юрист предложил ей высадиться на островах; они выглядят как обитаемые, со временем можно оттуда уехать. Не смутила его ответная реплика про разные типы островов – дружелюбные и враждебные. Диме казалось, что ей бесконечно лучше покинуть «Сент-Агнес», чем вести полувидимый образ жизни на катере особого батальона, в окружении одних только мужчин. Лойя не слушала чужих мнений и могла себе это позволить. Женщина знала, что ее нипочем не найдут и она может оставаться ко всем нейтральной. В этом ее Дао. Дима попробовал определить свой статус.

Я – пленник и на этих правах здесь торчу. До исхода суток они должны предъявить обвинение. Иначе я сам сойду на первом же острове, плохом или хорошем – без разницы!.. Только, черт побери, кто те двое, которые ворвались в каюту?

Катер сбавил скорость, команда срочно собиралась на палубе. Неведение, много спорных улик. Лейтенант багровел, выкрикивал в рацию запросы и не получал отклика. Он подозревал уже не пленника, а того, кто хотел этого пленника убить. Его утомление отступило – последние происшествия напрягли мозг и спорили с логикой.

Вдобавок к этому – морской бой. В каких-то трех милях от «Сент-Агнес» шла настоящая перестрелка.

Морской бой

Раньше, чем лейтенант Стросс понял, кто есть кто, в его катер со стороны судна под флагом африканского государства Мали прогремел выстрел. Снаряд промазал. Служаки, призванные контролировать незаконное распространение оружия, такой наглости не ожидали. Наконец на связь вышло натовское военное судно, метавшее ответный огонь в малийца.

Взволнованный женский голос сообщил, что их катер подвергся атаке и вызывает спасение. Нападающие не установлены – скорее всего, наемники или африканские пираты. Локатор не просматривает область за островом, но есть вероятность, что бандиты осмелели, потому что есть подельники.

Лейтенант не знал что ответить. По инструкции он должен был не оказывать помощь, а срочно запросить центральный офис: малийцы могли оказаться вовсе не пиратами, и выстрел в их сторону грозил обернуться политическим скандалом.

Он отдал приказ отходить на безопасное расстояние. Катер с женским голосом тоже дал задний ход. Огонь прервался, но девчачий ковчег, хоть и не понес людских потерь, все же получил повреждения и нуждался в помощи. На «Сент-Агнес» приняли решение до выяснения обстановки как следует охранять пленника. Подозрения свелись к Диме. Все эти странности возникли вместе с его появлением на борту.

В ответ на усиление караула пленник требовал обед, отдых и свободу. Он не выбирал выражений. Крикуна старались не замечать, вступали в силу законы боя. Оставаясь в неведении, следующие три часа из крошечного иллюминатора Дима мог видеть маневры кораблей, бессмысленные и совсем не тактические.

Потом игра поменялась. С востока на хорошей скорости приближался эсминец под итальянским флагом. Дима наблюдал, как оживилось покоцанное выстрелами суденышко – африканцы нет-нет да и пускали в него снаряд. На сизо-голубом борту с малийским флагом работали профессионалы и пользовались каждым неловким движением противника. Но и у профессионалов сдали нервы при виде решительного итальянца. Обдав противников напоследок выстрелами, пираты-наемники развернулись и полным ходом пустились наутек. «Сент-Агнес» сделал маневр, и Дима перестал видеть происходящее.

Потом в его каюту по очереди заходили с расспросами Стросс, итальянский капитан, двое других представителей каких-то служб. Любопытные ходили толпами, вопросы были несуразными, и никто ни с кем не договаривался, что будут спрашивать. Дима измыслил гибридную теорию, повторял один и тот же рассказ, чтобы отстали. При этом Лойя находилась неподалеку, невидимая, но всеслышащая. Поэтому, когда в овальной двери возник силуэт капитана Сострадательное Око, Дима с насмешкой высказался вслух:

– Посмотри, на что только идут, лишь бы откусить что-то новенькое! Все выдал, сто раз за мной записали – хоть пытайте, хоть казните…

Но что-то заставило Диму привстать с койки и выпрямиться. Перед ним был не простой военный, не агент спецслужб, а настоящий капитан «Робокола». Должно быть, и Лойя заметила необычное движение Димы.

– Да тебе и подружку здесь подыскали! Вот так заключенный, – приветствовал беглеца капитан.

Лойя сидела неподалеку с серьезным, внимательным лицом. На ней были те же широкие одежды коричневого цвета. Как никогда она походила на монахиню из буддийского ордена. Дима покосился в ее сторону, лицо его выражало досаду: появления этой женщины такие несвоевременные.

Он спросил, откуда капитан все узнал, а о Лойе решил не рассказывать; эта женщина, как ничто другое, подходит под определение его совести – возникает, когда хочет, исчезает, когда нужна.

Выяснилось, что Сострадательное Око прибыл не выпытывать о Димином темном прошлом, а забрать его назад. Безусловно, не просто так, пришлось внести выкуп – вот только чем? Этот момент Дима хотел выведать, не откладывая. Что могло послужить Строссу веской причиной отдать с трудом завоеванного пленника?

Капитан улыбнулся, как нередко делал у себя на корабле. Как тогда, так и нынче его намеки были непонятны, но тут заговорила Лойя, приняв улыбку за сигнал дружелюбия.

– Вы и есть Сострадательное Око? Он мне про вас рассказывал!

Гость ответил, что не ждал увидеть своего матроса в компании респектабельной леди, но если у обоих наладилась близкая связь, то готов рискнуть взять на свой корабль и женщину. Тогда Лойя поправила, что о ней беспокоиться не стоит, все равно, кроме Димы, никто на «Сент-Агнес» не знает о ее существовании.

– Позвольте только сначала несколько вопросов!

Капитан удивленно взглянул, проверил, плотно ли закрыта дверь, и напомнил, что у них ровно четверть часа, чтобы покинуть «Сент-Агнес» и отправиться к родному кораблю.

– Вы бывали на Небесах?

Гость попробовал отшутиться, что все оттуда и туда же в конце концов отправятся. Лойя оставалась серьезной, она хотела знать правду о буквальном путешествии на Небеса. Капитан откашлялся, обвел глазами каюту и выразительно покосился на иллюминатор. В тени за стеклом угадывался чей-то силуэт – их подслушивали. Дима подкрался к иллюминатору и с силой выпустил низкий гортанный звук. Снаружи кто-то выругался и метнулся прочь. О женском голосе лейтенант узнал бы через пару минут – ни о какой четверти часа не было и речи. Уходить стоило немедля.

– Вы умеете поворачивать реальности в свою пользу. Однако это не ответ! Прошу вас, очень важно: были вы Там или нет?

– Леди, я прагматик! Всегда хорошо пользоваться здравым смыслом – сейчас нам надо уходить, это первостепенно, не так ли?

Капитан проговорил эти слова, направляясь к двери. Он уже открывал замок, а Дима все пребывал в недоумении. Его никто не спросил, хочет ли он назад или здесь тоже неплохо кормят. Он что, предмет, разменная монета в чьей-то игре? Так запросто брать с одного корабля, перекладывать в другой, тащить со связанными руками в третий?

Но сердце радостно шевельнулось при воспоминании об «Робоколе». Сердце сказало – да, и другого мнения не понадобилось. Когда он обернулся посмотреть, идет ли с ним Лойя, ее и след простыл.

– Вот ведь у женщин талант – задавать серьезные вопросы в неподходящую минуту! – подмигнув Диме, произнес капитан и вышел на ветер. В порывах норд-оста доносились его слова, обращенные то ли Диме, то ли Лойе, без сомнения, следовавшей рядом.

– Чем не Небеса? Безразличие, исключительность и бескрайняя божественность. Ты можешь презирать их, восхищаться, любить, но ничем из этого не победить их божественности. Этого никогда не понять на земле. Зачем они так устроили? Нет, умом не постичь. Стать с ними единым целым можно, но понять – ни за что!

Стросс даже не вышел попрощаться. Дима вздохнул и дернул плечом – каков должен быть выкуп? Пленник последовал за капитаном вниз по веревочному трапу на палубу легкого, сильного катера – гордости старой и заштопанной «Робокола». За штурвалом был Рауль, его Дима едва знал по нескольким часам, проведенным в одной каюте.

Бразилец простодушно заулыбался капитану и Диме, стал балагурить. Так бывает после напряженного нервного ожидания, когда отступает опасность и в намеченном деле появляется сдвиг. Капитан предостерег, чтобы юноша не слишком распускал язык, поскольку на борту может оказаться… женщина.

Подлунный разговор

Они втроем сидели в капитанской рубке, это напоминало беседу. Четвертым был бразилец, и говорить ему было не позволено – вниманию рулевого нельзя распыляться.

– Почему после рождения мы идем от света к темноте?

Глаза Лойи горели, на лице читалась жажда знаний.

Сострадательное Око глядел в ту же сторону, что и Рауль, и отвечал, что в действительности мы не погружаемся из света во тьму, когда приходим в мир. Вопрос сложнее. Каждое рождение – это часть процесса эволюции, и у каждого человека есть душа. Душа проникает в тело и оттуда начинает устремляться. Сама наша планета обладает подобным устремлением, желанием объединиться с высочайшими Небесами, с космическим бытием. В итоге все земные существа сольются с Небесами, это эволюционный процесс, венцом которого станет всеобъемлющее совершенство.

Лойя дождалась конца предложения и спросила, неужели возможно, чтобы и такой человек, как капитан, и последний преступник имели равные шансы. Неужели грешнику не суждено стать животным, а то хуже – камнем?

При этих словах у Димы непроизвольно дернулось плечо, пусть он и не верил в чудеса с перерождениями.

Капитан продолжил, что высшее существо Небес – вроде императора этого мира, только несравненно богаче. Когда Он у себя, на Небесах, Он наслаждается запредельным Светом. Но когда Он входит в собственное земное творение, тогда Он наслаждается разнообразием миллионов форм. Тогда Небеса желают запустить сценарии, разыграть пьесы с неожиданными финалами и набирают для своих представлений актеров, которые чаще всего не знают, что выступают на одной большой сцене.

– Очень интересный зверинец, скажу я вам, леди, набрался у нас на «Робоколе». Что, Рауль, осознаешь ли ты, что выступаешь на сцене?

Бразилец встрепенулся и ответил по-военному:

– Так точно!

Повысив голос, Сострадательное Око пояснил, что так вот по-настоящему вершится эволюция. Душа – это сам свет, но на земле не подходящая для света среда. Только родившись, мы сразу видим вечную иллюзию, лишенную света декорацию; с самого нашего появления в этом мире нет и часа, когда Небеса во всем своем великолепии предстали бы перед новорожденным.

Дима смотрел, как меняется лицо Лойи: ее захватывала эта метафизика, в то время как целую неделю она выглядела как восточный наставник-мудрец, способный только поучать.

…На Небесах мы все совершенны, но на земле мы смешаны с темнотой. Когда мы встречаем солнце, мы немного поднимаемся над темнотой и обнаруживаем, что оказались на сотни миль выше тернового ложа тьмы.

Этот пассаж Диме понравился, но скоро загрохотал тяжелый состав философии: если мы остаемся на солнечной высоте, продолжаем купаться в свете, то наш плач по свету исполняется не до конца. Почему? Мы не съедаем весь плод целиком. Небеса имеют интересы повсюду, поэтому желают, чтобы мы увидели их отражение также в земном бытии.

Капитан продолжал:

– То, что называют темнотой, таковой не является. Свет Небесный присутствует и там. Кто служит Небесам, обладает большим светом. Но на земле мы настаиваем, что не ощутивший Небес человек полон тьмы. Мы склонны сравнивать одно с другим. Мало кто понимает, что мы движемся от густой темноты к светлым мирам, к свету. Все мы – да, в меру своих способностей!

Благодаря тому, что мы движемся вперед, мы видим различие между всепроникающим светом и темнотой. Говоря строго «по-небесному», различий нет, свет повсюду. Но мы, люди, понимаем мир как существование тьмы и света. Небеса же видят это как движение от меньшего света к большему.

Помолчав немного, капитан добавил:

– Но общаться они станут, когда света в человеке будет больше.

Сказать, что Лойя осталась довольна, – ничего не сказать. Еще с момента подъема на борт у нее с лица не сходило восторженное ликование. Но команда восприняла появление женщины без энтузиазма. Перед тяжелым маневром, в условиях опасности моряки не хотели видеть дурные знаки.

Диму на «Робоколе» приняли спокойно, а Генри даже игриво подмигнул. Остальные приветствовали его как человека, побывавшего в длительной командировке. Рауль, теперь в качестве соседа по каюте, рассказал о сути их нового предприятия – транспортировка целого острова к берегам Австралии. Не забыл бразилец и похвалить капитана за ловкий психологический маневр.

Оказалось, что, отправляясь на встречу с «Сент-Агнес», капитан организовал выкуп Димы и вызвал иллюзию, что, лишившись таких деньжищ, «Робокол» теперь банкрот. Владелец из Германии Гюнтер фон Либен, дескать, отдал последнее, чтобы выкупить племянника, и теперь корабль пойдет с молотка в Сингапуре. Документы на торги поданы, отслеживать их Строссу будет сложно! Дима поежился: неужели это из-за него босс пустился во все тяжкие; ведь Стросс не таков, чтобы получить деньги и отстать. Эдакому кремню нужна более весомая причина. Разобраться, отыскать мотив получится у Лойи.

Спрашивать странницу, которая лучше, выше (а отрицать это – все равно что противоречить самому себе), – такое Диме не позволяла гордость. Теперь она не появлялась в Диминой каюте, а жила где-то на контейнерах. Лойе отвели особое, неприметное для остальных место. Ей и еще двум членам команды предназначено было со временем перейти на плавучий остров.

Дима настойчиво говорил ей «ты», а она подчеркнуто именовала его на «вы», хотя в английском эту разницу надо больше чувствовать, чем знать. Он все меньше грезил об Австралии, вообще никуда не желал, а хотел как она – куда пошлет ветер.

– Дао! – уточнила Лойя. Дима кивнул, а затем начал рассказывать, что занимается бумагами, полностью переоформляет корабль, и завтра над «Робоколом» поднимется новозеландский флаг. Называться же судно будет «Олблэк», то есть – «Полностью Черный». Перекрашивать при этом придется только полосу окантовки борта, в этом у Димы имеется опыт.

Лойя много слышала о предстоящем буксире, но не хотела обнаруживать свое любопытство. Собеседник догадался и взахлеб стал объяснять вещи, о которых имел весьма отдаленное представление. Дескать, обмотают остров тросом, потом несколько раз дернут тем же способом, каким из земли выкорчевывают деревья. Земная твердь подастся, и остров послушно поплывет за «Робоколом».

К концу повествования рассказчика стали донимать сомнения. Слишком много висящих хвостов. За какие такие выступы надо схватить веревкой, чтобы выдернуть целый остров? Второе: если уж и оторвется, то не утонет ли сразу, отойдя от приписанного природой места? Дима вовремя вспомнил о Сэмуиле, который неустанно бегал со своей антенной от мыса к корме. Еще добавилась мысль о матросах, которые опустошали контейнеры, до отказа забитые пластиковыми бутылками. Он хотел добавить еще одну подробность.

«Вы действительно изменились, замечаете? Всё Дао; на этом пути нет разочарования. Вы просто позволяете потоку течь, все сделает он сам. Вы орудие, инструмент, не сопротивляйтесь невидимой руке Дао, она мудрее и способнее тысяч и миллионов рук…»

Дима с готовностью подтвердил, что сопротивляться не стоит, и понял, что больше нечего сказать. И ей будто бы надо заняться своими делами. На обратном пути юрист видел, как семеро матросов сооружают из бутылок огромный плот.

«Какой же силы должна быть «Робокол», чтобы вырвать гигантский кусок земли?!»

Ответ не успел созреть в его голове, поскольку колокол позвал всех на проводы солнца.

Транзит

День перед транзитом выдался суетливым. Все знали, что делать, и все мешали друг другу выполнять обязанности. Дима болтался над водой в подвесной люльке и мазал борт черной краской. На его пространство никто не покушался, но и за бортом не было покоя; на простую работу приходилось тратить несопоставимые усилия. Трафарет с надписью «Alblack», на изготовление которого ушло полночи, выскользнул из рук, придерживающая его тесьма оказалась непривязанной к ремню. В прорезанных в картоне буквах теперь плескалась морская вода.

В продолжение неудачного Дао у Димы вместо надписи с двумя «L» получилось выведенное от руки название «Alblack», что капитан потом трактовал как имя никому не известного суфийского проповедника, осознавшего истину и ставшего святым Аль Блеказой. Сострадательное Око посмеялся, а художнику было горько, что снова попал в окружение, где он совершает ошибки, а другие это видят.

Вися за бортом и досадуя на себя, он понял, что всего более не хочет, чтобы об оплошности узнала единственная дама. Ему помогло, что день был из тех, когда никому ни до кого нет дела. Ошибки выскакивали и у других матросов, а Генри так вообще был изгнан из конструкторов плота и получил меж глаз за свои бесполезные советы и улыбку в стиле «олухи, я-то точно знаю, как надо делать, а вы…»

Сэмуил еще никогда так не разрывался; он попеременно нужен был капитану, Хэндборо, Раулю, Дику, Гарри. Спустя полчаса он сам выискивал всех этих людей по очереди, и по лицу его было видно, что, не найди он хоть одного, вся миссия полетит к чертям собачьим. Но все же самым важным действующим лицом этого облачного сентябрьского дня был четвертый механик в своей шахматной футболке.

Их он сменил за день три штуки, повергнув в растерянность команду, и без того заинтригованную его неизменным шахматным стилем.

Четвертый был очень редким гостем на палубе. На построения приходил последним и первым уходил, хотя глазам нужно хоть полминуты, чтобы восстановить контрастность после созерцания солнца. У четвертого было что-то другое вместо глаз, или они были устроены не как у людей.

Говорили даже, что его жилище, в отличие от остальных кают, представляло собой вертикальную трубу, спать в которой можно было, лишь пристегнув тело в трех местах. Из-за того, что он никого к себе не пускал и пользовался правом неприкосновенности и полным покровительством капитана, о четвертом могли только слагать легенды и распускать слухи, ни одного из которых он не опровергал.

К вечерней линейке стало понятно, что не на капитане, не на Сэмуиле, а именно на четвертом механике с плохо произносимым арабским именем лежала основная обязанность – сковырнуть с лица планеты остров площадью четыре квадратных километра и заставить многотонную массу скользить по морской глади. Все понимали, что прежде никто таким образом острова не перемещал.

После захода солнца капитан позвал к себе Диму и Рауля. Им обоим также предстояло отправиться на остров и подготовить «срез». Потребуется некая операция по закладке глубинных взрывных устройств. Подоспел Сэмуил и поспешно объяснил, как устанавливать подземные ракеты. С его слов все выглядело просто, но капитан заставил ученого повторить, а двух матросов – задать столько вопросов, сколько придет им в голову.

В ходе объяснений Дима размышлял, что взяли его в оборот быстро и без расспросов, будто капитану до деталей известны все его предыдущие похождения.