Робокол

– Название любопытное! – кротко сказала она и умолкла. Так поступают в ожидании продолжения; Диме не терпелось рассказывать дальше, пусть Лойя и делает незаинтересованный вид. Но и он заупрямился, решил ждать вопроса.

Лицо женщины слегка покраснело. По-видимому, и она выбирала, что спросить, и из многих вопросов выбирала подходящий.

– Кто был ваш капитан, тоже русский?

– С какой стати? По-вашему, капитаны должны быть или японцы, или русские – другие ходить в море не умеют, так?

Слова Лойи сбили его с мысли и заставили лучше приглядеться к ее глазам. Не терпелось разгадать, почему та задала вопрос про русского. Но лицо восточной женщины не то же самое, что лицо западной. Лишь румянец может о чем-то поведать, но с ее лица он исчез. Изогнутые линии бровей, неподвижные длинные ресницы, собранные бантиком губы – ничто из этого не раскрывало ее тайны. Никак не получалось взглянуть на эту особу стопроцентно как на женщину; сквозь ее слова все время проглядывал тайный шпион, дознаватель. Однако льстило, что им интересуются.

Дима быстро взглянул на ее руки и отметил, что пальцы неспокойны. Этого достаточно, это выдавало ее быстрые раздумья.

В ее истории впоследствии Дима нашел много полезного, но было оно настолько глубоким, что понятными ее слова стали много позже. В целом ее история походила на то, что Дима слышал про капитана от Генри, но не содержанием, нет; сходство заключалось в необычном расположении брызг судьбы, неповторимом изгибе, отделившем привычные факты биографии от неземных опытов. Преданный слушатель отметил, как уже второй раз в жизни его овевает неким мягким ветром необычной природы. Что в нем отзывалось на эти судьбы? Какая его часть внимала странной, непривычной истории? Дима никак не мог этого знать.

Лойя была прежде всего женщиной, только потом странницей. Эти роли с годами поменялись, однако азиатка продолжала оставаться слабым полом со свойственной ей настойчивостью и аккуратностью. Практическое Дао пришло к ней как итог пяти лет других практик. Немецкий ум не мог взять в толк, для чего вообще нужны всякие медитации и призывы, но слушать странницу хотелось не прерываясь, ведь интересно слушать повидавшего полмира путешественника. Так вот, Лойе попался учитель, его наставления развеяли туман непонимания, и странница вступила на дорогу, уходящую «с поверхностного мира в мир внутренний».

Многое из того, что Дима слышал, он не понимал вполне. У него складывалось произвольное представление, образ, не соединявшийся с представлением о жизни и роли женщины. Упорством, с которым Лойя шла к цели, мог бы похвастаться любой отважный мужчина. Она могла не спать сутками и при этом сохранять остроту восприятия. Умела сосредотачивать жизненную силу на одной-единственной мысли и выжимать из нее суть, как выжимают масла из растений.

Еще Диме понравился пассаж, в котором странница описывала, как она конструирует воображение и долгое время удерживает мысленные формы нерушимыми. С ее слов, так достигается прямой подход к воротам мира реального: через эти двери форма начинает обретать силу и вес, пока, наконец, не проваливается в наш мир.

Диме казалось, что собеседница хвастается, но не так выпукло и откровенно, как если бы хвастал он сам. Вдобавок такое поведение делало ее внешне привлекательной, несмотря на то, что азиатский тип был молодому человеку не по вкусу. Он поймал себя на том, что любуется ее словно выточенным из слоновой кости профилем, силой ее внутренней настойчивости, застывшей в грациозных изгибах лица-маски: самоконтроль делал невидимыми чувства, ничтожная часть эмоций проступала в мимике губ, едва заметных поворотах головы. Оттого казалось, что ее скроенная по точным пропорциям человеческого лица внешность – это заслон печи, за которым пылает огонь. Природы этого пламени Дима не понимал, но нашел интересным, что осознает такую необычную вещь. Сам он только что вышел изо льда – оценить тепло ему было и просто, и приятно.

Вдруг по лицу азиатки прошла волна. То ли она собиралась что-то сказать, то ли, напротив, умолчать. Возникшая нерешительность привела в действие космические обстоятельства. Их обоих вдруг заметили.

Хотя до этого казалось, что время прервало ход, а команда корабля впала в сон. Теперь же стали слышны резкий крик чаек и усилившаяся волна: руп-руп-ру-у-уп – набегало на борт японского судна. По трапу быстро побежали наверх две пары ног и послышался рокот отрывистых японских фраз:…кашо,…муши,…маро. Перед возникновением людей на верхней палубе в воздухе отчетливо раздался щелчок снимаемого с предохранителя оружия.

– Стань невидимым! – скомандовала Лойя и встала прямо напротив решетчатых дверей, за которыми располагался секретный груз. Дима ничего не понял и невидимым не стал. Как только фигуры показались, два ствола автоматического оружия немедленно нацелились на юриста.

Он невольно повернул голову посмотреть на Лойю; она была на том же месте и замерла, но охранники будто бы ее не видели. Один из них, рослый, с какой-то химической прической на голове, смотрел в сторону Лойи, но не подавал никаких признаков того, что хоть кого-то видит на той части палубы.

Когда его уводили, схватив за обе руки, он непрестанно оглядывался на то место и недоумевал, что к стоящей там неподвижно женщине никто не обратился, не подал ей никакого знака – будто ее совсем там не было. Самому же вымолвить слово, выдать присутствие другого незваного гостя на этой палубе никак не получалось. В детстве Дитер запросто ябедничал на нашкодивших мальчишек из класса с тем, чтобы выгородить себя. За это его не любили. С возрастом желание очернить другого не пропало, но он стал это контролировать – в такие годы многочисленные враги были ни к чему. Но негодование… куда его денешь?

За такое нарушение полагалось наказание, но здешнее руководство не могло придумать метод. Они запросили берег, те сказали, что надо узнавать у натовцев. Те двое, что уводили Диму, и были агентами, решить, однако, сами ничего не могли. Стали связываться с командным управлением: необходимо было допросить Диму, не является ли он агентом спецслужб. В самом разгаре дискуссию в капитанской рубке прервал звонок Тасико. Диме задали несколько формальных вопросов, вывели наружу, поставили под камеру видеонаблюдения и пристегнули наручниками к рейлингу. Так он провел два часа, пока длилась дискуссия по его вопросу. Вечерело, и задул норд-ост.

«Только представьте, – размышлял узник, – устроили теперь наказание ветром! Холодом мучили, теперь так вот, а там, глядишь, подожгут; закалюсь, как их японский меч. Изрублю всех этих досадных людишек – сдались мне их военные секреты… Когда же, наконец, Австралия… Испариться, уйти от всех этих зануд…»

Неприятный след оставила в который раз вернувшаяся мысль, что и в Австралии, и в Зеландии, и на самом Южном полюсе найдутся типы, которые будут раздражать своим неверием, чопорностью.

Ты сам такой

Еще час спустя холодный ветер пробрался под ребра. Как раз тогда откуда-то сверху послышался знакомый голос.

– Не оборачивайтесь. Говорите, не глядя в эту сторону, вас видят в капитанской рубке. Я скину вам одеяло, но вы должны сделать так, будто подтащили его ногой от стены.

– Почему они не взяли вас?

– Не увидели… Не стоит много говорить, вот…

Неподалеку на палубу упало легкое одеяло, но дотянуться до него было невозможно. К тому же, ветер с каждым новым порывом отодвигал кусок материи дальше.

– Сейчас спущусь… – тихо проговорила Лойя.

– Увидят! – воскликнул Дима.

Ответа не последовало. В сумерках возник ее силуэт, все так же облаченный в просторные темные одежды. Женщина бесшумно проскользнула по трапу, подхватила одеяло и бросила его Диме. Тот едва успел схватить.

Когда он взглянул в ее сторону, там никого уже не было. Недолго думая, Дитер укутался и наконец почувствовал тепло. Голос снова зазвучал сверху.

– Заправьте одеяло в штаны, так они долго не поймут, что на вас что-то надето…

Он последовал совету и обернулся-таки посмотреть, где прячется Лойя. Сумерки не позволяли видеть четко, а из-за разыгравшихся волн услышать ее передвижения было невозможно.

– С чего вдруг такая забота? – не выдержал Дима.

– Ближе к ночи я принесу теплое питье, – прозвучал ответ.

Перспектива провести ночь на открытой палубе да при таком ветре казалась убийственной.

– Они думают, вы из немецких спецслужб, – продолжала Лойя.

– Пусть думают, что хотят… мне надо сообразить, как бы отсюда перейти хоть куда-то внутрь, может пойти дождь, и мне крышка. Доктор на острове предупреждал не купаться, не переохлаждаться…

– Я знаю, – неожиданно прервала Лойя, – подождите час, я попробую устроить.

Дима кивнул вместо ответа. Как здорово было знать, что хоть кто-то небезучастен. Когда означенное время настало, Дима замерз окончательно. Это он понял, несмотря на полное отсутствие дрожи или болезненных ощущений. После “остановки солнца” все чувства, порождаемые холодом, атрофировались. Свое состояние узник мог различить по наступающему безразличию: постепенно все делалось одинаковым – жизнь и смерть, холод и тепло, ночь и день. Ему становилось безразлично происходящее вокруг и внутри него самого. Это был опасный симптом. Вероятно, и Лойя поняла это.

При смене вахтенного к Диме подошел долговязый охранник и отцепил узника от рейлинга. Двигаться юрист уже не мог.

– Не валяй дурака, пошли! – скомандовал натовец. Пару раз он приподнял Диму, но тот неизменно валился назад. Долговязый позвал подмогу, и скоро обессиленного немца потащили в его же каюту. Что при этом делала Лойя, неизвестно. Однако только охранники защелкнули снаружи дверь, она каким-то образом проникла внутрь каюты с большим термосом в руках.

– Это травы для согревания. Теперь до конца жизни вы должны их пить.

Дима безвольно кивнул головой, продолжая полусидеть-полулежать на своей железной кровати. Его стал бить озноб – первый признак, что он приходит в себя. Лойя держала кружку, наполненную горячей жидкостью, и с ложечки стала поить узника. К ее удивлению, он не заснул, хотя напиток должен был вызвать глубокое расслабление.

Странности

Он и не был до конца в сознании. Он принялся бредить, и Лойя могла слышать, что он упоминает другую особу. Дима повторял по-немецки – Анн, Анн, что явно было именем. Глаза он держал полуприкрытыми, и новые порции чая никак не справлялись с его болезненным бдением. Когда же он умолк, Лойя отошла к двери, открыла ее ключом и бесшумно вышла. Хотя она сделала все, не произведя ни звука, Дима, как только она вышла, открыл глаза и тихо ее позвал.

После тотального обморожения с ним стали случаться такие вещи: в обычную вереницу мыслей будто бы проникал сверхразум, и Дима мог обозревать, что происходит вокруг него, невзирая на то, что глаза смотрели только в одну сторону. Он мог объять все мысли: и ту, которая была в фокусе внимания, и ту, что ей предшествовала. Голова представлялась ему сильно разросшимся корнем дерева, пустившим отростки во все стороны. В такие моменты становилось ясно: то, о чем он думает, – это давно использованные идеи, до него сотни раз жившие в чужих головах. Их применяли в похожих ситуациях, но действия были игрой на одной и той же площадке. Дети могут перетаскивать игрушечные грузовики, запускать пластмассовые ракеты и возводить башенки из песка, но со стороны видно, что малыши не выходят за границы крохотной зоны, пусть даже им и кажется, что внутри нее умещается целый мир.

Делалось досадно, что Дима, как ребенок, принимает площадку за что-то большое и значимое. Все корневища – это сложный узелок, но он лежит на чем-то до того бескрайнем, необозримом, что становится страшно и хочется быстро зажмуриться.

Теперь, лежа в своей каюте, он испытывал это расширение, хотя глаз закрыть не мог. Кто знал, что на застуженное тело трава Лойи окажет прямо противоположное воздействие. Так вот, на этом этапе расширения он обыкновенно убегал, прятался, не хотел ничего знать. Но не в этот раз: глаза можно было только зашить – сами они не закрывались. И если обычно открытые глаза означают способность видеть, у Димы этого дара не оказалось. Зрение изменяло само себе. В голову неудержимо рвалась бесконечность. Молодой юрист стал слабо звать на помощь. Голос слушался его неохотно, срывался на хрип и был неразличим из-за усиливающегося шторма.

Когда Лойя снова вошла в его каюту, Диму она не нашла. Женщина думала, что, очнувшись, юрист удивится, как ей удалось проникнуть сквозь дверь, запертую охранником… Теперь же она сама удивлялась, как он вышел через закрытую дверь. Разгадка не заставила себя ждать. Из-под кровати послышался слабый стон. Голос произносил ее имя. Женщина бросилась спасать утопающего в бесконечности. С ней по-прежнему был удивительный чай, только больной с широко раскрытыми глазами отрицательно крутил головой. Странница принялась шлепать его по щеке, шептать что-то успокаивающее. В замке задергался ключ, за дверью оказались двое. Лойя отпрыгнула к дальнему углу и замерла.

– Ты погляди, посинел весь, – произнес первый вошедший.

– Недолго вроде его экспонировали на палубе, – отозвался второй. – Эй ты, турист, готов отвечать, зачем оказался на нашем судне? Мы знаем про твоего покровителя – Тасико Имото. Знаем… – голос говорившего прервался. Наконец охранники увидели, в каком состоянии Дима, и стало понятно: на их вопросы никто не ответит.

– Может, он по жизни больной? – предположил длинный, смугловатый охранник, но сказал так, что сам в сказанное не поверил.

– Вот так уйдем, ничего не узнав, ты что! Хоть что-то пусть выдаст, утром отчет посылать, и опять ноль. Британцы его заберут, им-то он расскажет куда больше…

– Пусть они и разбираются.

Длинный был недоволен. Час назад его расспрашивали куда больше, а теперь, когда стал понемногу отходить, снова на него валили проблему. Его напарник только покачал головой, показывая, что так дело не пойдет. Он передал по рации просьбу о докторе и дернул плечом, когда длинный хотел удержать его от такого шага.

– Врач здесь не наш… если потом выяснят, что держали немца на холодной палубе, ни тебе, ни мне несдобровать, – особенно нервно заговорил длинный. Но напарник, который стал краснеть и злиться, смолчал и на этот раз.

Длинный подошел к Диме и похлопал по щекам, без видимых последствий для последнего. Тогда страж подтянул стол ближе к кровати, уселся и глубоко вздохнул. За этим последовало внезапное озарение – он тронул раскрасневшегося коллегу и показал ему диктофон, намекая на что-то. Красный остался безразличным к идее и был поглощен самобичеванием из-за оплошности с «холодной палубой».

– Итак, – произнес длинный, перейдя на английский, – ваше имя Дитер Вермштрубе, это мы записали…

Последовала пауза, во время которой слышны были только злые волны, шлепающие о борт. Длинный не унимался:

– Вы находитесь в розыске в Германии, а с поступлением информации о вашем появлении на территории Японии генеральное консульство ФРГ направило просьбу на экстрадицию и проведение расследования на территории вашей страны. Это официальная сторона… Но здесь видно несоответствие, мистер Дитер. Вашу фотографию два часа назад опознал офицер Международного корпуса ООН по контролю за наркотрафиком и незаконным оборотом оружия – британец Эдмунд Стросс. Он утверждает, что видел ваше лицо во время проверки судна «Скайбриз». У вас есть что сказать на это?

Допрос вопросом

Красный делался пурпурным. На его глазах коллега разыгрывал дурацкий спектакль, и они оба хорошо видели, что допрашиваемый не в состоянии отвечать. Но чем больше злился один, тем неистовее становился второй. Длинного несло, как корабль в бурю. После каждой короткой паузы, когда Диме следовало отвечать, дотошный следователь давал комментарий: «Отказываетесь отвечать? Боюсь, это не пойдет вам на пользу…» или «Молчание не лучший способ снять с себя подозрение». Затем он продолжал свой монолог.

Из-за включенного диктофона коллега не решался заткнуть ему рот, но стал пихать, махать ладонью перед его лицом – ничего не помогало, азарт новоиспеченного обвинителя только набирал обороты. Непривычная сила как будто изнутри толкала речь. Длинный на ходу выстраивал гипотезы, пробовал их опровергать, снова и снова призывал Диму к ответу.

В дверях каюты показался корабельный доктор, но и он остановился, видя, какой оборот приняло дело с допросом. Красный охранник теперь становился красно-фиолетовым, ему было стыдно перед доктором – до сего дня он и его говорливый коллега слыли на корабле персонами, облаченными силой и тайной, особые гости, представители Североатлантического Альянса. Когда же один начинал вести себя глупо и безоглядно, тень падала и на другого.

– Хватит! – наконец не выдержал красный, озираясь в наступившей вдруг тишине. – Я хочу сказать, что теперь вопросы буду задавать я, моя очередь. Но настаиваю, чтобы прежде доктор осмотрел господина Дитера Вермштрубе.

Доктор опомнился и засуетился. Это был совсем лысый человек пожилого возраста, производивший носом непрерывные нюхательные движения.

– У вас тут что, женщина? – на удивление обоих охранников, спросил доктор.

– На судне нет женщин.

– Да, из лишних только этот немец и все, никаких женщин… – повторил вслед за красным его разговорчивый коллега и рассеянно заулыбался, предположив, что доктор тонко иронизирует над потерявшим самообладание военным. Все время, пока шло обследование, длинный пребывал с ехидной улыбкой на лице и не спешил выключать свой диктофон. Красному было небезразлично, что с узником и как скоро тот вернется к нормальному состоянию. После успокоительного укола Диму уложили, и все трое стали ожидать результата, но никто не мог сказать, спит он или бодрствует.

– Что он такого натворил? – поинтересовался доктор.

Длинный объяснил, что в интригу вовлечен «Исхацу Корп.», и надо разузнать, чьи интересы мешают этой японской корпорации развиваться на рынке. Вернее всего, Исхацу опробовало на Диме новый вид воздействия с целью подготовки того к десанту в Антарктику, где придется жить в условиях постоянного холода. Теперь надо подытожить, ведь судно плывет в Австралию с грузом НАТО, но знает об этом только команда и совсем мало кто на берегу.

– По-видимому, Исхацу пробует подкосить интересы конкурентов, – резюмировал врач.

– Я всю жизнь на море и скажу вам, господа, что вся борьба в наши дни сместилась сюда. Сорок лет назад никто политикой здесь не занимался. Мы возили рыбу, нефтяники – нефть, военные к нам близко не подплывали; мы не знали их – они не интересовались нами, все было понятно. Сейчас кругом пираты, жулье распродало награбленное и рванулось в море – кто, как не они, почуяли, что здесь завелись серьезные деньги? Оружие поменялось. Раньше все из металла делали, теперь человека в ружье превращают: по-видимому, этот молодой человек испытал травматический шок, что-то не так с его сосудами, из него хотели сделать марионетку… Говорю вам, что-то не так!.. Обыкновенно на Хоккайдо в зиму такое можно наблюдать у рыболовов, да и то зима суровая должна быть. Два раза всего такое вот видел – но так мы же к экватору плывем…

Красный слушал внимательно. В речи доктора он уловил три факта, и ему было невтерпеж отыграть свою партию:

– Вы думаете, или можно доказать? Вот что расширенные сосуды – это можно задокументировать?

Доктор утвердительно кивнул.

– А может, он принимал наркотики? Такие, специальные: мозг отключается, и все команды идут из удаленного центра управления? Биоробот, одним словом. Вы посмотрите на него – он на робота похож…

– Такое мне неизвестно; в мое время не было чудес.

Теперь уже длинный с недоумением смотрел то на коллегу, то на доктора, продолжавшего нюхать воздух.

– Странно как, – будто самому себе и много тише прежнего проговорил доктор, – на корабле женщины нет…

– Может, это чай так пахнет, – наконец вставил длинный, – пахучий чай, не наш… Должно быть, немецкая химия!

Он держал в руках открытый термос, из которого едва заметно шел пар. Доктор уже открыл рот для вопроса, но раздался рваный сигнал рации на поясе у красного. Тот резко выхватил микрофон и поднял указательный палец другой руки, чтобы все молчали. Парней вызывали на связь с патрульным кораблем, который через час-другой должен был подойти к их судну. На катере находился лейтенант Эдмунд Стросс – человек, который знал о прошлом Димы.

Британец

Совсем скоро после первого визита на «Робокол» на Эдмунда вышел необычный человек. Всего более лейтенанта изумляло, как ловко незнакомец с берега может связываться с ним, держать его под контролем и воздействовать на него, пехотинца, блюстителя нормативов морского права. Месяц или более сэр Стросс сопротивлялся незнакомцу, представившемуся как Энрике. Со слов обманщика, обитал он в Шотландии, и работа его была тесно связана с изучением морского дна. В электронном письме Энрике, которому Эдмунд не захотел верить с самого начала, описывались любопытные явления в океане: в частности, неровность поверхности морской глади, на которой встречаются горы и впадины, а вовсе не ровное ее однообразие, какое видится с палубы.

…Неравномерный рельеф, писал Энрике, обусловлен разной степенью гравитации морского дна, – абсурда, подобного этому, Эдмунду не приходилось слышать ни в академии, ни в походах, где он встречался с представителями разных проявлений морского уклада жизни: нефтяными магнатами и торговцами поддельным оружием.

Как и положено, Эдмунд не ответил на письмо, а направил в штаб служебный рапорт с сообщением, что его пытаются вербовать неизвестные на берегу. Перечислил все факты, указал электронный адрес Энрике и сделал запрос – что предпринимать в этом случае. В тот же день из штаба пришел ответ, что Энрике Сонберг – заслуженный профессор и даже номинировался на Нобелевскую премию. Теперь он тесно сотрудничает со структурами ООН в области охраны дна мирового океана. Но из-за неаккуратности лейтенанта Эдмунда, который «засветил» свою почту в социальной сети, теперь кто угодно сможет писать на адрес лейтенанта.

Единственной рекомендацией было сменить адрес и дружески порекомендовать г-ну Сонбергу найти более подходящую кандидатуру среди военных, которые, «безусловно, должны сотрудничать с учеными и всеми, кому небезразлична сохранность мирового океана». Список «правильных» военных прилагался.

Эдмунд Стросс почувствовал укол совести, но поступил, как ему указали. На следующий день Энрике Сонберг снова напомнил о себе через коллегу лейтенанта. Тот стал разузнавать у Эдмунда о связи с известным ученым.

– Сейчас об этом только и говорят! – провозгласил коллега-пехотинец в ответ на изумленный вопрос лейтенанта. – Ты его технический консультант, боевая морская единица. Смотри не ударь в грязь лицом! Нас привлекай, не загребай себе всю славу. Работы, поди, много предвидится.

– Да что за чушь? – потерял терпение Эдмунд.

Приятель нагнулся к его уху и прошептал, что следовало бы почитывать тематические журналы, – в последнем выпуске «Sea Explorer» упоминается имя лейтенанта Стросса как помощника и консультанта нового проекта, который перевернет представление о гравитации морского дна.

«Но мы не доложим руководству, что там твое имя без их разрешения… Хотя мог бы сочинить себе псевдоним для работы с посторонними…»

Эдмунд кинулся смотреть интернет-версию журнала, но многие страницы были по платной подписке. Он раскошелился и подписался. О невидаль – там и правда было его имя! Но главное – масса нового и любопытного про этого злосчастного Энрике Сонберга.

Дальше все разворачивалось как в романах про шпионов: давление «мягкой силой», жирные обещания и прозрачные, едва уловимые угрозы. Ученый интересовался никаким не дном, а искал некоего человека, с его слов, чрезвычайно опасного. Зло, заключенное в опасном типе, было концентрированным, и даже одна капля была способна отравить океан. Парадокс заключался в том, что мрак рядится в небесные одежды и зовут его ни много ни мало – Сострадательное Око… Это главарь пиратского судна «Робокол». И одно, и другое название Стросс воспринял как насмешку и начал с облегчением думать, что все это тонкий, просчитанный розыгрыш его бывших однокурсников по Академии. Серьезный журнал мог взять такое к публикации, только если им заплатили. Но тут на Стросса свалились деньги.

Первый звонок

Прямо в его каюте, у лампочки для ночного чтения открутился шурупчик, и вся панель с выключателем и проводами вывалилась, чуть не ударив по голове. Но по макушке все-таки засветила увесистая пачка с долларами, которых при пересчете оказалось четырнадцать тысяч триста восемьдесят семь. Изумляясь работе своей памяти, Стросс вдруг увидел мысленным взором цифры телефонного номера из последнего письма Энрике. Номер оканчивался на 14387 – и число это было в письме выделено жирным шрифтом, поэтому и запомнилось. Прямо тогда же лейтенант решился на первый телефонный звонок террористу-ученому. От отчаяния и вопреки уставу.