Раскол Панкеи

Порой парней заставляли облизывать друг друга для пущей страсти и эксцентричности и держать засохшие букеты полевых цветов а-ля «Дикий натюрморт». С каждой минутой творческий аппетит только нарастал. Панки вели себя всё более раскрепощённо. Полуголые, они обозначали углём свои рёбра, втягивая животы; протягивали чёрные ладони в объектив и изображали из себя мучеников Содома. Затем кто-то приволок громадное чучело змеи, благодаря чему возникли колоритные изображения.

Всё это время завороженная Фанси не могла захлопнуть ни аккуратный ротик, ни глаза. Она была просто сражена наповал: настолько музыканты сногсшибательно позировали. Вялые улыбки психов сменяла довольная мимика подонков. Холодное равнодушие следовало за наркотической расслабленностью. Эталоны готики и совершенства. Образцы гениальности и превосходства. Легенды черничных одёжек и кожаных ремней.

Подражание

Везучая Фанси благодарила фортуну и всех богов, какие существовали на самом деле. Теперь она всюду таскалась за любимыми артистами, причём на полных правах, и никто не мог ставить ей замечания. Слова поперёк сказать. Абсолютно все участники относились к ней бережно, и «Панкея» стала для девушки второй семьёй.

Конечно, она обманула Помпею, обмолвившись о том, что её засыпают золотом и всё такое. На самом деле они с матерью жили на её зарплату психотерапевта. Не бедствовали, но и не пировали, как государственная элита или акционеры. Фанси в тайне от своей дорогой мамочки вытащила круглую сумму из отложенных денег на своё дальнейшее обучение. В конце концов, рассуждала Фанси, если мать и решила в неё вложиться, то она способна распоряжаться деньгами по-своему. Девчонка была твёрдо уверенна, что очень скоро Помпея словит грандиозный успех, и они будут шиковать, словно Элвис Пресли или Джон Леннон.

В их группе она ощущала себя некой Беверли Марш. Она знала, что находится под защитой. Мысленно дразнила всех никчёмных блондинок и брюнеток, которые не проникали за кулисы. Она с надменностью высовывала свой алый язык, который облизывал сладкие от газировки губы, и, сморщившись, вертелась перед зеркалом, воображая, что вместо ее отражения перед ней расстилается загипнотизированная толпа.

Девчонка стала ещё критичней осматривать свою внешность. Её не удовлетворял вздёрнутый озорной нос и ангельские локоны невинной нимфы. Ей стали противны и чужды лёгкие сарафаны в вишенку и платья с цветочным принтом. Эта одежда не способствовала самовыражению. Поэтому, привыкнув обкрадывать заначку, она доставала из шкатулки с балериной, которая уже давно не кружилась под мелодию ксилофона, хрустящие купюры и убегала в магазин. Завороженная кружевными чёрными платьями и бархатными лабутенами, она подолгу пропадала в примерочной. Одна покупка влекла за собой другую, и юная готесса не могла остановиться. Она покупала круглые солнечные очки, которые, по её мнению, смотрелись дерзко. Покупала колготки в сетку и кожаные юбки. Напульсники и штаны, усеянные цепочками и кольцами. Покупала шорты и футболки исключительно на шнуровке и считала себя самой отпадной модницей на свете и во тьме.

Мать, которая возилась со своими пациентами, лишь сухо говорила: «Смотри, чтоб твоя дисморфофобия не переросла в нервную анорексию или того похуже». На этом от Фанси отставали, и она превращалась в свободную птицу.

Следующим шагом, который последовал за шмотками, стала косметика. Теперь Фанси не вылезала из «Л’Этуаль», выливая на себя флаконы грубых духов и размазывая на запястьях карандаши для губ. Карандаши для подводки глаз на водной основе. Тональные крема. Чёрные тени. Густую тушь с изогнутой щёточкой. Разумеется, девчонка была новичком в мейкапе, и потому её макияж смотрелся вычурно и безвкусно.

– Бусинка, где ты пропадаешь целыми сутками? – стучалась в её комнату мать.

Но Фанси не слышала стука. В её ушах торчали наушники, а перед глазами проплывали новости со странички «Панкеи» ВКонтакте. Больше девчонка не любовалась куклами «LOL» и лошадками «My Little Pony». Ни о какой дружбе больше не могло быть и речи. Она по уши втюрилась в Помпею, и это безвозвратно. Неизлечимо. Безнадёжно.

Фанси уже третий год вела пятибук, этакий дневник на пять лет, в котором отвечала на девичьи вопросы вроде «Кем бы я хотела быть в следующей жизни?».

Или:

«Если когда-нибудь обо мне напишут книгу, какое название у неё будет?»

Или:

«Когда в последний раз я ела пиццу? С чем она была?»

Или:

«Кому я завидую?»

Или:

«Без какой вещи я не могу выйти из дома?»

Но этим летом она перестала заниматься подобной чепухой, поскольку считала её несерьёзной. Она лишь шастала с Помпеей по ночным клубам, поддерживая его и восхищаясь им. Восторгаясь шоу и беззвучно пукая от колтуна эмоций в животе. Она не сопровождала своего пупсика только в туалет, и то караулила у таблички со схематичным человечком без юбки.

– Ты шикарен! Вылитый Курт Кобейн! – сыпала комплименты она, не подозревая, что сеет семена грядущих ссор.

– Эм, вообще-то я… – прищуривался Помпея, но Фанси не давала вставить ему свои пять копеек.

– Ах! Может быть, мне следует сделать такую же стрижку, как у тебя? – радостно трепетала малышка, несясь в парикмахерскую. Оказавшись в чёрном глубоком кресле, она решала быть ещё радикальней и смелей. – И да, покрасьте мне волосы в фиолетовый, – важно распоряжалась она, балдея от пальцев, массирующих её голову во время мытья.

– Слушаем-с, – отвечал молодой паренёк с голубой чёлкой и ножницами, воткнутыми за пояс. Фанси смиренно подставляла свои кудри под тёплый воздух фена и также смиренно позволяла их состригать. Прекрасные волнистые пряди падали на пол, вызывая эзотерические мысли о мёртвой энергетике и подобной чуши. – Вам не жалко такой красоты лишаться? – с сожалением интересовался парикмахер. – Могли бы купить парик или…

– Нет, пора прекращать быть лапочкой и мурчащим рыжим котёнком. Не хочу производить впечатление кроткой простушки из деревни, – холодно отвечала Фанси, и выходила из салона с фиолетовым каре. Теперь она соответствовала стереотипу стриптизёрши или барыни, которая дует абсент и спит с транссексуалами. – Как тебе мой новый лук? – кокетливо спрашивала она Помпею.

– Он тебе не идёт. Зря обрезала волосы, – угрюмо отворачивался он.

– А, по-моему, выглядишь супер, Фанта! – свистел Везувий.

Фтор также подмигивал красотке, шлёпая её по заднице. Фанси лишь бессмысленно улыбалась и радовалась, что принята и признана. Что она вписывается в стиль компании. Что она – одна из них. Только вот внутри собирался мрачный осадок, который девушка не осознавала и никак не могла распробовать. Что-то щемило ей сердце. Что-то беспокоило её и мешало веселиться на полную.

Сид и Ненси

Помпею всё сильнее злило поведение Фанси. Месяца не прошло с тех пор, как она присоединилась к ним, а уже возомнила себе Сатана знает что! Его раздражали специальные дырки на чулках неуклюжей Братц.

– Ты же не шлюха! – бубнил парень, но его подружка лишь повизгивала в ответ. Его коробило от того, что другие музыканты успели их сосватать.

– Теперь она твоя групи, – ехидно посмеивался Фтор.

– Нет, она заноза в заднице! – тёр веко ватным диском Помпея. Лютая злоба побуждала его к тому, чтобы как следует встряхнуть эту подражалку, но жалость и воспитание запрещали грубо обращаться с дамой. В результате Помпея выбирал более мягкую тактику: – Понимаешь, ты носишь корсеты и леггинсы не потому что хочешь, а потому что это навязала тебе субкультура. Возможно, ты считаешь, что выделяешься, что ты особенная и даже избранная, но это не так, Фанси. Ты слепа. Ты слизываешь все мои идеи. Ты крадёшь мои «изюминки» и всюду носишься следом! – честно признавался он, но Фанси видела только свои чувства.

– Как ты смеешь так говорить? Я же просто тобой восхищаюсь! Я ведь всё для тебя делаю! Я помогаю тебе развиваться, договариваюсь о концертах и плачу за съёмки! – рыдала она.

– Значит, теперь ты вменяешь мне это в упрёк? Быстро же испарилась твоя бескорыстная самоотверженность! – гневался Помпея.

– Ну, прости, прости! – поднимала зарёванное лицо преданная девочка. – Хочешь, я не буду так одеваться? Хочешь, я вообще налысо побреюсь и стану в париках ходить? Хочешь, я всю одежду эту проклятую выброшу? Я же не со зла так поступаю! Просто я люблю тебя… – прокалывалась недотрога.

– Да, – соглашался солист, – той любовью, какой рыбак любит рыбу. Все люди едят то, что они «любят». На самом же деле они эгоистичные подонки, которые ублажают только себя, и срать им на всех! – вслух размышлял он.

– Но ведь всё равно сейчас нет ничего нового, – робко замечала Фанси, – уже все успели раздеться на сцене. Все успели натянуть на себя женские колготки и использовать образ депрессивного революционера. Ты ведь тоже перенял что-то от почитаемых артистов, потому что считаешь их музыку годной, – дрожащим голоском лепетала она.

– А ты ведь чертовски права, – изумлялся Помпея, погружаясь в глубокую растерянность.

Как бы он ни изощрялся, он только производил вариации на тему. «Marilyn Manson», «Rammstein», «The Beatles», Элвис Пресли и прочие, и прочие уже создали яркую массовку, в которой едва ли можно заявить о себе.

– И это нормально, – продолжала Фанси, – ведь детективные сюжеты тоже переносят из романа в роман. Всё новое – хорошо забытое старое, – ворковала она.

– И что мне теперь, в шкуру мамонта заворачиваться? Костями на барабанах играть? – ругался отчаявшийся парень.

– Почему бы и нет? – предлагала свою улыбку Фанси.

– Да даже если мы и используем новые атрибуты, то всё равно не повлияем на мир глобально! – сокрушался её собеседник. – А я хочу сотрясти эту чёртову планету! Я хочу оставить отпечаток величиной с этот сраный суперконтинент! И мои жалкие старания обречены на провал, потому что они не имеют смысла! Вселенной плевать, что будет твориться на нашем шарике через сто или тысячу лет!

– Конечно, милый, – всё нежнее облизывалась Фанси, – моя мама говорит, что конечная цель жизни – это смерть, и во всём важен не результат, а процесс. Всё очень просто! Смысл заключается в осознанности и пребывании в настоящем отрезке времени, – силилась вспомнить умные материнские речи Фанси.

Однажды она даже сама желала ознакомиться с руководством по психиатрии, но тяжёлый кирпич Тиганова оттолкнул её от этой затеи. Комиксы и любовная беллетристика казались интересней сухой теории и обилия сложных термином с окончанием -ия. Сейчас же девушка, пользуясь слабостью и слезами Помпеи, осторожно прильнула к нему, обвила его лицо своими ладонями, уложила его голову себе на колени и начала гладить его волосы цвета спелой ржи. Помпея уткнулся носом в её кожаную юбку и низко засопел.

– Я понимаю тебя, – улюлюкала девушка, – в век постмодерна всем приходится нелегко. Простых упоминаний культовых имён недостаточно. Недостаточно знать графическое изображение ризомы, – рассуждала она.

Помпея погружался в её звонкий канареечный голос. Свернувшись эмбрионом, он чувствовал себя защищённым, а, освободившись от эмоций – расслабленным, словно дедушкин член.

– Спасибо тебе, – бархатно шептал полуголый главарь, – что поддерживаешь меня и веришь, что терпишь грубые упрёки. Я ещё та бестактная тварь…

– Ну, полно-полно. Я тоже была невнимательной, – раскачивалась Фанси.

– Значит, мир? – поднимался Помпея.

– Мир, – блаженно вздыхала та, приближаясь к накрашенным губам.

Помпея, тронутый её лаской, мягко касался щеки девушки, привлекая её к себе, и в следующую секунду целые галактики взрывались от их трепетного и липкого поцелуя.

Пандемия

Фтор угрюмо бродил по улицам, бесцельно слоняясь по городу. Его раздражало, что Помпея диктовал свои правила. На днях этот самоуверенный нахал расписал барабаны наскальными рисунками, раздобыл что-то вроде шкур и назвал сие убожество пародией на первобытное искусство. Самым возмутительным было то, что теперь по комбику Фтора нёсся красный мамонт, покрытый отпечатками пальцев. За ним ещё гнался такой тонкий человечек с копьём. Парень не удивится, если в один ужасный день Помпея загримируется под австралопитека или, того хуже, Адама, покинувшего Эдем.

Конечно, образы древних аристократов удачно комбинировали с названием группы и всё такое, но с порчей инструментов хренов вокалист явно переборщил. Фтор ощущал себя отброшенным на задний план. Использованным презервативом, причём использованным каким-то спидозником. Он, с яростью жуя мармелад, проскользнул в автобус и занял место в конце. В автобусной заднице. В хвосте, где особенно сильно трясёт. Зато перед ним все пассажиры как на ладони, и каждый сидел в наушниках. Прислушавшись, пункер уловил знакомую музыку. Парень сосредоточенно свёл брови к переносице и двинулся вперёд, словно собака, ищущая наркотики. Или оружие. Или взрывчатку. Он осторожно наклонялся к сидящим мужчинам и подтягивался к стоящим женщинам. Тинэйджер с косой чёлкой слушал механических «Неформалов». Крепкий коренастый мужчина качал головой в такт песни «Мой Гитлер». Девица с декоративной собачкой на коленях мирно дремала под «Голого Кена». Даже собака её посапывала.

Общественный транспорт переваривал исключительно их музло, и Фтор, обескураженный и удивлённый, поспешил покинуть толпу фанатов. Не поддался соблазну ублажить своё эго. Но даже ступив на бордюр, навязчивые куплеты не оставили гитариста в покое. Из окон домов лились ноты «Траханья» и «Падали». Молокососы, собравшиеся за гаражами, курили травку под «Шестой секс», а Везувиевские «Каннибалы» не сходили с уст прохожих.

Резко крутанувшись вокруг собственной оси, Фтор поковырял в ушах, но картина не изменилось. Происходящее ему не снилось. Не кошмарилось. Он продолжал барахтаться в океане звуковых волн. И мир барахтался вместе с ним. Мир, который с лёгкостью мог затонуть. Уйти под воду, как великая Атлантида. Только мифический материк, который так досконально описывал Платон, вряд ли существовал. Уж больно сильно его идеализировали. А утопия несовместима с человечеством и его производным. Отсюда, наверное, и название такое отсылающее – утопия.

– Не может быть… – не верилось Фтору.

Неужели им удалось захватить сознание стольких людей и запустить массовую болезнь? Этакую пандемию. Не находя места от признаваемой радости, парень галопом понёсся в «Сахару». Ему не терпелось сообщить обо всём своим френдам. Впрочем, вполне возможно, что они сами натыкались на поклонников, забаррикадированных в наушники.

Когда Фтор проник в их логово, где царила приятная сырая прохлада, то тут же выпалил новости, словно пули из револьвера.

– Прафда? Ты прикалыфаешься! – скептично скурвился Фрикаделька.

– Не преувеличивай! – махнул рукой Пустыня.

– Ха, – победно гаркнул Фтор, – сами выйдите и послушайте, – предложил он.

– Странно. Мы всего пару месяцев болтаемся на малых сценах. Как молва о нас могла так быстро разлететься? – сложил палочки Уроборос.

– Видимо, запись альбома принесла свои плоды, – задумчиво произнёс Помпея, – да и видео с наших концертов заработали сотни тысяч лайков.

– Чума! – потянулся Везувий.

– Нет, не чума, братец, – уселся рядом с ним Фтор, – это панкемия, друг мой. Это панкемия, – изрёк он.

Фуругон

– Что ж, раз мы развернулись до таких масштабов, настало время пуститься в тур, – констатировал Помпея.

– Отличная идея! – зааплодировал Везувий. – И на чём ты пустишься? И куда? И как концерты организуешь, пупсик? – усмирил его пыл. – Или ты всё надеешься на помощь Фанты? Своей гастрольной жены, а?

– Да, как мы будем пиариться? Как продафать билеты? Просфяти, пожалуйста, – просвистел Фрикаделька.

– Так, задачи будем решать постепенно, – вдохнул поглубже Помпея, – и для начала следует позаботиться о транспорте. У кого-нибудь есть идеи? – открыл голосование он.

– Хм… – прижал пальцы к пухлому подбородку Уроборос.

– У моего деда есть старый, но целёхонький фургон, – вспомнил Везувий.

– Здорово! – обрадовался Пустыня.

– Только мой старик лютый скупердяй, так что на его разрешение не фиг рассчитывать.

– Эх, засада, – проскулил фиолетовый колобок.

– А чего сразу засада, тупица? Угоним его – и дело с концом! – рассёк воздух ребром ладони Везувий.

– Ты уферен? – нерешительно переминался фрик.

– Как в своём существовании, – кивнул панк, – старикан уже хилый и полуслепой, вряд ли угон сразу обнаружит. Только через пару-тройку дней, когда мы уже стащить и спрятать его развалюху успеем. Однако действовать лучше ночью или вечерком, когда посторонних зевак нет.

– Ага, ночью ещё больше всяких гопников шастает, – пессимистично заметил Пустыня.

– Ой, ладно тебе, – прогнусавил Везувий, – увести его тачку легче, чем два пальца обоссать! Его хитрость проста как две копейки. Ключ, должно быть, под ковриком или в цветочном горшке хранит. Замок в гараж можем лопатой сбить или вскрыть аккуратно. Короче, мороки немного предстоит.

– Зачем же действовать так радикально? – нахмурился Конг.

– Слушай, толстяк, ты либо с нами, либо на своей спине будешь установку тащить! Поймёшь, наконец, почему улитки и черепахи такие медленные. Ну так что?

– Молчу-молчу, – закрыл аметистовые губы на невидимый ключик Уроборос.

– Вот и славно, – улыбнулся Везувий, – тогда создаём операцию «фурУгон» или просто «У». Для краткости, – пояснил он, – сегодня ночкой я приведу вас к воротам в бедлам, и мы на славу повеселимся, – подмигнул парень.

– О’кей, – хмыкнул Фтор.

– Угу, – пробубнил барибал.

– Я с фами, – подключился Фрикаделька, и будущие разбойники стали смиренно ждать ночной вылазки.

– Я, пожалуй, похраплю, – осведомил друзей фрик, заваливаясь на прохудившийся диван. Пружины жёстко упирались в бок, и парень подумал, что, скорее всего, возникнет синяк.

– Слабак! – подразнил его Фтор, открывая холодильник и вынимая оттуда пакет молока.

Он вылил его в приволочённый из дома миксер, разломал туда один спелый банан с потемневшим концом, разбил два яйца и тщательно взбил ингредиенты. Затем кулинар насыпал две чайные ложки пивных дрожжей, три ложки какого-то порошка и бросил пару кубиков льда. Перемешал снадобье до однородной массы и перелил полученную смесь в жестяную кружку. Сделал большой глоток, стараясь не перекоситься от гадости.

– А твой папаша точно безобидный? – всё ещё ёжился Уроборос.

– Ах, – закатил глаз Везувий.

– Ну, чего ты вздыхаешь? «Ворошиловского стрелка» смотрел? Помнишь, какими злопамятными бывают старики? – докучал чернослив.

От его тупости Фтор даже поперхнулся протеиновым коктейлем.

– Вот умора! – прохрипел он, отплёвываясь и сморкаясь. Теперь в его носу мерзко свербило. – Из-за тебя я даже подавился, – пожаловался он.

В ответ Уроборос только обиженно насупился и замолк до самой темноты.

***

Темнота. Влажная и скользкая. Августовская ночь выдалась промозглой. Ехидный холодок прилипал к телу и больше не отставал. Уроборос держал в руках птичью лопату и напоминал Шекспировского могильщика. Пустыня и Фрикаделька светили телефонными фонариками, а Везувий был кем-то вроде поводыря или экскурсовода. Или навигатора, приказывающего:

«Через шестьсот шестьдесят шесть метров поверните направо».

Или:

«Идите прямо полтора километра».

Или:

«Через сто метров поверните направо, а потом сразу налево, во двор».

Так ночной дозор крался к железной заложнице. К своей будущей карете. К их персональному «лимузину». Пустые улицы отдыхали от шумного народа и пахли свободой. Полной вседозволенностью. В животе Везувия даже затрепетала счастливая лёгкость, мимолётная, но необычайно дивная. Жизнь только начиналась, и он с жадностью вбирал в себя её прелести. Затхлый запах, доносившийся из мусорной кучи. Грифельные лужи, облизывавшие его гриндерсы. Вязкий черничный пудинг неба, лежавший на его плечах.

Вскоре шайка ночных снайперов вошла в тупик. Точнее, наткнулась на пыльные двери косого гаража.

– Мы на месте, – сообщил Везувий, – за дело, – приказал он, уступая дорогу Уроборосу. Тот, шумно вдохнув, врезал лопатовым языком в ржавый замок, но тот не поддался. Только глухой скрежет поцарапал слух.

– Давай ещё раз, – напряжённо гаркнул Фтор. Всё его внимание было обострено, как у кошки, крадущейся к добыче.

– Угу, – прокряхтел парень с антеннами на голове и повторил процедуру. Поджав губы и нахмурившись, он увесисто ударил по замку и, наконец, сбил железяку.

– Отлично! – обрадовался Везувий, словно внутри их поджидало золото.

Парень с азартом раздвинул вредные двери, а Фрикаделька сразу осветил бесхозный хлам: садово-строительную тачку, бензопилу, лишенную цепи, поломанные грабли, рваное покрывало, пару плетённых корзин и гвоздь программы – не нужный старику фургон.

– Вот он, красавчик, – облизнулся Помпея, – где ключ, ты говорил? – обратился он к Везувию.

– Не знаю я. Ищите! – сплюнул красноголовый, и шестёрка взломщиков начала по-мышиному копошиться в узком параллелепипеде.

Конечно, их окружал не подвал Джека Уорнера, в котором воняло, как в общественном сортире, и хранились всякие причиндалы для сексуальных утех, но чёрт мог сломать ногу вполне успешно. Пустыня первым делом заглянул под коврик, вторым – в корзину, третьим – обшарил тачку, но ключа не нашёл. Сии поиски напоминали компьютерную игру с таинственной музыкой, где необходимо найти десять предметов на пёстрой картинке со всякой утварью.

– Почему твоя задница везде? – резко шикнул Фтор, пихая Уробороса. – Хватит под ногами путаться!

– Постойте, – призвал собратьев к тишине Помпея, – давайте мыслить логично…

– Да при чём здесь твоя сраная логика? – не унимался Везувий. – Этот жадный старикашка чокнутый, как Билли Миллиган!

– Раз он сумасшедший, значит, надо думать, как сумасшедший, – рассуждал Пустыня.

– Сумасшедшие не думают! – взорвался Везувий. – Они творят полную херню!

– Да погоди ты, – дёрнулся Помпея, – я чую, что разгадка на поверхности. Гораздо ближе, чем нам кажется, – полушёпотом произнёс он, и все внезапно затихли. Двенадцать глаз хаотично бродили по жестянкам и киркам, но не могли ни за что зацепиться. – Человек, совершая положительный выбор в пользу чего-то, совершает и отрицательный. То есть когда мы решаем заглянуть, к примеру, в сундук, то одновременно решаем не заглядывать на полку. Грабители обычно ищут изощрённые лазейки, пропуская мимо внимания самые очевидные места. Пораскиньте мозгами. Где легче всего отыскать ключи? – теребил подбородок Помпея.

– Хм, – задумался Фрикаделька, обходя фургон, – да фот же они! – подпрыгнул он.

– Где? – подалась гвардия к нему.

И правда, раскладной ключ торчал в замочной скважине как ни в чём не бывало. Оставалось его только повернуть, чтобы открыть машину. Всё оказалось до обидного просто.

– Ну, чего уставились? – опомнился Фтор. – Залезаем, залезаем! – поторопил одногруппников он.

Везувий занял водительское сиденье и на удивление быстро завёл двигатель. Фтор устроился с ним рядом, а остальная четвёрка расположилась на полу сзади.

– Погнали! – скомандовал Везувий, и их карета с тарахтеньем выползла на дорогу.

План «У» завершился удачно.

Новые Пабло Пикассо

– Угнать-то угнали, а что с этим металлоломом делать дальше? – затушил сигарету Фтор.

Уроборос всё ещё дрых после их секретной охоты. Этакая массивная летучая мышь. Остальные парни уже успели выспаться и даже позавтракать примитивными бутербродами.

– Ну, подлатать его надо. Оформить как-то, что ли, – зевнул Пустыня, выворачивая челюсть, – помыть, – добавил после зевка он.

– О, какая же волокита возникнет! – удручённо заныл Фтор.

– Предоставь это дело нам с Помпеей, – подмигнул Пустыня.

– Да с радостью, – отодвинулся от стола панк, – только, умоляю, не расписывайте его наскальными рисунками, о’кей? – поднял бровь он.

– О’кей, – согласился его собеседник, и до захода солнца друзья-ковбои в широких резиновых сапогах начищали фургон до блеска, драили его салон и подолгу копались под крышкой капота.

Тем временем Везувий где-то раздобыл аэрозольные краски в баллончиках и настрогал разных трафаретов.

– Гляди, как умно придумал! – хвастался он Фрикадельке.

– Аха, – гнусаво протягивал тот, натягивая резинки. Эластики. Резиновые тяги.

– Ай, забей, – махал рукой Везувий, разочарованный тем, что его старания не оценили по достоинству.

– Что там у тебя? – спросил потный Помпея, подошедший хлебнуть холодного пивка.

– На, – вручил ему дырявый ватман гитарист.

– Прикольно, – скупо прокомментировал Помпея, – давай сейчас и зальём, – предложил.

– Конечно! – поднялся с корточек Везувий, – пошли, – потащил он Помпею за рукав рубахи так, что тот поперхнулся пивом.

– Подонок! – шутя, выругался парень, но их любезности не помешали слаженной работе.